Глава 23
Небольшое совещание у Пуаро
– А теперь, – сказала Каролина, – девочка отправится наверх и приляжет. Не беспокойтесь, милочка, мсье Пуаро сделает для вас все, что можно.
– Мне бы нужно вернуться в «Папоротники», – неуверенно сказала Урсула, но Каролина решительно пресекла ее возражения:
– Чепуха! Сейчас вы на моем попечении и пока останетесь здесь. Верно, мсье Пуаро?
– Так будет лучше всего, – согласился тот. – А вечером я попрошу мадемуазель… прошу прощения… мадам присутствовать на моем маленьком совещании. Ее присутствие крайне необходимо.
Каролина кивнула и вышла вместе с Урсулой. Когда дверь за ними закрылась, Пуаро сказал, усаживаясь в кресло:
– Все идет прекрасно, обстановка проясняется.
– Но становится все более и более тяжелой для Ральфа Пейтена, – заметил я угрюмо.
Пуаро кивнул:
– Да, но этого и следовало ожидать, не так ли?
Я поглядел на него, несколько сбитый с толку этим замечанием.
Он сидел, откинувшись на спинку кресла, закрыв глаза. Внезапно он тяжело вздохнул и покачал головой.
– Что такое? – спросил я.
– Бывают минуты, когда я тоскую по моему другу, живущему теперь в Аргентине, – сказал он. – Всегда, когда я работал, он был рядом и часто помогал мне. У него был дар натыкаться на истину, не замечая ее, и часто его глупые выводы открывали мне эту истину. Кроме того, у него была полезная привычка вести записки, и это было интересно.
– Если в этом дело… – Я смущенно кашлянул.
– Да, так что? Что вы хотели сказать? – У Пуаро заблестели глаза.
– Видите ли, я читал некоторые рассказы капитана Гастингса и подумал, почему бы не попробовать самому что-нибудь в этом роде. Пожалуй, это единственный случай в моей жизни… Жаль было бы упустить.
Произнося эту речь, я смущался все больше и больше. Пуаро вскочил. Я в ужасе подумал, что он собирается расцеловать меня, по своему французскому обычаю, но он, к счастью, воздержался.
– Но ведь это великолепно! Вы записывали свои впечатления от этого дела по мере его развития?
Я кивнул.
– Épatant! – вскричал Пуаро. – Дайте мне их сию же минуту.
Я не был готов к такому настоятельному требованию и стал напряженно пытаться вспомнить некоторые детали.
– Но… – запинаясь, сказал я, – вам придется меня простить, я иногда… э… переходил на личности.
– О, понимаю. Вы говорили обо мне как о смешном, а может быть, порой и нелепом человеке. Это не имеет значения. Гастингс тоже не всегда был вежлив. А я выше подобных пустяков.
Все еще охваченный сомнением, я порылся в ящиках письменного стола и протянул ему растрепанную пачку. Предполагая возможность издания рукописи, я разделил ее на главы. Накануне вечером я довел ее до второго посещения мисс Рассел. Таким образом, Пуаро получил двадцать глав. На этом мы попрощались.
Мне пришлось посетить пациента, жившего довольно далеко, и я вернулся в девятом часу. Меня ждал горячий ужин и сообщение, что Пуаро и моя сестра перекусили вместе в полвосьмого и Пуаро удалился в мою мастерскую дочитывать рукопись.
– Надеюсь, Джеймс, – сказала моя сестра, – что ты в своих записках был осторожен, говоря обо мне?
У меня отвисла челюсть. Я вовсе не был осторожен.
– Впрочем, это не имеет значения, – сказала Каролина, правильно истолковав мое молчание. – У мсье Пуаро свой взгляд на вещи, он понимает меня лучше, чем ты.
Я прошел в мастерскую, Пуаро сидел у окна, рукопись лежала аккуратной стопочкой перед ним. Он положил на нее руку и заговорил.
– Eh bien, – сказал он, – поздравляю вас, вы очень скромны!
– О! – сказал я растерянно.
– И очень сдержанны, – прибавил он.
Я снова сказал:
– О!
– Гастингс писал не так. На каждой странице без конца встречалось слово «я». Что он думал, что он делал. Но вы – вы оставляете себя на заднем плане, в тени. Только раз или два вы пишете о себе – в сценах домашней жизни, так сказать.
Я слегка покраснел, подметив лукавые искорки в его глазах.
– Но все-таки что вы об этом думаете? – спросил я нервно.
– Хотите слышать мое откровенное мнение?
– Конечно.
Пуаро оставил свою шутливую манеру.
– Очень подробный и обстоятельный отчет, – сказал он любезно. – Вы сообщили все факты точно и аккуратно, хотя и проявили надлежащую скромность касательно вашей роли.
– И этот отчет вам помог?
– Да, могу сказать – значительно помог. Пойдемте ко мне приготовлять сцену для моего маленького представления.
Каролина была в холле. Вероятно, она надеялась, что ее тоже пригласят, но Пуаро тактично вышел из положения.
– Мне бы очень хотелось пригласить и вас, мадемуазель, – сказал он с сожалением в голосе, – но это было бы неделикатно. Ведь все те, что придут сегодня, – подозреваемые. Среди них я найду убийцу мистера Экройда.
– Вы правда верите в это? – спросил я с сомнением.
– А вы, я вижу, не верите, – сухо сказал Пуаро. – Еще не научились ценить Эркюля Пуаро.
В этот момент по лестнице спустилась Урсула.
– Вы готовы, дитя мое? – спросил Пуаро. – Прекрасно. Мы сейчас пойдем ко мне. Мадемуазель Каролина, поверьте, я готов вам служить всегда и во всем.
Мы ушли. Каролина стояла на крыльце с видом собаки, которую не взяли на прогулку.
В гостиной Пуаро все было уже приготовлено. На столе стояли различные сиропы, бокалы и рюмки, а также блюдо с бисквитами. Из соседней комнаты принесли несколько стульев. Пуаро сновал по комнате, то передвигая стулья, то переставляя лампу, потом поправил ковер. Он старался сделать так, чтобы свет падал на стулья, а другой конец комнаты, где, как я решил, будет сидеть он сам, оставался в полумраке.
Мы с Урсулой молча следили за ним.
Вскоре раздался звонок.
– Это они! – объявил Пуаро. – Отлично! Все готово.
Дверь открылась, и вошли гости из «Папоротников».
– Мадам, мадемуазель! – приветствовал Пуаро миссис Экройд и Флору. – Вы очень добры, что пришли. Майор Блент, мистер Реймонд!
Секретарь был весел, как всегда.
– Что тут затевается? – рассмеялся он. – Опыты с научной машиной? Нам наденут манжеты на руки и по предательским ударам пульса определят убийцу? Говорят, такая штука есть.
– Я читал о чем-то в этом роде, – ответил Пуаро, – но я старомоден, обхожусь серыми клеточками. А теперь начнем. Но сперва, – он взял Урсулу за руку и вывел вперед, – позвольте представить вам миссис Ральф Пейтен: они поженились в марте.
– Ральф! В марте! – взвизгнула миссис Экройд. – Чепуха! Не может быть! – Она уставилась на Урсулу, словно видела ее впервые. – На Борн? Мсье Пуаро, я вам не верю!
Урсула покраснела и собиралась что-то сказать, но ей помешала Флора, которая быстро подошла к ней и взяла под руку.
– Не обижайтесь, что мы удивлены, – сказала она, – ведь вы и Ральф хорошо хранили тайну. Поздравляю от всей души.
– Вы очень добры, мисс Экройд, – тихо произнесла Урсула. – Вы имеете право сердиться, Ральф вел себя недопустимо, особенно по отношению к вам.
– Забудьте это, – ответила Флора, ласково погладив ее по руке. – У Ральфа не было другого выхода. На его месте я, верно, поступила бы так же. Правда, он мог бы довериться мне, я бы его не выдала.
Пуаро постучал пальцами по столу и значительно кашлянул.
– Заседание начинается, – сказала Флора. – Мсье Пуаро намекает, что нам не следует болтать. Но все же скажите мне только одно – где Ральф? Ведь вы должны знать?
– Но я не знаю! – вскричала, чуть не плача, Урсула. – В том-то и дело, что не знаю!
– Разве его не арестовали в Ливерпуле? – спросил Реймонд. – Ведь это было в газетах.
– Он не в Ливерпуле, – коротко ответил Пуаро.
– Короче говоря, никто не знает, где он, – заметил я.
– Кроме Эркюля Пуаро, э?… – сказал Реймонд.
– Меня? Я знаю все, – серьезно ответил на его шутливое замечание Пуаро. – Не забывайте это.
Джеффри Реймонд поднял брови.
– Все? – Он присвистнул. – Сильно сказано!
– Вы действительно догадываетесь, где прячется Ральф Пейтен? – спросил я недоверчиво.
– Не догадываюсь – знаю, друг мой.
– В Кранчестере? – рискнул я.
– Нет, – торжественно ответил Пуаро, – не в Кранчестере.
Он не прибавил больше ничего и жестом пригласил гостей сесть. Тут дверь отворилась, вошли еще двое – Паркер и мисс Рассел – и сели возле двери.
– Все в сборе, кворум, – удовлетворенно произнес Пуаро, и я заметил беспокойное выражение, появившееся на всех лицах: верно, всем, как и мне, показалось, что захлопнулась ловушка.
Пуаро, держа в руках лист бумаги, важно прочел:
– Миссис Экройд, мисс Флора Экройд, майор Блент, мистер Джеффри Реймонд, миссис Ральф Пейтен, Джон Паркер, Элизабет Рассел. – Он положил бумагу на стол.
– И что все это значит? – спросил Реймонд.
– Это список лиц, подозреваемых в убийстве, – ответил Пуаро. – Вы все имели возможность убить мистера Экройда.
Миссис Экройд ахнула и вскочила:
– Я не хочу, я не хочу! Я вернусь домой!
– Вы не пойдете домой, мадам, – строго сказал Пуаро, – пока не выслушаете меня. – Он помолчал, откашлялся и продолжал: – Я начну сначала. Когда мисс Экройд попросила меня расследовать это дело, я отправился в «Папоротники» с добрейшим доктором Шеппардом. Я прошел с ним по террасе, где на подоконнике мне показали следы. Оттуда инспектор Рэглан повел меня по тропинке, ведущей к сторожке. Я увидел беседку и, тщательно обследовав ее, нашел кусочек накрахмаленного батиста и пустой стержень гусиного пера. Обрывок батиста немедленно ассоциировался у меня с передником горничной. Когда инспектор Рэглан показал мне список обитателей дома, я заметил, что у старшей горничной, Урсулы Борн, нет алиби. По ее словам, она была в своей комнате с половины десятого до десяти. А что, если это она была в беседке и с кем-то встречалась? А мы знаем от доктора Шеппарда, что в тот вечер он встретил у ворот какого-то незнакомца. На первый взгляд могло показаться, что проблема решена, что этот неизвестный человек был с Урсулой Борн в беседке. На это указывало и гусиное перо. Этот стержень заставил меня подумать о наркомане, приехавшем из-за океана, где героин распространен гораздо шире. Незнакомец, которого встретил доктор Шеппард, говорил с легким американским акцентом, что подтверждало это заключение. Но тут я заметил, что время не совпадало. Урсула Борн не могла попасть в беседку до половины десятого, а этот человек должен был прийти туда в самом начале десятого. Конечно, я мог предположить, что он ждал в беседке полчаса. С другой стороны, вполне возможно, что в беседке за этот вечер произошло два свидания. Когда я пришел к такому выводу, я тут же обратил внимание на несколько многозначительных фактов: экономка, мисс Рассел, утром посетила доктора Шеппарда и проявила интерес к возможностям излечения от наркомании. Связав это с гусиным пером, я пришел к заключению, что этот человек приходил к экономке, а не к Урсуле Борн. С кем же виделась Урсула? Я недолго пребывал в неизвестности. Сперва я нашел обручальное кольцо с датой и надписью «от Р.», потом узнал, что Ральфа Пейтена видели в двадцать пять минут десятого на тропинке, ведущей к беседке, и, наконец, услышал о разговоре в лесу между Ральфом и неизвестной девушкой. Таким образом, я привел все факты в порядок: тайный брак, объявление о помолвке в день трагедии, бурный разговор в лесу, свидание в беседке вечером. Отсюда вытекало, что Ральф и Урсула Борн (или Пейтен) имели все основания желать смерти мистера Экройда, а также неожиданно вскрылось еще и то, что в кабинете мистера Экройда в половине десятого Ральф быть не мог. Тут мы приходим к следующему и самому интересному моменту преступления – кто же был в кабинете с мистером Экройдом в половине десятого? Не Ральф Пейтен – он был в беседке со своей женой. Не Чарлз Кент – он уже ушел. Кто же? Я задал себе дерзкий вопрос: а был ли с ним кто-нибудь?
Последние слова Пуаро торжествующе кинул нам, как вызов, наклонившись вперед, а затем откинулся на спинку стула с таким видом, словно нанес кому-то решающий удар.
На Реймонда это, однако, не произвело впечатления. Он мягко возразил:
– Кажется, вы хотите представить меня лжецом, мсье Пуаро, но мои показания ведь имеют подтверждение, исключая, пожалуй, лишь то, какие именно слова были произнесены. Вспомните: майор Блент тоже слышал, что мистер Экройд с кем-то разговаривал. Он был на террасе и, хотя слов разобрать не мог, голоса слышал ясно.
Пуаро кивнул.
– Я этого не забыл, – спокойно сказал Пуаро, – но у Блента создалось впечатление, что мистер Экройд говорил с вами.
На секунду Реймонд растерялся, но тут же нашелся:
– Блент знает теперь, что он ошибся.
– Безусловно, – подтвердил майор.
– Однако вначале он почему-то подумал так, – задумчиво произнес Пуаро. – О нет! – Он протестующе поднял руку. – Я знаю, что вы мне скажете. Но этого недостаточно. Надо найти другое объяснение. Скажем так: с самого начала меня поразило одно – характер слов, услышанных мистером Реймондом. Меня изумило, что никто этого не заметил – не заметил ничего странного.
Он помолчал, потом негромко процитировал:
– «Обращения к моему кошельку были столь часты за последнее время, что эту просьбу я удовлетворить не смогу…» Вам ничего не кажется в этом странным?
– Ничего, – сказал Реймонд. – Диктуя мне письма, он часто пользовался чуть ли не этой самой фразой.
– Вот именно! – вскричал Пуаро. – Об этом-то я и говорю. Возможна ли такая фраза в обычной разговорной речи? Вот если бы он диктовал письмо…
– Читал письмо вслух, хотите вы сказать, – медленно произнес Реймонд. – Пусть так. Но читал-то он его все-таки кому-то.
– Но почему? Какие у вас данные, что в комнате был еще кто-то? Вспомните: слышен был только голос мистера Экройда.
– Но ведь никто, если он в своем уме, не стал бы читать подобное письмо себе вслух?
– Вы все забываете одно обстоятельство, – мягко сказал Пуаро. – Вы забываете про молодого человека, приезжавшего в предыдущую среду.
Все поглядели на Пуаро.
– Ну да, – подсказал он, – в среду. Сам он не представляет собой ничего интересного, но зато его фирма…
– Фирма «Диктофон»! – ахнул Реймонд. – Теперь я понял. Диктофон! Вы об этом подумали?
– Да, – кивнул Пуаро. – Мистер Экройд собирался приобрести диктофон. Я обратился за справкой в эту фирму и узнал, что он его приобрел. Почему он это скрыл от вас, я не знаю.
– Хотел сделать мне сюрприз, – пробормотал Реймонд. – Он, как ребенок, любил удивлять людей неожиданностями. Смаковал предстоящую шутку, может быть, играл, как с новой игрушкой. Да, похоже, так. Вы правы, такая фраза в разговоре невозможна.
– Понятно также, – добавил Пуаро, – почему майор Блент решил, что в кабинете – вы. Обрывки слов, долетавшие до него, были явной диктовкой, и у него создалось впечатление, что диктуют вам. Тем более что его внимание было отвлечено белой фигурой, мелькнувшей в кустах. Он решил, что это была мисс Экройд, хотя на самом деле он, конечно, видел белый передник Урсулы, пробиравшейся в беседку.
– Хотя ваше заключение блестяще – я бы до этого никогда не додумался, – но оно ничего не меняет, – сказал Реймонд, оправившись от изумления. – В девять тридцать мистер Экройд был жив, раз он диктовал в диктофон. Кент к тому времени уже ушел. Что касается Ральфа… – Он поглядел на Урсулу.
– Ральф и я, – ответила она твердо, хотя ее щеки пылали, – расстались без четверти десять. Он не подходил к дому, я уверена. Больше всего на свете он боялся встречи с отчимом.
– Я не сомневаюсь, что вы говорите правду, – сказал Реймонд. – Я всегда был уверен в невиновности капитана Пейтена. Но надо помнить о том, какие вопросы будут задаваться на суде. Он попал в тяжелое положение, но если бы он перестал скрываться…
– Это ваше мнение? – перебил Пуаро. – Вы считаете, что ему следует явиться?
– Конечно, если вы знаете, где он.
– Я замечаю, что вы не верите моим словам. Но повторяю еще раз – я знаю все: и что означали следы на подоконнике и телефонный звонок, и где скрывается Ральф Пейтен…
– Где же он? – резко спросил Блент.
– Неподалеку, – с улыбкой ответил Пуаро.
– В Кранчестере? – спросил я.
– Вы постоянно спрашиваете меня об этом, – повернулся ко мне Пуаро. – Кранчестер, кажется, стал у вас idée fixe. Нет-нет, он не в Кранчестере. Он… вот.
Пуаро драматически протянул руку. Все обернулись. В дверях стоял Ральф Пейтен.
