Сегодня 14 февраля, Валентинов день, и любовь, чистая, искренняя любовь прямо-таки витает в воздухе. Именно поэтому я оставил конверт с поздравлением вместе с шоколадкой и цветами на уголке горки с фарфоровыми собачками. Это, слава богу, не розы и даже не орхидеи, а самый обычный букет, достаточно яркий, чтобы выглядеть дорогим, но не слишком яркий, чтобы казаться вульгарным.

Открытка тоже выбрана весьма тщательно, никаких шутливых мультипликационных персонажей, никаких сексуальных намеков, никаких клятв в вечной любви и преданности. Мать достаточно хорошо меня знает и этим клятвам не поверит. Самый обыкновенный ритуальный жест, но весьма для нее важный: ведь теперь во время следующего выхода в свет она сможет победоносно поглядывать на своих приятельниц — на Морин, Элеонору или Адель, сын которой и вовсе живет в Лондоне и даже звонит ей достаточно редко.

Нет, мы с мамой не обманываем себя, но все-таки продолжаем игру. Мы играем очень-очень давно; это игра тайных действий и стратегических планов. У каждого из нас имеются свои победы и поражения. Но теперь возникла возможность полностью разгромить и уничтожить противника — именно потому я не могу позволить себе рисковать понапрасну. Мать и без того относится ко мне с подозрением. Да и характер у нее неуравновешенный, как был у Найджела, и становится все более нестабильным. Она еще как-то крепилась, пока были живы братья, но теперь я остался один, и она бережет меня, как своих фарфоровых собачек, и всегда старается не упустить из виду…

Увидев подарки и поздравительную открытку, мать, естественно, выражает удивление. Это тоже часть игры. Если бы валентинки не было, она бы промолчала, но через несколько дней непременно бы отомстила. Уж лучше соблюдать правила и всегда помнить, что поставлено на кон. Я только потому так долго продержатся, что всегда отдавал дьяволу причитающуюся ему долю.

Мои френды в Сети обо мне не забыли. Там целых шесть виртуальных валентинок, множество всевозможных картинок и баннеров, включая один от Клэр, которая надеется вскоре меня увидеть и желает мне в этом году непременно найти свою любовь…

Ну до чего мило с твоей стороны, ClairDeLune! Если честно, я тоже хочу этого и очень на это надеюсь. Но у тебя-то пока другие заботы, и одна из главных — то электронное письмо, которое ты додумалась отправить Голубому Ангелу и в котором рассказала о своей неумирающей любви к нему. Я уж не говорю о тех маленьких сюрпризах, которые ты послала на его нью-йоркский адрес…

Я знал, что пароль Клэр когда-нибудь да пригодится. И теперь я переменил его с clairlovesangel на clairhatesangie, где angie — это миссис Голубой Ангел. Я понимаю, что поступил жестоко. И мой поступок принесет Клэр немалое огорчение. Но поскольку обстоятельства переменились, я все сильнее проявляю нетерпение из-за того, что меня постоянно отвлекают от моей главной цели. Мне больше не нужна армия мышей. Их писк стал меня утомлять. Какое-то время они вносили в мою жизнь приятное разнообразие. И были нужны мне, чтобы построить виртуальную ловушку и засунуть туда наживку; вырастить насекомоядное растение для моих личных целей.

Но теперь, когда мы с Альбертиной вступили в финальный этап игры, ей не стоит даром тратить время в Интернете. Пора ей сосредоточиться на том, что действительно имеет значение, и перейти к стадии tête-a-tête…

Отныне весь badguysrock превратился в наше личное поле сражений. «Сайт на реконструкции» — это сообщение должно удержать большую часть обычных посетителей от вторжения, пока я рассылаю валентинки наиболее упорным.

Ну, о Клэр вам уже известно. У Крисси новый приступ диетической борьбы с собой, она бросила своему организму настоящий вызов. «Потеряйте 10 фунтов за каких-то 3 дня!» Для Крисси 10 фунтов — капля в море, но все же подобное обещание на какое-то время прервет ее непрерывное общение со мной в Сети.

Что касается Кэпа — неосторожное слово в его адрес на одном бандитском форуме, последовавшее за этим приглашение по электронной почте встретиться с этим «френдом» в условленном месте в условленное время, причем в одном из наименее приятных районов Манхэттена…

Но как быть с Альбертиной? Надеюсь, я не слишком ее расстроил. Она, конечно, особа весьма чувствительная, да и недавние события наверняка выбили ее из колеи. Она не отвечает на телефонные звонки, скорее всего, это означает, что она выводит их на экран компьютера. И возможно, сейчас у нее просто ни на что нет сил, а сегодня особенно — ведь вся страна празднует, и праздник этот, хоть и подпорченный оспой торговли, посвящен прославлению истинной и чистой любви…

Но я отчего-то не вижу Найджела в роли ее возлюбленного. С другой стороны, я бы никогда и не смог увидеть его в этой роли. Очень трудно представить, как тот, кто тебя мучил в детстве, покупает букет красных роз, составляет для своей девушки подборку любовных песен или посылает ей открытку-валентинку.

Хотя, может, он все-таки был на это способен? Кто теперь скажет наверняка? Может, он скрывал что-то в тайных глубинах своей души? Ребенком он, безусловно, был замкнутым, мог часами сидеть один в своей комнате и разглядывать карты звездного неба, или писать стихи, или слушать рок-музыку, гремевшую на весь дом.

Найджел Уинтер, поэт. Ну… с первого взгляда вам бы это точно не пришло в голову. Но я наткнулся на некоторые его стихи — тетрадка с ними лежала на самом дне гардероба под кипой одежды черного и антрацитового цвета. Довольно толстая и чуть потрепанная тетрадь в молескиновом переплете, конечно, тоже черном.

Я ничего не мог с собой поделать. Я выкрал эту тетрадку и быстренько покинул место преступления, чтобы потом неторопливо ее изучить. Найджел сначала ничего не заметил, а потом, обнаружив пропажу, решил, что сам ее куда-то засунул. Таких мест ведь сколько угодно — под матрасом, под кроватью, под ковром, — а тетрадка маленькая, неприметная. Я с невинным видом наблюдал, как он рыщет по всему дому в поисках тетрадки, но та была спрятана в надежном месте — в ящике у дальней стенки гаража; Найджел так никому и не признался, что именно ищет. Лицо у него было мрачным и подозрительным, когда он спросил нас, хотя и весьма сдержанно:

— Вы у меня в вещах не рылись?

— С какой стати? А что, ты что-то потерял?

Найджел молча уставился на меня.

— Ну? Так потерял или нет?

Он поколебался, затем ответил:

— Нет.

Я лишь пожал плечами, злорадно про себя ухмыляясь. В этой тетрадке явно что-то для него очень важно, что-то такое, к чему он не хочет привлекать внимание, что желает от всех скрыть. Поэтому он так старательно изображает полное равнодушие, надеясь, наверное, что заветная «потерянная» тетрадка будет спокойно лежать где-то, никем не потревоженная, пока он сам…

Если бы! При первой же возможности я извлек ее из тайника и внимательно рассмотрел. Сначала мне показалось, что это как будто дневник астрономических наблюдений, но потом между столбцами цифр, рисунками планет, комет и лунных затмений я обнаружил и кое-что еще: дневник вроде моей Синей книги, только поэтический…

Поэзия? У Найджела? Ликуя, я читал дальше. Найджел — поэт? Что за шутки? Впрочем, брат всегда казался мне полным противоречий и почти таким же осторожным, как и я сам. Мне было ясно: за его вечно хмурым выражением лица скрыто немало сюрпризов.

Первой неожиданностью было то, что ему, оказывается, нравились японские хайку. Обманчиво простые маленькие нерифмованные стихи. Я бы, скорее, решил, что ему придутся по душе звучные сонеты с четким ритмом и выраженной рифмой, которая гремит и звенит, затмевая порой бессодержательность строк…

Второй сюрприз — это его влюбленность. Найджел, оказывается, был давно влюблен, влюблен отчаянно и страстно. Это продолжалось много месяцев — с тех пор, как он купил себе телескоп, и увлечение звездами дало ему идеальный предлог и право приходить и уходить по ночам, когда вздумается.

Все это было довольно забавно. Я никогда не видел в Найджеле романтика. Но третий сюрприз оказался посильнее двух первых — он сразу же убил в моей душе всякое умиление, и сердце мое забилось в ожидании чего-то ужасного.

Я снова стал перелистывать тетрадь, чувствуя, как похолодели пальцы, а во рту появился какой-то ватный, химический привкус. Конечно, я понимал, что, если Найджел поймает меня за чтением своего дневника, это будет иметь самые серьезные последствия. Но, изучая его записи, я не зря так рисковал, ведь в них содержалось нечто куда более обличающее, чем несколько любовных стихотворений и рисунков. Если бы Найджел заподозрил, что вор — это я, мне достались бы не только тумаки. И если бы кто-то еще узнал то, что теперь знал я…

Только за это брат запросто убил бы меня.