Глава 20
Мама сидела в кресле и грустно наблюдала за тем, как я собирала вещи.
— Обязательно возьми теплую кофту, — напутствовала она меня.
— Господи, какая кофта? На улице жара!
— Доченька, а вдруг похолодает.
Несмотря на мои пререкания, мама встала и засунула в сумку шерстяной пуловер.
— Признаться честно, доченька, я против этой поездки, — в который раз вздохнула она. — Ты еще слишком слаба.
— Нужно еще раз позвонить Вадиму, — твердила я свое.
— Папа всем позвонил, не волнуйся. И Вадиму, и Анатолию, и в Москву своим друзьям. А может, еще мальчишек прихватить?
— Мам, ну куда мне их столько, солить, что ли?
Надев изумительное вечернее платье бирюзового цвета, я с удовольствием покрутилась у зеркала, слегка приподняв волосы.
— Маша, а тебе хоть немного Вадим нравится? — улыбаясь, спросила мама.
— Я к нему только-только начинаю привыкать.
А что?
— Он, конечно, парень неплохой, но… Понимаешь, доченька, мне иногда кажется, что он не столько тебя любит, сколько положение твоего отца. Ты бы поосторожней с ним.
— Мама, но я же пока за него замуж не собираюсь.
— Это правильно, а то раньше тебя невозможно было переубедить. Знаешь, доченька, ты бы лучше не торопилась замуж. Гуляй, пока молодая.
В браке есть свои плюсы, но и минусов предостаточно.
На глазах матери показались слезы. Я села на пол и, как девчонка, прижалась к ее ногам.
— Мама, а ты счастлива с папой?
— С папой я познакомилась, когда мне было шестнадцать лет. Он был такой уверенный, такой сильный… За ним — как за каменной стеной…
«Совсем недавно я думала так о Максе», — молча вздохнула я.
— ..за долгие годы, что мы прожили с ним, я ни разу ему не изменила. Представляешь, ни разу.
Я всегда все делала правильно. Правильно встречала папу с работы, правильно не лезла в его дела, правильно относилась к его друзьям и недругам, но иногда от всей этой правильности мне хотелось выть в голос, рвать на себе волосы… Я сама себе начертила жизненную схему. Я сыграла свою партию беспроигрышно, но и выигрыш невелик.
Деньги, Машенька, не главное в жизни. Настоящего чувства на них не купишь.
Мама замолчала. Я потерлась щекой о ее колени и тихо спросила:
— Мама, а ты веришь в любовь?
— Верю, деточка, потому что у меня есть ты.
— А ты веришь в любовь между мужчиной и женщиной?
— Не знаю, Маша. Наверное, тоже верю. Во всяком случае, хочу. Но… Со временем все проходит. На свете не бывает ничего вечного.
— И даже любовь?
— И даже любовь. Иногда она просто проходит, иногда перерастает в привычку, а бывает, и ненавистью заменяется.
— Мамочка, а почему любовь умирает?
— Наверное, не выдерживает испытаний.
Сердце-то не железное, и у него есть пределы.
Я бы хотела, Машенька, чтобы ты встретила мужчину, который принимал бы тебя такой, какая ты есть, чтобы тебе не пришлось оправдываться перед ним за допущенные ошибки. Ну, пора идти, моя милая.
На улице нас поджидали довольный Вадим и растерянно хлопающий глазами Толик. Я поцеловала Вадима в щеку и дала ему свою сумку.
— И что это ты вдруг надумала? — спросил мой «жених».
— Что именно?
— Ну, в Москву прокатиться.
— Не знаю, просто надумала, и все.
— Слушай, а какого черта нам с собой Толика тащить?
— Но он же профессиональный телохранитель!
— Неужели ты думаешь, что я не смогу тебя защитить?
— Я ничего не думаю, думает мой папа. А он сказал, что с Толиком нам будет спокойнее, — на всякий случай соврала я и, расцеловавшись с мамой, села в машину на заднее сиденье.
В дороге Вадим то и дело оборачивался ко мне.
— Маш, как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
— Может, остановимся?
— Зачем?
— Ну, воздухом подышать.
— А мне не душно.
— Вот уж точно говорят: третий лишний.
Эта фраза явно относилась к Толику.
— Со всеми вопросами — к моему отцу.
— Даже в лесок не заедешь, — вздохнул Вадим и включил негромкую музыку.
Я засмеялась и бесцеремонно похлопала Толика по плечу.
— Толик, а вы давно работаете телохранителем?
— Давно. Сначала в Риге, потом в Москве.
— А кого же вы охраняли?
— Одного влиятельного человека.
— Ой, как интересно! И что, приходилось попадать в передряги? У вас есть ранения?
— У меня прострелена нога, вернее, щиколотка.
— Да что вы говорите! И где же вы получили свое ранение?
— На боевом задании, — нисколько не смутившись, отчеканил Толик.
«Молчи уж, на боевом задании! — усмехнулась я про себя. — Уж мне-то отлично известно, кто прострелил тебе щиколотку и за какие грехи. Надо было тогда тебе язык прострелить, чтобы лишнего не болтал, зараза такая!»
Чтобы не заводиться, я достала из сумочки зеркальце и косметичку. Из зеркальца на меня смотрела симпатичная молодая девушка лет примерно двадцати двух — двадцати трех. Не Лена, но и не Маша тоже. Кожа у нее гладкая и бархатистая, почти как у младенца. Ни одного шрама, ни одной морщинки. Да, современная медицина делает чудеса!
До пригородов Москвы мы доехали часов за пять.
— Ну что, может, сразу в пансионат? — уставшим голосом спросил Вадим. — Поздно уже, да и отдохнуть надо.
С моей стороны возражений не было.
Ресторан в пансионате оказался преотличным.
Кормили вкусно и обильно: одной порции хватило бы на двоих. За ужином я откровенно заигрывала с Толиком, чем доводила своего «жениха» до состояния бешенства.
Как только мы поднялись в номер, он повалил меня на кровать и зарычал, как тигр:
— Машка, ну что ты нашла в этом уроде? Отвечай, а то задушу!
— Ой, как страшно, — засмеялась я. — Ничего я в нем не нашла.
— Не ври, Мария! Какого черта ты его с собой прихватила?
— В качестве телохранителя, я же тебе уже говорила.
— Твое тело буду охранять я! И любить его тоже буду я!
Сняв с меня трусики, Вадим восхищенно замер.
— Маша, ты стала еще красивее, чем прежде.
Ты — богиня! Даже если просто так смотреть на тебя, ей-богу, можно кончить!
— Тогда иди скорее сюда, — сказала я и раздвинула ноги.
Вадим взревел, как раненый зверь, и без всяких прелюдий приступил к делу. Как ни странно, его животная страсть была мне даже приятна. Во всяком случае, таких острых ощущений я не испытывала уже несколько лет. Вынужденных лет. , — Машка, наконец-то мы с тобой кончили одновременно, — довольно заулыбался Вадим, переворачиваясь на спину. — Я знал, что у нас все получится. Мне тоже нужно было тебя вспомнить.
— Ну и что, вспомнил?
— Конечно, а ты разве этого не почувствовала?
Будто бы и не было никакого простоя. Нет, ты все-таки чудо, малышка моя.
Я улыбнулась, прижалась к его плечу и закрыла глаза. Я не Лена, я Маша, красавица-дочь авторитетного в криминальных кругах человека. У меня есть все: любящие родители, деньги — шальные, сумасшедшие деньги, которые не надо зарабатывать унизительным трудом, — у меня есть жених, которого я обязана, да-да, именно так: просто обязана полюбить.
Когда Вадим уснул, я взяла мобильный и по памяти набрала номер Макса. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», — прозвучала знакомая фраза.
Утром я проснулась первой. Вадим крепко спал, приоткрыв рот и похрапывая, как поросенок. Приняв холодный душ, я накинула легкий халатик и постучала в соседний номер. Дверь не была заперта. Толик сидел на кровати и читал газету.
— Привет, — вежливо поздоровалась я и села в кресло.
— Привет, — буркнул Толик, поправляя простыню. — А где Вадим?
— Вадим спит. Ну, куда мы сегодня поедем?
— Не знаю… А что вы хотели бы увидеть?
— Давай уж лучше на «ты».
— А что ты хочешь увидеть? — деревянным голосом повторил Толик. Он явно был смущен.
— Для начала я бы хотела поехать в один из спальных районов Москвы.
— Вот как? Странное желание. И в какой именно?
— Например, в Чертаново.
В Чертаново жила Танька.
— И чего тебя туда тянет? — заерзал на кровати Толик. — Давай лучше с центра начнем.
— В центр мы еще успеем.
— У тебя с Чертаново что-то связано?
Я сделала паузу, а потом сказала:
— Видишь ли, ко мне постепенно возвращается память. Когда я была в Москве в последний раз, я познакомилась с одной девушкой. Она, кажется, жила в Чертаново. Я бы хотела заехать к ней в гости.
— Что ж, Чертаново так Чертаново. В конце концов, какая разница.
«Врешь, голубчик, не хочется тебе туда ехать!»
— Толик, а может, тебе тоже нужно кого-нибудь проведать?
— Кого?
— Ну ты ведь жил в Москве. Наверное, у тебя была здесь любимая девушка?
— Нет, не было.
В этот момент дверь распахнулась и на пороге появился заспанный Вадим.
— Машка, а ты что тут делаешь?
— Общаюсь с Толиком.
— А я тебя потерял. Просыпаюсь, гляжу — нет.
— А мы с Толиком ведем дружескую беседу.
— Могла бы и меня разбудить. Я бы тоже принял в ней участие. Пойдем, Машка, завтракать пора.
Перекусив на скорую руку, мы сели в машину и поехали в Чертаново.
— На кой черт тебе сдалось это Чертаново, — сердился всю дорогу Вадим. — Может, лучше в центр махнем, пока свернуть не поздно?
— Успеем. У нас еще два дня впереди.
Слушая нашу перепалку, Толик молчал.
— Ой, я, кажется, узнаю эту улицу, — закричала я, хлопая в ладоши. — Остановись-ка вон у того дома.
Это был Танькин дом.
— Ну и зачем мы сюда приехали? — фыркнул Вадим.
— Понимаешь, в Москве я познакомилась с одной милой девушкой. Зовут ее Таня, она учительница начальных классов. Она оставила мне свой адрес. Мне бы очень хотелось ее увидеть.
На Толика аж смотреть было больно. За какие-то пять минут он покраснел так, что, казалось, тонкая, как у всех блондинов, кожа лопнет с громким треском прямо у нас на глазах. «Еще бы! — подумала я не без злорадства. — Только-только забрезжила было надежда роман с шефовой дочкой закрутить, и вдруг — такой облом!»
Эх, Танька, Танюшка! Влюбчивая, смешная и… беззащитная, как ребенок. Мелюзга школьная за тобой, как хвостик, бегала… Ну как же ты обходилась без меня все это время? Я лично очень соскучилась… Посидеть бы сейчас с тобой на тесной кухоньке, о том, о сем потрепаться. Да что там потрепаться — душу излить хочется. Подруга все-таки. Единственная… Тонкая ниточка, связывающая меня с прошлой жизнью, о которой я не жалела, конечно, но и забыть не могла.
Глядя на Танькины окна, я громко захлюпала носом, не обращая внимания на мужчин. Вадим, недовольно нахмурив брови, протянул мне платок.
— Маш, хватит сырость разводить. Ну что на тебя накатило? Тяжелое что-то вспомнила? Говорил я, не надо было сюда ехать! Лучше бы по центру погуляли. Ну на кой черт тебе сдалась эта учителка?
— Ко мне возвращается память, Вадим!
Я вспомнила этот дом, я вспомнила имя девушки, с которой едва была знакома.
— Лучше бы ты другое вспомнила, — разозлился Вадим и вышел из машины.
Толик сидел без движения. Лицо его было зеленого цвета, а на лбу выступил пот.
— Вадим, — мягко попросила я своего «жениха», — останься, пожалуйста, здесь. Я лучше одна пойду, хорошо?
— Нет, нет и еще раз нет, — замотал головой Вадим. — Даже не проси об этом. В конце концов, я поклялся твоему отцу, что даже в туалет буду тебя сопровождать. Несколько лет назад ты уже одна находилась. Сама знаешь, чем дело закончилось.
Больше я тебя одну никуда не отпущу.
Танькин подъезд… Все такой же грязный и вонючий. Видать, живут здесь совсем уж не уважающие себя люди. Работяги в основном, я-то знаю.
Сама здесь когда-то жила. А слышимость, слышимость какая! Бабулька дряхлая на последнем этаже чихнет — внизу штукатурка осыпается. И лифт опять не работает… Но это даже к лучшему. Ехать в натужно гудящей колымаге с неприличными надписями на стенах — себе дороже. Застрянешь еще… Однажды мы с Танькой часа два просидели, ночью причем. Тетка-диспетчер нам не ответила — заснула, наверное. Жали, жали на кнопку — все впустую. Стали орать, разбудили соседей, они-то и вытащили нас. На следующий день к Таньке из РЭУ приходили. Плати, говорят, за сломанные двери. Хорошо хоть, я еще не ушла — спустила на них всех собак.
Ну, ничего, ничего, сейчас поднимусь, отдышусь немного, позвоню трижды (я всегда так звонила: два коротких, один длинный) и тут же услышу за дверью быстрые Танькины шаги. Даже не спросив: «Кто там?» — никогда ведь, дурочка, не спрашивает, сколько я ни учила ее уму-разуму! — она рывком распахнет дверь и.., не узнает меня. Представляю, как вытянется ее лицо… Как опустятся руки, протянутые для объятий… «Девушка, вам кого?» — спросит она удивленно, не скрывая разочарования. «Я.., я ошиблась адресом», — тихо промямлю я в ответ, повернусь и уйду. Я ведь не Лена, я — Маша. А у Маши совсем другая жизнь.
— Машка, какая же ты упертая! На черта тебе эта училка нужна? — недовольно пыхтел за спиной Вадим.
Не обращая на него внимания, я продолжала звонить, но за дверью было тихо.
На лестнице раздались шаркающие шаги, и я нос к носу столкнулась с Танькиной соседкой, тащившей в авоське огромный арбуз.
— Здравствуйте, скажите, пожалуйста, а Таня где? — широко улыбаясь, спросила я.
Соседка оценивающе посмотрела на меня, затем перевела взгляд на Вадима и недоверчиво выплюнула:
— А вы ей кто?
— Я ее знакомая.
— Знакомая?
— Ну да…
— Раз знакомая, так должна знать, что Танечка здесь больше не живет.
— Как не живет? Она что, к матери переехала?
— Мать ее в деревню уехала вместе с ребенком.
— А Танька-то где? — теряя терпение, выкрикнула я.
— Да не кричите вы так, девушка, — поджала губы соседка и помягче добавила:
— А вы, наверное, с ней давно не виделись?
— Да, около трех лет.
— Оно и понятно. Нет больше Танечки. Умерла она.
Я вцепилась в руку Вадима и судорожно затряслась. Вадим бережно прижал меня к себе и поцеловал в лоб.
— Машка, успокойся. Тебе нельзя нервничать.
— Как это случилось? — с трудом прошептала я.
— Убили нашу Танечку.
— Как это — убили? Когда?
— Давно уже, — вздохнула соседка и, достав из кармана грязноватый платок, трубно высморкалась.
— А кто?
— Не нашли. Говорят, жених, а может, сожитель. А мне-то казалось, что у Танечки и не было никого. Дом, работа, работа, дом — вот и все путешествие. Нашелся какой-то садист, отправил нашу Танечку на тот свет. Царство ей небесное!
Сделав глубокий вдох, я постаралась взять себя в руки и уже более спокойным голосом спросила:
— А вы бы не могли уточнить, когда именно это произошло?
— Умерла она двадцатого июля, а хоронили ее двадцать третьего.
Я не могла ошибиться. Я улетала на работу в Грецию двадцатого июля. Таньку убили в день моего отъезда. Господи, но кто?
— А милиция-то что говорит?
— Подозревали какого-то парня, да, видно, не нашли. А еще у нее подруга была. Та, говорят, на заработки улетела за границу и там погибла. Больше я вам ничего сказать не могу, потому что не знаю ничего. Танечка хорошая девушка была, милая. Я как ее вспомню, так до сих пор сердце кровью обливается!
Соседка завозилась у двери своей квартиры, вытаскивая ключи. Меня она не узнала, хотя и видела не раз.
— Маш, пошли, — потянул меня за руку Вадим.
Я послушно кивнула и пошла вниз по лестнице.
В машине Вадим первым делом потянулся за сигаретами.
— Все, Машка, хватит сшиваться по спальным районам, — сказал он, глубоко затягиваясь. — Все эти твои воспоминания ни к чему хорошему не приведут. Давай-ка лучше махнем на Арбат, хочешь?
— Хочу, — равнодушно ответила я и уставилась в окно.
— Что-то случилось, ребята? — наконец соизволил спросить Толик.
— Да училку какую-то убили. Машка наша с ней знакома была.
— Послушай, Толик, а тебе приходилось бывать в этом районе? — спросила я.
— Может, и приходилось, я не помню.
— А может, ты был знаком с учительницей начальных классов по имени Таня?
— Ты что, сбрендила? — Уши у Толика стали красными, как два флажка. — Да и где ж мне с училкой-то знакомиться, в школе, что ли?
— Ну почему обязательно в школе? Можно, например, в ресторане познакомиться или где-нибудь в кафе…
— Машка, с чего ты взяла, что Толян с подружкой твоей был знаком? — повернулся ко мне Вадим. — У него вкусы совсем другие. Он у нас по официанткам мастак и по буфетчицам тоже.
— Да заткнись ты, — зло откликнулся Танькин ухажер. Вернее, бывший Танькин ухажер, ведь Таньки-то уже не было.
Будь он проклят, тот черный — чернейший! — день, когда мы с Танькой помчались сломя голову в ресторан! Посидели бы дома — ничего не случилось бы. И подружка моя дорогая была бы теперь жива. Правда, Драный достал бы меня из-под земли, но я бы выкрутилась как-нибудь. Макс бы мне помог. И не узнал бы он ничего о моем прошлом.
Макс… Боже мой, сколько потерь… Вывести бы на чистую воду этого красавчика из Риги. Ногу ему прострелили на боевом задании! Валялся на полу Танькиной кухни, скулил, как баба. Вспомнить и то противно… Брата из-за денег прикончил, а какой спектакль при этом разыграл! Станиславский, блин!.. Надо же что-то делать, но что?
Рассказать все как есть Машенькиным родителям? И потерять навсегда полюбившуюся мне новую жизнь…