Эпилог
С тех пор прошло более двух лет. Мы не погибли на том пожаре. Охранники заметили клубы чёрного дыма и подоспели вовремя. Сначала вынесли меня, затем Макса. Если не считать нервного потрясения, я почти не пострадала. А вот Макс… Макс потерял зрение. Врачи говорят, что, увы, сожжена сетчатка, а она восстановлению не подлежит…
Но это неважно. Главное, что Макс жив, а видит он или нет, не имеет для меня никакого значения. Мы живём в загородном доме под Питером и безумно счастливы. У нас подрастает прекрасный сынишка, которого мы назвали Виталиком. Это в честь моего отца. А ещё мы мечтаем о дочке, и она обязательно у нас появится.
Просто нужно немного подождать.
Мы поженились сразу, как только Макса выписали из больницы. Свадьба была шумной и весёлой, какой и положено быть настоящей свадьбе.
Но, пожалуй, больше, чем свадьба, мне запомнилось рождение сына.
Беременность я перенесла очень легко, так как чувствовала поддержку любимого мужчины.
И родила я тоже легко, даже боли почти не почувствовала.
Девчонки, лежавшие со мной в одной палате, подносили к окну новорождённых малышей и показывали их мужьям. Показать своего я не могла, но совершенно не испытывала комплекса по этому поводу. Когда Макс приехал меня навестить, я громко закричала, высунувшись в окно чуть ли не по пояс:
– Максимчик, дорогой, наш мальчик – вылитый ты!
У него твой носик, твои ушки и твои глаза! Он очень красивый. Макс! Представляешь, какой из него получится мужчина! Самый прекрасный и самый желанный!
Макс прижимал к груди огромный букет роз и улыбался. Хотя нет… Он улыбался и плакал одновременно.
Говорят, что слепые не умеют плакать… Вот уж неправда! Они такие же, как и мы, только чувствовать умеют намного глубже и чище. Я знала, что это были за слёзы. Это были слёзы счастья и благодарности. Забыть их я не смогу никогда в жизни.
За эти два года у Макса прекрасно развился слух.
Когда мы с ним гуляем по лесу, он «видит» гораздо больше, чем вижу и слышу я. Финансовых проблем у нас нет, потому что у наших родителей столько денег, что хватит на несколько поколений.
Но и мы стараемся не отставать. Макс занялся резьбой по дереву и уже имеет постоянных заказчиков, а я начала рисовать. Конечно, не так, как Маша, но тоже неплохо. Через неделю у меня первая персональная выставка. Мы с Максом, конечно, волнуемся, но и верим, что она пройдёт как надо. Максу нетрудно представить мои картины, потому что, когда я рисую, я рассказываю ему о каждом мазке и постоянно с ним советуюсь.
Если когда-нибудь ты, дорогой мой читатель, встретишь на улице красивую молодую женщину со счастливым лицом в сопровождении высокого, по-спортивному подтянутого мужчины в чёрных модных очках и маленького мальчика, знай, что это я. Макс называет меня Машей. То, что я не настоящая Маша, кроме него, никто не знает. Эта тайна умрёт вместе с нами.
А когда мы остаёмся с Максом наедине…
Я снимаю с Макса очки и целую его глаза. Глаза у моего мужа очень красивые, и совсем неважно, видят они или нет…
По выходным к нам приезжают родители. Они накрывают стол, и начинается веселье. Я крепко обнимаю драгоценную свою мамочку и говорю ей нежным голосом:
– Мама, а помнишь, как ты говорила, что в жизни нет ничего вечного.
– Помню, дочка.
– Нет, мамочка, ты не права. Настоящая любовь сильнее смерти. Если к ней бережно относиться, она никогда не умрёт. Никогда!
Мама целует меня в щёку и, как всегда, начинает искать платок.
Родители Макса играют с маленьким Виталиком.
Меня они боготворят. Я же, глядя на мужа, думаю о том, что, в сущности, не сделала ничего особенного, ведь моя любовь к нему исходит от самого сердца.
Когда гости разъезжаются, мы с Максом укладываем Виталика спать и выходим в сад.
– Машка, а какие сейчас облака? – спрашивает Макс и поднимает голову.
– Розовые. Солнце уже заходит. Скоро стемнеет, – объясняю я.
Макс притягивает меня к себе и целует в губы.
Я громко смеюсь и думаю, что счастливее меня нет на свете. Потому что рядом со мной потрясающе красивый мужчина, и у моего мужчины самые красивые на свете глаза…