47

Старлинг проспала мертвым сном пять часов подряд и проснулась посреди ночи, разбуженная все тем же кошмаром. Она закусила зубами краешек простыни и зажала уши руками, стараясь определить, на самом ли деле она уже проснулась и избавилась от кошмара. Тишина. Ягнята молчат. Когда она поняла, что проснулась, сердце сразу перестало колотиться, но поджилки все еще тряслись. И она знала, что еще секунда — и ее снова охватит страх.

Но вместо страха ее охватил гнев… и принес облегчение.

— Бред! — громко произнесла она и высунула ногу из-под одеяла.

Да, вчерашний день был нелегким! Сначала ей нагадил Чилтон, потом ее оскорбила сенатор Мартин, потом она получила выговор от Крендлера, который к тому же отказал ей в поддержке, потом доктор Лектер играл с ней в кошки-мышки, потом ее чуть не стошнило, когда она узнала подробности его побега, а затем Джек Крофорд отстранил ее от расследования. Больше всего задевало то, что ее почти обозвали воровкой.

Да, сенатор Мартин — мать, и ей нынче не позавидуешь, такое на нее свалилось. Ей, конечно, невмоготу, что полицейские роются в вещах ее дочери. Она, наверное, вовсе не хотела ее обидеть… И тем не менее обвинение, как заноза, не давало Старлинг покоя.

Когда Клэрис была маленькой, ее всегда учили, что воровство — самое гнусное, самое отвратительное преступление, не считая, конечно, изнасилования и убийства из-за денег. Даже непредумышленное убийство лучше, чем воровство.

Еще ребенком, попав в сиротский приют, где много чего хотели, но мало получали, она научилась ненавидеть воровство.

И теперь, лежа в темноте, она вдруг поняла еще одну причину, почему ей так неприятно обвинение сенатора Мартин.

Старлинг знала: все, что бы ни говорил доктор Лектер по этому поводу, было правдой. Она действительно боялась, что Рут Мартин различила в ней что-то дешевое, вульгарное, нечто натолкнувшее сенатора на мысль о воровстве. Вандербильдиха чертова.

А с каким удовольствием доктор Лектер указал бы на классовую неприязнь и с молоком матери усвоенную необходимость подавлять гнев. По уровню образования, уму, напористости, не говоря уж о внешней привлекательности, Старлинг не уступала никаким Мартинам. Но это в ней было. Вне всякого сомнения.

Старлинг была одинокой веткой того генеалогического дерева, у которого вместо корней послужной список: либо награды, либо преступления. Потерявшие все в Шотландии, изгнанные голодом из Ирландии, они всегда тяготели к опасным ремеслам. Множество менее удачливых Старлингов жизнь переломала: одни шлепались на дно общих могил или соскальзывали в морскую пучину с привязанным к ногам ядром; другие — везунки — удостаивались посмертных почестей под дребезжащие звуки бравурного марша, когда зябнувшим от холода на похоронах хотелось поскорее оказаться дома. Некоторых могли даже вспомнить в офицерской компании со слезами на глазах, как пьяный иной раз вспоминает хорошего сеттера. Полузабытые имена, словно из Библии.

Никто из них, насколько знала Старлинг, не отличался особым умом или способностями, за исключением, может быть, одной из ее пратеток, которая оставила потрясающий, прекрасно написанный дневник; она вела его до тех пор, пока ее не сразило «воспаление мозга».

Но они никогда не воровали.

В Америке образование должен иметь каждый дурак, это усвоили все, и Старлинг тоже. На надгробье одного из ее дядей даже высекли, что он умер бакалавром.

Образование стало для Старлинг способом выжить, а конкурсные экзамены — единственным средством борьбы за выживание в те годы, когда она была никому не нужна.

Она знала, что выкарабкается. Что станет тем, кем должна стать. Знала с тех пор, как поняла что к чему: ей не составит труда быть одной из лучших в группе, снискать одобрение, попасть в круг не просто званых, но избранных. Ее не отчислят.

Для этого нужно только много работать и очень стараться. У нее будут хорошие отметки. И этот кореец не загоняет ее на физподготовке. И ее фамилия будет занесена на доску «Высших достижений Академии» за ее выдающиеся результаты в тире.

Через четыре недели она станет специальным агентом Федерального бюро расследований.

И что же, ей всю оставшуюся жизнь придется оглядываться на этого долбаного Крендлера?

Тогда в присутствии сенатора ему явно хотелось умыть руки. Каждый раз, когда Клэрис об этом вспоминала, на нее накатывала обида. Да как он смел подумать, что у нее в конверте нет вещественных доказательств! Каждый раз, когда Старлинг вызывала в памяти образ Крендлера, он представлялся ей в купленных на распродаже солдатских ботинках, как у мэра, босса ее отца, когда тот явился забрать отцовские табельные часы.

Но хуже всего то, что ее представлениям о Крофорде был нанесен удар. Безусловно, он сейчас испытывает такое напряжение, которое вряд ли кому еще по силам. Непонятно, как он все это выдерживает. Послал ее обследовать автомобиль Распая, не обеспечив поддержкой или видимыми знаками власти. Хотя, конечно, она сама напросилась на эти условия, и кто же знал, что она найдет то, что нашла. Но Крофорд обязан был предусмотреть, что может произойти, когда сенатор Мартин увидит ее в Мемфисе. Неприятности были неизбежны. Даже если бы она не нашла эти пакостные фотографии.

Кэтрин Бейкер Мартин лежит сейчас во тьме так же, как и ты. Старлинг на некоторое время забыла о ней, занятая своими собственными проблемами.

И тут же, как в наказание за то, что она посмела подумать о себе, перед ее глазами предстали видения последних дней. Яркие, отчетливые, они вдруг всплывали в памяти — слишком яркие, пугающе яркие, такие яркие, какими выглядят предметы, внезапно выхваченные из мрака вспышкой молнии.

Теперь ее преследовало лицо Кимберли Эмберг. Толстая мертвая Кимберли, она проколола себе уши, надеясь выглядеть посимпатичнее, всячески экономила, чтобы иметь средства удалять волосы на ногах воском, а в итоге оказалась в похоронном бюро. Да еще со снятым скальпом. Кимберли, сестра. Кэтрин Бейкер Мартин, наверное, и не посмотрела бы на Кимберли. А теперь они как сестры, сестры по коже. Кимберли. Вот она лежит в похоронном бюро, а вокруг толпятся эти жеребцы из дорожной полиции…

Старлинг больше не могла этого «видеть». Она пыталась оторваться от этих мыслей, повернуть голову, как поворачивает ее пловец, вдыхая глоток воздуха. Жертвами Буффало Билла были только женщины, он явно зациклился на женщинах, это стало целью его жизни — охотиться за женщинами. Но за ним самим по-настоящему не охотилась ни одна женщина. И ни одна женщина-следователь не видела еще всех его преступлений.

Старлинг подумала, хватит ли у Крофорда пороху взять ее с собой хотя бы в качестве технического специалиста, когда настанет время осматривать тело Кэтрин Мартин. Он ведь сам предрек, что Билл «разделается с ней завтра». Разделается. Разделается. Разделается.

— Забодай меня комар, — произнесла она вслух и спустила ноги на пол.

— Ты что там, соблазняешь какого-нибудь слабоумного, Старлинг? — раздался голос Арделии Мэпп. — Протащила его сюда, пока я спала, а теперь учишь, что делать? Я ведь все слышу, ты не думай…

— Извини, Арделия, я просто…

— С ними надо выражаться более аккуратно, а не так, как ты. Соблазнять слабоумных — это все равно что писать статью для газеты. Им надо все объяснить: что, когда, где и как. Что же касается «почему», то это становится ясно по ходу дела.

— Тебе что-нибудь нужно постирать?

— Мне показалось, что ты спрашиваешь, не нужно ли мне что-нибудь постирать.

— Да. Я хочу заняться стиркой. Так что, нужно или нет?

— Только спортивный костюм, вон там, за дверью.

— Хорошо. Закрой глаза я включу на минутку свет.

Она собрала в корзину грязное белье и отправилась вниз, в прачечную. А сверху в ту же корзину положила вовсе не конспект с материалами к зачету по Четвертой поправке, а папку с делом Буффало Билла сантиметров десять толщиной — сплошная кровь, боль и ужас под картонной обложкой желтоватого цвета с надписью кроваво-красными чернилами. Там же лежала и компьютерная распечатка рапорта Старлинг с отчетом об исследовании бабочки Мертвая голова, уже распространенного по экспресс-связи ФБР.

Завтра придется сдать дело, так что, если она хочет, чтобы в папке были собраны абсолютно все документы, ей придется подшить в нее и свой рапорт. В теплой прачечной под успокаивающий шум стиральной машины она раскрыла папку, выложила часть ее содержимого на полку для чистого белья и стала вставлять в зажим распечатку, стараясь не смотреть на фотографии жертв, не думать о том, что скоро к ним прибавится еще один набор снимков. Сверху оказалась карта, на которой были отмечены места, где были найдены тела жертв Буффало Билла. Это было кстати. И тут она заметила, что на карте имеется какая-то надпись от руки.

Изящный почерк доктора Лектера. Надпись, сделанная поперек Великих Озер, гласила:

Она потратила двадцать минут, чтобы убедиться, что это правда.

Старлинг пошла в холл, где стоял телефон-автомат, и позвонила Барроузу по экспресс-связи. Прочла ему послание Лектера, раздумывая при этом, спит ли Барроуз хоть когда-нибудь.

— Должен сказать вам, Старлинг, что спрос на информацию Лектера резко упал, — сообщил ей Барроуз. — Джек уже рассказал вам о билирубине?

— Нет.

Она прислонилась к стене и закрыла глаза, пока Барроуз разъяснял ей смысл шуточки доктора Лектера.

— Не знаю, — сказал он в заключение. — Джек говорит, что они продолжают изучать архивы клиник, где занимаются проблемами изменения пола. Вопрос только, будут ли они заниматься этим всерьез? Если проверить все документы по делу Лектера, заложенные в память компьютера в том порядке, в каком они в него вводились, то сразу бросается в глаза что вся информация, связанная с Лектером, та, что собрали вы или поступившая из Мемфиса, помещена в отдельные файлы и каждый файл имеет свое название. И все материалы из Балтимора или все данные из Мемфиса или даже и то и другое можно в случае необходимости убрать в долгий ящик, нажав всего одну кнопку на клавиатуре. Мне кажется, что министерство юстиции сейчас как раз хочет нажать эту кнопку. У меня тут есть одна их бумага, в которой куколка, найденная во рту у Клауса, названа… сейчас, сейчас… а, вот: «плавучий мусор»!

— Вы все-таки сообщите Крофорду мою информацию, — сказала Старлинг.

— Да конечно, я передам это на его компьютер. Но его самого мы пока решили не беспокоить. И вы тоже не звоните: Белла только что умерла.

— А, — сказала Старлинг.

— Послушайте, у меня есть для вас и приятные новости. Наши ребята в Балтиморе осмотрели камеру Лектера в психиатричке. Барни очень помог, помните, тот надзиратель. Они нашли медные опилки на головке болта на кровати Лектера. Там он и делал свой ключ для наручников. Держись, девочка! Ваше будущее пахнет розами!

— Спасибо, мистер Барроуз. Спокойной ночи.

Занимался рассвет, рассвет последнего дня в жизни Кэтрин Мартин.

Интересно, что имел в виду доктор Лектер?

Теперь это уже невозможно узнать. Когда она передала ему папку с делом, то думала, что он повеселится, разглядывая эти фотографии, а само дело будет рассматривать как шпаргалку, чтобы поэффектнее рассказать о Буффало Билле то, что и так о нем знал.

Может, он все время лгал ей? Так же как лгал сенатору Мартин? Может, он вообще ничего не знал о Буффало Билле?

Неприятно сознавать, что какой-то недоброжелатель тебя слишком хорошо понимает. Такое случалось со Старлинг нечасто.

Отчаянно беспорядочно, писал Лектер.

И Старлинг, и Крофорд, да и все остальные не раз тщательно изучали карту, где были помечены все места похищения женщин и обнаружения их трупов. Старлинг эти пометки казались неким мрачным созвездием, причем возле каждой звезды стояла дата. Она знала также, что в Отделе криминальной психологии однажды даже пытались наложить на эту карту знаки зодиака, но безрезультатно.

Если доктор Лектер изучал документы дела только ради собственного развлечения, для чего ему тогда эти шуточки с картой? Она представляла себе, как он листает папку и потешается над литературным стилем писавших дело.

Системной связи между похищениями и местами сброса трупов не было. Не было и временной связи с крупными деловыми конференциями, сериями краж со взломом, воровством сохнущего белья и иными преступлениями, за которыми мог бы стоять фетишист.

Вернувшись мыслями в прачечную, она вновь стала водить пальцем по карте под шум сушилки. Вот здесь похищена первая жертва, а здесь утоплено ее тело. Вот место второго похищения, а здесь найдено второе тело. Вот третье и… Стоп! Эти даты, что, перепутаны? А, нет, вторая жертва обнаружена первой.

Да, этот факт отмечен на карте — вот расплывчатая запись. Тело второй похищенной женщины было обнаружено первым. Оно всплыло в Уобаш-ривер в центре города Лафайетт, штат Индиана, чуть южнее шоссе 65.

Заявление об исчезновении первой женщины подано в городе Бельведер, штат Огайо. Это возле Колумбуса. А нашли ее гораздо позже в городке Блэкуотер-ривер, штат Миссури, неподалеку от города Лоун Джек. К ее телу был привязан груз, к другим — нет.

Тело первой жертвы было брошено в воду в населенном месте. А тело второй утоплено в реке выше крупного города, где его должны были быстро обнаружить.

Почему?

Ту, с которой он начал, он хорошенько запрятал, а вторую — нет. Почему?

И что должно означать «отчаянно беспорядочно»?

Нет, надо с самого начала… Что там доктор Лектер говорил, с чего надо начинать? О чем думать в первую очередь? И вообще, какой смысл имеет все то, что говорил доктор Лектер?

Старлинг просмотрела свои заметки, которые набросала в самолете, пока летела из Мемфиса.

Доктор Лектер говорил, что в папке с делом вполне достаточно информации, чтобы найти убийцу. «Простота», говорил он. Здесь где-то было о «первом», где же это? Вот, «первый принцип» — это самое важное. «Первый принцип» — это звучало в его устах претенциозной ерундой.

Ей было гораздо легче обдумывать высказывания доктора Лектера, когда она не чувствовала кожей его взгляд. Здесь, в безопасности базы Квонтико, это было несравненно легче. Так. Если жаждать чего-то, мы начинаем с того, что домогаемся вещей, которые видим повседневно, то, может быть, Буффало Билл совершил свое первое убийство нечаянно? Убил кого-то из тех, кто был рядом с ним изо дня в день? Не потому ли он так тщательно запрятал тело первой жертвы? И столь беззаботно обошелся с телом второй? Может быть, вторую женщину он похитил далеко от собственного дома и утопил тело там, где его должны были быстро найти, именно потому, что хотел, чтобы следствие сразу же пришло к заключению, что места похищения выбираются совершенно беспорядочно?

Когда Старлинг подумала о его жертвах, она вспомнила Кимберли Эмберг первой. Потому что она видела ее мертвой и в каком-то смысле чувствовала себя в ответе за нее.

Теперь вернемся к первой жертве. Фредрика Биммель, двадцать два года, из городишка Бельведер в штате Огайо. В деле были две ее фотографии. На первой, взятой из школьного ежегодника, она выглядит просто крупной некрасивой девицей, правда, у нее прекрасные густые волосы и отличный цвет лица. На второй, сделанной в морге Канзас-сити, она уже мало напоминает человека.

Старлинг снова набрала номер Барроуза. Голос его теперь звучал несколько хрипло, но он ее внимательно выслушал.

— Что вы говорите, Старлинг?

— Он, может быть, живет в Бельведере, штат Огайо, там, где жила его первая жертва. Может быть, он видел ее каждый день и убил совершенно неожиданно для себя. Может, он просто хотел… ну, скажем, угостить ее кока-колой и поговорить, скажем, о местном хоровом обществе… А потом сделал все, чтобы хорошенько запрятать тело. А на следующую напал уже подальше от дома. И не особенно старался спрятать труп, хотел, чтобы его нашли раньше первого. Чтобы не привлекать внимания к своему городу. Вы же знаете, сколько внимания уделяется сообщениям о пропавших без вести: ни черта не уделяется, пока не обнаружат тело.

— Старлинг, учтите: поиск по свежим следам всегда приносит больше результатов — люди еще не успели забыть, свидетели…

— Именно об этом я и говорю: он тоже это знает.

— Точно. Вот сейчас, например, в Детройте, там, где жила последняя жертва — Кимберли Эмберг, — просто плюнуть некуда обязательно попадешь в полицейского. Как только исчезла младшая Мартин, снова пробудился интерес к Кимберли Эмберг. Все словно с цепи сорвались. И все роют землю, из кожи вон лезут! Но я вам ничего не говорил.

— Но вы передадите на компьютер мистеру Крофорду про первый город и первую жертву?

— Конечно. Черт, да я всем эту информацию разошлю. По экспресс-связи. Не хочу сказать, что вас не туда занесло, но на этот городишко мы вышли довольно быстро, почти сразу, как идентифицировали труп этой — как ее? — да-да, Биммель. В Бельведере работали наши ребята из конторы в Колумбусе и куча местных. В деле все это есть. Сегодня утром вам вряд ли удастся заинтересовать кого-нибудь Бельведером или какой-либо другой теорией Лектера.

— Все, что он…

— Вот еще что, Старлинг. Мы собираем деньги в детский фонд ООН. В память Беллы. Если хотите, я вас тоже запишу.

— Конечно, мистер Барроуз. Спасибо.

Старлинг достала белье из сушилки. Теплое белье было приятным на ощупь и хорошо пахло. Она прижала его к груди.

А сегодня — последний день жизни Кэтрин Мартин.

А сегодня последний день жизни Кэтрин Мартин.

На глазах у Старлинг вдруг выступили слезы, и она ткнулась лицом в чистое белье. Но теперь она знала, что ей надо делать.