ГЛАВА 19
Когда самолет приземлился на родной земле, мы не просто сошли, а сбежали по трапу и стали носиться по летному полю, как сумасшедшие. Натка ревела, а я громко кричала:
— Натка, мы добрались! Мы смогли! Мы выбрались! Ура!
Пассажиры мирно спускались по трапу и с удивлением посматривали на нас. Здесь все было совсем по-другому. Родное солнышко, родные русские лица, родной русский язык. Мы не сели в автобус, чтобы доехать до здания аэропорта, а бросились бежать. Мы были пьяны этой свободой, которую другие просто не могли оценить сполна, потому что не хлебнули жизни на самом дне. Правда, к этой свободе нам пришлось привыкать с трудом и учиться жить заново. Если какие-то молодые люди обращали на нас внимание, нам казалось, что это торговцы живым товаром. Мы ждали опасности отовсюду и постоянно оглядывались по сторонам, всячески избегая заинтересованных взглядов мужчин. Наша психика была больна и воспринимала малейшие знаки внимания со стороны противоположного пола как желание затащить нас в какой-нибудь притон. Мы вообще старались не заводить никаких разговоров с мужчинами, потому что нам казалось, что они обязательно выльются в разговор о сексуальных услугах и ценах со всеми вытекающими последствиями.
Добравшись до Наткиной квартиры, мы заказали ровно три ящика шампанского. Вылив содержимое ящиков в ванну, я засунула туда Натку и стала купать. Натка громко смеялась, перемешивая смех с громким плачем, и этот плач был понятен только мне, потому что я пережила подобное. Мы сидели в ванне с шампанским и черпали его ладонями.
— Пока всю ванну не выпьем, не вылезем, — смеялась Натка. — Я надеюсь, ты прямо сейчас не рванешь в свою Самару?
— Нет.
— Ну, вот и здорово. Янг отвалил нам денег. Займемся пока ремонтом моей квартиры. Ты не против?
— Само собой.
Конечно, целую ванну шампанского мы не осилили, но упились так, что плохо ориентировались в пространстве. Ближе к вечеру раздался звонок, и на пороге появилась Наткина соседка, симпатичная девчушка лет восемнадцати. Увидев Натку, Она обрадовано затараторила:
— Здравствуйте, тетя Наташа. Мне мама сказала, что вы прилетели, вот я и решила зайти к вам.
— С каких это пор ты стала называть меня тетей? — засмеялась пьяная Натка.
— Просто я видела вас в окно, вы стали такой дамой, с таким багажом…
— Да ладно, брось, называй меня как раньше.
— Наташа, скажи, тебе понравилось в Японии?
— Ну, как тебе сказать… — замолчала Натка.
— Понравилось, — влезла я, улыбнувшись девчушке.
Она с завистью посмотрела на разноцветную гору лежащих на диване вещей и тихо спросила:
— Девочки, а у вас есть что-нибудь выпить?
— Иди в ванне черпай. Мы все равно не осилим, — засмеялась Натка.
— В ванне?
— В ванне. Бери кружку и черпай. Девчушка побежала в ванную и набрала
себе полную кружку шампанского.
— Вот это жизнь! Вы так мало там побыли, а так много заработали! Когда я вернусь из Греции, обязательно наберу себе полную ванну шампанского и буду в нем купаться.
— Откуда? — спросили мы в один голос с Наткой.
— Из Греции.
— На черта тебя туда несет? С мамой едешь отдыхать?
— Нет, сама.
— По турпутевке?
— Нет, работать.
— Работать?! — ахнули мы.
— Ну да, работать. А что тут такого? Я всю жизнь мечтала посмотреть Древнюю Элладу. Мне недавно объявление подвернулось, мол, требуются девушки от восемнадцати до двадцати пяти лет для работы официантками в самых роскошных ресторанах Греции. Зарплата высокая. Я прошла конкурс! — гордо улыбнулась девчушка.
Мы с Наткой переглянулись, не в силах произнести ни слова.
— Тебе не нужно туда ехать, — наконец сказала Натка.
— Почему? Я ведь тоже хочу нормально пожить, денег заработать. Ведь я уже третий сезон без зимних сапог хожу! Я же прошла конкурс, нужно быть последней идиоткой, чтобы упустить такую возможность!
— Нужно быть последней идиоткой, чтобы поехать работать в Грецию, — разозлилась я. — Ты не будешь ни официанткой, ни танцовщицей, ни даже посудомойкой — там своих навалом, некуда устраивать! Ты будешь обычной проституткой в каком-нибудь дешевом борделе. И это в лучшем случае, а в худшем ты попадешь в рабство, и будешь вкалывать, имея по десять клиентов в день, за тарелку супа и крышу над головой.
— Какое рабство? О чем вы выговорите? Мы, в каком веке живем?
— В двадцатом. Только и в двадцатом веке тоже есть рабство.
Девушка посмотрела на нас глазами, полными слез, и громко закричала:
— Вы просто завидуете!
— Чему? — удивились мы. — Мы только хотим предостеречь тебя от большой беды.
— Быть проституткой или нет — зависит от самой девушки! Я не хочу быть проституткой, и никто меня не заставит заниматься этим делом!
— Наивная! Ты рассуждаешь так потому, что находишься на родине, рядом с мамой, друзьями. Там другие законы, и там никого не интересует твое мнение. Там свои правила игры, и ты будешь играть по этим правилам, а иначе ты просто станешь трупом.
— Вы все врете! Вы просто завидуете!
Девчушка выскочила из квартиры, громко хлопнув дверью. Натка сходила в ванную, зачерпнула пару бокалов шампанского и грустно сказала:
— А ведь эта дурочка и в самом деле завтра улетит.
— Ты все равно не сможешь ее остановить. Ее никто не остановит. Мы привыкли учиться не на чужих ошибках, а на своих собственных.
— Но ведь она вряд ли вернется, а если вернется, то ты только подумай — какой!
— Тут ничего не сделаешь. Попробуй расскажи нашу историю кому-нибудь из близких — никто не поверит. У меня, наверное, до конца жизни будет стоять перед глазами тот гроб, который мы видели у притона. Он был сделан из дешевых досок. Его даже не обшили тканью… А ведь эта девушка была совсем молодой.
Всю неделю мы отсыпались, набирались сил и потихоньку возвращались к обычной жизни. Янг звонил почти каждый день и говорил черт знает сколько времени. Сколько стоили все эти переговоры, остается только догадываться, а Натка была без ума от его звонков. Я верила, что впереди ее ожидает счастливое будущее.
— Натка, ну а если он предложит тебе замуж, ты выйдешь?
— Он пока не предлагает.
— Скоро предложит, вот увидишь. У тебя будет роскошная вилла, вернее, несколько вилл, дорогие автомобили. Только тебе придется организовать свой бизнес, чтобы не было скучно.
— Но он же мне ничего не предлагает, — смеялась Натка.
— Предложит, ты ведь сама говорила, что намеки уже были.
Мы затеяли грандиозный ремонт, который лично мне был не по душе, так как я считала эту затею пустой тратой денег.
— Зачем тебе делать ремонт, если ты в скором времени выйдешь замуж! — возмущалась я.
— Я еще никуда не выхожу, — отмахивалась Натка.
— Выйдешь. Не будешь же ты жить в этой убогой двухкомнатной хрущевке с дипломатом, важным политическим деятелем, миллионером, наконец!
— Пока он здесь не живет, а дальше будет видно.
Однажды вечером мы сидели на диване, ели виноград и смотрели телевизор. В дверь позвонили.
— Господи, кого там еще черти носят, — возмутилась Натка и поплелась открывать.
Через минуту до моих ушей донесся пронзительный Наткин крик. Я выскочила в коридор и с размаху уткнулась в парочку огромных качков. Один из них схватил Натку за волосы и потащил в зал. Другой быстро загнул мне руки за спину и прижал к стене.
— Пусти, больно, — закричала я. — Дай виноград доесть.
— Михей, смотри, а девчонки-то с юмором, — усмехнулся мой мучитель.
— Сейчас мы им такой виноград устроим! — зло сплюнул на пол его приятель, связывая скотчем Наткины запястья.
Меня постигла та же участь. Нас усадили к батарее и заткнули рот грязной тряпкой. Качки поставили стулья и сели напротив. Тот, которого назвали Михеем, достал пистолет и положил рядом с собой.
— Ну что, телки, давайте знакомиться. Сейчас я вытащу кляп, но если хоть одна из вас закричит, стреляю без предупреждения!
Немного отдышавшись, мы стали рассматривать своих обидчиков.
— Руки бы тоже освободили, больно же все-таки, сил нет терпеть, — пожаловалась я.
— Потерпите!
— Но вы ведь все равно с пушкой, так что в случае чего можете стрельнуть. Прав-да, в этом доме нет шумоизоляции, тут стены из картона, все слышно.
— Точно, — поддержала меня Натка. — Я иной раз ночью сплю, а сосед кран плохо закрутит — так слышно, спасу нет! Кажется, что прямо по голове: кап-кая-кап. Я встаю, обуваю тапочки и иду к соседу разбираться.
— Не говори, подруга, — продолжила я, развивать эту тему, — понастроили коробок, а о людях не позаботились. Даже в туалете нельзя нормально посидеть, соседи стучат — все слышно. Вот теперь мальчики пришли, а толком пострелять не могут — Шумоизоляция не позволяет…
— Заткнитесь, вы! — перебил нас второй качок и посмотрел на Михея. — Они чокнутые, что ли! Григорич нас предупреждал, что они гонят будь здоров как, но ведь и меру надо знать!
— Так вы, значит, от Григорича? — спросила я.
— От него самого.
— Так надо было бы сразу предупредить Мы бы хоть себя в порядок привели, стол накрыли. Григорича мы знаем и уважаем. Качки растерянно переглянулись.
— Павлуха, девчонки, в натуре, гонят!
— Кто кого гонит? — улыбнулась Натка. — Мы вас никуда не гоним. Только не по-людски как-то вы к нам в гости пожаловали, руки вот связали. Развязывайте давайте, а я вам: картошечки быстренько сварганю. Голодные небось? Уж мы-то знаем жизнь бандитскую — вечно холодные, голодные, невыспавшиеся.
— Конечно, — поддержала я Натку. — Стол накроем, посидим по-человечески. Мальчики за столом и расскажут, зачем пожаловали, а то неудобно как-то: Григорич нам всегда столы накрывал, деликатесы выкладывал, дорогими джинами поил. Деликатесы мы вам, конечно, не обещаем, но что имеем — все на стол поставим.
— Послушай, Михей, на фиг мы им рты-то освободили! Они нам даже слово не дают сказать.
Михей поэкал плечами и задумчиво сказал:
— Павлуха, а может, и в самом деле им руки развязать? Девчонки нормальные, пусть на стол накроют. Мы же и в самом деле с утра не жравши, и еще неизвестно когда теперь удастся пожрать, ведь весь день в суете. За столом и побеседуем.
— Правильно, — поддакнула я Михею. — Правильно говоришь, сразу видно — наш человек.
Качки переглянулись и развязали нам руки. Мы отправились на кухню и принялись чистить картошку. Качки сели напротив и следили за каждым нашим движением. Время от времени Павлуха угрожающе потряхивал пистолетом.
— Послушай, ты бы свой пугач убрал, — разозлилась я.
— Это не пугач, а настоящая пушка, — обиделся он.
— Что-то не похоже. Я из такого в детстве по воронам палила, только они не дохли.
Павлуха побагровел от злости и взревел:
— Михей, все-таки телки эти чересчур наглые! Может, их в чувство привести?!
— Не понимаю, Михей, почему твой друг так сильно злится, — улыбнулась я. — Мне кажется, он сильно переутомился. Надо бы его специалистам показать. Пистолет у него какой-то игрушечный. Я такой недавно племяннику на день рождения подарила. Пять лет исполнилось.
— Я же тебе сказал, что пушка настоящая! — рявкнул Павлуха. — Могу продемонстрировать на твоей башке.
— Нет уж, спасибо. Ты бы лучше спрятал свою пушку, а то я из-за нее шкурку слишком толстую срезаю. Всегда шкурки тоненькие, а тут сразу по полкартошины в ведро зря падают. Отходов много, понял? А картошка, между прочим, денег стоит!
— Можно подумать, ты на картошку в Токио не заработала!
— Представь себе, не заработала.
Пока жарилась картошка, мы открыли парочку банок консервов и поставили на стол. Затем сделали нехитрый салатик и достали бутылку красного грузинского вина. Как только картошка пожарилась, мы разложили ее по тарелкам и сели друг напротив друга.
— Вот так, мальчики, надо в гости приходить, — улыбнулась Натка. — Видите, как чудненько сидим, по-семейному. Сказали бы раньше, что придете, мы бы голубцов сделали.
— Точно, или бы пирог испекли, — вставила я. — Натка, помнишь какой ты в прошлом году пирог с черникой испекла? Пальчики оближешь!
— Помню. Только, по-моему, он тогда плохо поднялся. Тесто не очень удалось. У меня с яблоками лучше получается. Там и рецепт попроще, а на вкус — просто объедение!
— С яблоками тоже вкусно. Слушай, а ты в тесто соду добавляешь?
— Тихо! — заорал Михей и стукнул кулаком по столу. — Заткнитесь вы, наконец!
— Тише ты, тише, — остановила его Натка. — Что ж ты такой горластый? Мы же тебя предупредили, что дом наш без шумоизоляции. Не ровен час, кто-нибудь из соседей пожалует. Это же хрущевка, сам знаешь, что их строили только для того, чтобы галочку поставить.
— Это точно, — улыбнулась я. — Говорят, что сейчас дома строят даже с повышенной шумоизоляцией. Вот это я понимаю! В таком доме стреляй — не хочу! А в этой хрущевке кого-нибудь заваливать — себя не уважать.
— Я вам сейчас языки повырываю! — разозлился Михей.
— Не надо нам ничего вырывать. Мы и так все понимаем с полуслова. Мы понятливые. Ты давай, кушай, а то голодный, поди, весь день на ногах, — произнесла Натка заботливым голосом.
— Не на ногах, а на колесах.
— Ну, на колесах. Кушать-то все равно надо. Винца пригуби. Может, Пашеньке добавки подложить? Пусть не стесняется. Мало будет — еще пожарим.
Пашка зло толкнул Михея в бок.
— Михей, мы что, сюда жрать пришли, что ли? — голос его не предвещал ничего хорошего.
— Ну, и пожрать тоже. Что ж не пожрать, если кормят.
— Правильно говоришь, — похвалила я Михея. — Нужно уметь и дела делать и обедать успевать.
— Кто из вас Наталья? — спросил Михей.
— Я.
— Понятно. Это, значит, у тебя роман с дипломатом?
— А какое это имеет к вам отношение?
— Прямое. Вы, когда в Токио работать ехали, знали, что проститутками будете?
— Нет, — переглянулись мы с Наткой.
— Так, значит, не знали. У вас паспорта забирали?
— Забирали, — ответила я. — Только вы можете их себе оставить на память. У нас, самое главное, российские есть. А за границу мы пока не собираемся, поэтому загранпаспорта нам вроде бы ни к чему.
— А за то, чтобы в Токио уехать, вы хоть копейку заплатили?
— Нет.
— Правильно, потому что за вас все расходы оплатила фирма Вы затраченные деньги отработали?
— Нет. Но мы никому ничего не должны. Нас обманули. Вывозили как танцовщиц, а на место доставили в качестве проституток.
— При чем тут это? Самое главное, что вы бабки не отработали. Фирма понесла убытки.
— Если вопрос состоит только в этом, — произнесла Натка, — мы готовы оплатить понесенные фирмой расходы. Два билета до Токио плюс открытие визы, плюс двести долларов на двоих, которые нам выделили перед полетом на личные расходы. Сколько всего получается? Посчитайте, и эту сумму мы готовы заплатить.
— А моральный ущерб ты не считаешь?
— Какой еще моральный ущерб?
— Самый обыкновенный. Фирма потеряла намного больше, чем ты посчитала. На ваше место была масса претенденток, и, причем более покладистых, но предпочтение отдали вам. Вы должны были работать с того самого дня, как вас привезли, но вы не работали. Теперь давай посчитаем все просроченные дни. Считаем, что в день вы могли обслуживать, как минимум, двух клиентов. С каждого можно было бы слупить по сто долларов. Вот и умножь все это по сегодняшний день. Набежало довольно много. По десятке баксов с человека — это по-божески.
— Вы что, совсем сдурели?! — не выдержала я. — Какой еще моральный ущерб?!
Это вы нам должны платить за моральный ущерб, а не мы вам. У нас договоренности не было, что нам придется в Токио своим телом зарабатывать. Мы туда танцевать ехали.
— Короче, этот вопрос больше обсуждению не подлежит. Даем вам срок — ровно сутки. Завтра мы приедем к вам в это же время, и если вы не выкатите нам двадцать штук баксов, то будете закопаны живьем на морском кладбище!
— Но у нас нет такой суммы!
— Ничего не знаем. Ровно сутки. И еще: если хоть одна вздумает заявить в ментовку, то будет харкать собственной кровью.
Мордовороты встали из-за стола и направились к выходу.
— Но у нас, правда нет таких денег! — бросилась за ними Натка.
— Это не наши проблемы. Если вас завтра в назначенное время не будет — пеняйте на себя: о последствиях мы уже рассказали.
Как только за качками закрылась дверь, мы налили по бокалу вина и без сил уселись прямо на пол.
— Господи, нам и здесь покоя не будет! Это никогда не закончится… Нам не убежать от прошлого, оно будет вечно преследовать нас. Сегодня я вновь почувствовала себя проституткой. Я уже стала забывать это мерзкое чувство, — горестно сказала Натка.
Неожиданно зазвонил телефон. Натка схватила трубку, молча выслушала что-то и положила обратно.
— Кто это? — испуганно спросила я.
— Это опять они.
— Что им надо, ведь только что ушли?
— Они предупредили, что если мы захотим уехать из города или улететь в Самару, а может, куда подальше, то они расправятся с моей мамой и младшей сестрой.
Я знала, что Наткина мать жила неподалеку и даже не могла представить, какие проблемы свалились на ее дочь. Натка съехала по стене на пол и схватилась за голову.
— Даже за эту несчастную хрущевку никто не даст двадцатник!
— Мне кажется, что двадцатником здесь не отделаешься. Вымогательства будут продолжаться до бесконечности. Эти подонки никогда не оставят нас в покое. Нужно что-то придумать, у нас в запасе ровно сутки.
— Что тут придумаешь?! У нас с тобой трешка баксов, и все. Это деньги Янга. Я хотела на них сделать ремонт, только теперь это уже не актуально.
— Сейчас не до ремонта. Я знаю, что надо делать!
— Что?
— Нужно звонить Янгу. Он поможет.
— Зачем? Просить у него двадцатку? Он, конечно, даст, но завтра придут снова и попросят еще больше. И что? Мы опять будем у него просить?
— Тебе нужно позвонить и сказать, что ты попала в беду. Он поймет и что-нибудь придумает.
— Господи, Иришка, ну что ты несешь? Что он может придумать?! От него все это так далеко. Он может придумать что-то в бизнесе или в политике, но в борьбе с мафией он ничего не может придумать. Он живет в другом измерении. Он никогда не сталкивался с мафией и не знает, что это такое!
— Ната, Янг — единственный близкий тебе человек. Он любит тебя и не простит, если ты будешь хоть что-нибудь от него скрывать. Ты должна быть с ним откровенной. По крайней мере, это единственный из твоих знакомых, который располагает такой суммой.
Наш разговор прервал телефонный звонок. Натка взяла трубку и дрожащим голосом произнесла:
— Слушаю.
— Это опять мы! — раздалось в трубке.
— Что надо?
— Как обстоят дела с двадцатником?
— Никак.
— Ты завязывай так отвечать, а то без языка останешься. Слушай внимательно. Звонил Григорич и сказал, что если у вас нет таких денег, то он вам их прощает.
— Как это?
— А так: начнете их отрабатывать с завтрашнего дня.
— Как?
— Раком. Завтра в город приезжают китайцы, так что работы у вас будет невпроворот: только успевай раздвигать ноги и открывать рот.
— Да пошли вы! — Натка бросила трубку и уставилась на меня полными ужаса глазами.
— Они хотят, чтобы мы занялись проституцией здесь, во Владике.
— А больше они ничего не хотят?!
— Ирочка, где гарантия, что завтра они не потребуют большего?
Когда раздался очередной телефонный звонок, Натка отскочила от аппарата как ошпаренная и громко закричала:
— Не бери! Больше вообще не надо брать трубки! Надо его выключить, к чертовой матери!
— Я сама возьму.
Я сняла трубку и облегченно вздохнула. Это был Янг. Передав трубку Натке, я погрозила ей кулаком и прошептала: «Чтобы все ему рассказала!» — а потом села рядом, чтобы удобно было слушать разговор.
— Ната, девочка моя, как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — грустно ответила Натка.
Я толкнула Натку в бок и опять показала кулак.
— Ната, я больше без тебя не могу. Я хочу на тебе жениться.
Я захлопала в ладоши, а Натка беззвучно заплакала.
— Что ты сказал?
— Я хочу на тебе жениться.
— Ты это серьезно?
— Конечно, разве можно шутить такими вещами? Я не могу спать. Я не могу без тебя, моя девочка.
— Ты хочешь на мне жениться? — вновь спросила заплаканная Натка.
— Хочет, чего же тут непонятного, — толкнула я ее в бок. — Скажи, что ты согласна выйти за него замуж, и как можно быстрее.
— Я хочу на тебе жениться, — продолжал Янг. — Зачем нужна эта разлука, если у меня все валится из рук? Ты родишь мне прелестных ребятишек… Ты согласна выйти за меня замуж? Прости, что я говорю это по телефону, но я больше не могу ждать. Через несколько минут тебе должны принести корзины с цветами. Я заказал их в вашем бюро услуг. Скажи, ты согласна?
— Я даже не знаю, — покраснела Натка. — Это так неожиданно…
— Дура ты, — разозлилась я. — И что я в тот вечер не захотела пойти с Янгом… Сейчас бы уже лежала на вилле и парила ласты в свое удовольствие!
— Помолчи, — жалобно попросила Натка, прикрыв трубку рукой. — Мне же не каждый день предлагают выйти замуж.
— Тем более миллионеры, — добавила я. — Я вообще не понимаю, зачем они женятся, они и так могут иметь абсолютно все, что захотят. Когда человек женится, он должен по-братски делиться со своей законной половиной, и как им только своего добра не жалко!
— Ну помолчи, — взмолилась Натка.
— Молчу, молчу… Только ты трезво оцени ситуацию и не расстраивай человека. Он с тобой поделиться хочет, а ты нос воротишь.
— Янг, ты меня любишь?
— Конечно, Наточка, больше всего на свете. Выходи за меня замуж.
— Я согласна.
— Ты это серьезно?
— Серьезно. Мне тоже без тебя очень плохо.
— Вот это по-нашему, — я одобрительно похлопала Натку по плечу.
— Янг, у меня сегодня возникли проблемы.
— Что случилось?
— Пришли два бандита и стали требовать деньги. Их визит связан с Токио, с тем кабаре, где я работала.
— Ната, это русская мафия. Я не хотел тебя отпускать. Мы поженимся и уедем в Штаты. В России, где правит русская мафия, тебе нечего делать. Они не оставят тебя в покое.
— В Россию я должна приезжать. Ведь тут останутся мама, сестренка, Ирка. Кстати, она может уехать с нами?
— Конечно. Если она согласится. Тебе не будет так скучно. Ната, ты никуда сейчас не уйдешь?
— Нет.
— Я тебе перезвоню через пару часов.
— Хорошо.
Натка повесила трубку и уставилась на меня полоумным взглядом.
— Он предложил мне замуж.
— Здорово!
— Как ты думаешь, он это серьезно?
— Еще бы!
— Он согласен, чтобы ты жила с нами.
— Конечно, как ты там без меня будешь.
— Ирина, ты и вправду поедешь вместе со мной?
— Поеду. Попробую поддержать тебя в чужой стране и помочь приспособиться к новому укладу жизни. Ты скоро будешь дамой из высшего общества.
— Даже не верится! Ирка, только мы поедем вместе! Я поговорю с Янгом, он устроит тебя в самый лучший театр. Ты будешь танцевать в Америке. Ты же мечтала об этом! Янгу это ничего не стоит. Один звонок — и тебя возьмут. Ты сможешь себя проявить, я в этом уверена. Ты же так хорошо танцуешь! Я буду ходить на все твои выступления. Ты согласна?
— Еще бы!
Достав платок, я вытерла Натке слезы.
— Ну что ты ревешь? Все складывается как нельзя лучше!
— Знаешь, я просто думаю, ну почему именно я? Ведь у него куча возможностей жениться на приличной девушке.
— По-твоему, ты не приличная, что ли?
— Приличная, но ведь он мог жениться на состоятельной, образованной, а выбрал меня…
— Ната, он уже достаточно взрослый человек и у него за плечами богатый личный опыт. У него два неудачных брака, причем его жены были состоятельные и, как ты говоришь, порядочные женщины, но ты же видишь, что его жизнь все равно не сложилась. Он искал именно такую, как ты. Ты смогла перевернуть всю его жизнь и заставила броситься в сумасшедший любовный омут. Я бы отдала все на свете, если бы меня кто-нибудь так любил…
— Ирина, знаешь, за что я боюсь?
— За что?
— Если я выйду замуж за Янга и уеду с ним, эти подонки могут расправиться с моей мамой и сестрой…
— Тогда забери их с собой.
— Ты что, они никуда не поедут!
— Но ты-то понимаешь, что тебе нельзя тут оставаться! А с мамой и сестрой мы что-нибудь придумаем. Пошли, немного проветримся, а то сразу столько информации, что голова идет кругом.
Мы вышли из подъезда и прошли через строй бабу лек, сидящих на лавочке.
— Приехали с заработков, денег сколотили, ремонт делают. Разодетые, холеные, амбалы к ним на дорогих машинах приезжают, — понеслось нам вслед.
— Господи, как мне все это надоело, — вздохнула Натка. — Я всегда мечтала по-сносить лавочки рядом с подъездом.
— Не обращай внимания. Что им еще делать — только языки на старости лет чесать.
— Ирка, мы отвлеклись от главного, — посмотрела на меня Натка. — Завтра приедут эти качки и будут требовать с нас деньги. Я боюсь.
— Но мы же не так глупы, чтобы сидеть и ждать их приезда.
— Ты предлагаешь уйти?
— Конечно. Может, нам временно отсидеться в другом месте?
— Где?
— Этого я еще не решила.
— А как же мама с сестрой?
— Ты их на дачу отправь. Мать у тебя в отпуске, сестра на каникулах. Зачем в городе сидеть?
— Это вариант.
