Исходя из того, что Мадлена жила рядом с театром Маре и была в родстве с автором «Мариамны», кое-кто считает, что она дебютировала на сцене около 1636 года. Никаких доказательств тому не существует. Имя Мадлены не значится в архивах труппы Маре, которой руководил в то время Мондори. Достоверно известно другое событие: Мадлена знакомится с графом де Моденом и с 1637 года становится его любовницей. Мы помним, что Тристан Л'Эрмит был завсегдатаем в графском доме. А сам граф состоит при дворе Гастона Орлеанского, и его путь во дворец Гизов, где живет принц, лежит через Жемчужную улицу. Значит, его встреча с прекрасной Мадленой вдвойне неизбежна.

Эспри де Ремону, графу де Модену (он из графства Венэссен), двадцать восемь лет. Он женат на Маргарите де Ла Бом де Ла Сюз, вдове маркиза де Лавардена; жена старше его. Эта чета богата: ей принадлежит дворец Лаварден в Париже, около Королевской площади, замки Маликорн (в Сарте) и Моден. В 1636 году супруги полюбовно расходятся. Графиня удаляется в Маликорн, граф остается в столице, где его удерживают обязанности камергера Гастона Орлеанского.

Была ли Мари Эрве и вправду разновидностью госпожи Кардиналь, описанной Людовиком Галеви, то есть мамашей-сводней, «матерью актрисы», какой она часто появляется в романах и пьесах XIX века? Заметив, что граф де Моден увлечен ее дочерью, лелеяла ли она надежды на брак и настраивала ли Мадлену в таком духе? Какую-то выгоду из этой связи Бежары, конечно, извлекли, но в общем в ней не было ничего из ряда вон выходящего. Мадлена забеременела от Эспри де Модена и 3 июля 1638 года родила девочку в уединенном домике в Фоли-Реньо, за Бастилией. Зачем понадобились такие предосторожности, не очень понятно, потому что 11 июля ребенка крестят в церкви Святого Евстахия как Франсуазу де Моден. Приходская книга уточняет, что она «дочь Эспри де Ремона, кавалера, сеньора де Модена, камергера двора Месье, единственного брата короля, и Мадлены Бежар». Значит, граф признал ее своей дочерью, несмотря на то, что он женат. Более того: он дает ей имя своего покойного отца, Франсуа де Модена, друга и протеже герцога де Люиня, а крестным отцом делает своего сына Гастона-Жана-Батиста де Модена, которого, впрочем, представляет на крестинах Жан-Батист Тристан Л'Эрмит. Крестная мать — Мари Эрве, которая по этому случаю называет себя «женой Жозефа Бежара, кавалера». У старины Жозефа есть эта слабость — присваивать себе пышные титулы без особых на то оснований, обманывая главным образом самого себя. В тот же год Мадлена получает по дарственной своего любовника, сделанной через подставное лицо, дом в Баньоле. Но в 1639 году идиллия разрушена, и Мадлена возвращается под родительский кров. Граф де Моден, вовлеченный в обширный заговор Гастона Орлеанского, покидает Париж, бросая женщину, которую, может быть, уже и не любит. Во всяком случае, отныне он предпочитает любви политику. Приключение, таким образом, кончается неудачей для Мадлены. Мари Эрве должна отказаться от матримониальных планов. В сентябре 1641 года она теряет Жозефа Бежара. В январе или феврале 1642 года, уже после смерти мужа, она производит на свет ребенка: это Арманда-Грезинда-Клара-Елизавета Бежар, которая станет Армандой де Мольер и из-за рождения которой прольется столько чернил!

Женщины с головой, Мадлена и ее мать после смерти Жозефа пытаются навести хоть какой-то порядок в делах. Мадлена продает дом в Баньоле, который еще не полностью оплачен. Мари Эрве отказывается от наследства в пользу своих детей; они все несовершеннолетние — совершеннолетними тогда становились в двадцать пять лет. Она продает должность помощника смотрителя вод и лесов и старается сделать дом на Жемчужной улице более пригодным для жилья.

В 1643 году Мольер переезжает туда. Он ушел из семьи, но, вопреки распространенному мнению, не порвал с нею. Жан II с детьми в тот же год перебирается в купленный в 1633 году дом на Центральном рынке, «Под образом святого Христофора». Мольер там никогда не жил. Жан II оставался еще в Обезьяньем домике, когда выдал Жану-Батисту 630 ливров в счет материнского наследства, с условием, что тот откажется от права на должность королевского обойщика в пользу одного из своих братьев. Преемником отца станет Жан III; мы еще увидим, что из этого выйдет. Расписка в получении 630 ливров заверена нотариусами Депре и Левассёром и датирована 6 января 1643 года. Это важный документ, поскольку он опровергает досужие вымыслы биографов XIX века, а отчасти и нашего: юноша из почтенного семейства, который пошел по дурной дорожке и вымогает у отца свою долю наследства, чтобы промотать ее с женщиной нестрогого поведения, отцовские проклятия по адресу сына, унизившегося до ремесла комедианта, ненавистные родичи, которые не понимают юного гения и давят его, — и так далее. Все это основано исключительно на туманных фантазиях, натянутых сопоставлениях, сравнениях, выдающих едва ли не полное незнание нравов XVII века и подлинного облика Мольера и Мадлены Бежар. Мольер — настоящий Поклен, в том смысле, что он воспитан в принципах деятельной бережливости, прилежного трудолюбия. Конечно, под влиянием Гассенди он отошел от традиционной морали, которую проповедовали клермонские иезуиты, и подружился с либертинами. Но при всем этом он всегда оставался, и всегда останется, парижским буржуа — разве что за исключением того времени, когда был странствующим актером, да и то!.. Такова же и Мадлена. Она слишком много выстрадала от прихотей своего отца, чтобы не мечтать о порядке. Уже в восемнадцать лет она пыталась купить дом на улице Ториньи и обосноваться в нем. У этой пары самая восторженная любовь к искусству, очевидно, не вытеснила и даже не подчинила себе ни интереса к практическим делам, ни стремления к прочной обеспеченности, ни склонности к добропорядочному существованию, что выражалось в те времена — да и теперь тоже — в заботах о собственности. Мольер как будто порвал со своей средой; он отказался от права на должность, не желает быть обойщиком, слугой короля и поставщиком знатных сеньоров. Мадлена потерпела крах в истории с графом де Моденом. Они оба начинают с нуля. Кто из них кого увлек на театральную стезю, не имеет значения.

Ришелье любит театр и покровительствует актерам. В 1641 году он добивается от Людовика XIII указа, который официально восстанавливает их в правах:

Значит, теперь быть актером не так позорно, как в те времена, когда — по легенде — Луи Крессе водил в театр Жана-Батиста. Этот указ, однако, не появился бы, если бы кардинал не был драматургом-любителем, если бы он не велел единственно по этой причине устроить причудливое театральное помещение в Пале-Рояле. Но все это только видимость. На деле хорошее общество и особенно церковь продолжают относиться к актерам как к прокаженным — или немногим лучше. Жан II Поклен, надо отметить справедливости ради, — вовсе не тот тупой и упрямый буржуа, каким его легко представить. У этого дважды вдовца нет иного развлечения, кроме наживания денег, чем он и занимается. Но он по доброй воле (или почти по доброй воле) выплачивает 630 ливров Жану-Батисту; то, что он ставит условием такой помощи отказ от права на должность, в порядке вещей. Раз его сын не хочет оставаться в деле, пусть все будет договорено до конца, пусть он решает свою судьбу, отдавая себе полный отчет в последствиях этого шага. Жан II человек простой. И все же он не может не понимать, что театр начинает завоевывать себе место в обществе, и не догадываться (поскольку он существо прозаическое), что на подмостках теперь можно зарабатывать деньги. Ему досадно, что Жан-Батист не нашел лучшего применения полученному образованию, пренебрег судейской карьерой, которая перед ним открывалась. Но он смутно, может быть, полубессознательно, чувствует, что его сыну суждено что-то более возвышенное, чем шапочка адвоката. Пусть уж лучше мальчик очертя голову предается своим мечтам и безумствам молодости, чем влачит дни в напрасных сожалениях. У Жана II Поклена больше доброты и проницательности, чем можно подумать. Доказательством тому — нежность, которую Мольер всегда к нему питал, и поддержка, которую он так деликатно оказал отцу под конец его жизни.