Часть 5
Спасение мира: новая повестка дня
96
— Понятно, значит, у тебя был план. — Джеб наливает себе чашку кофе.
— Был… — мрачно потупившись, подтверждает Ари. Он не очень понимает, сердится Джеб на него или нет. Иногда Джеб вроде спокоен, а потом раз — и взорвется. Ари ненавидит, когда так случается.
— И ты хотел выкрасть Макс для себя?
— Да.
Джеб прихлебывает кофе:
— Зачем же ты хотел это сделать?
Ари пожимает плечами:
— Не знаю. Я просто хочу, чтобы она была со мной. Я устал бегать за стаей. Мне на остальных плевать.
— Но на Макс тебе не плевать? Она-то для тебя важна? Сколько тебе теперь лет?
— Семь. — Еще и это! Джеб никогда не помнил про его день рождения. — Но я уже большой. Больше тебя.
— Да-да, — Джеб нарочно говорит так, как будто это не имеет никакого значения. — Ари, я тобой горжусь.
— Что-о-о?
Джеб поворачивается и широко ему улыбается:
— Горжусь тобой. Горжусь, что ты выбрал именно Макс. Горжусь, что сам придумал план.
Ари кажется, что солнце засветило для него ярче и льет свои теплые лучи только на его голову. А вдруг это ловушка? И он недоверчиво смотрит на Джеба:
— Правда, что ли?
— Конечно, правда! Тебе всего семь, а ты уже думаешь совсем как взрослый. Это удивительно интересно. Знаешь, что я тебе скажу, мне бы очень хотелось посмотреть, куда это нас приведет. Мы выясним, куда подевалась стая, и, как только ее найдем, ты сможешь привести свой план в исполнение.
— Мой план?
— Вот именно. Твой план похитить Макс. Я тебе помогу. Мы займемся остальной стаей, а ты сам, один, должен будешь справиться с Макс. Куда ты собирался ее запрятать?
— В одно место…
— Ну, эти детали мы разработаем позднее. А пока пойди отдохни. Отдыхай, ешь хорошенько, набирайся сил. Мои люди уже выслеживают стаю.
Ари медленно выходит из комнаты… Если это только все правда…
На него нахлынула исступленная радость. Отец ему поможет! Отец сказал, что он им гордится! И он совсем скоро заполучит Макс! Какой же сегодня все-таки особенный день! Как Рождество, день рождения и Хэллоуин вместе взятые!
97
Ты, дорогой читатель, когда-нибудь… Что, я напрасно спрашиваю? Думаю, что нет. Ты никогда не летал с ястребами. Значит, тебе трудно понять, что это такое. Разве что ты плавал вместе с акулами, и не в парке Мир Моря, а в открытом океане. Это еще с полетом с ястребами может как-то сравниться.
Смотрю на Надж, на ее безмятежное лицо, на развевающиеся за спиной волосы. Мы только что пересекли границу Виргинии и Северной Каролины. Под нами поднимаются Аппалачи, но здесь совсем нет остроконечных вершин, не то что в Скалистых Горах. Аппалачи — это старые-престарые горы, и их сровняло время. Видишь, дорогой читатель, я еще не забыла школьные уроки географии. И даже могу применить их на практике.
Мы летим на такой страшной высоте, что даже воздух здесь сильно разрежен. Близкое солнце печет наши спины и крылья, и куда ни кинешь взгляд, всюду вокруг бескрайнее синее небо. А лучше всего то, что мы примкнули к стае ширококрылых ястребов.
Они сперва разлетелись кто куда, недоумевая, что это за непрошеные уроды с крыльями, но потом осторожными кругами слетелись назад. И теперь мы парим вместе с ними. Нас шестеро, и их двенадцать. На всякий случай я уже нашипела на Тотала, сиди, мол, не высовывайся, и чтоб ни звука. Он забился к Игги подмышку, подрагивая черным носом и перебирая лапками в воображаемой погоне.
— Ништяк! — Газман наклоняет одно крыло, описывая вокруг нас огромный круг.
Душа у меня поет. Всего каких-то два часа назад мы с гиканьем удирали с Анниного двора от высыпавших из грузовиков ирейзеров. А теперь мы свободны, дышим чистым пьянящим воздухом, и летящие рядом с нами существа — их бесстрашие, гордая красота, изысканная грация, их мастерство полета — нам лучший пример для подражания. Пускай мы совсем другие, нельзя не стремиться хоть немного быть на них похожими.
После ирейзеров, неуклюжих, тяжелых хищных идиотов с крыльями, глаз отдыхает, и меня переполняет благодарность Создателю за существование этих птиц.
— Может быть, можно остаться жить с ними, — мечтает Надж.
— Ага, ты ведь у нас обожаешь сырых белок и свеженьких змей, — дразнит ее Газ.
— Ой, совсем забыла! Только не это!
— Так или иначе, друзья мои, с ними мы жить не можем, — я подаю голос авторитетного начдива, — у нас впереди дальняя дорога.
— Вы же говорили, что мы летим во Флориду, — высунулся Тотал.
Ястребы уже привыкли к нашему говору, но на голос Тотала насторожились. Некоторые из них, слегка опустив перья и тем самым изменив свое положение в потоке воздуха, подлетели поближе проверить, что происходит.
Поняв их прием, не могу удержаться и повторяю его до тех пор, пока наконец и мои перья не работают столь же эффективно.
Вылетаем за территорию их стаи, и они провожают нас громким гортанным клекотом. Один за другим мы отделяемся от них, поднимаясь вверх широкими симметричными кругами, а потом перестраиваемся своей короткой и ровной цепочкой.
— Похоже на синхронное плавание, — довольно замечает Газман.
— Нет, это как показательные выступления самолетов на аэросалоне, — возражает ему Игги. — За ними еще потом в небе тянутся разноцветные хвосты. Мы тоже так можем. Только нам для этого кое-чего достать нужно.
— Вот именно, — у Газа разбушевалось воображение. — Серу, например, и…
— И уж тогда-то вся наша «затихорись и не высовывайся» тактика полетит в тартарары. — Кому еще, кроме меня, возвращать их к реальности?!
— Ладно, не будем… — мычит Игги.
И вечно-то я должна их разочаровывать. Ненавижу свою командирскую роль.
— Может, когда-нибудь после… А пока перестройтесь-ка вертикальным строем. — И я первая начинаю маневр. Клык встает прямо подо мной, внимательно рассчитав положение моих ног. Это его персональная паранойя — он терпеть не может прикасаться к чему-нибудь в воздухе.
Под ним Игги, а дальше Газ, Надж и последняя, в самом низу, как белое облачко, — Ангел. И вот все мы шестеро летим совершенно синхронно, и на облака падает от нас одна единственная неделимая тень. Классно!
Не находишь ли ты, проницательный читатель, что кайф наш что-то подозрительно затянулся? Я имею в виду, что никто не позволит мне нежиться в этом неземном блаженстве больше двух минут. Так? Да уж конечно. Тогда слушай, что дальше произошло.
Газзи затеял повозиться и неожиданно дернулся вверх — выбить Игги из равновесия. Ничего нового в этом нет — обычные Газовы штучки и любимая всеми нами игра. Мы миллион раз в нее играли, и нам все не надоело. Мы бы все и сейчас с радостью ее подхватили, если бы Игги не держал в руках… ну, например… говорящего щенка-мутанта.
Но он держал.
И, когда Газ в него впился, пес пулей вылетел в открытое небо. И тут же с отчаянным визгом стал падать, как черный кусочек угля, вниз, сквозь облака, прочь из виду.
98
Ангел рванулась к Тоталу, но он пролетел мимо, и ее пальцы, едва коснувшись его шерсти, сжали пустоту.
— Тотал! — жалобно закричала она, и мы услышали его ответный удаляющийся горестный вой.
«О черт!» — бормочу я себе под нос и ныряю вниз, наказывая Клыку на лету:
— Если я не вернусь через две минуты, не разрешай Ангелу снова заводить собаку!
Плотно сложив крылья, перехожу в свободное падение.
— Макс, лови Тотала! — в панике кричит мне вдогонку Ангел.
Она что, думает, что я кубарем валюсь в облака для собственного удовольствия?
Люди вечно фантазируют о том, как можно прокатиться на облаке, посидеть на облаке, на облаке то, облако это. На самом деле, облако всегда означает сырость и почти всегда — холод. К тому же в облаке ничего не видно — сплошная серая муть. Так что по шкале развлечений я никакому облаку особенно много очков не дам.
Короче, лечу я себе на звук Тоталова воя. Внезапно серая муть проясняется, и я вижу внизу зелено-коричневую землю. И еще что-то белое.
— А-а-а! — с криком вылетаю из облака — и прямиком на планер, чуть не проломив ногами его тонкую обшивку. Стремительно поджимаю колени, резко раскрываю крылья и выруливаю в сторону, только слегка царапнув планеру крыло. Пара мощных взмахов, и я ухожу вверх, подальше от его траектории. Глайдеры практически бесшумны. А что, если бы я вылетела прямо перед его носом… Я-то думала, что всегда услышу свист ветра в крыльях самолета, пусть даже маленького, пусть даже самой обтекаемой формы. Но попробуй-ка уловить какие-нибудь звуки в свободном полете да еще на расстоянии. Вот мне и урок на сегодня — будь готова к любым неожиданностям.
Тотала больше не слышно. Вот непруха! Вглядываюсь вниз. Убираю крылья. Неужели я его упущу! Придаю себе дополнительное ускорение и на предельной скорости пикирую к земле. Внезапно в поле зрения оказывается черная точка. Она стремительно увеличивается до размеров… Тотала.
Он по-прежнему протяжно скулит. Нацеливаюсь на него. Последний рывок. Хватаю пса в охапку и круто выхожу из пике за каких-то двести футов от скалистого горного кряжа. От моих резких маневров крылья тяжелые, как каменные. Поднимаю лицо к солнцу. Проверяю, свободно ли надо мной небо, и только потом бросаю взгляд на Тотала.
Он плачет. Крупные слезы катятся по черной шерстке.
— Ты спасла меня, — захлебывается он. — Я же не умею летать. Я бы разбился. Но ты меня поймала.
— Не могла же я тебя упустить, — я бодро утешаю его и чешу за ушком. Все еще рыдая, он благодарно облизывает мне обе щеки. A вот это уже лишнее.
Вся моя стая кружит надо мной. Клык чуть ли не привязал к себе Ангела, которая беспокойно смотрит вниз. Едва завидев меня, она бросается навстречу.
— Ты его поймала! Тотал спасен!
Тотал ерзает у меня на руках, и я осторожно отдаю его Ангелу — пускай обнимутся. Он весит половину ее веса, и долго ей его не удержать. Но сейчас им совершенно необходимо пролить друг у друга на груди слезы облегчения. И пусть он лучше ЕЕ лижет. Я брезгливо вытираю щеки о свитер.
Про слезы я, дорогой читатель, для красного словца сказала, потому что из любого из нас слезу выдавить практически невозможно. И Ангел тоже на редкость стоически переносит любые беды. Тем более, для своих шести лет. Но сейчас она плачет. Плачет, потому что едва не потеряла существо, к которому крепко привязана. Не знаю, радоваться ли такой привязанности? Сомневаюсь… Он, конечно, ничего себе. Но что мы про него знаем? Я даже не до конца уверена, что ему доверять можно. Или мне самой. Точнее, моему чипу.
— Тотал, Тотальчик! — рыдает Ангел. — Ты даже не представляешь, как я перепугалась!
— Это ты перепугалась? — он глубже зарывается ей в руки, — я думал, от меня мокрого места не останется.
— Хватит вам нежничать. Давай его мне, не дай бог, уронишь. — Щенок боязливо переползает в протянутые руки Клыка и цепко пристраивается на сгибе его локтя:
— Мне нужны крылья, мои собственные. Тогда ничего подобного не случится.
Именно этого мне не хватает для полного счастья. Летающей говорящей генетически модифицированной собаки!
99
— Наконец-то, наконец-то! — Входя в двери «Бест-Марта», Ари чувствует себя большим и сильным. Отец разрешил ему заполучить себе Макс. Она достанется только ему. Он сделает все, чтобы ей понравиться. Он заставит ее полюбить себя. Он вспоминает, как они дрались в туннеле нью-йоркской канализации. Вот был ужас. Кажется, Макс тогда его ненавидела. Но теперь они станут друзьями. Скоро. Совсем скоро.
В «Бест-Марте» было полно народу. Атланта вообще большой многолюдный город. В ожидании темноты Ари и пара подразделений ирейзеров расположились в дешевой гостинице на шоссе в дальнем предместье. Ари решил воспользоваться случаем и отпраздновать свои достижения.
Он осмотрелся. Какой огромный универмаг. Здесь слишком ярко. Слишком жарко и слишком людно. Сбросить бы на такое местечко бомбу побольше. Вот бы костер получился! Это, конечно, вполне осуществимо. Но может окончиться неприятностями. Опять… И лекцией на тему: «Сколько можно привлекать к себе внимание». Очередной… Внимание ему, понимаешь, не привлекай! А крылья? А морда, которая то и дело превращается в волчью? Сам попробуй со всем этим «не привлекать внимания».
Ладно, местечко все равно неплохое. Добра всякого — завались! Он, Ари, вполне заслуживает что-нибудь покруче! Что здесь? Отдел одежды. — Скучища!
Дальше. Секция для автомобилистов? Посмотрим-посмотрим! — Скучища! — Одни масла да очистители для ветрового стекла.
А тут уж совсем… Отдел нижнего белья. И вон тетка! Стоит и лифчик у всех на виду держит! Совсем спятила, дура! Ари повернулся и чуть не бегом кинулся прочь.
И вот, наконец… Что же это лучший отдел в самый конец запихали? Электроника! При виде ряда теликов сердце у Ари быстро-быстро заколотилось. Тридцать или даже больше. И все настроены на один канал. Сиди и смотри себе целый день. Шикарно! Но это еще не все. Ряды аудиосистем, iPhопеов без счета, вокмены, МР3 плейеры. Можно музыку без конца слушать.
Но тут он увидел… Вот оно… Вот как раз то, что ему нужно — геймбой! Целых восемь цветов выставлено! И все к полке стальным шнуром присобачены. А рядом телик ролики для разных цветов крутит. На каждый цвет свои приключения. Голубой — серфинг; красный — как сбежать из телевизора; у серебряного — приключения с татуировкой. Классная вещь! Ничего лучше Ари в жизни не видел. Стоит и смотрит, как завороженный.
— Кхе-кхе, сэр! — Перед Ари стоит продавец в красном форменном жилете. — Вам помочь? Эти штучки так и летят с прилавка. Ходкий товар. Хотите посмотреть?
— Давай!
Продавец растерянно заморгал при звуке Ариного голоса, от бесконечных превращений в волка и обратно ставшего утробным и хриплым. Однако он быстро пришел в себя и изобразил на лице улыбку:
— Конечно-конечно. Сейчас. Вам какой цвет? У каждого свои достоинства. Так что цвет, пожалуйста, выбирайте на ваш вкус.
Он достал из кармана позвякивающую связку ключей.
— Мне красный. Там, где из телика удирают.
— Мне тоже красный нравится, — продавец позвенел ключами в поисках нужного и отсоединил красный геймбой от провода. — У него все усовершенствованные характеристики, включая… Эй, сэр, послушайте! Вы куда?
Но Ари уже шагает вдоль прохода к выходу.
— Сэр! Стойте! Выносить товар с витрины за пределы отдела строго запрещено. Если вы хотите купить, я сейчас позвоню, и вам вынесут товар со склада.
Его голос зудит над головой у Ари, как писк надоедливого комара. Но Ари уже открыл геймбой и нажал на кнопку. Экран проснулся к яркой разноцветной жизни, и Ари заулыбался.
Догнав его, продавец схватил его за руку, но мгновенно отлетел в сторону. Ари пробежался по игровому меню и выбрал себе игру. Перед ним вырос еще одни чувак, побольше. Встал у него на дороге и скрестил руки:
— Надеюсь, вы не собираетесь… — начал он, но Ари выбросил вперед кулак и, не глядя, ему врезал. Чувак выдохнул и сел на пол.
Ари вышел на улицу, послушно открыв дверь с надписью «Выход». Сигнал тревоги запел тоненьким голосом: «Вы активировали нашу сигнализа…» Больше с парковки перед универмагом Ари уже ничего не было слышно. К тому же он с головой ушел в геймбой, осваивая кнопку за кнопкой. Замечательный сегодня выдался день. На языке вдруг завертелась его любимая песенка, и он напевает себе под нос про то, как «мальчи-ишечке-е удало-о-о-му тетьки-дя-а-а-адьки не указ, эх-ма».
У него теперь есть Геймбой. Который он сам себе раздобыл. Ему никто не нужен. Он сам может о себе позаботиться.
Интересно, что это за суетня у него за спиной? Ари поворачивается и видит охранника с дубинкой и четырех сотрудников универмага в жилетах такого же красного цвета, как их лица. Ари вздыхает: Ну почему надо вечно все усложнять? Лично он сейчас все быстренько упростит.
Крутанувшись на месте, он оволчился. Как всегда, это было неприятно, как будто его растягивали в разные стороны, пока не выскочат все суставы. Челюсть вытянулась, глаза пожелтели, из десен вылезли длинные острые клыки. Он высоко поднял волосатые лапы, в одной из которых не к месту продолжал сжимать красный Геймбой.
— Р-р-р-р-р! — Он сто раз практиковал эту рожу перед зеркалом: выставленные вперед когти, звериный оскал, злобное выражение, устрашающий рык. Получалось убедительно. Вот и сейчас он вполне достиг желаемого результата: все замерли и в один голос ахнули от испуга.
Ари усмехнулся, прекрасно отдавая себе отчет в том, какой устрашающий эффект производит его волчья усмешка. Такая ужасная, что и в страшном сне не приснится.
— Р-р-р-р-р! — снова рыкнул он, еще дальше вытягивая страшные когти.
Дело было сделано. Служащие разбежались, а охранник схватился рукой за сердце и стал белым, как простыня.
Ари заржал и двинул с парковки. Отошел подальше, где никто его не увидит, развернул свои неуклюжие крылья и поднялся в воздух.
Отличный он раздобыл себе Геймбой!
100
В ту ночь мы сделали привал в штате Джорджия в Парке Генерала Коффе неподалеку от города Дуглас. Мы с Клыком обшарили окрестности и отыскали подходящее углубление в скале.
— Смотри, — говорит Клык, — это, конечно, не пещера, но на одну ночь сойдет.
Я согласна:
— Ветер нас здесь не достанет, а дождя, скорее всего, не будет. Вон небо какое ясное.
Я уже собралась пойти позвать ребят, но Клык кладет руку мне на плечо:
— Ты что-то не в себе. Что там у Анны случилось?
Вот так. Всего несколько слов — и весь этот трудный длинный день опять встает у меня перед глазами: ловушка в школе, полной врагов, учителя, Пруит; Сэм, смахивающий на ирейзера; побег из Анниного дома с сознанием того, что это она повинна в нашей исковерканной бесприютной жизни.
На меня вдруг навалилась ужасная усталость.
— Ничего особенного там не произошло. Все как всегда. — И это сущая правда.
— А во Флориде что? Чего это Ангелу вдруг туда потребовалось?
— Понятия не имею. Может, в Диснейленд захотелось. А ты думаешь, за этим что-то стоит?
Он нахмурился и покачал головой. Замечаю, что у него снова отросли волосы после хиповой нью-йоркской стрижки. С тех пор как будто сто лет прошло.
— Не знаю, — говорит он. — Не знаю, что и думать. И вообще, я устал все время размышлять на эти темы.
— Как я тебя понимаю. — Я растираю виски. — Искать родителей, пытаться распутать историю с белохалатниками. Опять же спасение мира и так далее. Я тоже от всего этого устала.
Клык на мгновение отводит глаза:
— Я готов обо всем забыть. Смотри, что с Игги получилось. Я теперь ничего знать не хочу. Я хочу только перестать все время бежать. И мне не хватает места, где можно было бы спокойно писать мой блог.
— Давай подумаем, можем ли мы где-то осесть и как это устроить? Смотри, Флорида неплохое место. Оттуда можно пересечь океан. Найти где-нибудь необитаемый остров… — Стоит этот вариант в деталях изучить — чем больше я про это думаю, тем гениальней кажется мне моя идея. — Мы будем в безопасности. Можно будет расслабляться и бездельничать на пляже. Кокосовых орехов будет вволю, а Ангел будет разговаривать с рыбами и убеждать их выпрыгнуть на берег нам на обед. Вот будет благодать!
Идиотка! Размечталась! Совсем забыла о реальной действительности. Наверное, это от отчаяния…
101
— Давай еще разок, — упрашивает Игги, но Газман упорно отказывается:
— Не буду.
— Последний разок.
— Нет, так неинтересно. Ты всегда выигрываешь с первого хода.
Переглядываюсь с Клыком:
— Игги вроде совсем оправился.
Клык согласно кивает. Из нас всех Игги в последнее время больше всех досталось. Мы взаправду нашли его родителей. Настоящих. А они оказались предателями. Все надежды, все Иггины мечты, что в один прекрасный день его родители примут его с распростертыми объятиями, примут таким, какой он есть, слепым, превращенным из человека в «генетически трансформированную форму жизни», все они будто стали реальностью. И сразу рассыпались в прах.
Если совсем не знать, что счастье возможно, — это еще ничего. А так, как у Игги, — много труднее. Он с тех пор, как вернулся, все молчал. Ничего не рассказывал и не жаловался. Только был как в воду опущенный. Поэтому его сегодняшние препирательства с Газом страшно меня радуют. Видно, Игги приходит в себя, и жизнь входит в нормальное русло.
— А сколько нам еще до Флориды лететь? — спрашивает Надж. — Мы правда в Диснейленд пойдем? А знаменитостей каких-нибудь увидим? А «Дом на дереве швейцарской семьи Робинсон» посмотрим? А еще я хочу посмотреть Красавицу и Чудовище и взять у них автографы. Я очень-очень хочу в дом на дереве…
Я поднимаю руку:
— Хватит-хватит. Остановись. Я надеюсь, что мы пойдем в Диснейленд. Но нам сначала надо туда добраться и проверить, безопасно ли там. А пока мы только пересекли границу Джорджии и Флориды. Так что…
— Смотрите, океан! — кричит Газ и показывает на восток. Там, сколько хватает глаз, без конца и без края простирается серо-голубое пространство. — Давайте спустимся на берег. Пожалуйста! На одну минуточку!
Раздумываю на эту тему. Берег океана уже однажды стал для нас и большой радостью, и большим несчастьем. И теперь я пытаюсь слабо возразить:
— Но сейчас почти зима.
— Какая зима во Флориде! Здесь вода не холодная, — недавние противоречия отнюдь не мешают Игги поддержать Газа.
Вопросительно смотрю на Клыка. Что он скажет? Но он смущенно отворачивается, мол, как скажешь, так и будет.
Макс, не отвлекайся. Сосредоточься на достижении цели. — Приветствую тебя, мой внутренний Голос. Не могу удержаться и не возразить мысленно этому нахалу: «Это я-то не сосредоточена? Только и делаю, что сосредоточиваюсь!» В ответ он только вздыхает:
Если летишь во Флориду, так и лети во Флориду. Поставь себе цель — ей и следуй. Когда спасаешь мир, нельзя делать передышки на всякие развлечения.
Достал! Он меня совершенно достал. И это решило дело.
— Ребята! Все хотят на пляж?
— Все, все! — вопит Газзи, и ему счастливо подпевает Ангел:
— Все, все!
— Я — за, — тявкнул Тотал, сидя на руках у Клыка.
О Надж и Игги и говорить не стоит.
— Ну, значит, айда на пляж! — И я описываю большую плавную дугу, заходя на восток.
Макс, не будь ребенком. Ты бунтуешь, просто чтобы сделать мне назло. Нельзя восстать против собственной судьбы. Тебе предстоит свидание с роком. Нельзя на него опаздывать!
Откидываю с глаз прядь волос. Это что, цитата из фильма? Или меня ждет тайное свидание? Я как-то не припомню, чтобы какой-нибудь «рок» прислал мне приглашение. Я даже и телефончика своего ему не давала.
Голос никогда особо не выдает своих эмоций. Так что тайное раздражение в его тоне я, может быть, себе просто напридумывала: Макс, рано или поздно ты все это начнешь воспринимать всерьез. Если бы речь шла только о твоей жизни, никто бы и бровью не повел — делай, как хочешь. Но речь идет о спасении всех людей. О спасении жизни на земле.
Почему-то это меня проняло. Он, кажется, наступил на какую-то мою любимую мозоль. Подбородок у меня упрямо подался вперед. Замолчи! Ты у меня в печенках сидишь! Ты и твой так называемый рок! Я веду себя, как ребенок, потому что я и есть ребенок! Вернее, под-рос-ток! Вот и оставь меня в покое!
Глаза и так все время горят от ветра, а тут еще чувствую, как на них наворачиваются слезы. Я больше не могу! В кои веки раз выдался один сносный день, а этот проклятый Голос опять навалил на мои плечи все мировые проблемы и все испортил.
— Эй! — смотрю вверх и вижу, что Клык наблюдает за мной. — У тебя голова снова болит?
Киваю, вытирая глаза, и чувствую, что сейчас взорвусь:
— Ужасно, страшно болит! — Оказывается, я почти кричу, и ко мне поворачиваются сразу пять голов. Надо срочно от них отвалить, пока я совсем не разоралась без причины. Спасибо моей сверхзвуковой скорости. Я в мгновение ока скрываюсь из виду.
102
— Встретимся на берегу, — бормочу я Клыку, слегка ссутуливаюсь и набавляю скорость. Стая остается далеко позади, ветер хлещет в глаза. Смешно, но от такой скорости мне вдруг представилось, что я — настоящий супермен, и даже захотелось, как он, разрезая воздух, выставить вперед руки.
Ну и выставлю! Хрен с ним! Все равно меня никто не видит! Складываю руки перед собой и чувствую себя стрелой, пронзающей небеса.
Через четыре минуты я уже на пляже. Торможу, сбавляя скорость. Не рассчитав, врезаюсь в песок, бегу, увязая в нем ногами и, в конце концов, падаю лицом вниз. Медленно встаю, отплевываясь и отряхиваясь. Все тело горит, и я стягиваю свитер.
Остальные прилетят минут через двадцать — у меня еще есть время побыть одной и успокоиться. Бреду по берегу, не закрывая крыльев, — пусть охладятся немного. Меня переполняет дикая смесь отчаяния, гнева и страха.
— Я даже не знаю, КАК спасти мир, — говорю я вслух и слышу, как нелепо и жалко звучат мои слова.
Тем, что ты живешь. Своей силой. Тем, что тебя не сломить, — отвечает Голос.
Да замолчишь ты или нет? — я с такой силой поддаю ногой кусок выброшенного из воды дерева, что он, взлетев, исчезает из виду.
Все. Я на пределе. Окончательно на пределе. С меня хватит. Бегу к воде, шаря глазами по песку. Ага… Вот именно то, что мне нужно, — обломок раковины, острый с одного края, как хорошо заточенный нож.
Пора избавиться от чипа. Уверена, Голос сидит в чипе. Не будет чипа — не будет и Голоса. Иначе он никогда не даст мне покоя. До скрежета сжимаю зубы и начинаю разрезать себе предплечье в том месте, где я видела чип три жизни назад, на рентгене у доктора Мартинез.
С первым же надрезом из руки сильно хлынула кровь, а в глазах потемнело от боли. Стиснув зубы покрепче, врезаюсь глубже. Вся рука в крови. Чтобы вытащить чип, придется перерезать вены и сухожилия. Доктор Мартинез говорила, что если пытаться его достать, может перестать действовать вся рука.
Ну и пусть!
Позади меня раздается топот бегущих ног. Шуршит песок — кто-то резко затормозил. И вот надо мной задыхается Клык.
— Какого черта ты здесь делаешь? — орет он и, схватив меня за руку, выбивает из пальцев ракушку. — Совсем спятила?
Вперяюсь в него побелевшими от боли и гнева глазами, но тут вижу приближающуюся к нам стаю. И вдруг я вижу себя их глазами, сидящей на окровавленном песке, с окровавленной рукой и зияющей раной. Как же они перепугаются! Что я наделала?!
— Я просто хотела чип достать, — робко пытаюсь объяснить свои нелепые действия. Смотрю вниз под ноги, и мне кажется, что мне тысяча лет. Всего неделю назад я была четырнадцатилетней девчонкой, впервые поцеловавшейся на первом свидании. А теперь я снова мутант и бегу от судьбы, накрывшей меня своей сетью.
— Да ты хоть видишь, где ты режешь?! — продолжает орать Клык. — Идиотка, ты же сдохнешь от потери крови!
Он отбросил мою руку и полез в рюкзак. Секунда — и он безжалостно сыпет антисептик прямо мне в рану.
Уставившись на меня большими круглыми глазами, Надж опускается рядом со мной на песок:
— Макс, что ты хотела сделать? — как и все остальные, она ошарашена и испугана.
— Я только хотела свой чип достать, — шепчу я.
— Забудь про это думать, — сердится Клык, бинтуя мне руку. — Где сидит, там пусть и остается. Тебе так легко не отделаться. Умирать будем все вместе. И ты с нами.
Смотрю на него: лицо побледнело от гнева, на скулах ходят желваки. Я его напугала. Я их всех напугала. Я им для того нужна, чтобы решения находить, а не проблемы создавать. У меня нет никакого права осложнять положение.
— Простите меня, — с трудом выговорила я и… горько расплакалась.
103
По пальцам одной руки можно пересчитать, сколько раз ребята видели, как я плачу. Им нужна моя сила духа и воли — и я научилась прятать свои чувства и скрывать эмоции. Неуязвимая Макс, Макс — спасительница мира. Не думаю, что за все первые шесть лет своей жизни Ангел видела, как я плачу. А за последние месяцы? Только и делаю, что реву белугой.
У меня даже нет сил убежать от них и спрятаться. Так и сижу на песке, закрыв лицо руками. А боль в разрезанной руке совершенно нестерпима.
И вдруг меня обнимают сильные, ласковые руки и нежно прижимают к жесткому плечу. Клык. Складываю крылья и, уткнувшись ему в грудь, рыдаю до изнеможения. Следом за Клыком и все остальные принимаются гладить меня по голове, по спине, по плечам. Всхлипывая, слышу, как все они, кто как может, стараются меня успокоить:
— Тихо, тихо, не плачь.
— Не переживай, все в порядке.
Ничто в этом мире не в порядке. Кроме того, что все мы вместе.
Не знаю, сколько продолжается эта трогательная сцена. Но в конце концов мои рыдания стихают, слезы высыхают, и я понимаю, что насквозь промочила Клыку рубашку.
Господи, стыд-то какой. Командир называется. Разнюнилась, как ребенок. Кто меня теперь послушает, если я такая слабачка. Хлюпнув носом, выпрямляюсь. Я, поди, выгляжу, как после железнодорожного крушения. Клык молча меня отпускает. Медленно обвожу глазами стаю, но на него смотреть боюсь.
— Простите меня, ребята. — Голос у меня совсем охрип.
Тотал подошел, пристроил голову на колене и всепонимающе на меня смотрит.
— Макс, мы вполне могли бы обойтись и без пляжа. — Газман, похоже, почему-то чувствует себя виноватым. Я полузадушенно смеюсь и протягиваю руку потрепать его волосы.
— Пляж тут, Газзи, совершенно ни при чем. Меня всякие другие проблемы достали.
— Какие проблемы? — спрашивает Игги.
Я тяжело вздыхаю и вытираю глаза.
— Всякие. Например, Голос у меня в голове. Погони вечные. Школа. Анна. Ари. Джеб. Они все заладили, что я должна мир спасти. А как? От чего? Откуда мне знать…
Ангел наклоняется и гладит меня по коленке.
— Понимаешь, когда все взорвется, почти все люди погибнут. Мы тогда будем самыми сильными и сможем улететь, найти землю, которая не взорвана и не контани… комтаними…
— Контаминирована? — помогает ей Игги, и Ангел кивает.
— Ага, это самое, контаминирована. И тогда мы сможем жить, когда все остальные люди исчезнут.
104
Сказанное Ангелом производит эффект разорвавшейся бомбы. Воцаряется гробовое молчание. Мы все на нее уставились.
— А-а-а где ты это услышала, моя хорошая?
Ангел снова села на колени и водит пальцем по прохладному мокрому песку.
— В Школе. Я не должна была слышать, но ты же знаешь… Они все так думали. — Она, очевидно, не придает своим новостям особого значения и начинает копать ров для песочного замка.
— А кто это собирается мир взрывать? — с негодованием спрашивает Газ.
Ангел пожимает плечами:
— Ой, многие могут. Страны разные и тому подобное. У них есть большие бомбы. Но белохалатники в Школе думали, что взорвет по-настоящему только одна компания. Бизнес-компания. Они думают, что она почти весь мир взорвет. Но только случайно.
Очень интересный поворот событий.
— И что же это за компания? — осторожно спрашиваю Ангела.
Она напряженно всматривается вдаль и сводит брови.
— Нет, не помню. Что-то похожее на название оленя. Или газели. Можно, я пойду купаться?
Даже не понимая, о чем она просит, рассеянно разрешаю:
— Иди, иди.
Она довольно достает из рюкзака купальник и бежит за Тоталом в воду. Не проходит и двух секунд, а он уже вернулся и отряхивается, обрызгав всех нас:
— Вода холоднющая. — Он поднимает нос, нюхает воздух и идет исследовать прибрежные камни.
Газ, вопросительно посмотрев на меня и получив ответный кивок, рванулся к воде, на ходу сбрасывая одежду. Игги и Надж ушли подальше и сели на большой валун у самой воды. Покопавшись в рюкзаке, они выудили оттуда по паре протеиновых брикетов.
— Ну, и как тебе это нравится? — спрашиваю я Клыка, когда мы остались одни.
Он недоуменно трясет головой, запихивая остатки бинтов обратно в рюкзак.
— Да, это сюрприз!
— Интересно, как долго она про это молчала? И почему вся эта история не всплыла раньше?
— Потому что ей всего шесть лет, и ее главная забота — это ее плюшевый мишка и ее собака. Плюс, мы даже не можем точно сказать, понимает она вообще, что именно она там услышала. Велика вероятность, что она все напутала.
Я задумываюсь.
— Даже если она перепутала детали, сама идея, что мир может взлететь на воздух, вполне правдоподобна. И то, что нас создали как образец генотипа, способного пережить катастрофу. Все вполне сходится с тем, что твердит мне Джеб.
Клык глубоко вздыхает:
— И что нам теперь делать?
— Не знаю. Надо подумать.
Мы какое-то время молчим. Руку ужасно дергает.
— Ну а это ты с чего затеяла? — спрашивает наконец Клык.
Притворяться, что я не понимаю, о чем он, бесполезно:
— Я просто страшно устала. Голос мой совершенно меня достал. Трендел без конца про мою судьбу да про рок, и как я должна мир спасать. Вот меня и зашкалило.
Никому другому я бы ни за что в этом не призналась. Я стае все рассказываю. И про Голос, и про все. Но то, что я не знаю, как со всем этим справиться, — ни-за-что и ни-ко-му! Только Клыку.
— Я на одном адреналине, на одном возбуждении живу. У меня никакого плана и в помине нет. Каждый день только одна задача, чтобы мы все живы были и все вместе. А теперь на меня все эта обрывочная информация навалилась, все эти обрывки и обломки. И ничто не складывается. Никакой общей картины не получается. Мне одной все это не по силам.
— Ари, Джеб и Анна, и Голос? Их ты называешь обрывки и обломки?
— Вот именно. Их и все-все, что с нами случилось с тех пор, как мы оставили наш дом в горах. Я совсем не знаю, что делать. Совсем. И даже притворяться больше не могу.
— Давай бросим все к черту. Найдем остров. Отгородимся от мира.
— Звучит, конечно, заманчиво. Но ведь надо и остальных убедить. Младшие, скорее всего, все еще надеются родителей найти. А я теперь еще думаю, что это за компания такая, про которую Ангел слышала. Давай так: ты нам будешь остров подыскивать, справки наведешь, а я сосредоточусь на всем остальном?
Никогда я еще ни с кем не делила свои лидерские обязанности до такой степени. Но, знаешь что, дорогой читатель, мне такое разделение очень даже понравилось.
— Ладно, давай.
Потом мы смотрели, как Ангел и Газзи играют в прибое. Удивительно, как им только не холодно. Но они даже мурашками не покрылись. Игги и Надж бродят вдоль берега. Надж собирает разные ракушки и дает их Игги — потрогать и понять, какой они разной формы. Мне хочется, чтобы время замерло. Здесь и навсегда.
Мне еще кое-что надо сказать Клыку:
— Прости меня за это и за то, что раньше…
Он смотрит на меня исподлобья. Глаза у него такие же темные и такие же непроницаемые, как и всегда. … И отворачивается к воде. Никакой другой реакции я от него и не ожидаю. Клык никогда…
— У меня чуть инфаркт не случился, — говорит он тихо. — Когда я тебя увидел, всю в крови…
И он запустил камнем далеко-далеко вдоль берега.
— Я больше не буду.
— Пожалуйста, не делай никогда никаких глупостей.
— Не буду, не бойся.
Что-то резко изменилось в это мгновение. Только я еще не знаю, что.
— Эй, — кричит нам Ангел, стоя по колено в воде. — Я могу разговаривать с рыбами.
Еще и с рыбами? Это что-то новенькое.
105
— Ты можешь что? — Я поднимаюсь на ноги и иду к воде.
— Я могу разговаривать с рыбами! — Вода ручьями стекает с ее длинного тощего тела, и она радостно смеется.
К нам присоединяется Клык:
— Тогда пригласи парочку нам на обед.
А Газзи, как пес, трясет мокрой башкой:
— Врешь! Заливаешь!
— И ничего я не вру. Я вам всем сейчас покажу. Смотрите! — и она ныряет обратно в воду.
Тем временем подгребают и Надж с Игги. Так что мы все в сборе для демонстрации.
— Я издалека не ослышался? — переспрашивает Игги. — Она теперь и с рыбами еще что ли разговаривает?
Вдруг на поверхность воды у самого берега всплывает шестифутовая акула. Пасть разинута, и от Газа она — на расстоянии вытянутой руки. Никто из нас не издал ни звука — так уж мы запрограммированы, не вопить в опасности. Но в глазах у всех застыл ужас.
Прыгаю в воду, хватаю Газзи и тащу на берег. Он окаменел от страха и еле волочится. Меня преследует мысль, что мою ногу вот-вот оттяпают смертоносные челюсти.
Тут и Ангел выныривает. Там не глубоко — всего только по грудь — она вполне сможет взлететь. Сигналю ей молча, давай немедленно вверх. Но она только хохочет.
— Не бойтесь, мы с ней уже подружились. Она просто приплыла поздороваться.
Акула сделала круг и уже совсем близко к Ангелу. Сердце у меня в пятках. А вдруг она только думает, что может разговаривать с рыбами.
— Давай, покажи им! Помаши им плавником! — говорит Ангел акуле, и я готовлюсь взлететь и вырвать ее прямо из страшной зубастой пасти.
Но тут, прямо у нас на глазах, акула буквально ложится на бок, высовывается из воды и слегка шевелит плавником.
— Ни хрена себе! — выдыхает Газман. Решаю признать это выражение восторга вполне допустимым. На сей раз ради исключения.
— Будьте любезны, нельзя ли и меня посвятить в то, что там происходит? — сердится Игги.
— Ангел только что заставила акулу помахать нам плавником, — все еще задыхаясь, объясняет ему Надж.
— А… ка…?
Еще три акулы выплывают к Ангелу на мелководье. И все четыре разом встают на хвост и трясут плавниками.
Ангел веселится:
— Что, здорово? Поверили мне теперь?
Тотал скачет у моих ног, взрывая песок маленькими коготками:
— Ништяк! Клево! Пусть еще разок подпрыгнут.
Колени у меня ватные. Мне бы сесть.
— Очень даже интересно, моя девочка, — говорю я заплетающимся языком. Но стараясь казаться спокойной. — Только лучше попроси их теперь уплыть поскорее.
Ангел наклоняется, что-то говорит акулам, и они медленно разворачиваются мордами в океан.
— Ты гений, — говорит Тотал Ангелу. Она выходит из воды, он лижет ее коленку и тут же плюется:
— Фу, соленое.
— Значит, Ангел может разговаривать с рыбами, — подытоживает Игги. — Только скажите мне, какой в этом прок?
106
Пора двигаться дальше. Скоро уже стемнеет, а нам еще надо найти пристанище на ночлег. Большинство моих сверстников суетятся по поводу очередной контрольной по математике или из-за того, что папаша с мамашей не дают им вволю потрепаться по телефону. У меня другие заботы: пропитание да крыша над головой. Должен же кто-то обеспечивать стае маленькие радости жизни.
Летим над северной Флоридой. Вдоль всего побережья миллион мерцающих огоньков домов, магазинов, машин, движущихся по дорогам, как по венам красные кровяные тельца.
Но прямо под нами огромная неосвещенная территория. Общее золотое правило: где нет огней — нет людей. А значит, и опасности меньше. Переглядываюсь с Клыком — мы с полувзгляда понимаем друг друга, и я иду на снижение.
В результате недолгих изысканий обнаруживаем, что мы в Национальном лесном заповеднике Окала. Похоже, место для ночевки подходящее, и в предзакатных сумерках мы осторожно спускаемся в проемы между густыми кронами громадных сосен. Думала, скажу «приземляемся», но на самом деле мы приводняемся.
— Бр-р-р! — я стою по щиколотку в мутной жиже. Вокруг высоченные сосны. Шлепаю по воде — до суши, кажется, всего несколько ярдов.
— Забирайте левее, — кричу подлетающим Надж и Игги.
Оглядываюсь вокруг в быстро опускающейся кромешной темноте. Мне здесь нравится. Взлететь легко, прямо вверх вдоль ровных, как мачты, стволов. И засечь нас здесь вроде бы трудновато.
— Болото, родное болото, — квакнул Газман.
Спустя час мы развели маленький костерок и поджариваем на палочках извлеченную из рюкзаков всякую всячину. А что, вполне нормальный способ приготовления пищи. Если представить себе невероятное, и я когда-нибудь стану нормальным взрослым, заведу нормальных среднестатистических детишек среднестатистическим числом 2,4, я все равно буду по-походному готовить им завтрак на разведенном в садике костре.
Короче, мы устроились на ночлег, и на костре готовится ужин. Клык вытащил из огня мясистый кусок и шлепнул его на пустой мешок, выполняющий у Надж функцию импровизированной тарелки:
— Дать тебе еще кусочек енотика?
Надж не доносит кусок до рта:
— Это не енот. Я знаю, ты в магазин ходил. — Но на всякий случай она пристально разглядывает кусок мяса.
Моя грозная мина Клыка совершенно не останавливает:
— Ты права. Енот вот здесь еще только жарится, а я тебе опоссума подкинул. Вкусно?
Надж поперхнулась и закашлялась.
— Клык, прекрати! — Я хлопаю Надж по спине и нарочито сердито толкаю Клыка в бок. Но он строит из себя святую невинность.
— Надж, он просто дразнится, — хихикает Газман. — Когда я последний раз проверял, «Оскар Майер» не производил продуктов из дичи. — И он трясет у Надж под носом пустой упаковкой от сарделек.
Пытаюсь сдержать смех, но вдруг чувствую, как волосы у меня на затылке шевелятся. Озираюсь по сторонам с чувством, что за нами кто-то наблюдает. Я прекрасно вижу в темноте, но костер горит слишком ярко и слепит глаза. Может, мне показалось?
Ангел настороженно выпрямляется рядом со мной и шепчет:
— Здесь кто-то чужой… только не знаю, чужой ли…
107
Сегодня еще ни один ирейзер не сломал нам удовольствия. И если я, дорогой читатель, говорю «сломал», то имею в виду все, что эти гады реально крушат и ломают.
Дважды тихонько прищелкиваю пальцами, и ко мне мгновенно, напряженные и настороженные, оборачиваются все пять голов.
— Здесь кто-то чужой, — повторяет Ангел, приглушив голос.
Клык продолжает переворачивать на огне еду, но по его вытянувшейся в струнку спине мне понятно, что он сосредоточенно обдумывает планы побега.
— А еще ты что-нибудь просекаешь? — допытываюсь я у Ангела вполголоса.
Она серьезно сводит брови, а в ее белокурых волосах играют отблески огня:
— Это не ирейзеры, — склонив голову на бок, она внимательно вглядывается внутрь себя.
— Это… кажись, дети. — Она явно озадачена.
Медленно поднимаюсь на ноги и сантиметр за сантиметром ощупываю глазами темноту. Отодвинувшись подальше от огня, всматриваюсь в лесную чащу. Тут-то я их и заметила. Два маленьких, тоненьких тельца. Заморыши, да и только. Куда им до ирейзеров. К тому же обыкновенные люди. Ничего звериного в них и в помине нет.
— Вы кто? — я сурово повышаю голос. Стою, выпрямившись и расправив плечи, чтобы казаться еще выше и сильнее. Клык поднимается и встает рядом.
Существа прижались друг к другу, а я повторяю:
— Кто вы? Подойдите поближе, чтобы мы могли вас видеть.
Они подползли в освещенный костром круг. Это мальчик и девочка, оба грязные, кости торчат, большущие глаза навыкате. В нашей шестерке все длинные и тощие, особенно по сравнению с обычными людьми. Но кости у нас ни у кого не торчат. А у этих — хоть строение скелета изучай.
Они опасливо смотрят на нас, но, похоже, свет и тепло костра и запах еды совсем их заворожили. Девочка даже облизывается.
Хм-м-м… Как-то не верится, что эти замухрышки могут представлять какую-нибудь опасность. Наклоняюсь, кладу пару сосисок на бумажный мешок перед ними.
Фу! Игги и Газ не отличаются безупречными манерами за столом. Если честно сказать, смотреть, как они едят, бывает ужасно противно. Но эти… Набросились на сосиски и буквально затолкали их себе в рот. Глядя на них, тут же вспоминаю, как в рекламе по телику гиены раздирали свою добычу.
Взять на заметку: Не допускать, чтобы мои ребята обезумели от голода.
Даю им по куску хлеба, потом еще и еще. Потом добавляю еще две сосиски. Все это исчезает в мгновение ока. Напоследок протягиваю по конфете, и глаза у них ползут на лоб. В конце концов эти дикари начинают хотя бы жевать, а не заглатывать куски целиком. Теперь они, кажется, даже могут почувствовать вкус того, что у них во рту. Клык дает им канистру воды, и они ее осушают залпом.
Покончив с едой, дети подвинулись вплотную к огню. На лицах у них нет ни тени страха — только сонная усталость. Как будто теперь, в тепле и сытости, они даже умереть будут рады.
— А теперь рассказывайте. — Прежде чем эти двое отрубятся, мне нужны ответы на все вопросы.
— Нас похитили, — говорит девочка.
Такой поворот дела для меня полная неожиданность.
— Похитили?
Мальчик изможденно кивает:
— На юге Джерси. Из двух разных семей. Мы друг другу не брат и сестра.
— Но оказались в одном месте, — продолжает девочка, зевая.
— И где же это?
— Здесь. Мы пару раз сбегали. Даже до полиции добирались. Но наши похитители оба раза уже там были и формы всякие заполняли на розыск пропавших детей.
Девочка тяжело вздыхает и сворачивается клубочком у огня:
— От них никуда не убежать — везде найдут.
Язык у нее сонно заплетается. Похоже, сегодня мы от них больше ничего путного не добьемся.
— И кто же были эти ваши похитители? — делает последнюю попытку Клык.
— Они на докторов похожи, в белых халатах, — и с этими словами мальчик полностью отрубается.
Оба они заснули мертвым сном, оставив всех нас в полном ужасе и оцепенении. Сон у нас сняло как рукой, и мы сидим и смотрим на них, будто на зачумленных.
108
Клык остался сторожить первым, а я пододвигаюсь к огню и стараюсь расслабиться. Что так же мало вероятно, как то, что Флорида покроется снегом. Ангел прижалась ко мне с одного боку, а Тотал свернулся у нее в ногах.
— Ты что-нибудь могла прочитать в их мыслях? — шепчу я, поглаживая ей спинку.
— Какие-то странные картинки, — так же шепотом отвечает она мне. — Они не как нормальные дети, не как те, что с нами в школе учились. У них в головах какие-то вспышки: то взрослые, то темнота, то вода…
— Вполне вероятно. Если их и вправду похитили белохалатники для своих экспериментов, ничего странного в этом нет.
Приподнявшись на локте, замечаю на себе взгляд Клыка. Без слов, нашим условным языком жестов, напоминаю ему, чтобы присматривал за этими странными детьми. Так же жестами он отвечает:
— Отстань, и без тебя знаю.
Последовавший за этим обмен любезностями тоже обходится без слов.
— Ты думаешь, они мутанты? — снова спрашиваю я Ангела в самое ухо. — Они вроде выглядят вполне по-человечески.
Она пожимает плечами:
— Это не ирейзеры. Но то, что они не нормальные дети, это я гарантирую. Больше я, Макс, про них ничего понять не могу.
— Ладно, все остальное выясним завтра. Постарайся заснуть. Вон Тотал уже храпит.
Ангел счастливо улыбается и притягивает к себе свою любимую собаку.
Мой дозор с четырех утра до семи, или, точнее, до тех пор, пока все не проснутся. Мы так привыкли ко всяким неожиданностям, что обычно просыпаемся мгновенно, сразу же готовые ко всему. Поэтому мне не приходится расталкивать ребят по сорок минут. Я и сама тоже проснулась, чуть только Игги коснулся моей руки.
Почему, спросишь ты, дорогой читатель, слепому мальчишке доверили сторожить наш покой и сон? Да потому, что лучше караульщика не найти. Даже таракан не подползет на пятьдесят футов без того, чтобы Игги его не услышал. Когда он на посту, я могу абсолютно расслабиться. Ну «абсолютно» — это, прямо скажем, преувеличение. Абсолютно расслабиться я просто не способна.
В пять часов утра я подложила в огонь дров. Слабый дымок хорошо отгоняет комаров, а во Флориде их полно, даже в ноябре. Разобравшись с костром, обхожу нашу поляну, вглядываясь в тень деревьев. Все спокойно.
Над вершинами сосен занимается день. Сижу и разглядываю деревья. Они, оказывается, ничуть не менее интересные, чем горы Колорадо. Дозор — время совершенно особенное. Но не для разрешения проблем. И не для сотворения проникновенных стихов. Стоит только чем-нибудь подобным заняться, внимание улетучивается, как его и не бывало. Надо просто сидеть, растворившись с землей, с травой, с деревьями, с небом. Со всем, что вокруг. Войти в Зен.
Короче, только было я растворилась, как увидела, что один из приблудных детей просыпается и садится. Мгновенно прикрываю глаза, оставив незаметные щелочки, и дышу спокойно и ровно. Сплю, да и только. Скажи после этого, дорогой читатель, что Макс не первоклассная актриса.
Девчонка озирается и внимательно разглядывает каждого из нас. Газман разметался, откинув руку на свой рюкзак; Клык вытянулся на боку; Надж и Ангел свернулись вокруг Тотала — он посередине, а они, сердечком, по сторонам.
Тихо-тихо девочка потрясла мальчишку за плечо. Он тоже моментально вскочил, напряженный и настороженный. Так просыпаются, только когда пробуждение не сулит ничего хорошего. Тоже осмотрелся. Я так притворяюсь, что сплю, что вот-вот сама поверю, что все это сон. Тем не менее, вижу, как оба они скользнули в лес так бесшумно, что даже Игги бровью не повел.
Выждав несколько секунд и дав им убедиться, что никто их не преследует, так же бесшумно, как они, иду за ними по следу.
Прячась за стволами, перебегаю от дерева к дереву. Хотя они пару раз и оглянулись, все равно меня не заметили. Наконец футов за триста от нашего лагеря оба опускаются на колени. Девчонка достает что-то из кармана грязных джинсов. Это «что-то» было бы похоже на авторучку, если бы она не начала в нее говорить. Значит, передатчик.
Всего один сильный прыжок — и я коротким ударом выбиваю приборчик у пигалицы из рук и хватаю их обоих за шиворот. Они не сопротивляются — только остолбенело и испуганно на меня смотрят. Рывком поднимаю их в воздух:
— Пиццу заказываем на завтрак?
109
Забавно, насколько все-таки люди разные. Если бы на меня кто-нибудь оскалился со словами «Пиццу заказываем», я бы, не задумываясь, отбрехнулась: «Ага, тебе пеперони?».
Но девчонка с ужасом посмотрела на меня снизу вверх и тут же, закрыв лицо руками, ударилась в слезы. Пацан тоже плюхнулся рядом с ней на колени и тоже заплакал.
— Прости нас! Прости нас, — захлебывается девочка, и я ставлю ее обратно на землю.
Скрестив на груди руки, я грозно уставилась на нее:
— За что простить? Выкладывай подробности.
Она молча показывает на передатчик и смотрит в землю.
— Я не сама! Я не хотела! Они нас заставили. Насильно заставили это сделать…
Поднимаю передатчик и зашвыриваю его подальше в болото. Он с плеском плюхается в воду и тонет.
— Кто вас заставил? — настаиваю я, с полным сознанием, что теперь времени на разговоры у нас в обрез.
В ответ дети только рыдают. Подпихиваю девчонку носком кроссовки:
— Кончайте нюни распускать.
Я знаю, я их запугиваю. Не то чтобы мне было их не жалко — жалко. Но жизнь стаи мне важнее, чем их жалкие жизнишки. Знаю, знаю, дорогой читатель, найдутся люди, и не мало, которые на это запоют, что все жизни одинаково ценны. И, возможно, они даже будут правы. Но эта правда хороша в сказках. А я живу в реальном мире, где и я, и мои ребята — добыча, а эти заморыши помогают нас выследить. Вот и получается простой расклад: или мы, или они. Так что не удивительно, что в моей жизни этот простой расклад — единственное, что имеет значение.
— Они заставили, — продолжает рыдать девчонка.
Тем временем шум разбудил всю стаю. Ребята поднялись и подтягиваются к нам сквозь деревья.
Опускаюсь перед ней на колени и беру за руки:
— Скажи мне! Кто? — я слегка сжимаю ей запястье, и глаза ее округляются.
— Они… — бессмысленно повторяет она и начинает икать. — Те, которые нас украли. Они нас месяцы взаперти держали. Меня — с августа.
— И меня тоже, — говорит мальчик, поднимая голову. Слезы оставляют светлые полосы на его грязных щеках, и он похож на полосатую зебру. — Это они нас к вам подослали. Они нас целых два дня совсем не кормили, чтобы мы лучше старались вас найти. Вот мы и старались. И нашли. И вы нас накормили. — Он снова начинает плакать.
— Они сказали, что если мы вас не найдем, они никогда за нами не придут. И что мы тогда навсегда останемся здесь в болоте, пока нас не разорвут дикие звери. — Девочка уже не так сильно вздрагивает, но слезы продолжают капать у нее с подбородка. — Простите меня. Мы не могли отказаться. — Ее лицо снова сморщивается.
Я понимаю. Они просто пытались выжить. Так же, как мы. Их выбор такой же простой, как у нас: или мы, или они. Они выбрали себя. Я бы сделала то же самое.
Поворачиваюсь к Клыку.
— Принеси наши шмотки. Сматываемся.
Стая бросилась торопливо сворачивать наш бивуак. А я взяла девчонку за подбородок и подняла его, чтобы она могла меня видеть:
— Я все понимаю, — говорю я ровным голосом. — Сидите здесь. Их сюда приведет передатчик. Так что вас найдут. Но нас здесь уже не будет. И вам про нас особо сказать будет нечего. А теперь я вас последний раз спрашиваю: как называется место, где вас держат? Мне нужно имя, название, логотип, все равно что. От вашего ответа зависит, найдут вас целых и невредимых или ваши бездыханные тела. Понятно?
Ее глаза снова вылезают из орбит. Она секунду молчит, чуть заметно кивает и переглядывается с пацаном. Наконец она шепчет:
— ИТАКС, — и опускается на мокрую землю. — Я только знаю, что это большая компания и что она так называется. А больше ничего не знаю.
Поднимаюсь на ноги. Наверняка передатчик вот-вот приведет сюда погоню. Пора сваливать, пока целы. А эти двое пусть остаются лежать здесь, изможденные и грязные. Сунула руку в карман. Извлекаю протеиновый брикет и леденец и бросаю перед ними на землю. Они изумленно поднимают головы, но я уже сорвалась с места и мелькаю среди светлых сосновых стволов. Догоняю стаю, и мы поднимаемся в воздух и удираем.
Опять.
110
За час мы покрыли почти сто миль. Понятия не имею, что теперь сделают с теми детьми.
— Значит, ИТАКС, — говорю я Клыку.
— Я же вам сказала, что что-то вроде оленя, — перебивает меня Ангел, и Надж ее поправляет.
— Ты думала «ибекс». Только это не олень, а горный козел.
— Какая разница!
— Не знаю я никакого ИТАКСа, — размышляет Клык.
— У них длинные кривые рога и они живут в горах, — продолжает объяснять Надж.
— Надж, не путай нас. Они сказали ИТАКС и что это большая компания. Но я про такую никогда не слышал. Что, конечно, ничего не значит, но…
— Уж в твоем-то образовании, безусловно, имеются изрядные пробелы, — констатирую я. Напрасно я Клыка подкалываю. За исключением последних двух месяцев, мы никогда не ходили в нормальную школу. Так что спасибо телику — из него все наши познания.
— А где-нибудь можно ее гугольнуть? — спрашивает Игги. — В библиотеке например. Есть поблизости какой-нибудь город?
Смотрю вниз. Земля под нами поразительно плоская. До крошечных домиков маленького городка минут пятнадцать лету.
— Можно. Отличный план. Всем внимание! Берем двенадцать градусов на запад.
Короче, выясняется, что ИТАКС владеет чуть ли не полмиром. Это не просто компания. Это колоссальный международный конгломерат. Он повсюду. Куда ни плюнь, какой бизнес ни возьми: еда, лекарства, медицина, риэлторы, компьютерные технологии и даже книгоиздательство — всего даже не перечислить.
И чем больше мы в Интернете читаем, тем отчетливее я начинаю припоминать эмблему ИТАКСа на миллионе когда-либо окружавших меня предметов. В Школе, например, где мы созданы, он стоял на пробирках, на коробочках для раздачи пилюль, на всем лабораторном оборудовании.
Я выключаю компьютер и встаю:
— Хватит. Пошли!
Я по горло сыта этой информацией.
111
— Нет!
— Макс, пожалуйста, — канючит Надж.
Мы в воздухе и летим на юг. В Интернете нашли адрес главного отделения ИТАКСа, примерно на полдороге от Майами к Национальному Парку Эверглейд.
— Ни под каким видом! Там все загорожено. И людей миллион. Толпы всюду — не выберешься!
— Клык, — меняет Надж направление главного удара.
Клык пожимает плечами, насколько это возможно в воздухе, и разводит руками, мол, разговаривай с начальством. Я тут ни при чем и решений не принимаю.
Вот отщепенец.
— Ма-а-акс! Ну пожа-а-а-алуйста, — присоединившийся к Надж Газман укрепляет позицию нападения.
Непоколебимо продолжаю движение вперед, отказываясь смотреть вниз на высоченную водонапорную башню с укрепленными сверху мышиными ушами. Надо было сделать петлю и обогнуть это мышиное место, подальше от всех соблазнов.
— Макс! — ноет Надж.
Я не реагирую. Я знаю, что она пытается сделать.
— Да прекратите вы, — тявкнул Тотал на руках у Игги. — Пусть ей самой стыдно будет. В волшебное королевство не залететь из трусости! Какой позор!
Я зыркнула на него, что совершенно не смутило этого нахального пса.
— Только пару раз прокатимся, — мечтательно вступает Ангел. — На Горе Всплесков.
— Ма-а-акс! — снова зовет Надж.
И тут я совершаю непоправимую ошибку — я поворачиваюсь на нее посмотреть. Черт! Моргнула и сразу же отвернулась, но поздно. Она-таки меня достала, состроив мне умоляющие оленьи глаза. Теперь у меня нет выбора.
Скрипнув зубами, вынужденно соглашаюсь.
— Так и быть. Пара аттракционов, по одной сахарной вате на брата и вперед.
Под счастливые возгласы стаи Клык с укоризной смотрит на меня. И взгляд его подтверждает то, что я и сама хорошо знаю:
— Дура!
— А кто разрешил собаку заводить?
Он поперхнулся. Видать, мой аргумент сработал.
И мы идем на снижение, опускаясь в страну Мышей.
112
— Диснейленд? — Ари чувствует, что голова его вот-вот взорвется. — Диснейленд? — его замогильный голос срывается на хриплый визг. — Они что, думают, на каникулы приехали? Они от погони спасаются. Ноги уносят. Сама смерть неотступно у них по пятам идет. А они по Железной дороге Большой Громовой горы вздумали разъезжать!
Он с такой силой щелкнул челюстями, что мозги вздрогнули в черепушке.
Пусть теперь сами на себя пеняют.
Теперь-то он им покажет кузькину мать. Все сокрушит. Камня на камне от Главной Улицы США не оставит!
113
Диснейленд! Ты там, наверное, был дорогой читатель. Думаю, вся Америка там побывала. Потому что вся Америка уж точно была в Диснейленде в тот день, когда мы туда заявились.
Как только открылись ворота, вся огромная толпа — и мы вместе с ней — хлынула на Главную Улицу США. Это было классно. Заявляю авторитетно. Старомодные витрины магазинчиков, мороженица, как в стародавние времена, трамвайные пути посередине улицы, и все выкрашено в яркие, жизнерадостные краски. Всюду чистота и все идеально.
— Вот бы в каждый магазинчик заглянуть, — трещит восхищенная Надж, — я все-все хочу посмотреть.
— Эти люди, что, не работают? — ворчит Клык. — И почему, интересно, дети не в школе?
Я не обращаю на него внимания. Если бы он меня поддержал, фиг бы мы здесь оказались. Так что пусть теперь терпит.
— Времени у нас мало. Надо выбрать самые важные пункты, — говорю я, направляясь к Замку Золушки, — всюду все равно не успеть.
— Голосую за Пиратов Карибского Моря, — первым подал голос Тотал. На нем маленькая сбруя и специальный жилет с надписью «Собака-поводырь. Просим не гладить. Спасибо». Игги мы купили солнечные очки. Так что вдвоем они составляют прекрасно костюмированную пару.
— О-о-о! — хором поют Газ и Ангел и единодушно выбирают Дом на дереве Швейцарской семьи Робинсон.
Надж останавливается, мечтательно созерцая замок:
— Какой… красивый!
— Конечно, красивый. — Внутри у меня все дрожит от напряжения. Народищу — до умопомрачения! Мы на глазах у всех, зажаты со всех сторон — не шелохнуться. Так что я подпрыгиваю, как жареный гусь на сковородке.
Пытаясь вынырнуть из толпы, поворачиваем в Страну Приключений.
— Ура! К Пиратам идем! — кричит Тотал. Жаль, что он не может для полноты картины встать и идти на задних лапах.
Оказаться в темном, мокром замкнутом пространстве, да еще среди людей — для меня сущее наказание. Но, как всегда, я и мой здравый смысл оказываемся в меньшинстве. Тем более что у здравого смысла права голоса нет. Встаем в очередь, которая подходит на диво быстро. И вот мы в лодке. Стараюсь не паниковать. Пошла у младших на поводу — теперь терпи. Но сердце бьется как сумасшедшее, а на лбу проступает холодный пот. Одного взгляда на Клыка достаточно, чтобы понять, — он так же весь на нервах. Только мы двое в этой компании хоть немножко думаем о безопасности.
Пожалуйста, Господи, не допусти, чтобы в мои последние минуты на земле меня запихали в крошечную посудину. Не дай помереть в кромешной темноте среди пиратов, распевающих, как испорченная пластинка.
Да, это будет уж слишком жестоко, — неожиданно язвит Голос.
Пускай язвит. Мне на него наплевать.
114
— Я хочу такой дом на дереве! — рот у Газзи слипся от сахарной ваты, так что совершенно непонятно, как он может сказать что-то членораздельное. — Я имею в виду, для всех нас. Вот было бы клево!
— Точно! — У Ангела все пальцы в мороженом. — А можно, мы еще раз в дом на дереве пойдем?
Протягиваю ей салфетку:
— Посмотрим. Может быть, после ланча.
Откусив от своего мороженого, осуществляю 360-градусный обзор местности. Никаких ирейзеров. А вот поручиться, что мы единственные здесь мутанты, конечно, трудно. Потому что, сами понимаете, это все-таки Диснейленд. Но пока никто ни в кого на наших глазах не превращался.
— Дом на дереве — это нетрудно, — заявляет вдруг Игги. — Мы и сами можем построить. Только надо дерево подходящее повыше найти.
— Ага, мы с тобой точно сможем. — Газман запихивает в рот очередную порцию сахарной ваты. — Надо попробовать.
— Ладно. Так и запишем в список неотложных дел: «построить дом на дереве». Газзи, пожалуйста, постарайся не съесть все сладости в Диснейленде. Нам совершенно не нужно, чтобы тебя тошнило на Горе Всплесков.
Он в ответ только усмехается той беззаботной мальчишеской усмешкой, от которой у меня щемит сердце. Кабы только у него всегда такую улыбку видеть.
— В Страну Первопроходцев — туда, — Клык показывает на указатель.
Еще раз отсканировав толпу, смотрю на карту:
— Тогда сначала — в Страну Первопроходцев, а дальше, похоже, единственно интересное место на площади Свободы — это Дом с Привидениями.
— А я хочу в поместье Микки-Мауса, — просит Ангел.
— Пойдем, туда тоже пойдем. Только это в другой стороне. Мы сначала здесь все посмотрим.
Она посылает мне широкую невинную улыбку, и я стараюсь выкинуть из головы ненужные мысли о правительстве Соединенных Штатов.
Одну за другой Надж бросает в рот сладкую кукурузу:
— Знаете, кто по-настоящему страшный? Вот такой здоровенный бурундук, — она показывает в сторону актера в костюме бурундука. Он расхаживает взад и вперед и размахивает руками перед носом у каждого, кто к нему приблизится.
— Это кто? Чип или Дейл? — интересуется Тотал.
— Понятия не имею. Пока он не превращается в громадного бурундукообразного ирейзера, мне без разницы. Смотрите, смотрите, Гора Всплесков. И очередь небольшая.
— Скажите, пожалуйста, это ваша собака разговаривает?
Поворачиваюсь. Какая-то обгоревшая на солнце пигалица подозрительно уставилась на Тотала.
Я притворно расхохоталась:
— Наша собака? Разговаривает? Эк ты, девочка, напридумывала? А ТВОЯ собака разговаривает? Фантазерка! — и я покровительственно ей улыбаюсь.
— А я думала, разговаривает, — разочарованно бормочет девчонка, продолжая разглядывать Тотала, а я оборачиваюсь к Газману:
— Джейсон, ты опять практикуешь свое чревовещание?
Газ хитро подмигивает и кивает с подобающей скромностью.
— Ой, — она краснеет и смущенно отворачивается.
Представляешь, дорогой читатель, какой грозный взгляд достался от меня Тоталу. На сей раз он даже застеснялся и, поджав губы, виновато улыбнулся.
Краем глаза вижу, что Клык созерцает наши препирательства и накаты и улыбается. И от этого у меня теплеет на сердце.
115
Попались! Наконец-то он их нашел. Ари откусывает мороженое, смакуя треск тонкой шоколадной корочки.
Он проследил, как они пошли на Гору Всплесков, уселся на скамейку у выхода и теперь терпеливо их поджидает. Чтобы их здесь отыскать, пришлось хорошенько потрудиться. Во-первых, здесь не разлетаешься; во вторых, ирейзеров сюда не нагонишь — суету поднимут.
Но теперь-то он до них доберется. Они вот-вот должны выйти. Он уже дал команду шести запасным подразделениям. Все они наготове и ждут его сигнала в пяти минутах от главного входа. Ари улыбается. Солнце светит, погода прекрасная, он ест третье мороженое, и все его мечты скоро сбудутся.
Мимо проходит небольшая группа людей, и Ари пододвинулся на своей скамейке, чтобы лучше видеть выход. Он знает, что люди на него глазеют. На обычного человека он не похож. И от ирейзеров тоже отличается. Не такая безукоризненная модель. Они, когда не оволчиваются, совершенно от людей неотличимы. Не то что он — ему не хватает их человекообразия. Когда на него ни посмотришь, всегда в лице что-то волчье заметно. Свое настоящее человеческое лицо он уже давно позабыл.
— А я знаю, кто ты.
Ари так и подпрыгнул от неожиданности. Он совершенно не заметил, как к нему подсел какой-то пацаненок, и нахмурился, глядя на маленькое открытое личико.
— Что тебе надо? — рыкнул он.
Сейчас мальчонка испугается, сорвется с места и побежит сломя голову. Так, по крайней мере, всегда случается.
Но парнишка только продолжает улыбаться и снова радостно тычет в Ари пальцем:
— А я знаю, кто ты.
Ари оскалил на него зубы, и мальчонка от восторга заерзал на месте:
— Ты Вольверин!
Ари смотрит на него с полным недоумением.
— Ты такой красавец! Ты мой самый-самый любимый герой! Ты самый сильный и самый крутой. Я бы больше всего на свете хотел быть, как ты.
Ари чуть не поперхнулся. Такого ему еще никто не говорил! Всю свою жизнь его все кому не лень за последнее отребье держат. Он бы любил Макс, но ей плевать, жив он или давно подох. Раньше, еще совсем ребенком, он преклонялся перед детьми-птицами. А те его даже не замечали. Просвет наступил, когда они наконец исчезли. Беда только, что вместе с ними исчез и его отец. Ари до сих пор помнит горький привкус во рту, когда он понял, что его собственный папаша предпочел ему этих мутантов. И бросил его, собственного сына, на чужих людей.
Тогда-то они и стали по-всякому его усовершенствовать. Сначала он радовался. Он станет, как ирейзеры, станет одним из них. Но он не стал. Слишком уж он отличался. Все в нем было заплаткой на заплатке. Тех-то ирейзерами с младенчества делали. Или, еще того круче, с зародышей. Вот и получалось, что остальные ирейзеры люди, когда люди, и волки, когда волки. А он, Ари, застрял в своем недооволчьившемся обличье, недочеловек и недоволк. Нигде он своим не был.
— Ты прямо настоящая знаменитость! — продолжает изливать свое восхищение парнишка. — Кому нужны все эти Микки-Маусы и гномы. Я сижу здесь с самим Вольверином.
Ари неуверенно ему улыбнулся. Неважно, что парнишка его с кем-то перепутал — это он, Ари, кажется ему крутым. Это на него, Ари, он хочет быть похожим.
Как же это, оказывается, классно. Приятно до невозможности.
— Ой, чуть не забыл. А можно взять у тебя автограф? — просит мальчишка и роется по карманам в поисках листа бумаги. — Мама хотела, чтобы я у Гуфи автограф взял. Но разве можно тебя с Гуфи сравнить. Вот, придумал, распишись мне на футболке.
Он вытащил черный фломастер и растянул футболку, чтобы удобней было на ней писать.
Ари засомневался.
Парнишка сник:
— Простите, я знаю. Мама всегда говорит, что я как разойдусь, так меня не остановить. Я знаю, вы знаменитость, так, может, я чего лишнего наговорил?
— Нормально все. Надеюсь, твоя мама не будет против, — рыкнул Ари. Он взял фломастер в свою лапищу, подписался «Вольверин» и поставил лихой росчерк.
Его поклонник совершенно обалдел:
— Вот спасибо, мистер. Я никогда эту футболку стирать не буду. Вы самый лучший. Как приеду обратно в школу, всем скажу, что я самого Вольверина встретил и что он мне футболку подписал. Это лучший день моей жизни.
У Ари даже горло разболелось и нос начал подергиваться. Он провел рукой по глазам:
— Никаких проблем. Беги теперь, догоняй родителей.
— Спасибо! Не забуду! Никогда! Навсегда! — Парнишка подпрыгнул, победоносно взвизгнул и дернул вперед.
Ари секунду посидел, откинувшись на спинку скамейки и совершенно ошалев от неожиданно нахлынувших эмоций. И вдруг вскочил. Стая! Макс! Где они? Он прочесывает глазами тощий ручеек последних людей, выходящих из Горы Всплесков. Стая, которую он столько времени вынюхивал-выслеживал, пропала без следа. Ари смотрит на часы. Он трепался с этим шкетом целых шесть минут. И они за это время успели смыться. Пропустил!
Вот чертов шкет!
Тебе следует концентрироваться, Ари. Поставил задачу, не отвлекайся, — говорит ЕГО внутренний Голос. — Держи ухо востро!
Ари встал и уныло поплелся навстречу поджидающим его у ворот Диснейленда командам подкрепления. Конечно, он знает и про «концентрацию», и про «внимание», и про «фокус». А что толку?
Но в глубине души, в самом дальнем ее тайнике, он бережет улыбку и новое, теплое, радостное чувство.
116
— Боже, я до нитки промокла!
Мокрые волосы залепили все лицо, а свитер прилип к телу. Стягиваю его — с него ручьями стекает вода.
— Ништяк! — Газзи на седьмом небе.
— Да уж! Гора Всплесков — один бо-о-о-льшущий всплеск, — отряхивается Надж.
— Омерзительный аттракцион.
Чего Тотал-то ворчит? Он вообще за пазухой у Игги сидел и, считай, сухим из воды вышел.
— Давайте еще разок прокатимся, — предлагает Игги.
Мы уже почти дошли до выхода, когда я его увидела. Ари сидит на скамейке и с ним возбужденно болтает какой-то маленький мальчик. Я замерла на месте. Не успев затормозить, ребята от неожиданности чуть не сбили меня с ног.
— Поворачиваем, мигом! — только и могу выдохнуть я.
— Нет! Нет! Что же это за непруха нам такая… — шепчет Газ. — И почему обязательно сейчас! Почему этому гаду надо вечно нам кайф поломать?
Но я уже толкаю их обратно навстречу выходящей толпе.
— Ребята, извините, — загораживает нам дорогу смотритель, — выход только с этой стороны.
— Пожалуйста, мы нашу цифровую камеру там оставили. Нас мама за нее убьет. Мы только сбегаем ее забрать. Туда и обратно…
Смотритель на секунду задумался. На ту самую секунду, которой я воспользовалась, чтобы протиснуть нас всех мимо него.
— Извините, простите, разрешите пройти…
Вот мы и внутри, но нас уже догоняет голос смотрителя. Стремглав несемся вдоль стены вниз по проходу, перепрыгивая маскирующие его бутафорские камни и пластиковые кусты.
— Сюда! — Клык неожиданно останавливается. Молодец! Дверь в стене хорошо замаскирована, и я ее проскочила. Секунда — и мы скользнули в длинный, тускло освещенный коридор. Остальное — детские игрушки. В два прыжка достигаем запасного выхода. И вот мы уже снаружи, под прикрытием буйно разросшихся рододендронов. Оглядев территорию, мрачно командую:
— Вперед! Взлетаем вот с той бетонной горы.
Три минуты спустя мы уже в воздухе. Летим на заходящее солнце, оставляя Диснейленд позади.
У Надж по щекам текут слезы, а Ангел и Газ, хоть и крепятся, но — по всему видно — тоже чуть не плачут.
— Я… — начинает Газ.
— Что? — я наклоняю одно крыло и подруливаю к нему поближе.
— Мне так хотелось в Дом с Привидениями. Я всегда про него мечтал…
Я вздыхаю:
— Ребята, я все понимаю. — Они насупленно молчат, держат скорость, и на лицах у всех написано горькое разочарование. — Что вы думаете, мне не хотелось на все аттракционы сходить? — а про себя думаю: главным образом за ворота, чтобы увидеть эти мышиные уши в зеркале заднего обзора. Если бы оно у меня, конечно, было.
— Вы же понимаете, что остаться было невозможно. Зато мы сегодня выиграли: один — ноль в пользу стаи.
— Ненавижу этого поганого Ари, — как невидимую боксерскую грушу, Газ молотит перед собой кулаками воздух. — Вечно он все испортит. За что он только нас ненавидит. Мы же не виноваты, что его в ирейзера превратили!
— Не все так просто, мой хороший, — пытаюсь я его успокоить.
— Его отец бросил, — с горечью замечает Игги. Так же, как всех нас родители бросили. Вот его белохалатники и ирейзифицировали. Это втройне опасно. Он теперь как бомба замедленного действия.
— Вот бы узнать, как он нас так легко каждый раз выслеживает? — Ангел попала в самую точку. Еще час назад в Замке Золушки она так светилась от счастья, будто вся соткана из солнечного света. Она еще маленькая — не мудрено, что вся эта маркетинговая мишура ей в радость.
— Ума не приложу, Анджи. Я и сама про это все время думаю.
Внизу под нами расстилается сплошной зеленый лесной ковер. И вдруг его как обрезали. Лес кончился, и за деревьями выросли какие-то огромные нефтеочистительные сооружения. По крайней мере, так я себе всегда нефтеочистительные сооружения представляла.
Где-то неподалеку раздается монотонное жужжание мотора, и перед нами из-за деревьев выскакивает вертолет. Он сначала вроде смотрел носом чуть в сторону, но на самом деле, как любопытный жук, подбирался к нам все ближе и ближе.
— Ребята, давай врассыпную! Направление держим старое. Встречаемся через пятнадцать минут. — Отдав приказания, резко наклоняю крыло и отделяюсь от стаи. Краем глаза замечаю, что стая рассыпалась, и все поодиночке бросились кто куда.
Вертушка зависла в воздухе. У нее на боку красуется надпись: «Новости-14. Флорида». Так что может это и не ирейзеры. Может, и правда новости.
Но они нас засекли. В новости нам тоже попадать не светит. Выгибаю дугой спину, группируюсь и ухожу в пике, устремляясь к земле на скорости двести миль в час. Что означает, что ровно через минуту из пике надо выходить, а не то меня расплющит, как комара о ветровое стекло мира.
Ой! Что-то я, дорогой читатель, загнула с метафорами. Но ты, я думаю, понял, что если по-простому, так я имела в виду «разобьюсь вдребезги».
Когда я наконец посмотрела назад, никакого вертолета не было и в помине. А еще через несколько минут с разных сторон ко мне устремились все увеличивающиеся темные точки. Моя стая!
Клык подлетел первым. Так что у меня есть минута поделиться с ним моей новой идеей: небо для нас закрыто. Пора спускаться с небес на землю.
117
— Черный Рейнджер — Крылу Один. Прием… — тихо говорит Тотал в сжатый кулачок. — Береговая линия свободна. Крыло Один — на посадку. Прием.
— Тотал, я здесь. У нас нет никаких переговорных устройств.
— Нет, но должны быть. Нам больше всего подходят СПУ, самолетные переговорные устройства, — уверенно заявляет Тотал, — у меня такое СПУ точно должно быть. Тогда я…
Я затыкаю ему рот и печально смотрю на горы ржавого металла, древних холодильников и стиральных машин, выпотрошенных автомобильных каркасов. Вокруг нас простирается бескрайняя свалка. Через плечо сигналю своим. Клык, Газзи и Надж сбегаются ко мне и присаживаются на корточки перед рядом полностью раздолбанных холодильников.
Сколько мы могли обнаружить, эти необъятные просторы ржавчины и рухляди охраняет только один полусонный сторож. Такой же древний, как это старье. К тому же он остался далеко позади, в кособокой хибаре-конторе у самых ворот этой гигантской мастерской по разборке автомашин на детали. О свойствах основного здешнего бизнеса я заключила, заметив здоровенный ангар, под навесом которого припаркованы хоть сколько-нибудь пристойные машины.
Ровно это нам и нужно.
— Слушай, последний раз мы сидели в машине, когда… — шепчет Клык мне на ухо.
— Тогда было другое дело, — я раздраженно его перебиваю. — А теперь мы не собираемся красть никаких грузовичков.
— А что мы на этот раз собираемся спереть? — интересуется Игги. — Можно, я попробую порулить?
— Чего заранее-то загадывать. Еще ни коня, ни воза. — Надеюсь, я не слишком резко его обрезала.
— Вон та, — мой палец упирается в низкую, обтекаемой формы спортивную тачку.
У которой, при ближайшем рассмотрении, отсутствует мотор.
И вообще, при ближайшем рассмотрении оказывается, что у всех этих престарелых красавиц отсутствует что-нибудь существенное: то руль, то колеса, то сиденья, то приборная панель. Час поисков — и я от расстройства готова крушить здесь все подряд.
— Что теперь? — Клык присаживается рядом со мной на ржавую газовую плиту. — Общественный транспорт?
Я огорченно молчу.
— Макс? — Надж отводит с лица длинные пряди волос и зовет меня неожиданно тихим и задумчивым голосом. — Я тут хожу и думаю…
— Снова здорово, она, видишь ли, думает… — устало бормочу я себе под нос, но встаю и подхожу к ней поближе.
— Смотри, вон та «Тойота-Эко». Мотор у нее уже есть, только надо новый воздушный фильтр присобачить. Сиденья можно взять от той красной «тойоты», руль от «ниссана», батарею вытащим у этого «кадиллака». Если все это вместе собрать, у нас вполне классная тачка получится. — И она вопросительно смотрит на меня большими карими глазами. — Ты как думаешь, попробуем?
— Вот это да! — Тотал даже присел от восхищения, а я от удивления лишилась дара речи и только мычу что-то нечленораздельное.
— А воздушный фильтр вон там лежит, как новенький, — добавляет Надж последнюю решающую деталь.
Наконец ко мне вернулась способность связать вместе пару слов:
— С каких пор ты про это все знаешь?
— Ой, я машины очень люблю. Давно. Я еще у Джеба всегда читала все его журналы про машины. И картинки смотрела, даже схемы. Помнишь, у него всегда кипы этих журналов были.
— Помню. Короче, похоже, у нас есть план. Ребята, все слышали, что Надж говорила? Что делать, поняли?
Рев нашего мотора кого хочешь из мертвых поднимет. Поэтому, чтобы не разбудить охранника, толкаем нашего «Франкенштейна» через ворота свалки и даже еще пару сотен футов подальше. Только тогда можно наконец спокойно убедиться, сработало ли наше творение.
Вытолкав наш лимузин на почтительное расстояние, Клык садится за руль, а я применяю на практике свой талант заводить мотор без ключа.
Победа! Он, конечно, хрипловат, и тачка поначалу тарахтит и стреляет из выхлопной трубы, как из пушки. Но ведь едет! Едет голубушка!
— Все по местам, — командую я.
Тогда-то мы и обнаружили нашу последнюю проблему.
Маленькая «Тойота-Эко» не рассчитана на шестерых крупногабаритных подростков.
С крыльями.
И с собакой.
— Клоунская какая-то у вас машина, — ворчит Тотал, сидя у меня на коленях на переднем сиденье.
— Что это собака к тебе на колени уселась? — жалобно гундит Газзи, которого — как, правда, и всех остальных, — подбрасывает и трясет на каждом ухабе, — почему ребенка вперед не посадить?
— Потому что собаке здесь много удобней, — Тотал находит наконец светлую сторону в своем существовании.
— Потому что людям на переднем сиденье запрещено сидеть на коленях — это опасно. К тому же полицейский увидит — обязательно остановит. Хотите забрать Тотала к себе назад?
Заднее сиденье единодушно завопило «нет».
У меня бездонное терпение, согласись, дорогой читатель.
— Придется потерпеть, ребята. Надеюсь, недолго. Как найдем подходящее место для ночевки, сразу сделаем привал.
— Собака… Тоже нашли собаку… — ворчит все еще обиженный Тотал.
— Ш-ш-ш! — потрепала я его по загривку.
— Ты что, хочешь сказать, что ты не собака? — спрашивает сзади Газман.
Он устал. Мы все устали. Все голодные. И все немножко прибалдели.
— Хватит вам, — я сердито поднимаю голос. — Сидите спокойно.
Клык смотрит в зеркало заднего вида:
— Кто-нибудь знает песенку про разбитые бутылки?
— Не-е-ет! — кричим мы все в один голос.
