Глава 21
Я не буду описывать то, что я чувствовала. Что чувствует женщина, когда ей предпочли другую?
Боль, обиду, унижение, досаду и горечь… Я начала рыдать еще в машине. Рыдать от боли и унижения, от жалости к себе. Перед глазами так и стояла Варвара.
Красивая, стильная и необычайно сексуальная. Я представляла, как мой супруг галантно за ней ухаживает. Говорит ей ласковые слова, осыпает ее дорогими подарками и оплачивает ее счета. Я прекрасно понимала тот факт, что Варя не любит Илью, что ее интересуют его статус, его деньги и та красивая жизнь, которую он может подарить фактически любой женщине. Но ведь Илья сказал мне про это то же самое.
Он тоже это прекрасно знает. Он понимает, что Варвара дурит ему голову, что у нее полно других поклонников, что, по всей вероятности, она просто использует Илью в своих корыстных целях, пользуется своим магнетическим влиянием на мужчин, вызванным эффектной, запоминающейся внешностью, и явно встречается с другими. Она не может быть преданной и верной, потому что для того, чтобы таковой быть, нужно очень сильно любить, чего не скажешь про Варю. Она профессиональная хищница, обольстительница. Женщина, которая хочет получить мужчину любой ценой вместе со всеми его потрохами, для того чтобы воспользоваться его же благами.
Я даже представила, как Илья купит для Варвары какой-нибудь титул, и она будет настоящая Мисс, а значит, это будет тешить его самолюбие, вызывать зависть его друзей и восхищение всех из его окружения. Жена — кукла Барби. Жена — элитная модель. Сейчас это престижно и уже никого не удивляет. Достиг высот бизнеса — поменяй жену на красавицу соответственно своему бизнесу и положению.
Дав волю чувствам, я попыталась заглушить ревность, но это оказалось не так просто, как я ожидала.
Я не только не заглушила охватившую меня страшную обиду, но сделала ее еще сильнее. С предательством Ильи окончилась моя сказка, какой была моя с ним семейная жизнь. Милые сердцу воспоминания в одночасье стали какими-то болезненными, горькими и неимоверно тяжелыми.
Говорят, что нужно учиться принимать жизнь такой, какая она есть, но иногда наступает момент, когда это становится не под силу. Поцелуй фортуны остался далеко в прошлом…
Я не помню, как я добралась до дома, как пила вино и судорожно собирала свои вещи в чемоданы, а затем доставала их обратно и раскладывала по шкафам. И так бесчисленное количество раз. Дозвонившись до Наташки, я поведала ей все, что произошло, сказала, что я не хочу жить, потому что жизнь так некстати дала жуткую трещину, что больше всего на свете мне хочется биться головой о стенку и кричать на весь свет одно простое слово: «Ограбили!» Потому что меня действительно ограбили — у меня украли моего мужа. Но Наташка была непреклонна и в который раз объясняла мне то, что так живут все, что я обязана запрятать свою гордыню подальше, собрать волю в кулак и делать вид, что ничего не случилось. А когда Илья явится домой, я должна встретить его с улыбкой на лице и создать ему такой душевный комфорт, чтобы его прекратило тянуть на сторону. «Нагуляется, перебесится, и будете жить дальше», — говорила Наталья свою излюбленную фразу, совершенно не обращая внимания на мое ужасное состояние.
Поняв, что у меня окончательно сдают нервы, я выпила убойную порцию алкоголя, легла на кровать и, стараясь побороть головокружение, закрыла глаза.
Я вдруг подумала о том, есть ли на свете счастье и не выдумали ли его люди, а если счастье действительно есть, то почему за него такая жестокая расплата — разочарование, горечь, печаль и одиночество. Вера в лучшее осталась далеко позади. Неужели в тот вечер в бассейне, где было море шаров и всевозможных букетов, Илья был со мной из-за жалости? Подарить последнюю ночь любви и отдать свою дальнейшую жизнь на растерзание той, которая уже давно этого ждет…
Я не думала.., боже, я никогда не думала, что Илья так быстро меня бросит, при первом же удобном случае! В ушах, как приговор, звучали слова Варвары: «Он будет мой. Скоро мы будем вместе. Я у вас его уведу».
А дальше мои мысли потекли в таком направлении. Да, я отдала Илье свою кровь и просидела у его больничной постели ровно полгода. Что из этого?
Нельзя же все отношения строить на одном только воспоминании долга. Илья ничем мне не обязан. Он волен делать все, что ему хочется. То, что меня бросил любимый муж, наверно, просто естественно. Он променял меня на ту, которая красивее, моложе, сексуальнее и напористее. По-любому наши отношения должны были закончиться. Рядом с таким шикарным мужчиной, как Илья, должна быть такая женщина, как Варвара, потому что, если бы мы с ним оставались и дальше вместе, я бы всегда находилась в его тени. Наверно, так мы и жили. Находясь возле такого роскошного мужчины, как мой супруг, я и сама не заметила того, как стала его бледной, едва заметной тенью.
Открыв глаза, я увидела, как отчетливо крутится вокруг меня спальня, словно вокруг оси, и от этого меня замутило еще больше. Я была еще очень пьяна, сегодняшний стресс только усугубил мое состояние.
В этот момент мне особенно остро, как никогда, захотелось умереть, потому что я успела ухватить в жизни то, что называется счастьем, но не смогла его удержать. Что ждет меня впереди? Неизвестность, беспредельный страх одиночества и неизбежность.
Встав с кровати, я поправила мятое платье, посмотрела на себя в зеркало и, ужаснувшись своего бледного вида, вышла из дома. Поймав первое попавшееся такси, произнесла безразлично:
— Отвезите меня куда-нибудь в центр.
Я села в машину и принялась нервно теребить подол своего мятого платья.
— Куда в центр-то? — не понял таксист.
— Мне все равно, — глухо ответила я и принялась тупо смотреть в окно.
— Но у вас какая-то цель есть?
— Нет у меня никакой цели! Где высадите, там и выйду.
— Хорошо, тогда я высажу вас на Пушкинской площади. Вас устроит?
— Вполне.
Он остановился возле подземного перехода, я вышла из машины и, спустившись по ступенькам вниз, встала рядом с бродячими музыкантами просто потому, что больше идти никуда не хотелось. И сил не было.
— Смотрите, какая телка пьяная, — заметил в перерыве тот, кто до этого играл на трубе. — Ты откуда такая пьяная?
— Оттуда, — я попыталась сохранить равновесие и показала рукой вверх, то есть на дорогу над переходом.
— Как тебя звать?
— Света.
— А ты где живешь? — глаза бродяги с трубой загорелись жадным похотливым огоньком.
— На Рублевке, — не задумываясь ответила я и вызвала общий хохот всех музыкантов.
— А ну-ка, скажи еще раз, где ты живешь?
— На Рублевке.
— У тебя там дворец?
— Нет. Дом восемьсот квадратных метров.
— Сколько-сколько?
— Восемьсот метров.
— А может, и бассейн у тебя есть?
— Да. Два. Один крытый, другой открытый.
— Народ! Это Света с Рублевки! Прошу любить и жаловать. Света, тебе здесь нравится? — бродяга с трубой похлопал меня по плечу и обнял за талию.
— Весело здесь у вас, — закивала я пьяной головой. — Даже не верится, что еще совсем недавно я жить не хотела.
— А почему ты жить не хотела?
— Муж к другой ушел, — ответила я и тихонько всхлипнула.
— Светик, да ерунда это все! Я тебе говорю — ерунда.
— Не ерунда. Я его очень сильно люблю.
— Да пусть катится. Светик! Пусть катится колбаской по Малой Спасской. А ты нас сегодня к себе на Рублевку возьмешь?
— А вы хотите?
— А кто ж на Рублевку не хочет? Сейчас спрошу у своих корешей.
Парень с трубой посмотрел на своих собратьев, громко прокашлялся и сообщил:
— Народ, Света приглашает нас на Рублевку! Катим?
— Катим, — закричали все в один голос. — Будем купаться и пить водку. Только для начала бабла надо немного собрать.
Протянув мне грязную шапку, трубач поставил меня в самый центр своей честной компании и отдал хозяйское распоряжение:
— Мы играем, а ты бегай с шапкой и собирай с народа денежки. Чем больше денежек соберешь, тем больше выпивки будет. По рукам?
— По рукам, — улыбнулась я пьяной улыбкой и внимательно посмотрела на старую, поеденную молью шапку, стараясь стоять по струнке и не терять равновесия.
— Ну все, народ, приступаем к работе! Светик теперь будет с нами тусоваться. Назначаем ее нашим казначеем.
А затем послышалась громкая музыка и кто-то запел надорванным прокуренным голосом. Музыка и голос были больше чем безобразны и не вызывали иных чувств, кроме горечи и отвращения. Редкие прохожие старались пройти как можно быстрее, не смотря в нашу сторону, а уж если им доводилось на нас взглянуть, то они тут же заостряли свое внимание на мне и начинали шептаться. Оно и понятно. Девушка в дорогих туфлях и в не менее дорогом, хотя и сильно мятом платье, среди опустившихся и грязных людей, с горем пополам играющих на замусоленных инструментах, — явление редкое и, можно сказать, уникальное. А я и не ломала голову по поводу того, как я смотрюсь среди них, потому что мне до этого просто не было дела. Я улыбалась пьяной улыбкой тому, что я не одна, что тут меня никто не жалеет, не осуждает за то, что меня бросил муж, не считает меня плохой женой и не убеждает в том, что я обязана все терпеть во благо семьи и делать все для того, чтобы вернуть и заинтересовать мужа. Никто не говорит, что я обязана забеременеть или начать лечиться, потому что ребенок укрепляет семью, придает жизни смысл. А я до сих пор не могла понять, в чем я провинилась, почему должна лечиться, если все врачи в один голос заверяют в том, что у меня хорошие результаты и что я здорова.
Когда заиграла шарманка, я принялась подходить к нехотя останавливающимся прохожим и вымаливать у них деньги. Где-то там, далеко, осталась налаженная жизнь, которая сейчас мне кажется нелепой и глупой, потому что она состояла в основном из лжи. Оказавшись среди бродячих музыкантов, я остро почувствовала, что у меня нет просвета, нет спасения, нет какой-нибудь надежды даже на короткое счастье. Жизнь прошла, и уже ничего не воротишь, не изменишь и не повернешь в нужное русло.
Я почему-то вспомнила сильный дождь в тот день, когда мы с Ильей познакомились, дождь, который сопровождал наши отношения. Дождь, когда мы стояли на крыльце в предвкушении праздничного вечера, который чуть позже устроил Илья, и любовались непогодой. И даже сейчас где-то там, над переходом, шел дождь. Мне казалось, что я его слышала, хотя никак не могла слышать. Возможно, я его чувствовала, и каждая капля дождя стучалась не только мне в душу. Она стучалась мне в сердце и пробивала его насквозь.
— Света, что ты тут делаешь?!
Я напрягла память, уставив неподвижный взгляд на рассматривающего меня мужчину.
— Мужчина, не будьте скрягой! Дайте на хлеб великим артистам! — весело засмеялась я и заглянула в странно знакомые глаза.
— Света, что происходит!
— Ой…
Слегка вскрикнув, я закрыла рот ладонью и выпустила шапку с мелочовкой из рук. Передо мной стоял частный детектив Алексей и смотрел на меня глазами, в которых читались недоумение и ужас.
— Света, что ты тут делаешь?
— Деньги собираю.
— Зачем?
— На хлеб или на водку.
— Ты пьешь?
— Я только сегодня… Так получилось. А ты что тут делаешь? Ты пришел нас послушать?
— Да нет, что ты! — смутился Алексей. — Я спустился в переход за сигаретами. Я здесь живу.
— Где?
— На Пушкинской.
— Хочешь познакомиться с моими друзьями?
— Да пожалуй, нет.
— Почему? Они очень хорошие.
— Как-нибудь в следующий раз. Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть! Никогда бы не подумал… Бывает же такое… Наталья мне сказала, что ты вышла замуж, живешь на Рублевском шоссе, имеешь большой дом и очень счастлива в браке.
— Так и есть, — кивнула я и схватилась за Алексея, чтобы не потерять равновесие и не рухнуть прямо на пол.
— Тогда почему ты здесь?
— Семейные неурядицы.
— Значит, так ты выходишь из семейного ступора?
— Так.
— Мне кажется, это не самый лучший способ избавиться от семейных неурядиц.
— Я пробовала по-другому. Не получается.
— Ты уверена?
— Вполне.
Посмотрев подозрительно на замолчавших музыкантов, Алексей наклонился ко мне поближе и прошептал мне прямо в ухо:
— Послушай, а давай отсюда убежим?
— Куда?
— Ко мне. Я живу тут рядом. Посидим, попьем чайку, а потом я провожу тебя на такси. Ну, пойдем?
Не успела я ответить на заданный мне вопрос, как к нам подошел бродяга с трубой и, сверкнув в сторону Алексея злобными глазами, по-хозяйски положил руку мне на талию.
— Послушай, что тебе надо? — спросил он.
— Это моя знакомая девушка, — миролюбиво ответил Алексей. — Я пришел сюда, чтобы отвести ее домой.
— Это наша знакомая девушка. Ее зовут Светка с Рублевки, и она пригласила нас в свой дом в госта Так что иди куда шел. Мы уезжаем.
— Я уйду, но только вместе с этой девушкой! на лице Алексея не дрогнул ни один мускул.
Девушка пьяна, а ты этим воспользовался. Нехорошо.
— Это моя девушка, — стоял на своем бродяга.
— Она не может быть твоей девушкой.
— Я тебе говорю, чтобы ты проваливал от моей девушки!
— А я бы на твоем месте руки-то от нее убрал, а то ведь руки у тебя черные, как у негра, словно ты каждый день картошку сажаешь, — не хотел отступать Алексей. — Ты бы сначала руки помыл, а затем таких девушек лапал. Платье запачкаешь.
— Да ты что, чертила, не понял?! Пошел вон!
Бродяга кинул свою трубу на землю и достал из кармана нож. Увидев сверкающее лезвие, я испуганно вскрикнула и попыталась сделать шаг в сторону, но тут же была окружена другими бродячими музыкантами. Недолго раздумывая, Алексей полез в карман пиджака, достал оттуда пистолет и направил его в сторону тех, кто решил использовать мое пьяное состояние в своих целях.
— Стоять и не двигаться! Если хоть один из вас тронется с места, то я просто ему отстрелю яйца. Шутить я не привык, не умею и никогда не пробовал!
Как только перед нами все расступились, Алексей взял меня за руку и потащил по лестнице вверх.
— Откуда у тебя пистолет? — поинтересовалась я, когда мы вышли из перехода.
— Ты забыла, что я частный детектив? Я никогда не хожу без оружия.
Алексей жил совсем рядом в красивом сталинском доме с высокими потолками и просторными комнатами. Это была со вкусом обставленная двушка закоренелого холостяка, в которой напрочь отсутствовал женский дух. Сев на пушистый ковер, я прислонилась спиной к стене и заговорила, постоянно всхлипывая и смахивая бежавшие по щекам слезы. Алексей понял, что мне необходимо выговориться, и стал внимательно меня слушать. Я говорила о том, что сегодня определенно не хотела жить и даже обдумывала различные способы, как можно уйти из жизни побыстрее и менее болезненно.
Я призналась в том, что боюсь смерти и что мне будет намного легче купить билет куда-нибудь подальше, сесть в поезд и уехать туда, где меня никто не знает. Я заметила, что ужасно тяжело быть женщиной, что многие женщины страшно несчастны, потому что одиноки и из этого одиночества тяжело вырваться.
Я говорила очень много и постоянно сбивалась.
Алексей сидел напротив меня и пытался внушить, что потеря любви — это еще не самая большая потеря в жизни. Что я должна благодарить судьбу за то, что у меня есть здоровье, да и не только у меня, но и у моих близких тоже. Что самое ценное качество в жизни женщины — это терпение, потому что, если женщина обладает этим качеством, любая беда обойдет ее стороной.
Я говорила, что обязательно научусь жить в одиночестве. Я научусь этому у одиноких женщин, которые долгие годы живут без любви и совершенно равнодушны к такому несправедливому стечению обстоятельств, к такой прихоти судьбы. Я обязательно с ними познакомлюсь и, по возможности, подружусь. Я расспрошу, как они живут, ни на что не надеясь, принимая свое одиночество как данность.
Чем они занимаются, каковы их интересы? Как они проводят свои дни? С какими проблемами и трудностями сталкиваются? Какие сделали выводы из своей неудавшейся семейной жизни и почему поставили крест на своем личном? Как они знакомятся с новыми мужчинами, как на них реагируют, как они научились жить так, чтобы не строить серьезные отношения и обезопасить себя от боли? Я обязательно у них всему научусь! И у них, и у самой жизни. Я вместе с ними научусь регулировать свое внутреннее состояние. Радоваться, успокаиваться и защищаться от общественного мнения, постоянно ища пользу в своем одиночестве. В конце концов, моя жизнь складывается так, как она складывается, и никто не вправе ее изменить. Я знаю одну хорошую мудрость:
ЧТО ТЕБЯ НЕ УБЬЕТ, ТО СДЕЛАЕТ НАМНОГО СИЛЬНЕЕ. Значит, я стану сильнее. Намного сильнее, чем сейчас!
А потом я зачем-то рассказала Алексею о том, что мы с Ильей часто представляли себя детьми и хохотали до упаду. Мы могли бегать по дому и кидать друг в друга подушками, словно малые дети. А иногда я изображала сопротивление и подбивала своего мужа на то, чтобы он взял меня силой. И еще любила валяться на пушистом ковре, принимать причудливые позы и дразнить Илью своим обнаженным телом. Когда я все это говорила, Алексей почему-то мрачнел и краснел, отчего я становилась еще раскованнее и смелее.
Чуть позже я зачем-то полезла в свою сумочку, достала из нее свадебную фотографию, которую носила с собой третий год и хвастливо показывала всем, с кем только знакома. Я ткнула в нее пальцем, сказала, что мы с Ильей не смотримся вместе, что у нас совершенно идиотские лица и что на лице моего мужа уже видна ложь, потому что он взял меня в жены не по любви, а из жалости. Порвав фотографию на мелкие кусочки, я раскидала их по ковру и, встав, подошла к окну.
На стекле вновь появились капли дождя, как подступившие к моему горлу слезы, вырывающиеся из самого сердца. А затем послышалось яростное рыдание грома вперемешку с диким грохотом, треском и свистом.
— Буря, — тихо сказала я и прислонила свой лоб к запотевшему стеклу.
— Ураган, — согласился со мной Алексей и задвинул плотные шторы.