ГЛАВА 10
К моему удивлению, я сразу уснула, как только за Дарьей закрылась дверь в спальню. Я увидела страшный сон, от которого мне хотелось кричать и биться в истерике. Я увидела мрачную камеру, в которой содержалось около восьмидесяти женщин, одной из которых была я. Я сидела на верхних нарах и думала о том, что я здесь долго не протяну. Спертый воздух и духота, а у меня постоянное головокружение. Мне казалось, что нас загнали сюда на смерть, потому что нормальный человек долго не выдержит в таких жутких условиях. Я попробовала возмутиться по поводу того, что санитарные нормы позволяют содержать в камере двадцать пять человек, а нас здесь даже больше восьмидесяти. На мое возмущение сидевшие на своих нарах женщины отреагировали громким смехом. Они сказали мне, что я обязательно привыкну, что возмущаются только новички, а через две недели они привыкают к таким скотским условиям и начинают относиться к ним совершенно спокойно. Я смотрела на злые, изнеможенные и бледные лица этих женщин и не понимала, о чем они говорят. Я не могла понять, как можно привыкнуть к грязи, к чесотке, к вонючим подушкам, к отсутствию кислорода, к помоям, которые только назывались пищей, и к деградации личности. Лежа на своих нарах, я смотрела в самый дальний конец камеры, где находилось небольшое квадратное окно со ставнями и решеткой, и глотала собственные слезы. В этом окне не было видно неба, а только решетка, за которой была еще одна решетка, за ней еще, и еще…
Я старалась наладить дыхание, но у меня не получалось. Я могла сделать вдох, но выдох давался мне с огромным трудом. Было слишком жарко, словно я лежала где-то в парной, из которой было невозможно выйти. Я ждала смерти, потому что была слишком слаба и не приспособлена к подобным условиям. Многие женщины разделись до нижнего белья, от вида которого начинало воротить еще больше – слишком грязным и потным оно было. Некоторые повязали головы мокрыми полотенцами и смачивали их холодной водой каждые полчаса. Глядя на женщин, я поняла, что тоже должна раздеться, потому что вся моя одежда прилипла к телу. Я не понимала, как можно отбыть тут какой-то срок, и была уверена, что умру этой ночью. Я задохнусь во сне, потому что с каждым вздохом дышать мне все труднее и труднее. Посреди камеры стоял стол, за которым сидели женщины и пили крепкий чай из жестяных кружек, ручки которых были обмотаны изолентой. Я не могла пить такой крепкий чай, мне было от него очень плохо. Меня сразу мутило, и я не понимала, почему другие женщины от него просто балдеют.
Я не могла поверить в то, что у меня началась новая жизнь, потому что это была не жизнь, а просто существование. Тем, кто занимал нижние нары, было хоть немного полегче, а наверху воздух сгустился до вязкости, и мне казалось, что у меня в любой момент остановится сердце. Я не могла спать по ночам, я не могла есть, я не могла разговаривать со своими сокамерницами, и я не могла свыкнуться с мыслью, что могу ко всему этому привыкнуть и буду радоваться крепкому чаю, как радовалась на свободе какому-нибудь дорогому подарку.
Я смотрела на свое тело, покрытое мелкими язвами, глазами, полными ужаса, и понимала, что это конец. Мои же сокамерницы относились к своим язвам совершенно спокойно, говоря, что они появляются от отсутствия света, воздуха и нормального питания, а также от нервов. Сев на своих нарах, я посмотрела на выкрашенную желтой краской лампочку, затем перевела взгляд на окно с решеткой, на стираные майки, висящие на стоящих в ряд шконках, закрыла лицо руками с маленькими язвочками и, попытавшись выдохнуть спертый воздух, громко завыла….
– Люся, ты чего? – услышала вдруг я. Открыв глаза, полные слез, я увидела перед собой Дарью и попыталась вернуться в реальность. А Даша все допытывалась: – Что случилось-то? Я тебя только будить собралась, а ты как закричишь на всю квартиру! Ты что, плачешь, что ли? Сон плохой приснился?
– Приснился. – Смахнув слезы, я сунула ноги в тапочки и сказала тихим голосом: – Если бы ты только знала, что мне приснилось…
– Что?
– Тюрьма. Камера. Господи, Дашка, ты не представляешь, как там страшно. Я все это видела своими глазами.
– Не думай об этом.
– Да ты не понимаешь. Я там была. Я все видела. Это страшная жизнь. Лучше не жить, чем туда попасть. Там же дышать нечем. Там многие умирают, потому что в питомниках животных лучше содержат, чем людей в камерах. Как ты думаешь, а к чему мне это снилось?
– Мало ли, что нам может сниться. Мне вот тоже снится иногда какая-нибудь чепуха, так что потом не знаешь, что и думать. Если на каждый сон внимание обращать, то голова пойдет кругом, – постаралась успокоить меня Даша.
– Мне еще такое никогда не снилось.
– Поэтому и забудь.
– Даша, а может, это к тому, что меня и правда посадят? – Я посмотрела на Дарью глазами, полными слез, и стала нервно кусать пересохшие губы.
– Может, хватит уже? Я из-за тебя всю ночь не спала! – неожиданно взорвалась моя подруга. – Мы в пятом часу легли, а в семь встали. Я тебя поддерживаю, как могу. Можно сказать, что за уши вытаскиваю из того дерьма, в которое ты попала, а ты не ценишь!
– Почему это я не ценю?!
– Потому, что ноешь и ноешь. Ты меня уже своим нытьем задолбала. На черта я тебя за уши вытаскиваю, если ты сама себя топчешь?! Запомни! Никто не может человеку помочь, если он не хочет помочь себе сам! Лично мне все это надоело!
– Ты о чем? – окончательно растерялась я.
– О твоем нытье. Все, хватит. Иди, сдавайся.
– Как?
– Молча. Иди в отделение милиции с повинной.
– Даша, ты что, совсем рехнулась?!
– Это ты совсем рехнулась! Иди с чистосердечным признанием по поводу того, что ты убила сторожа. Только не забывай, наша доблестная милиция особо разбираться не будет. Если есть козел отпущения, то уж они на него по полной навешают. Так что убийство шефа тоже на тебя повесят. Давай, вперед и с песней! А я тебя не забуду. Письма, посылки и деньги тебе обеспечены.
Последние Дашкины слова окончательно вывели меня из состояния равновесия, и я произнесла язвительным тоном:
– Спасибо, Даша. Ты настоящий друг. Я рада, что мне обеспечены посылки и деньги, тем более что тебе это не в напряг. У тебя опыт имеется. Ты же облагораживаешь уже одного зэка. От ребенка лишний кусок оторвешь и на зону перешлешь.
Лицо Дарьи покрылось пунцовой краской. Она нервно заморгала глазами и, подойдя ко мне вплотную, отвесила мне хорошую пощечину.
– Да как ты смеешь так говорить?! Кто дал тебе подобное право?! Вот когда останешься одна с маленьким ребенком на руках, тогда и узнаешь, как в наше время без мужика жить. Ты и без детей себе ничего нормального найти не можешь. Почему от тебя мужики-то бегут? Внешностью бог не обидел, сама себя обеспечиваешь, квартира есть, женщина без проблем и комплексов… Для мужика вроде – настоящая находка. Так нет же, был один, и тот убежал. А знаешь почему? Потому что мужиков сейчас нормальных почти нет. Нормальных давно разобрали. С женатым проще всего дело иметь, только от всех их шифров, лживых обещаний и разговоров про жену и детей на душе потом гадко становится. Я с женатыми уже хлебнула, больше не хочется. Уж больно долго отмываться приходится. Так что на меня зря не греши. Я лишний кусок у ребенка не отбираю. Я ребенку все самое лучшее отдаю, а зэку поверила, потому что на свободе ни одного нормального не встретила. Ну, нет нормальных мужиков, хоть убей, нет! А если я на зону посылку выслала, то я ничего в этом постыдного не вижу. Я посылку раз в месяц пошлю и от этого не обеднею. Меня она по карману сильно не ударяет. Это намного экономичнее, чем в свой дом мужика пустить на полное обеспечение: начать ему борщи варить, на базар бегать, сумки набивать на свои же деньги, носки, трусы покупать, ребенку меньше внимания уделять, пахать в две смены и слушать его байки о том, как мало ему платят, что ему на проездной еле хватает, потому что ему нужно алименты платить и своим родителям помогать. А мне зачем помогать? Я же сильная! Я же и своего ребенка накормлю, и себя хорошо одену, и мужика здорового могу запросто к себе на шею посадить… Ведь мне работать не привыкать, мне в этой жизни, кроме как на саму себя, надеяться не на кого, и там, где мало платят, я работать не буду. Так что, Люсенька, на меня бочку катить не надо. Ты в моей шкуре не была, и осуждать меня не за что. У других детей отцы есть и хоть какая-то материальная помощь, а у меня этого нет. Я в своей каше сама варюсь. Не все мужики вспоминают о том, что у них есть дети. Некоторые это из своей памяти просто вычеркивают. И не всем женщинам нынче просто устроить личную жизнь. Принцев на белых «Мерседесах» очень мало, а нас, одиноких баб, очень много. На всех принцев не хватит. Везет только избранным. А нам приходится выбирать из того, что есть. А то, что есть, в основном женатое. Но ведь нас же бесперспективные отношения не интересуют… Нам же хочется будущее и свою жизнь устроить… Кто на женатом обжегся, больше с этой мрачной возней связываться не хочет. Ну, раз ты с женатым, два… Да сколько можно-то с ними якшаться, если толку-то все равно мало?! А выбирать из тех остатков, которые предлагает нам жизнь, если честно, то нечего. Так что не стоит упрекать меня в том, что я свой выбор на заключенном остановила. Я же не виновата в том, что на свободе выбирать не из кого…
После этих слов Дарья заревела, и я почувствовала, как у меня закололо сердце.
– Даша, прости, меня! Ради бога, прости!
– И ты меня прости! – всхлипнула она.
– Да я на тебя зла не держу. Ты все правильно сказала. Я действительно женщина без проблем и без комплексов, и от меня мужик сбежал. И что ему не сиделось?! Внешность есть, квартира есть, сама себя обеспечиваю. Нет же, ему огромных денег захотелось и роскошной жизни. Говорят, что женщины бегут туда, где деньги, так сейчас времена поменялись. Ничего не разберешь. Мужики убегают туда, где лучше и где денег больше. Сама не пойму, что творится. Неужели, чтобы мужика удержать, нужно быть дочкой президента компании? А что же нам, простым смертным, делать?
– Знаешь, – сквозь слезы заговорила Даша, – я один раз познакомилась с мужчиной… На вид приличный. В Кускове гуляли, шашлык ели, ребенка шариками порадовал и мороженым кормил, а затем… стал выяснять, какая у меня квартира и зарплата. На душе так противно стало, я тебе даже передать не могу! Ну, что за народ-то пошел?!
– Все было так хорошо, а Игорь от меня убежал, – продолжала всхлипывать я. – Прямо напастье какое-то! Мужики стали хуже баб, только и смотрят, где приспособиться. До того, как встретить Игоря, мне вообще одни идиоты попадались. Нет, чтоб тебя в ресторан на обед пригласить, так они на первом же свидании сразу к тебе на квартиру просятся, да чтобы борщ был понаваристее и мяса побольше. Совсем обленились, экономят даже на первом свидании. Им плевать, что на женщину нужно хотя бы произвести первое впечатление. Я одного частника поймала, чтобы до дома довез, так он с меня сто рублей взял и телефон стал просить или адресок – в гости, мол, приеду. Разве можно взять с женщины деньги и просить телефон? На что он рассчитывал? Мне хотелось ему этой сторублевой купюрой прямо по ушам настучать.
– А за мной на работе один ухаживал… – тоже плача, стала рассказывать Дарья. – Стал приглашать на дискотеку и тут же рассказывать мне о том, что он потрясающе варит кофе. Говорит, вечером поедем на дискотеку, а утром я сварю тебе потрясающий кофе и принесу прямо в постель. Разве это нормально? Про утро ведь не обязательно было говорить! Если бы мы друг другу понравились, то это бы само собой получилось. Так нет же, он решил сразу подстраховаться. За дискотеку койка, и все тут. Как можно говорить про кофе в постель, если мы с ним даже еще за руки не держались? Он после работы меня до дома предложил довезти. Я в машину села, оглянулась, а на заднем сиденье пачка памперсов и пакет сушек.
– Вот сволочь, с памперсами, а все туда же! – поддержала я свою подругу.
– Так ведь он по дороге до моего дома мог бы мне хоть преложить в какое кафе зайти, по чашечке кофе выпить. Нет же: как только к моему дому подъехали, он берет свой пакет сушек, кладет руку мне на плечо и нежно так говорит: может, к тебе поднимемся, чайку попьем и сушек погрызем… А мне так обидно стало! Ты даже не представляешь! Думаю, ну, гад ползучий, дома тебя жена с памперсами ждет, они, наверно, у ребенка закончились, а ты ко мне на квартиру ломишься. Я ему ласково так говорю, что сушки-то, наверно, он жене вез. А он рукой махнул, мол, еще куплю, а сам так и трется об меня своим плечом, так и трется. И почему мужики думают, что если женщина одинокая, то она всегда легко доступная, что у нее постоянного секса нет и она всегда соглашается?! Я как представила, что после того, как он чаю попьет и все сушки свои сгрызет, ко мне приставать начнет, так мне даже не по себе стало. А он смотрит на меня и лыбится…
– А ты бы дала ему этими сушками прямо по морде.
– Я ему не сушками дала, а памперсами.
– Правильно сделала. Хотя сушками было бы хоть чуть-чуть больнее. И что ж это за мужики такие пошли? Я один раз с одним экземпляром познакомилась, нарочно не придумаешь. С виду приличный и даже вроде завидный жених. Повез меня в казино, стал играть, а я рядом сижу, его вдохновляю. Он дал мне сделать небольшую ставку, а когда я проиграла, чуть меня в том казино не пришиб. Главное, когда сам проигрывался, ничего, а как я проиграла, так едва от злости не лопнул. Знаешь, в казино ведь заведено так, что если ты в зале играешь, то напитки и бутерброды за счет заведения, бесплатно. Так ты бы видела, сколько он ел и пил, пока играл! Это же страшное зрелище! На него все работники казино так косились, что мне даже стыдно стало. То ли он от злости и от нервов ел, потому что проигрывал, то ли от того, что вся еда была за счет заведения. Его чуть на «Скорой» потом не увезли, потому что у него живот так прихватило, что он корчиться стал. А в конце игры и того хуже: он слишком большой кусок бутерброда в рот засунул и подавился. Его все по спине стучали, думали, на тот свет отправится. Он только чудом, по-моему, выжил.
– Да уж… Мне тоже один экземпляр попался, нарочно не придумаешь. Он в Штаты эмигрировал, работает в одной очень известной компании по продаже автомобилей, является ее коммерческим директором. Разведен. Когда познакомились, ну, думаю, счастье мне подвалило, наконец-то на моей улице будет праздник: попался нормальный, самостоятельный и неженатый мужик. Можно сказать, музейная редкость. Весь пафосный, ну просто деваться некуда… Пригласил меня в дорогой ресторан. Приехал на новенькой «Ауди», весь нарядный, как елка новогодняя. В ресторане подал мне меню и сказал, чтобы я выбирала все, что моей душеньке хочется. Ну, мне два раза предлагать не надо. Я себе коньяка дорогого выбрала, устриц и разных деликатесов. А у него мобильный просто разрывается. И он постоянно задавал один и тот же вопрос: «Как там погода в Штатах?» В общем, сидели мы с ним, разговаривали на возвышенные темы… Правда, он все возвышенные темы переводил в сексуальные. Сразу было видно, что для него это больной вопрос. Он мне постоянно коньяк заказывал, говорил комплименты, обещал свозить в Штаты. А когда обед подошел к концу и нам принесли счет, он галантно его открыл, достал калькулятор, подсчитал что-то, положил немного денег и протянул счет мне. Ты можешь себе представить?
– Нет, – честно замотала я головой.
– Я тоже, пока в такую ситуацию не попала, не могла представить подобное. Я его спрашиваю: в чем дело? А он удивился и говорит, что все нормально. Мол, он посчитал свои два коньяка, чашку кофе и пасту. Больше он ничего не ел, а все остальное пила и ела я. Я ему напомнила, что именно он меня пригласил в ресторан, а он это и не отрицал, сказал, что ему приятно со мной общаться.
– И ты заплатила?
– А куда было деваться? Благо, что я в тот день получила зарплату.
– Ты ему хоть сказала, что он не в Штатах, а в России, что у нас в ресторане платит мужчина?
– Конечно. И еще спросила: давно ли он американцем стал, что так быстро их привычками обзовелся? Но ему, по-моему, все по барабану было. В общем, оставила я в том ресторане большую часть своей заработной платы и вышла, словно оплеванная. Волком выть хотелось. А он сразу стал ко мне домой проситься, мол, так хорошо поели, что организм требует продолжения праздника. Ну, я ему и сказала, что у нас в России после таких обедов праздник не продолжают. У нас после таких обедов просто посылают.
– Молодец. Послала?
– Еще как послала!
– Вот это по-нашему. Ой, Дашка, что ж мы с тобой такие несчастные?!
– Ничего. Будут у нас нормальные мужики с головами, руками и причем психически здоровые! Вот, увидишь, будут!
– Кончено, будут. Куда они денутся, влюбятся и женятся. Если на моем или твоем горизонте появится хоть один приличный, вменяемый мужик, то хрен он нас обойдет! Мы ему капкан поставим, чтобы он свой хвост прищемил. Ведь на нормальных мужиков охоту устраивать надо.
– Да, только пока что-то всякое барахло клеится. Чем хуже мужик, чем больше он тебе не по душе, тем больше клеится. Прямо не мужик, а скотч. Как приклеится, так черта с два отдерешь. На таких капканы ставить не надо. Они без всяких капканов жить не дают, смотрят лживыми глазками и мечтают питаться твоими жизненными соками и силами.
– Да этот сорт я даже не имею в виду! Я тебе говорю, что мы будем на нормальных капканы ставить.
– Да где ж их взять-то, нормальных? – От Дарьиного энтузиазма не осталось даже и следа. – Время такое пошло: знакомишься с мужиком и сразу взвешиваешь свои силы. Сможешь ли ты, помимо ребенка, обеспечивать здоровенного детину, который будет лежать на диване с бутылкой пива в руках и ныть о том, что он не может устроиться на нормальную высокооплачиваемую работу? А ведь так хочется спрятаться за чью-то могучую спину от всех проблем и напастей… Только где взять такую спину?
– Будет такая спина! Я тебя заверяю, что будет! Собственная, широкая, здоровенная спина, всем на загляденье! Дарья, ты прости меня за то, что я тебе столько гадостей наговорила. Это просто нервы. Прости меня, пожалуйста.
– И ты меня прости, если я что-то не так сказала. Я за тебя очень сильно переживаю. Хочу, чтобы ты не сдавалась, а ты сдаешься. На глазах сдаешься.
– Я больше не буду.
– Обещаешь?
– Клянусь! Я еще поборюсь с жизнью, и тогда посмотрим, кто кого.
– Вот это другой разговор. Теперь я вижу настоящую Люську. Ту Люську, которая и должна быть.
– Даша, а ты меня простила?
– Простила. А ты меня?
– За что?
– Ну, я же тебе тоже всяких гадостей наговорила.
– Да ерунда это все.
Мы с Дашкой обнялись и опять заревели.
