Мольер не может быть доволен собой. Конечно, коль скоро он готов писать в духе прециозных салонов, светские красавицы ему аплодируют; но он сознает, что не достигает тут своего прежнего уровня. Он задается вопросом, нельзя ли приспособить свой стиль к требованиям таких чисто развлекательных зрелищ, не погрязая при этом в слащавых пошлостях; одним словом, он думает о новом жанре. И, запершись в отведенной ему комнате Сен-Жерменского замка, он в несколько дней пишет прелестную, совершенно венецианскую комедию-балет «Сицилиец, или Амур-живописец». Люлли сочиняет к ней музыку. Пьеса поставлена при дворе 14 февраля 1667 года с большим успехом. Правда, в балете заняты четыре знатных «мавра» — Людовик XIV, д'Арманьяк, маркиз де Разан и де Вильруа — и четыре божественные «мавританки»: Генриетта Английская (Мадам), герцогиня де Лавальер, госпожа де Рошфор и мадемуазель де Бранкас. Мольер играет дона Педро, сицилийца, а Арманда — невольницу Изидору. Маленького Барона нет среди исполнителей; неизвестно, наказывают ли его так или он бежал из Сен-Жермен. Пьеса полна жизни и скрытой, приглушенной чувственности. Это ночное галантное празднество с музыкой. Начинается оно строчкой, которая совсем не в манере XVII века, но предвещает тихие звуки верленовских гитар:

Скарамуш — это персонаж комедии дель арте, одетый весь в черное, в маске с черными волосами. Дон Педро влюблен в рабыню Изидору. Он решил жениться на ней и потому отпускает ее на волю. Но ее любит Адраст, французский дворянин. Он является под видом художника, которого дон Педро пригласил писать портрет Изидоры. С помощью этой уловки Адрасту удается похитить Изидору. Перо Мольера каким-то — каждый раз новым! — чудом обретает легкость в движении интриги. Комедия так изысканна, что уже на грани прециозности, но не переходит этой грани; она искрится, как шампанское. Само по себе все это особой ценности не представляет, но для зрителя здесь заключено неизъяснимое очарование. «Удивительное предвосхищение стиля Мюссе», — пишет Пьер Бриссон («Мольер. Его жизнь в его сочинениях»), и он вполне прав. В этой маленькой пьесе чувствуются мягкие краски и романтическая фантазия Мюссе. Сцена, где Адраст в присутствии ревнивца рисует портрет Изидоры, на редкость правдива, во всяком случае, для тех, кто держал кисть в руках. Без сомнения, Мольер вспоминает своих друзей-художников, Миньяра, когда ее писал. Изидора, охотно подчиняясь требованиям портретиста, роняет такую замечательную фразу:

Взгляните на портреты той эпохи, и вам откроется тогда весь истинный смысл этих слов.