Глава 11
Когда стол был уже практически накрыт, я посмотрела па часы и подумала, что гости приедут с минуты на минуту.
— У тебя гости пунктуальные? — Я вытерла руки о полотенце и посмотрела на сидящего в кресле дровосека.
— Сейчас должны приехать, — ответил он.
— У меня, в принципе, все готово.
— А ты неплохая хозяйка, — похвалил меня дровосек. Похвала не вызвала во мне ничего, кроме раздражения. — Не понимаю, почему ты своему мужику не готовила? Почему бабы вечно все из-под плетки делают?
— Значит, мужик такой был, — раздраженно ответила я и села на табуретку.
— Плохой, что ли?
— Никакой.
— Как это — никакой?
— Ни плохой, ни хороший.
— Ты хочешь сказать, что ни рыба, ни мясо…
— Что-то типа того.
Дровосек игриво мне подмигнул и убрал со стола ноги.
— А я классный мужик, если ты мне столько жрать наготовила.
— Я готовила тебе не потому, что ты такой классный, просто у меня нет другого выхода. Меня обстоятельства заставляют.
Видимо, мой ответ не понравился дровосеку, и это отразилось на его лице.
— А ты что расселась?
— У меня все готово.
— А прихорашиваться не будешь?
— Что? — Мне показалось, что я ослышалась. — Что ты сказал?
— Я говорю, ты прихорашиваться не будешь? — Дровосек смотрел на меня глазами, полными превосходства.
— В каком смысле?
— Волосы причесать не хочешь? Губы не мешало бы накрасить, чтобы покрасивее выглядеть. Жаль, косметички у тебя с собой нет.
— Ну уж извините! Извините, что не успела захватить с собой косметичку, — театрально развела я руками. — Мне как-то не до этого было. Я даже и не подумала об этом.
— Извиняем, — ехидно кивнул головой дровосек. — Извиняем, но надеемся, что в следующий раз вы будете предусмотрительнее.
Я закинула ногу за ногу и одарила дровосека взглядом, полным ненависти.
— Спасибо, что вы так вежливы, но следующего раза не будет. Мы теперь поумнее будем. Если, бог даст, останемся живы, мы только с охраной ходить будем. И к подруге с охраной, и даже в туалет с охраной будем ходить. Нас теперь голыми руками не возьмешь.
— Ходить с охраной в туалет — это очень интересно. Везет же охраннику, — заметил дровосек.
— Пусть хоть охраннику повезет. Кстати, а для кого я должна прихорашиваться?
— Для моих друзей.
— Кто они такие, чтобы я передними прихорашивалась? !
— Они мои друзья, — сказал, как отрезал, дровосек. — А если ты моя зазноба, то знай, что моя зазноба должна быть красивой. Иначе они не поверят, что у нас с тобой что-то серьезное, и начнут приставать.
— Ас чего ты взял, что твоя зазноба должна быть красивой? Может, у тебя вкус извращенный и ты некрасивую полюбил. Ведь не ко всем женщинам прискакивают рыцари на белых конях и не всем мужчинам достаются красивые женщины.
— Да щас баб красивых полно. Хоть стены обклеивай!
— Вот и обклеивай. А я не хочу, чтобы мною кто-то стены обклеивал. Такие женщины, как я, не созданы для обоев.
— А для чего созданы такие, как ты? Для того, чтобы с пушкой бегать и здоровыми мужиками управлять?! Ты это хочешь сказать?! Это?! Ты ведь для этого создана! Да?!
Я не успела ответить, так как в этот момент раздался стук в дверь. Я вздрогнула и посмотрела на дровосека.
— Гости пожаловали, — обрадовался он. — А ну-ка, хозяюшка, встречай гостей. Жаль, что у тебя парадного платья нет. И повежливее, пожалуйста, повежливее!
В тот момент, когда на веранду ввалилась целая куча мужиков с устрашающей внешностью, я встала, как вкопанная, и даже боялась шевелиться. Дровосек оказался прав, мужчин было ровно семеро. Под окнами веранды стояли джип и небольшая иномарка. Значит, они приехали на двух машинах. Если бы я встретила этих «гостей» где-нибудь на улице, я затряслась бы от страха и бросилась от них прочь, не оглядываясь. Уж слишком неприятные они были. Мужчины поочередно стали обниматься с дровосеком, говорили о том, как долго они ждали этого дня, когда они все соберутся вместе и смогут посидеть за одним столом, а все неприятности останутся далеко позади. Я сразу обратила внимание на их руки. У каждого из них были какие-то, совершенно нелепые наколки в виде различных надписей и колец на пальцах. Вне всякого сомнения, эти люди были судимы, и я была даже уверена в том, что они были судимы не один раз.
Как только у мужчин прошла эйфория от первых минут встречи, они тут же обратили внимание на накрытый стол и почти одновременно заметили меня:
— Коля, вот это стол! Вот это прием! Кто бы мог подумать! Да тут наготовлено больше и лучше, чем в самом лучшем московском ресторане. А это что за красотка? Ты откуда ее взял?
Это моя зазноба. У нас с ней серьезно. — Дровосек, которого, как оказалось, зовут Коля, подошел ко мне вплотную и обнял за плечи. По его мнению, он представил меня своим друзьям вполне достойно, потому что не знал, как это делается по-другому.
Я стояла в объятиях дровосека на всеобщем обозрении и терялась, не зная, что именно я должна сейчас делать — радушно улыбаться или, что мне очень хотелось, как можно быстрее убрать тяжелую руку дровосека со своего плеча, потому что она не вызывала во мне ничего, кроме самого настоящего отвращения, даже брезгливости. И все же я предпочла расплыться в улыбке и изобразить на лице подобие настоящей радости.
— Да, у нас настоящая любовь. — В подтверждение своих слов я закачала головой и подумала о том, что теперь я знаю настоящее имя дровосека. А это уже кое-что.
Когда гости уселись за накрытым столом и начали открывать бутылки со спиртным, я принялась суетиться вокруг них, раскладывая еду по тарелкам.
— Хорошая у тебя баба, — отметил самый старший из всех. — И сложена неплохо, только ей бы жирку побольше. Я баб с жирком люблю, чтобы и сверху, и снизу было побольше, чтобы было за что подержаться. Но и твоя ничего. Все на месте!
— Да уж, у меня зазноба классная! Главное, что хозяйственная. У плиты может сутками стоять, в руках горит, что ни сделает — все ладится. А как она у меня пироги печет — никто не умеет! — принялся нахваливать меня дровосек.
А баба и должна такой быть, — согласился тот, который сидел ближе всего к нему. — Баба должна и по хозяйству пахать, и уметь мужика ублажить. Такой цены нет, а то нынче бабы пошли — смотреть тошно. Худые, как жерди. Одеты, как малолетки: непонятные огромные штаны с безразмерными карманами, майки, короткие прически с вытравленными волосами, наколки по всему телу, проколотые пупы, носы. Это ж надо так! А уж какую они музыку слушают и какие танцы танцуют, так это вообще полный отстой! Такая никогда у плиты не встанет, а уж если с мужиком познакомится, так только и думает, что она с него поимеет. И таких большинство.
— Это точно, — поддержал его самый старый. — А сколько сейчас этих… феминисток развелось, вообще страшное дело. И чем дальше, тем их больше. Каждая вторая считает себя самодостаточной и эмансипированной. Я иногда на них смотрю и думаю: куда мы вообще катимся? Баба всегда должна мужика слушаться, ему прислужничать и в рот заглядывать. Мужик, он по жизни хозяин, а баба, она и в Африке баба. Таких, как твоя зазноба, сейчас единицы. Сразу видно, что она тебя чтит и уважает. Баба должна такой быть изначально, это сейчас мир перевернулся, а от этих стриженых эмансипированных душу воротит.
В тот момент, когда я ставила дровосеку тарелку, он игриво ударил меня по заднице и точно так же игриво произнес:
— Уж что-что, а мне с зазнобой повезло. Она у меня дивчина гарная. И сложена хорошо, и по хозяйству отлично справляется. На огороде может сутками раком простоять, ее оттуда за уши не оттащишь, а уж что в постели вытворяет, так это лучше не рассказывать. Да и рассказывать не хочу. Это дело интимное. Одним словом, заводная бабенка.
Дровосек в очередной раз хлопнул меня по заднице, я вскрикнула, отскочила и чуть было не кинулась на него с кулаками, но тут же взяла себя в руки.
— Осторожнее, я же тарелку могу выронить!
— Но я ж не виноват, что у тебя такая попка аппетитная, — заржал дровосек. Он посадил меня рядом с собой и протянул мне до краев наполненную рюмку коньяка. — И ты выпей. Я разрешаю.
Он поднял свою рюмку. Его примеру последовали и другие.
— Дорогие мои кореша, — начал он. — Я хочу выпить за то, что мы все здесь собрались. Очень долго мы ждали этой встречи. Я вас всегда помнил и хотел увидеть. Я никогда про вас не забывал. Я хочу, чтобы вы знали, что в этой суровой жизни мне легче оттого, что у меня есть мои кореша. Вы для меня настоящие друзья и даже больше. Вы мои братья. За встречу, мои родные! За нашу долгожданную встречу, мои хорошие!
После душещипательных слов дровосека мужчины как по команде встали и, положив друг другу по одной руке на соседнее плечо, тут же выпили. Я не вставала. Пригубив коньяк, я ткнула вилкой в салат и осторожно, исподлобья рассматривала сидящих за столом мужчин и попыталась сосчитать количество стоящих на столе бутылок. Вместе с дровосеком мужчин было ровно восемь, а бутылок пятнадцать. Почти по две бутылки на человека. Правда, одному достанется только одна. Но это не важно. Важно то, что от такой дозы мужчины должны попадать со стульев и, как можно быстрее отправиться спать. Я попросила больше не наливать мне в рюмку, ссылаясь на головную боль, а на самом деле просто боялась сделать даже глоток по той причине, что собравшимся тогда достанется меньше и кто-то из них не дойдет до кондиции и будет бодрствовать. Мне было невероятно страшно и очень сильно хотелось напиться. Напиться так, чтобы не ощущать эту реальность, чтобы перенестись в мир, где не все так плачевно, где становится легче и страх испаряется прямо на глазах, а при чуть большей дозы спиртного, от него не останется даже следа. Мне действительно этого хотелось, но я не могла себе этого позволить. Не могла, потому что я ждала своего часа, когда я смогу бежать и когда я смогу вернуться к своей настоящей жизни.
— А ты что, совсем не пьешь? — Изрядно захмелевший дровосек притянул меня к себе и потрепал за ухо.
— Я плохо себя чувствую, — отстранилась я от него.
— А что так? Что у тебя болит? — Он словно не замечал, что он мне неприятен, и по-прежнему докучал мне.
— У меня голова болит.
— С чего это?
— Откуда я знаю! Может, я у плиты долго стояла, а может, магнитные бури.
— Какие бури?
— Магнитные, — постепенно теряя самообладание, ответила я. — Ты что, не знаешь, что такое магнитные бури? Вся страна знает, а ты не знаешь. Об этом каждый день по телевизору говорят.
— Я телевизор не смотрю. Там, где я был в последнее время, его вообще не было.
— А может, она у тебя забрюхатела? — спросил один из пировавших мужиков. — Может, она у тебя того? Ты бы спросил ее, может, ее подташнивает?
— Дорогая, а ты у меня, случаем, не забрюхатела? — издевательски спросил дровосек и нахмурился.
— Не забрюхатела, — процедила я сквозь зубы и злобно ткнула вилкой в салат.
Из последующего разговора гостей я поняла то, что все они были судимы, что познакомились в местах отдаленных, что каждый из них судим не по одному разу, а собрались после долгой разлуки в этой глуши потому, что дровосек находится в бегах и его разыскивает милиция. Постепенно убирая пустые бутылки со стола, я подкладывала в тарелки еду и пыталась понять, каким образом дровосек нашел меня у Ритки, каким боком он вообще про меня узнал и что именно он от меня хочет в дальнейшем. Человек общается с ему подобными, живет в своем мире, затем попадает на зону, не досиживает положенного срока, умудряется оттуда бежать, каким-то образом выходит на мой след… Похищает меня из квартиры моей подруги, привозит в лесную избушку, где собирается отсиживаться какое-то время, и заставляет меня вести хозяйство. Но ведь это же не могло и присниться в страшном сне… Я никак не могла объяснить себе случившееся.
Я слишком много думала, но все мои мысли были совершенно не связаны между собой. Я не могла сделать хоть какой-нибудь разумный вывод.
Когда веселье было в самом разгаре, дровосек снял со стены гитару и прокричал:
— Ну что, кореша, затянем нашу тюремную!
— Затянем!!! — поддержали его все остальные. Дровосек принялся перебирать струны, а самый старый из гостей почему-то внимательно оглядел комнату. Махнув в сторону разбитого окна, спросил пьяным голосом:
— Колюня, это же дырка от пули или я ошибаюсь?
— Дырка от пули. — Голос дровосека был спокоен.
— Ты уже и здесь побеспредельничать успел?
— Дурное дело нехитрое, — усмехнулся дровосек.
— Кто чужой приходил или просто упражнялся?
— Да зазнобу свою попугал немного. Провел воспитательную работу.
— А что она натворила?
— Да со стола плохо вытерла, крошки оставила.
Мужчины схватилась за животы и покатились со смеху. Я сделала вид, что говорят не обо мне и наигранно засмеялась вместе с мужчинами.
— Вот и правильно! С бабами так и надо! Баба должна знать свое место! Ничего себе, она пыль плохо вытерла, да она ее должна языком слизать!
А затем отчаянно зазвучала гитара. Дровосек принял серьезное выражение лица и затянул во все горло:
Игра в любовь, я знаю, не к добру,
Игра в любовь коротенького срока.
Я столько лет потратил на игру.
Ведь столько лет… Не слишком ли жестоко.
Старею, но люблю тебя одну.
Седею я до времени, до срока.
Я столько лет отдал за седину!
Ведь столько лет! Не слишком ли жестоко.
Твердишь ты: расставаться нам нора.
Что ты в своих надеждах обманулась,
Что вся твоя любовь ко мне — игра,
Не слишком ли игра иодзатянулась?
Когда дровосек замолчал, я посмотрела в его сторону с нескрываемым интересом и не без иронии в голосе заметила:
— Никогда бы не подумала, что ты можешь быть лириком. Еще скажи, что ты сам написал.
— Такие песни пишет зона, — тихо сказал он.
— Зона?
— Она самая.
— Вот никогда бы не подумала, что зона писать умеет.
Не обращая на меня внимания, дровосек опять запел, но так, что у меня затрепетала душа и зажгло в груди.
Имела ты весьма приличный дом,
Машины, дачу, платья по заказу,
А я к решетке прижимался лбом
И видел небо в голубых алмазах.
Искала ты влиятельных друзей,
Чьи свято исполняются приказы.
А я, смеясь, шел к гибели своей
И видел небо в голубых алмазах.
Любила ты в других искать грехи,
В своих сужденьях доходила до экстаза,
А я писал и жег свои стихи
И видел небо в голубых алмазах.
Ну что ж! Живи, и Бог тебе воздаст
За терпеливость, за холодный разум.
Нету меня ни славы, ни богатств,
Зато есть небо в голубых алмазах.
Когда дровосек в очередной раз замолчал, положил гитару рядом с собой и принял на грудь полную рюмку, я подошла к окну, всмотрелась в беспросветную темень и не без интереса спросила:
— А это тоже зона писала?
— А он других песен не знает, — ответил за него самый старый, он был и самый пьяный.
— А мне показалось, что это связано с чем-то личным.
— Конечно, связано, — расплылся в нервной улыбке дровосек. — Это связано с тем, что, когда я пошел по этапу, меня провожали жена-красавица и двое славных ребятишек. А когда я из зоны выбрался, оказалось, что у меня уже нет ни красавицы-жены, ни двоих славных ребятишек. Красавица-жена давным-давно живет с другим, очень влиятельным человеком, который перевез ее в свой терем и балует всем, чего ей только захочется. У меня в одночасье не стало не только красавицы-жены, но и двоих славненьких ребятишек, потому, что двое славненьких ребятишек уже давным-давно живут с другим дядей и называют его папой, а меня даже не хотят знать. Вот такая грустная история.
При этих словах дровосек пытался улыбнуться, но улыбка была похожа на оскал, и мне стало страшно.
— Вес равно, Колюня, дурак ты! — громко крикнул самый старый и самый пьяный из мужиков. — Дурак! Какого хрена ты с колонии сорвался?! Тебе сидеть полтора года оставалось! Баба твоя уже три года с другим живет и даже не помнит о твоем существовании! Ты что вытворил?! Надеялся, что она к тебе вернется? Да она даже забыла, как тебя звать. Она близко тебя к своему особняку не пустила. В ментовскую позвонила, а муж ее новый у дома охрану выставил! Она ж тебе даже с детьми не дала повидаться! Да дети и сами не захотели. Они про тебя забыли, как про страшный сон. Ты какого черта из-за бабы бошку потерял?!
— Я из-за бабы бошку не терял! — ударил кулаком по столу дровосек. — Я хотел в глаза ей посмотреть! Просто заглянуть в ее лживые глаза, и все!
— Хорошо ж ты ей в глаза посмотрел, что она за нож взялась и лицо тебе располосовала! Она ж тебя уродом сделала!
— Она просто перепугалась… Она знала, что мне еще полтора года сидеть, не ожидала меня увидеть. После того как меня посадили, она просто вычеркнула меня из своей жизни.
— Но ведь ты же знал, что она живет с другим?!
Знал, — кивнул головой пьяный дровосек. — Знал, но не думал, что у нее все так серьезно. А что я должен был подумать, если человек безумно меня любил и обещал ждать? Когда меня забирали, она рыдала и целовала мне ноги, а затем просто забыла, как меня зовут. Разве я мог этому поверить?! Разве я мог?! Разве я мог подумать, что самая любимая женщина окажется обыкновенной лживой сукой! Я к этому побегу три года готовился. Каждый день считал… Каждый день…
— Мог бы еще полтора года потерпеть. Сейчас одному Богу известно, как сложится твоя жизнь в бегах с располосованным лицом.
— Знал бы, где упадешь, соломки бы подстелил. — Дровосек прижал гитару к груди и произнес пьяным голосом: — И вообще я ни о чем не жалею. Ни о том, что я с зоны сбежал, ни о том, что она мне лицо располосовала. При любом раскладе я убедился в том, что она сука.
— Вот и не надо ни о чем жалеть, коли так все вышло, — поддержал его гость. — Жизнь продолжается, ты же всегда говорил, что жизнь удалась!
— Конечно, жизнь удалась! — прокричал вконец опьяневший дровосек и застучал по струнам.
Коль женщина тебя не любит,
Коль нет огня в ее груди,
Руби с плеча, как узел рубят,
Будь мужественным, уходи.
Оставь старанья, хлопни дверью,
Сознайся — женщина права.
Нельзя сажать в песок деревья
И на воде писать слова.
Допев до конца свою песню, дровосек отшвырнул гитару и снова налил себе полную рюмку.
— Фуфел! Это все обыкновенный фуфел. Хватит о грустном. Мы встретились здесь для того, чтобы веселиться. Где моя зазноба? Ну что, станцуем? Я отрицательно покачала головой.
— Я не танцую. У меня голова болит.
— У меня тоже много чего болит, тем не менее я приглашаю тебя танцевать.
Увидев, что он направляется ко мне, я внимательно посмотрела на его шрам во все лицо и совершенно спокойно сказала:
— Я ни в чем не виновата.
— Не понял?
— Я говорю, что я ни в чем не виновата. Я не виновата в том, что у тебя не сложилась семейная жизнь, что тебе оставили жуткий шрам на лице и что на данный момент ты висишь между небом и землей. Я здесь ни при чем. Я не виновата, что у тебя душа болит. Не виновата…
— Ты чо несешь? — остолбенел от удивления дровосек.
Веселившееся мужчины резко замолчали.
— Отпусти меня. Я ни в чем не виновата, — проговорила я так же спокойно. — Я не виновата ни в одной из твоих бед. Дай мне уехать.
