(Малая группа знати на дорогих конях приближается к стене на расстояние голоса, маша в знак мирных намерений бунчуком.)

– Эй, вы, там, на стене! Кто говорить будет?

– А ты кто таков?

– Василий Дмитриев сын, князь Суздальский.

– А это с тобой что за хрен с горы?

– Из пасти-то не воняй, досюда слышно. Это Семен, брат мой, князь.

– Чего надобно, татарская дубина?

– Погоди лаяться. Меня царь отправил.

– А ему чего?

– Непонятка вышла! Перетереть надо.

– Ну дак между ног и три сильней! Уже пробовал?

(Со стены – «Бру-га-га!»)

– Вы скажите, а то непонятно: чего Дмитрий, князь ваш, не показывается, говорить не хочет? Боится? Вас вперед себя умирать посылает?

– Да нету его на Москве! Говорили уже!

– Не верит царь. Боится Дмитрий его суда. Знает свою вину. Страх его взял пред царевы очи предстать, так говори по чести.

– Уехал он из города! Нету! Ну говорю же!

– А чего ж он уехал? Знает свою вину перед царем! Налог не платил, слушать не хотел! А вы его зачем покрываете?

– Это мы его покрываем?! Да мы его вообще вон прогнали!

– Что значит – прогнали?! Как прогнали? Князя?! Куда?..

– Да и хрен его знает, где он есть! Не ведомо то нам! Куда бежал – там пусть и сдохнет!

– Ничего себе дела!..

– Семка, стой, не лезь… Так ты баешь, что князя в Москве нет?

– Так а я тебе о чем!

– И вы эти все дни бились без него?

– Ну.

– Побожись!

– Вот те крест!

(На стене крестится. Под стеной чешет затылок…)

– Да царь-то к Дмитрию пришел! Его наказать хотел! Вы-то при чем? Вас ему на что? Это царское дело, не ваше! Так а вы чего тогда в стенах-то затворились?

– Так а татары ратью подошли. Серпухов вон сожгли. Народ от них бежал.

– Серпухов разорили, потому что Владимир-князь там был. А он Дмитрию брат. А как Владимир бежал – на Серпухов царь другого князя поставит. Вон его, понял?

(Василий Кирдяпа указывает на Семена. Семен важно кивает головой. Рыжая кобыла под ним пляшет, застоявшись.)

– Нам ставить князя не надобно. У нас уже есть новый князь.

– Но-овый?! Это кто ж будет?

– Остей Дмитриев сын. Дмитрия Ольгердовича. В Переяславле что сидит.

– Из гедиминовичей, што ль?

– Ну.

(Братья внизу переглядываются, разводят руками, отъезжают и совещаются с татарской свитой, что-то ей втолковывая. Возвращаются к переговорам. На стене собрался народ, тянут шеи, вслушиваются.)

– Так вы не за Дмитрия бились?

– Да нам хоть он шею сломай! Царь его накажет – народу только в радость.

– Так чего вы сразу-то не объявились? Что против Дмитрия? Значит – вы же за царя?

– Ну. Выходит так… Чего же…

– И Дмитрия неугодного сами прогнали?

– Ну.

– И нового себе князя позвали?

(Наверху прежний переговорщик, в боевой броне, отодвинут властной рукой. На стене появляется меж зубцов разодетый боярин в шлеме с насечкой и берет переговоры на себя.)

– Наш новый князь готов слушать, что скажет царь.

– Так надо же, чтобы ваш князь ярлык от царя получил!

(Начинается осторожное выяснение условий, на которых Тохтамыш признает Остея князем Москвы и вернет москвичам свое расположение. Складывается, вроде, так, что можно договориться и решить дело миром?..)