Сергей Львович Львов
ПИТЕР БРЕЙГЕЛЬ СТАРШИЙ
Художник Питер Брейгель Старший, называемый иногда, согласно старинной традиции, Питером Брейгелем Мужицким, жил в Нидерландах в XVI веке. Большинство современников, как это часто бывает, не считало его великим мастером, ближайшие потомки — за редкими исключениями — либо вовсе забыли его, либо оценивали неполно и неточно. Так продолжалось долгие десятилетия, если не века. Эта несправедливость отчасти объясняется тем, что многие картины Брейгеля, притом едва ли не самые замечательные, оказались при его жизни за прочными запорами и остались неизвестны его современникам, а впоследствии превратностями европейской истории рассеялись по многим странам. Составить себе целостное представление обо всем его творчестве долгое время было очень затруднительно.
Однако чем ближе к нашему времени, тем чаще и решительнее Брейгеля Старшего справедливо называют великим художником, признают, что творчество его обогнало свое время, определило эпоху в развитии нидерландского и всего европейского искусства.
С конца прошлого века и до наших дней на многих языках появляются книги, посвященные Брейгелю. Ныне они составляют целую библиотеку, огромную и противоречивую. Специальная литература возникла не только вокруг наследия Брейгеля в целом, но и вокруг отдельных его картин.
Многолетними кропотливейшими изысканиями с достаточной надежностью установлено, какие картины, рисунки, гравюры, традиционно считавшиеся работами Брейгеля, действительно принадлежат ему. Определена их хронология, отчасти их творческая история, и последующая судьба. Впрочем, споры о принадлежности Брейгелю некоторых работ и о датировках тех, которые признаются подлинными, продолжаются. Существует, наконец, немало трудов, посвященных философским и стилистическим проблемам, связанным с творчеством художника.
Чем внимательнее мы изучаем эту богатую библиотеку, тем явственнее и с тем большим огорчением видим, что жизнь художника остается в тени. О ней рассказано мало и скудно.
Неужели же биография и личность мастера, которого по значению ныне уже единодушно ставят между ван Эйком, с одной стороны, Рембрандтом и Рубенсом — с другой, чье творчество считают одной из вершин великой цепи, соединяющей искусство Нидерландов XVI века с искусством Фландрии и Голландии XVII века, не заслужили внимания, не вызвали интереса?
Разумеется, заслужили. Разумеется, вызвали. Но интерес этот и это внимание возникли тогда, когда на вопросы, связанные с жизнью художника, уже никто не мог ответить.
Питер Брейгель не вел дневника — во всяком случае, такого дневника не сохранилось. Он не писал воспоминаний, быть может потому, что не дожил до возраста, когда в душе человека возникает такое побуждение. Он не оставил даже путевых записок, хотя совершил далекое путешествие, достаточно продолжительное и опасное для своего времени. Его завещание потеряно.
В отличие от своих итальянских собратьев он не записывал ни своих мыслей об искусстве, ни секретов своего мастерства, ни сумм, которые ему платили за картины.
У него были добрые друзья, которые ценили его общество при жизни и горько оплакивали его после смерти. Но и они не сохранили для нас высказываний мастера. Правда, Брейгель, как говорит его первый биограф, был немногоречив. Словом, ни о Брейгеле, ни от Брейгеля не осталось почти никаких письменных документов. Только краткие обозначения цветов на полях набросков, сделанных с натуры, да подписи к немногочисленным рисункам.
Некоторые рисунки с подписями Брейгель, тяжко заболев, уничтожил. Он хотел избавить свою жену от возможных опасностей. Поступок позволяет догадываться, что эти рисунки, видимо, представляли собой отклик на трагические события последних лет его жизни. Он раскрывает черту характера художника — заботу о близких, но нас лишает важных данных об его образе мыслей.
Погибли не только рисунки, уничтоженные самим Брейгелем. Не сохранились и многие его картины, особенно те, что были написаны не маслом на дереве, а темперой на холсте и недостаточно ценились владельцами.
У Питера Брейгеля было двое сыновей — Питер и Ян — и одна дочь, имени которой семейная хроника не сообщает. Сыновья тоже стали художниками, притом известными и более преуспевающими, чем был их отец. Они чтили его память, копировали его работы, варьировали его темы. О некоторых картинах Питера Брейгеля Старшего, о некоторых сюжетах, которые он впервые ввел в искусство, мы узнаем только по их повторениям и вариациям, принадлежащим его сыновьям.
Сыновья могли бы рассказать об отце, но о его характере, о его склонностях и взглядах они сами мало что знали. Отец умер, когда старшему — Питеру было пять лет, младшему — Яну исполнился год. Мать могла бы сделать образ отца живым для детей, но сама она тоже умерла очень рано, когда Питеру Брейгелю Младшему было четырнадцать, а Яну Брейгелю — десять лет. Об отце они могли узнать только от бабушки по матери. Она пережила и своего зятя и свою дочь и воспитывала их детей, которые остались круглыми сиротами. Теща Брейгеля сыграла немалую роль в его жизни: и в юности, когда он был учеником ее мужа, и в зрелости, когда он женился на ее дочери. Но когда подросли сыновья Питера Брейгеля и начали расспрашивать об отце, она была уже стара и многое забыла. А может быть, то, что рассказывала им, не казалось сыновьям существенным — семейные воспоминания, интересные только близким, — и они никому не передали ее рассказов.
Первым биографом Брейгеля стал нидерландский художник, ученый и литератор Карель ван Мандер. Свой знаменитый густо населенный труд «Книгу о художниках» он посвятил жизнеописаниям множества нидерландских и немецких живописцев и графиков, что и принесло ему заслуженную славу северного Вазари. Брейгеля он ценил высоко. Это делает честь его проницательности — ведь важнейших его работ Карель ван Мандер не видел. Но Брейгель не был центральным персонажем его книги, а лишь одним из множества ее героев.
И все-таки мы можем сказать, что если мы знаем о жизни Питера Брейгеля огорчительно немного, то без страниц, посвященных ему ван Мандером, не знали бы, пожалуй, почти ничего. Иногда, отчаявшись получить желанные сведения, ван Мандер восклицал: «Мне охотно, из сострадания, простили бы, что я, добывая сведения о жизни знаменитых живописцев, достиг меньшего, чем хотел, если бы только знали, как много прилежания и труда, даже превышавшего мои силы, я употребил на то, чтобы их получить».
Это относится и к тем усилиям, которые он приложил, чтобы рассказать о жизни Брейгеля. К его и нашему великому сожалению, он смог узнать о ней не так уж много.
Между тем временем, когда жил Брейгель, и тем временем, когда ван Мандер принялся за свой труд, прошли десятилетия. Когда Брейгель умер, ван Мандеру был двадцать один год. Он мог бы познакомиться с художником, но он тогда был еще молод и не помышлял о своей книге. Его книга была впервые издана тридцать пять лет спустя после смерти Брейгеля, и многие драгоценные сведения были к этому времени безвозвратно утрачены. Годы после смерти художника, едва ли не самые драматические в истории Нидерландов, мало способствовали сохранению документов и памяти о мастере, которого при жизни считали лишь одним из многих.
Вот почему биография, написанная Карелем ван Мандером, коротка и содержит много пробелов. На краткость этой биографии сетовали многие, но, кажется, никто не отметил, что сама ее фрагментарность служит косвенной порукой добросовестности автора. В пору, когда он писал, представления о документальной точности были очень зыбкими, источниковедения как науки вообще не существовало. Ван Мандеру легко было бы, как делали авторы многих жизнеописании той эпохи, заполнить лакуны в очерках вольными догадками. Такая биография Брейгеля выиграла бы в полноте, но проиграла бы в достоверности.
Заметим, что даже те современные исследователи, которые строги к ван Мандеру и придирчиво уточняют или настойчиво оспаривают то, что он написал о Брейгеле, в своих построениях отталкиваются от него. Без сведений ван Мандера жизнеописание Брейгеля, даже самое гипотетическое, было бы вовсе невозможно. Ван Мандер дает основу, и покуда она не опровергнута другими источниками (поиски таких источников ведутся давно, но не привели к успеху), все пишущие о Брейгеле так или иначе строят свои гипотезы на этой основе. Не забудем же в начале нашей работа воздать заслуженную благодарность тому, без кого она была бы немыслимой!
Ценнейшим дополнением к краткой биографии, написанной ван Мандером, служат крупицы бесспорных документальных свидетельств. Их так огорчительно мало, что мы можем сразу перечислить все, чем располагаем.
Известно, что Питер Брейгель был принят в Антверпенскую гильдию живописцев в 1551 году. Запись об этом важном событии, по счастью, сохранилась.
Известно, что между 1551 и 1553 годами он побывал в Италии. Это определяется датами под некоторыми рисунками.
В 1563 году Брейгель женился. Запись о его бракосочетании найдена в церковной книге.
5 сентября 1569 года художник умер. Год его смерти написан на его надгробии, установленном впоследствии сыновьями, день и месяц определяются по другим источникам. Вот и все… К ним можно добавить годы создания многих работ, даты которых указаны на 4 рисунках, гравюрах и картинах.
Остальные обстоятельства его жизни восстанавливаются (если о них ничего не сказано у ван Мандера) или проверяются (если о них сказано у ван Мандера) путем сложных сопоставлений и хитроумных догадок с большей или меньшей степенью достоверности. Можно было бы приложить к этой книге список основных расхождений во мнениях касательно главных фактов в жизни Питера Брейгеля и датировок его картин, их было бы, пожалуй, больше, чем мнений совпадающих.
Естественно возникает вопрос: как можно рассказать о жизни, все достоверные и бесспорные сведения о которой укладываются в несколько строк?
Но главное в жизни художника — его творчество.
Биографических данных о Брейгеле почти не сохранилось. Бесконечно жаль. Утрата огромна и невосполнима. Но сохранились его картины, его рисунки и гравюры, выполненные по его рисункам.
Нельзя ли попытаться найти летопись жизни в произведениях художника? Внешние ее обстоятельства, почти всегда драматические, изменение внутреннего мира художника, отзывавшегося на все боли, все чаяния и страсти трагического времени, отразились в его созданиях. Разумеется, на этом пути неизбежны догадки и не исключены ошибки. Но все же идти по этому пути возможно. Пусть мы ничего не знаем с точностью о детстве и юности Брейгеля и лишь немногое о его зрелости. Но мы твердо знаем, что годы его становления как человека, мыслителя и художника пришлись на один из самых бурных периодов истории его страны и всей Европы, на годы отчаянной борьбы, надежд, разочарований и новых надежд, которыми была подготовлена буря первой из европейских буржуазных революций — революции нидерландской. Жизнь Брейгеля от колыбели озарена тревожными огненными отсветами Реформации и Крестьянской войны в Германии, борьбы католиков против гугенотов во Франции, яростным наступлением католической реакции во всех странах Западной Европы, иконоборческим движением и началом восстания гёзов у него на родине. Мы напрасно стали бы искать прямого изображения этих событий в произведениях художника — такой подход был бы наивным и прямолинейным. Но, сопоставляя работы Брейгеля и известные нам исторические обстоятельства, в которых они возникли, мы попытаемся найти в них не столько прямые отражения времени, сколько ощущения и страсти эпохи. В этом смысле произведения художника будут нашим главным источником.
Жизнеописанию, построенному на этой основе, будет поневоле не хватать дат, но в нем, надеемся мы, будет ощущение связи художника и эпохи. Когда речь идет о художнике такого масштаба, история закономерно становится не фоном, не декорацией, а внутренней сущностью его биографии и его творчества.
Брейгель — тема многих искусствоведческих монографий. С благодарностью опираясь на них, автор этой книги не ставит себе целью написать еще одну монографию.
Новые работы о Брейгеле появляются непрерывно. Многие из них пересматривают или ставят под сомнение принятые ранее датировки картин. В этой книге нет ни возможности, ни необходимости приводить все доводы специалистов. Мы принимаем те из них, которые нам кажутся наиболее убедительными.
Особенности и трудности задачи требуют, чтобы читатель видел не только готовую постройку, но и строительные леса. Это значит, что там, где сообщаются сведения бесспорные, о них будет сказано, что они бесспорны. Неизбежные догадки так и будут названы догадками. Наконец, белые пятна — а их в жизнеописании Брейгеля не меньше, чем на картах его времени, — так и будут обозначены как белые пятна.