В ложе Трех Светил.

В ложе Елисаветы к Добродетели. Ложу держал 1-й надзиратель Р.С.Щулепников. В бумагах Симанского сохранилась эта речь, которая по-видимому лишь несколько видоизмененною, а то и дословно, произносилась в ложах не один раз; мне приходилось встречать несколько ее списков. Привожу один отрывок, который позволяет уяснить себе «экстатический» характер речи; такие речи более или менее красивого подъема произносились нередко.

«Никогда еще волшебная музыки сила не действовала на меня так сильно, как вчерашнего вечера. Болезнь и мрачная меланхолия господствовали надо мною; я употреблял всевозможные средства для ра-зогнания моей задумчивости, но напрасно, она возвращалась паки в тысяче различных видах; наконец, подошед к клавесину, начал я изображать дикие и унылые мои мысли. Возведя мои глаза, увидел как будто бы Ангелом ниспосланную, лежащую предо мною Перголезеву Salve regina и начал петь. Небесная музыка исполнила мою душу таким высоким благоговением, такою приятною унылостью, что я вдруг залился слезами; я ощутил некоторое облегчение, напрягшиеся мои нервы ослабели и я погрузился в удивительный покой; не могу сказать, что сделался весел, но однако мне было приятно. Оставя клавикорды, лег я на софу и размышлял о различных, скоро применяющихся состояниях души моей. В сии мгновения летал вокруг моего ложа гений гармонии, внушая мне темные ощущения из высоких таинств духов-ныя музыки. Никогда еще не вкушал я сладости толико небесной, подобно расплавленному светло-ясному сребру, предстал он моим глазам и паки соделался невидимым. Сия была мечта, но еще как будто бы в тумане летает предо мною воспоминание о ней.

Ниспало земное покрывало с очей моих; оставя землю, пролетал я по неизмеримым пространствам всемирности. Солнце, планеты, звезды в неописанной их красоте окружали меня повсюду, как приятность наполняла слух мой. Сферы, образец человеку чистейшей мелодии, коловращаясь, воспевали величественную песнь, величайшую Единицу в обильнейшей многоразличности, песни, слышимые только единым духовным ухом. Правда, божественный Пифагор давно уже измыслил число их и из Небесной Гармонии открыл земную, но числа суть только скорлупа Духовных звуков, они не доставляют Духу доб-рогласия, ибо сей дух, будучи в земной темнице, не в состоянии слышать их. Не один телесный только мир и объемлемое пространство, сказал мне Гений, движется по правилам Небесной Гармонии, но и царство Духов составляет также совершенную музыку, которыя собственный тон и единогласие есть сам Бог. Все души суть части сей вечной симфонии, все они движутся по предписанной им и согласной с целью мелодии. Каждая часть есть целое, а притом и часть величайшего целого, а все бесчисленные части вкупе составляют великий хор творения, которое поклоняется Божеству в вечных хвалебных песнях. Ежели бы наша ограниченная чувственность позволяла нам зреть в Царство Духов, то удивились бы мы, видя, с какою определенностью следуют они законам Гармонии, увидели бы мы, что наша земная музыка есть токмо образ, скорлупа, эмблема Духовной музыки. Человек во всех своих ко всецелому, к Богу, к Обществу, к самому себе или к внутренней своей Натуре отношениях действует по законам музыки.

Отношение и постепенность Духов к Существу, которое всех их объемлет, из которого они истекают и в которого недра возвращаются паки, хотя и никогда не соделываются им самим, понеже никогда не могут быть удобными восприять его несложность и чистоту, все сие изображается в монохорде, из которого происходят все тоны.

Подобно как тоны суть модификации единого и первого коренного тона, хотя и не суть сей тон самый, но токмо произошли и выводятся из него, так точно суть души относительно к Богу Первому, Вечному, Единственному Чистому, коренному тону; каждое почастное племя, каждое существо, в особенности Духовного мира, есть тон сей единой струны, более или менее подобный коренному своему тону».

(«Взор музыканта в Музыку Духов»).