Глава 11

…Я сидела на заднем сиденье полицейской машины и пыталась хоть что-нибудь объяснить полицейским, но они совершенно меня не понимали и вели меня с собой крайне недружелюбно. Они тут же забрали у меня недопитую бутылку виски, поражаясь тому, как я могла так много выпить, ничем не закусывая. Потом меня привезли в полицейский участок. Слава богу, что здесь со мной стали разговаривать по-английски.

Конечно же, я не стала рассказывать правду о том, что со мной произошло на самом деле. Я поведала лишь, что прилетела в Голландию в гости к давней подруге, но она меня даже не встретила. Вчера поздним вечером меня ограбили какие-то подонки, прихватив паспорт, кошелек и билет с открытой датой.

— Пожалуйста, свяжитесь с представителями моей страны, — просила я полицейских. — Пусть меня отправят на родину. Дайте мне какую-нибудь справку вместо паспорта. А насчет денег не переживайте: я обязательно все верну. Как только доберусь до дома, так сразу рассчитаюсь.

Но полицейские совершенно не собирались ставить меня в известность о том, каким именно способом они будут решать мою судьбу. И, несмотря на мой жалкий и даже затравленный вид, никто не проникся ко мне жалостью и сочувствием.

Один офицер написал рапорт, в котором засвидетельствовал факт пропажи моих денег и документов, а также засвидетельствовал факт избиения. Не засвидетельствовать его было просто нельзя. Заплывший глаз и избитое тело… В рапорте было написано, что эти увечья были нанесены мне в тот момент, когда хулиганы отбирали у меня мою сумку.

После того как был составлен рапорт, полицейские посадили меня за решетку вместе с какими-то крайне неприятными личностями, напоминающими девиц легкого поведения и наркоманов, и перестали обращать на меня внимание, словно меня и не было вовсе. Я пыталась объяснить, что мне необходима любая справка, заменяющая паспорт, и срочная депортация из страны, но вместо этого меня попросили не беспокоиться и не мешать слаженной работе полицейского участка.

Я сидела на холодной лавке ни жива ни мертва, нервно покачивала ногами и думала о том, что в любой момент могут найти тела Яна и Хенка. Мало ли кто может зайти в их дом? Информация долетит до полицейского участка мгновенно, и тогда мне просто несдобровать. Если сейчас меня здесь держат по той причине, что у меня нет при себе документов, то тогда на меня повесят двойное убийство и привлекут к уголовной ответственности. А я и понятия не имею, какие законы в Голландии, но знаю точно, что, какими бы они ни были, вся жизнь пойдет насмарку.

— Ты русская?

Я вздрогнула и посмотрела на сидящую на противоположной стороне молодую девушку, которая держала на руках спящего младенца, и обрадовалась так, как уже давно никому не радовалась.

— А ты тоже русская? — задала я встречный вопрос.

— Русская. Меня Ириной зовут. Я из Люберец.

— А меня — Таня. Вот так встреча! Ты не представляешь, как я рада.

— А ты здесь какими судьбами? — спросила меня моя новая знакомая, покачивая младенца.

— Приехала к подруге, а она меня не встретила. В общем, осталась тут совершенно одна. А вечером на меня напали грабители и отобрали сумку с деньгами, паспортом и документами. Я с горя виски напилась и встретилась нос к носу с полицейской машиной. Я очень хочу домой и не понимаю, почему они меня сюда посадили, а не спешат депортировать на родину. Ума не приложу, сколько мне здесь еще сидеть. Я никогда не испытывала особой любви к русской милиции, а теперь с уверенностью могу сказать, что и к голландской полиции у меня нет ни любви, ни симпатии. Еле уговорила офицера написать рапорт. Но и что толку, что он его написал? Посадили меня сюда на неопределенный срок, и никто не хочет ничего объяснять.

Выдержав паузу, я, сама не знаю чему, улыбнулась и обхватила колени руками.

— Ирка, а ты-то здесь что делаешь, да еще и с ребенком?

— Ой, лучше не спрашивай!

— А все же?

— Я сама не понимаю, как очутилась здесь с пятимесячным ребенком и пакетом молока. Я же жертва домашнего насилия. На черта меня сюда посадили?! Изверги.

— Тебя муж, что ли, избил?

— Избил, — кивнула Ирина. — Обещал убить. Вот, решила попросить помощи у полиции и здесь оказалась.

Наши соседи, сидящие рядом с нами на лавках, быстро потеряли к нам интерес, потому что не понимали, о чем мы говорим. Я отодвинулась от пьяного, дурно пахнущего мужчины, повела носом и посмотрела на Ирину.

— Сидим тут не пойми с кем. С какими-то преступниками и крайне подозрительными личностями. Ты замуж за голландца вышла?

— За голландца, — вздохнула Ирина и прижала к себе ребенка. — Тут многие русские девушки замуж вышли и не жалуются. Живут в любви и согласии. Вместе с мужьями справляются со всеми трудностями. А мне по жизни не везет. Я вот никогда не грезила жить за границей. Просто как-то не клеилось у меня с мужчинами на своей родине. Все мои отношения заканчивались одним сплошным разочарованием. А тут моя подруга показала мне сайт с иностранными женихами, на котором-то я сразу увидела своего голландца. Просто вот посмотрела на фотографию, утонула в его глазах и поняла, что пропала. А потом я только и жила его письмами. Спала, ела, переживала у компьютера. Никогда бы не подумала, что найду свою любовь в Голландии. И ведь нашла же! А через несколько месяцев переписки мы поняли, что не можем жить друг без друга. Так я и решила порвать со своей жизнью на родине и уехала искать свое счастье за границей.

Глядя на Ирину, сидящую вместе со мной за решеткой с младенцем на руках, было понятно, что счастье, которое она так долго искала, оказалось призрачным и сомнительным, но я принялась слушать ее дальше.

— Ты не представляешь, как я радовалась предстоящей красивой жизни.

— Представляю, — перебила я девушку. — Когда я сюда летела, я тоже ей радовалась.

— Поначалу было все действительно хорошо, — продолжила девушка, сунув проснувшемуся ребенку бутылочку с молоком. — Романтика полным ходом! Я даже как-то не придавала особого значения тому, что дом моего любимого слишком стар и чересчур мрачен. Со стен падала штукатурка. Кран был только на кухне. Там же приходилось чистить зубы. Посуды — минимум. Все комнаты пустые. Только стены и белые ящики. Но ведь с милым рай в шалаше, и все это было не важно. На мой вопрос, почему в доме так неуютно, любимый говорил, что в Голландии ценится человек, а не то, что он имеет или где он живет. Так я его и ценила. А еще он сказал, что хорошо жить здесь стыдно. Одним словом, он убеждал меня в том, что удобства нам не нужны: мы и так можем быть счастливы. Можно сказать, что он и в самом деле убедил меня в том, что на этом свете есть вещи, которые важнее бытовых удобств. А ведь у себя на родине я так не считала. В России комфорт и удобства были для меня жизненно важны и необходимы. Но здесь я смогла пожертвовать всем этим только ради любви. Несмотря на неприхотливость своего супруга, я все же стала обставлять дом и принялась покупать самое необходимое. Правда, муж был очень недоволен, что я что-то меняю в доме. Ему не нравилось, что я пытаюсь сделать дом красивым. Я думала, он это оценит, но он просто ничего не замечал, а иногда новшества вызывали у него раздражение. Я пыталась ему доказать, что цветы и картины на стенах делают дом уютнее, но бесполезно. Да и для быта необходимо много вещей. Без них просто никак!.. Он стал моим мужем и мечтал о ребенке. Я тоже этого очень хотела, а пока с ребенком ничего не получалось, пыталась учить язык, чтобы хоть как-то изъясняться по-голландски, изучить культуру, понять менталитет. Мне совсем не хотелось быть полностью зависимой. Знаешь, я очень верила в то, что буду счастливой, что у меня будут ребятишки, прекрасный муж и мы вместе состаримся. Первые ссоры начались из-за того, что он не хотел принимать русскую культуру. Он не понимал, почему я хочу красить яйца на Пасху. Почему я считаю 8 Марта своим родным праздником. Когда я рассказывала ему о том, что в этот праздник поздравляют всех женщин, он говорил, что русским только дай повод, чтобы они напились и не работали. Он начал раздражаться от любой мелочи. Не понимал, почему я общаюсь с мамой по телефону и хочу общаться как можно чаще, ведь мне интересно узнавать все новости. Он не понимал, почему я не могу без русской литературы и русской музыки. Он выражал вечное недовольство оттого, что я живу в Голландии, а традиции так и остались русские. Он говорил, что нужно жить так, как живут голландцы. А мне всегда хотелось забежать в русский магазин, купить консервированные огурцы, кильки в томатном соусе, наши пельмени. Это ему тоже не нравилось. Он считал, что нужно есть только то, что едят голландцы, смотреть только голландское телевидение, читать только голландские газеты, встречаться с голландцами, но ведь я в то время ни слова не понимала по-голландски. Как я могу читать или общаться? Мой муж считал, что, если я живу в этой стране, значит, я должна полностью меняться. Я не отрицала того, что я должна меняться. Но мне также хотелось иметь свободу выбора. А мой супруг мне ее не давал. Ведь это просто насилие над личностью. Почему я должна есть пищу, которую я не люблю и к которой я не привыкла? Каждый вправе выбирать, как проводить свой досуг. Я хочу читать книги на понятном мне языке, смотреть те программы, которые мне нравятся, и наслаждаться нашими фильмами. Это на родине мы сетуем на то, что уж слишком много фильмов показывают на телевидении и не все эти фильмы пригодны для просмотра. За границей такого нет. Мы рады любому фильму на родном языке и смотрим его с нескрываемым восторгом и радостью. Одним словом, моего супруга стало раздражать то, что я ем, что смотрю, что читаю, что слушаю. Зато ему нравилось, что я готовлю, убираю, глажу и веду хозяйство. За всю нашу совместную жизнь я не увидела от него ни одного подарка. В ресторан мы сходили всего один раз: тогда, когда я только сюда приехала. На отдыхе мы так ни разу и не были, хотя он неоднократно мне обещал. Но я свыклась с семейной жизнью и пришла к мысли, что нужно просто привыкать к будням. Мой супруг убедил меня в том, что я слишком избалованная и что нужно более экономно вести хозяйство. Несмотря на то что мой муж постоянно подавлял меня во всем, я подчинялась ему ради иллюзорного будущего и шла на постоянные компромиссы. Он любил говорить мне о том, что я должна быть ниже его и мне не надо думать, что я такая умная, так как я здесь никто и никому не нужна. Что я должна благодарить его день и ночь за то, что живу в такой хорошей стране и он дал мне такую замечательную жизнь. А ведь на своей родине я жила лучше, была свободна в своих действиях и была личностью, которую ценили и уважали. С каждым днем мне открывалось его истинное лицо, которое раньше он умело прятал. А он теперь об этом уже особенно и не заботился. А потом он стал меня обзывать, унижать, запрещал со всеми общаться и реагировал на все крайне негативно и неадекватно. Я понимала, что если есть проблемы в семейных отношениях, то виноваты оба. Я пыталась не давить, ничего не требовать. Даже когда он кричал от недовольства, я старалась промолчать и выяснить отношения после бури. Меня поддерживала только мама, которой я постоянно звонила, делясь с ней наболевшим. А однажды я поняла, что больше так продолжаться не может. Несмотря на то что жалко было все разрушать, но спасать, по большому счету, уже было нечего. Все поступки моего мужа медленно убивали мою любовь. Я стала думать: «А мне это надо?» Ведь я молодая, красивая, активная, интересная. Проживаю свою жизнь в маленьком провинциальном городе, напоминающем село, с человеком, который любит только себя и уважает только свое мнение. Причем на людях этот человек ведет себя совсем по-другому. Всегда интересный, общительный, с отличным чувством юмора, но дома он показывает свое истинное лицо. Ради чего все эти муки? И вот я сняла розовые очки, потому что глаза стали очень сильно болеть. В тот момент, когда я решила расстаться с мужем, я узнала, что я беременна. И поэтому решила не разрушать семью.

Ирина вынула у ребенка изо рта соску и продолжила свой рассказ:

— Беременность была слишком тяжелой. Мы по-прежнему много ссорились. Мой муж ударил меня в первый раз, когда ребенку был всего месяц. Он просто хорошенько накачался пивом, а ребенок много плакал и его раздражал. После этого он клялся, что никогда больше меня не ударит. Мол, выпил лишнего. Стоял на коленях, просил прощения. Я подумала про то, что фраза «ударивший однажды обязательно ударит дважды» не про меня, и его простила. Той ночью я долго думала, почему так произошло. Почему он поднял на меня руку? Я пришла к выводу, что я сама во всем виновата, что я проявила бесхарактерность и позволила моему мужу мною манипулировать. Когда я еще до рождения ребенка сказала мужу, что хочу с ним расстаться, он мне не поверил. Разве марионетка способна на такое? За всю нашу совместную жизнь я так и не смогла выработать способность отстаивать свое мнение. Я вечно терпела, пыталась его оправдать, боялась обидеть и вот таким образом и стала жертвой деспотизма. Понимаешь, деспоты всегда находят женщин-жертв, которых легко себе подчинить. Я познакомилась с девушками, которые не смогли ужиться со своими мужьями, но все равно остались в Голландии. При всем том, что им довелось пережить, они продолжают верить только в хорошее. Они учат язык, получают новую профессию, работают, чувствуют себя свободными, имеют право выбора и живут своей жизнью, а не жизнью кого-то. А у меня не получилось сделать подобный шаг. Большую роль играет совместный ребенок. Знаешь, несмотря на все трудности, я привыкла к этой стране. Чем дольше я в ней живу, тем больше меняется мое мировоззрение. Но тем не менее то, что было вложено в меня с детства, никуда не уходит. Оно всегда со мной и во мне. Да и от ностальгии никуда не денешься. Быть туристом и иммигрантом — это две разные вещи. Иногда хочется отдать все на свете за глоток свежего воздуха с родины. За привычную давку в трамвае, за задушевные посиделки с подругами, разговоры по душам с мамой. Но остается только плакать в подушку и с нетерпением ждать телефонных разговоров с родными.

— А почему ты сейчас здесь очутилась?

— Муж в очередной раз избил. Я только ребенка и пакет с молоком схватить успела и выбежала на улицу, — Ирина тяжело вздохнула и добавила: — Он меня теперь периодически избивает. Это называется «уму-разуму учит». Он еще следом за мной выскочил, но, на мое счастье, проезжала полицейская машина. Вот так я здесь и оказалась.

— А почему ты здесь? — я обвела взглядом сидящих рядом с нами малоприятных личностей. — Ты же с ребенком все-таки. Почему тебя сюда посадили, если ты никакого преступления не совершала?

— Можно подумать, ты совершала!

— Я нет, — нервно замотала я головой и ощутила, как пересохло у меня во рту.

— Потому что голландская полиция такая же малоприятная, как и отечественная милиция. Хорошо хоть рапорт об избиении составили.

— Твоего мужа теперь посадят?

— Скажешь тоже! Это же его страна, а я здесь — никто. Сейчас за него вступятся соседи, его родители.

— Так ты домой полетишь?

— Нет, — покачала головой Ирина.

— Почему? — опешила я.

— Меня скоро выпустить должны и в приют определить. С ним уже созвонились. Домой я возвращаться не хочу, несмотря на то что я с ребенком. Сначала в приюте поживу, а там видно будет. Не этот муж, так другой. Без мужика я не останусь. Жизнь подарит мне новую встречу и новую любовь. Я даже не сомневаюсь.

— А домой-то не легче вернуться?

— Может быть, вернусь, но не сейчас. Я для себя так решила, — в глазах Ирины показались слезы.

В этот момент нашу тихую беседу нарушил полицейский: он что-то сказал Ирине на голландском. Ирина нервно улыбнулась, утвердительно кивнула головой и встала, осторожно покачивая ребенка.

— Ты уходишь? — всполошилась я, что из моей жизни уходит что-то родное, близкое, душевное, кровное.

Я хорошо понимала, что если уйдет Ирина, то мне будет не с кем переброситься хоть одной русской фразой.

— За мной приехали.

— Из приюта?

— Нет. Муж со свекровью.

От удивления я широко открыла глаза.

— И ты пойдешь?

— Да.

— Но ведь он тебя бьет, а может быть, когда-нибудь и убьет, — я буквально взорвалась от возмущения. — Может, лучше в приют?!

— В приют я всегда успею, когда будет самый крайний случай.

— А сейчас, значит, не крайний? Крайний будет, когда ребра переломают?

— Я гражданство получить хочу, — произнесла Ирина с глазами, полными слез. — А такая возможность предоставляется только после трех лет семейной жизни с голландцем. Возвращаться нельзя. Я уже два с половиной года отпахала. Осталось совсем немного. А он сейчас, как всегда, прощения просить будет, какое-то время даже будет ласковым, смирным и пушистым. Ладно, мне пора. Муж ждет. Удачи тебе. Жизнь — штука непредсказуемая. Если останешься в Голландии, может, свидимся.

— В Голландии я точно не останусь. Мне домой нужно.

— Нужно так нужно. А так, многие девочки живут — и ничего. Не всем так с мужиками не везет, как мне. Извини, в гости пригласить не могу. Причина тебе хорошо известна. Я сама, как в гостях.

Когда Ирина появилась по ту сторону решетки, она еще раз нервно мне улыбнулась и пошла в сторону выхода. А я подумала о том, что ничего не меняется. Ни черта нигде ничего не меняется. Пьет и бьет не только русский мужик, но и голландский, итальянский, французский и африканский. Мужик — он и есть мужик.