Блисс сидел в столовой дома Артура Лихагена. Позади стоял стол, в ногах – пустой кофр «Хардигг сторм». Сидел, не снимая плаща, в руках держа мягкую непромокаемую шляпу. Перед ним было окно, в которое только недавно начал просачиваться мутноватый свет, так что до этого в стекле Блисс созерцал единственно свое отражение. Усталости он не чувствовал. Хотя проделал такой путь, и момент, которого Блисс не чаял дождаться, был практически в его руках.

Вспоминались те первые часы, когда он в убеждении, что вся кожа на теле сожжена, в адских мучениях ковылял сквозь ночь, а ум всецело затмевала боль. Стоило громадного, нечеловеческого усилия воли как-то ее отграничить, расчистить крохотный уголок сознания, где разум мог возобладать над инстинктом. Блисс сумел добраться до телефона, и этого оказалось достаточно. У него были деньги, а за деньги можно купить что угодно, если их только хватит: укрытие, бегство, лечение ран, новое лицо, новую идентичность.

Шанс на жизнь.

Но какая боль. До конца она не проходила никогда. Говорят, что со временем острота бывших страданий забывается, но у Блиссом все было не так. Память о перенесенной боли опаляла разом изнутри и снаружи, в душе и в теле. И хотя ее физическая реальность истаяла, память о ней оставалась обостренно ясной. Достаточно ее призрака, чтобы по-новому воссоздавать все, что когда-то произошло. Это свойство в себе Блисс использовал для воскрешения боли, что дало ему силы добраться сюда.

Сзади послышались шаги, а за ними голос Майкла Лихагена. Но Блисс не обернулся, не считая нужным одобрять его присутствие.

– Был контакт, – доложил Лихаген.

– Где?

– На внутреннем кольце, рядом с южным пересечением.

– Люди твоего отца сделали все, что им было велено?

Прежде чем Майкл ответил, возникла пауза. Блисс знал, что авторитет Лихагена-папаши догнивает вместе с ним, что вызывает лишь усмешку. Нелишне еще раз напомнить этому сосунку, что, заказав нападение на Гэбриела, он переступил порог своих полномочий. Блисс этого не забыл и спускать не собирался. Как только работа будет сделана, последует расплата. Бентон – человек, спустивший курок, – ляжет жертвенным агнцем на алтарь искупления за свою непозволительную дерзость. Это ему, Блиссу, и только Блиссу, было решать, жить Гэбриелу или умереть. В душе Блисс понимал: Гэбриел не мог допустить, чтобы та его измена прошла безнаказанно, и не держал на старика зла за последовавшую долгую охоту. Иное дело – Луис. Его Блисс хотел. Луис… Это он его сжег. Он сделал их противостояние личным.

– Они их оттеснили. А стреляли всего лишь для острастки, стараясь не убить.

Блисс мощно выдохнул через нос, как позабавленный бык.

– Даже если б и нет, попасть бы они никуда не попали. Разве что по ошибке.

– Это хорошие парни.

– Вздор. Все как один местная шваль. Деревенские жлобы и пожиратели беличьего помета.

Оспаривать точность этой формулировки Майкл не стал.

– Есть и еще кое-какие новости. Мы потеряли контакт с двумя нашими, Уиллисом и Хардингом. По рации ответил чужой голос.

– Это ваша проблема, вам с ней и барахтаться.

– Мы ее сейчас улаживаем. Я просто подумал, что тебе тоже не мешает об этом знать.

Блисс встал, впервые оборачиваясь лицом, но по-прежнему игнорируя человека, в услужливой позе стоящего у двери. На столе за ним, помещенная на двуногу марки «Харрис», почивала снайперская винтовка «Чендлер XM-3» с титановой направляющей «пикатинни» и гасителем отдачи, а также дневным оптическим прицелом «Найтфорс NXS». В кофре «Хардигг» лежал еще и универсальный прицел ночного видения, но Блисс его устанавливать не стал, в надежде, что для загона добычи окажется достаточно и дневного света. Он выглянул в окно на набирающий силу рассвет, слегка подмоченный начавшимся дождем. День вступал в свои права.

Рядом с «Чендлером» находилась еще одна винтовка, «Сарджен XL». Блисс разрывался между ними. Впрочем, «разрывался» – слишком сильно сказано, учитывая то сравнительное хладнокровие, с которым он сейчас делал выбор. Для человека его профессиональной стези такое может показаться нетипичным, но чрезмерной любви к стволам Блисс не испытывал. Безусловно, он знал и тех, кто к орудиям своего промысла питал чуть ли не половое влечение, но родства с такими персонажами не ощущал. Наоборот, их чувственность по отношению к своему оружию считал формой слабости, симптомом упрятанного вглубь недомогания. Такие люди наверняка дают забавно-умильные прозвища своим половым органам, а в убийстве ищут эмоциональный выхлоп, сродни выплеску чувств от полового соития. Словом, подобные проявления Блисс считал верхом глупости.

«XL» стреляла патронами «.338 лапуа магнум» и была снабжена прицелом «Шмидт-Бендер 5-25 x 56» со своим креплением и многопортовым дульным тормозом для смягчения отдачи. Ложа у нее была из фибростекла, а вся винтовка весила в пределах десяти килограммов. Сейчас Блисс поднял ее, продел руку в ремень и принял вес на левое плечо. Вообще он всегда предпочитал правое, но после незабвенного Амстердама приспособился под новые условия – и в этом, и далеко не только.

– Ты уже идешь?

– Да.

– Как же ты их отыщешь?

– Чутьем.

Сын Лихагена озадаченно прикинул, шутит ли этот странный, изборожденный шрамами человек, и решил, что все-таки нет. Больше он ничего не сказал, а лишь смотрел, как Блисс покидает дом и удаляется через лужайку в поисках своей добычи.