2
– Эвелин…
– Да?
Эвелин Хиллингдон откликнулась словно машинально, без всякого интереса. На мужа она не смотрела.
– Эвелин, ты бы не возражала, если бы мы все бросили и вернулись домой, в Англию?
Эвелин расчесывала свои короткие темные волосы, но, услышав последние слова мужа, быстро опустила руки и обернулась к нему:
– Ты имеешь в виду… Но ведь мы только приехали. Не прошло и трех недель.
– Я знаю. Но… ты бы не возражала?
Она недоверчиво посмотрела на него:
– Ты действительно хочешь вернуться в Англию?
– Да.
– И оставить… Лаки?
Он поморщился:
– Полагаю, ты знала все время, что… ну, что это все еще продолжается?
– Отлично знала.
– Но ты никогда ничего не говорила.
– А что я должна была говорить? Мы ведь все обсудили уже несколько лет назад. Никто из нас не хотел разрушать семью. Поэтому мы решили на публике держаться как супруги. – Прежде чем он успел что-нибудь сказать, она добавила: – Но почему теперь ты так хочешь вернуться в Англию?
– Потому что я дошел до ручки. Я не могу больше этого выносить, не могу! – Обычно спокойный, Эдуард Хиллингдон совершенно преобразился. Он судорожно глотал слюну, его руки тряслись, всегда бесстрастное лицо казалось искаженным болью.
– Ради бога, Эдуард, что случилось?
– Ничего, кроме того, что я хочу уехать отсюда.
– Ты был безумно влюблен в Лаки, но теперь это прошло. Ты это хочешь сказать мне?
– Да, хотя я знаю, что тебе эти чувства недоступны.
– О, давай не будем впадать в мелодраму, Эдуард! Я просто хочу понять, что тебя так сильно волнует.
– Ничего.
– Неправда. Так что же?
– Разве это не очевидно?
– Нет, не очевидно, – ответила Эвелин. – Попробуем ясно описать ситуацию. У тебя была связь с женщиной. Такое случается достаточно часто. А теперь роман кончился. Или не кончился? Может быть, не кончился с ее стороны? Это так? Меня часто интересовало, известно ли Грегу об этом.
– Не знаю. Он никогда ничего не говорил и всегда держался по-дружески.
– Мужчины бывают на редкость тупы, – задумчиво промолвила Эвелин. – Или, может быть, Грег сам имеет кого-то на стороне.
– Он ведь цеплялся и к тебе, не так ли? – осведомился Эдуард. – Ответь мне. Я знаю, что…
– О да, – беспечно ответила Эвелин, – но он цепляется ко всем. Таков уж Грег. Думаю, этому не стоит придавать особого значения. Просто ему необходимо как-то доказывать, что он настоящий мужчина.
– Тебе он нравится, Эвелин? Я хочу знать правду.
– Грег? Я к нему очень привязана, он меня забавляет. К тому же он хороший товарищ.
– И это все? Как бы я хотел тебе поверить!
– Я, право, не понимаю, какое это для тебя может иметь значение, – сухо произнесла Эвелин.
– Очевидно, я это заслужил.
Эвелин подошла к окну, бросила взгляд на веранду и снова вернулась.
– Я хочу, чтобы ты рассказал мне, что тебя огорчает на самом деле, Эдуард.
– Я уже рассказал тебе.
– Разве?
– Ты, наверное, не в состоянии понять, каким диким может показаться собственное поведение, когда временное безумие проходит.
– Я могу постараться и понять. Но сейчас меня беспокоит то, как отреагирует на это Лаки. Она не просто отвергнутая любовница. Она тигрица, у которой есть когти. Ты должен сказать мне правду, Эдуард, если хочешь, чтобы я тебе помогла.
– Если я не уеду от нее в ближайшее время, – тихо сказал Эдуард, – то убью ее.
– Убьешь Лаки? Почему?
– Потому что она заставила меня…
– Что заставила?
– Я помог ей совершить убийство.
Слова были сказаны. Последовала пауза. Эвелин уставилась на мужа:
– Ты понимаешь, что ты говоришь?
– Да. Я сам не знал, что делаю. Она попросила меня купить ей кое-что в аптеке. Я и понятия не имел, зачем ей это нужно. Лаки велела мне переписать рецепт, который она мне дала.
– Когда это было?
– Четыре года назад. Когда мы были на Мартинике. Когда… когда жена Грега…
– Ты имеешь в виду Гейл – первую жену Грега? Значит, Лаки отравила ее?
– Да, и я помог ей. Потом я понял…
Эвелин прервала его:
– Когда ты понял, что произошло, Лаки напомнила тебе, что ты переписал рецепт, что ты покупал лекарство и что, следовательно, вы оба в этом замешаны. Это так?
– Да. Лаки сказала, что сделала это из жалости – что Гейл была тяжело больна и умоляла ее достать какое-нибудь средство, которое положило бы конец ее страданиям.
– Убийство из милосердия! Понятно. И ты поверил в это?
Несколько секунд Эдуард Хиллингдон хранил молчание.
– Не особенно поверил, – наконец заговорил он. – Я примирился с этим объяснением, потому что мне хотелось в него поверить, потому что я был без ума от Лаки.
– А после – когда она вышла замуж за Грега – ты все еще в это верил?
– К тому времени я приучил себя к этой мысли.
– А Грег – ему многое об этом известно?
– Абсолютно ничего.
– Вот в это мне что-то не верится.
Эдуард Хиллингдон окончательно потерял самообладание:
– Эвелин, я должен спастись от этого кошмара! Эта женщина до сих пор напоминает мне о том, что я сделал. Она знает, что я больше не люблю ее – и не только не люблю, а начинаю ненавидеть! Но она дает мне понять, что прошлое связало нас намертво!
Эвелин, шагавшая взад-вперед по комнате, остановилась и посмотрела мужу прямо в глаза.
– Вся беда в том, Эдуард, что ты невероятно чувствителен и легко поддаешься внушению. Эта ведьма делает с тобой все, что хочет, играя на твоем чувстве вины. И я должна тебе сказать, что вина, которая тяготит тебя, – это адюльтер, а не убийство. Ты чувствовал себя виноватым из-за того, что связался с Лаки, и тогда она сделала из тебя орудие задуманного ею преступления и притом смогла внушить тебе мысль, что ты разделяешь ее вину. Но на самом деле это не так.
– Эвелин… – Он шагнул к ней.
Она слегка отступила и изучающе взглянула на него:
– Это правда, Эдуард? Или ты выдумал?
– Эвелин! Зачем бы я стал выдумывать!
– Не знаю, – вздохнула Эвелин Хиллингдон. – Очевидно, я просто стала недоверчивой.
– Давай бросим все и вернемся домой, в Англию!
– Да, вернемся. Но не сейчас.
– Почему?
– Потому что мы должны вести себя как обычно. Ты понимаешь меня, Эдуард? Лаки не должна догадываться о том, что мы замышляем.