ГЛАВА 18

Как только самолет взлетел в небо, я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Перед глазами возник падающий от выстрела Анатолий. Я видела перепуганные глаза, его предсмертную гримасу, слышала его душераздирающий крик. Наверно, как только он увидел в моей руке пистолет, то понял, что ему не уйти от пули. Я содрогнулась от сознания того, что Анатолия уже нет, что катер будет возить мертвеца по морю до тех пор, пока не кончится топливо. А затем… Затем, возможно, его найдут. Быть может, какое-то другое, проплывающее мимо судно. Установят его личность и будут расследовать его смерть и искать убийцу. Его тело перевезут на родину, а затем расследование обязательно продолжится в России. Взрыв виллы… Смерть девушек… Все это соберут и непременно выйдут на меня. Кто видел, что это я выстрелила в Анатолия? Никто. Только Катерина видела, что я подходила к катеру, о чем-то разговаривала с Анатолием, а затем катер уплыл. Она видела только это, и по ее поведению я поняла, что она не видела ничего лишнего. А почему кто-то должен подумать, что в Анатолия стреляла именно я? Быть может, его застрелили те, кто так и не смог его взорвать? Я-то тут каким боком в их разборках?

От этих мыслей у меня окончательно голова пошла кругом, и, не придумав ничего лучшего, я открыла глаза и посмотрела на сидящих рядом со мной пассажиров. Я вдруг подумала о том, что те двое бандитов, которые хотели взорвать дом, летят утренним рейсом, и, возможно, моим. Возможно, они сидят со мной в одном самолете и наблюдают за мной со стороны. Возможно… Мною тут же завладел необъяснимый страх, и я заметно съежилась и стала нервно стучать пальцами по коленям. И почему мне так страшно? Почему? Даже если эти двое летят со мной одним рейсом, это еще не говорит о том, что мне угрожает опасность. И в конце концов если они хотели убить Анатолия, то это не значит, что они хотят убить меня. Да и за что меня убивать? Меня убивать просто не за что. Я не сделала им ничего плохого, не видела их лиц, я просто слышала их голоса, но они об этом не знают. Они даже и подумать не могут о том, что я знаю об их существовании, что я слышала весь разговор. Самолет забит до отказа, и я при всем желании их не узнаю, потому что нельзя узнать людей, которых ты никогда в жизни не видела.

— Девушка, вам плохо? — поинтересовалась сидящая рядом со мной старушка.

— Плохо, — кивнула я головой.

— Может, вам лекарство какое требуется? Можно спросить у стюардессы. Я сразу обратила на вас внимание, вы зашли сюда какая-то мокрая, странная… Я сейчас позову стюардессу.

Старушка нажала кнопку вызова стюардессы, а я даже не обратила на это внимания. Я смотрела прямо перед собой, вспоминала все, что произошло со мной на так называемом отдыхе, и дрожала как в лихорадке. Я даже не услышала, как к моему креслу подошла стюардесса; я поняла, что она рядом, только кода она слегка потрясла меня за плечи.

— В чем дело?

— Ваша соседка меня вызвала. Вам очень плохо?

— Мне нехорошо, — с трудом выдавила я из себя.

— Что вас беспокоит?

— Что? — Я посмотрела стюардессе прямо в глаза и нервно усмехнулась.

— Я говорю, что вас беспокоит?

— Вам лучше не знать о том, что меня беспокоит. Живите себе спокойно и никогда не лезьте в беспокойства других. Чем меньше знаешь, тем спокойнее спишь.

— Я же вам говорю, что она очень странная, — слегка отодвинулась от меня старушка.

Ничего не понимающая стюардесса посмотрела на меня подозрительным взглядом и уже не так участливо произнесла:

— Своей соседке вы сказали, что вам очень плохо. Вы так говорили?

— Мне не плохо. Мне просто паршиво. Паршивее не бывает.

— У вас что-нибудь болит? Сердце?

— Сердце…— Я задумалась и утвердительно кивнула.

— У меня очень болит сердце, но еще больше душа.

— Так вам дать какое-нибудь лекарство или нет? — начинала терять терпение стюардесса.

— А у вас есть что-нибудь от души?

— От души?!

— От души.

Стюардесса переменилась в лице и недовольно фыркнула.

— Девушка, вы надо мной издеваетесь?

— Нет.

— Вы знаете, как русские люди лечат свою душу?

— Как?

— Водкой. Если хотите, то можете купить бутылку. Мы вам с удовольствием ее продадим.

— Водкой душу не вылечишь.

— Как знаете. Если что, обращайтесь, а то к концу полета может быть поздно. Все разберут.

— Я подумаю.

Как только стюардесса ушла, дотошная старушка посмотрела в мою сторону и осторожно спросила:

— Муж, что ли, бросил?

— У меня нет мужа.

— Ну, любимый…

— Если тебя бросает любимый, то это еще не самое страшное. Куда как страшнее, если у тебя его вообще никогда не было. С потерей любимого жизнь продолжается. Это уж я теперь точно знаю.

— Умер что ли тогда кто?

— Умер.

— А кто?

— Да много народа полегло.

— Все там будем, — вздохнула старушка. — Ничего уж тут не поделаешь. А вы должны взять себя в руки. На вас же смотреть страшно.

— Почему страшно? Я вроде помылась.

— Бог мой, да вы и в самом деле не в себе.

— Может быть.

Я посмотрела на старушку пустым взглядом, и та сразу же взяла газету, нацепила очки и углубилась в чтение.

Когда разнесли обед, я с огромным трудом заставила себя проглотить кусок курицы, попила чаю и вновь закрыла глаза. Прямо передо мной ругалась семейная пара, подсчитавшая свои финансовые потери после поездки.

— Это все ты виновата. Набрала столько сувениров, что даже на такси не осталось, — злобно ругался муж, ничуть не стесняясь соседей.

— А что ж, нам надо было с пустыми руками что ли лететь? — недоумевала жена. — Нужно же всей родне сувениры подарить.

— Да то говно, которое ты набрала, столько не стоит. Это говно можно у нас на рынке у китайцев купить.

— Китайцы такое не смогут сделать. Такое смогут сделать только египтяне. И в конце концов мы же не из Китая летим, а из Египта.

— Из-за твоих сувениров нам придется тащиться на автобусе.

— Прокатимся на автобусе. Ничего страшного.

— С такими баулами!

— А хоть бы и с такими баулами. Я же тебе говорила, что нужно взять денег как можно больше.

— Да тебе сколько ни бери, все мало. У тебя все в трубу вылетает.

— Зарабатывать нужно больше.

— Найди себе того, кто зарабатывает больше, чем я.

— Захотела бы — за один день бы нашла. И вообще непонятно, что я с тобой, дураком, связалась и столько лет прожила?!

— Так не живи!

— Я уже тысячу раз пожалела о том, что вышла за тебя замуж.

Я улыбнулась, почувствовала невольную неприязнь и постаралась отключиться от этой свары. Я никогда не была замужем, но хорошо знаю, что у брака есть не только хорошие стороны, но и целая масса отрицательных сторон. Одна из отрицательных сторон брака — это деньги. Мужчина, не умеющий их зарабатывать в нужном количестве, и женщина, не умеющая их тратить… Я бы не хотела так жить. Я бы хотела жить так, чтобы ни о чем не жалеть. Я бы хотела встретить мужчину, который бы сам умел решать свои мужские проблемы, а не перекладывал их на хрупкие женские плечи, не списывал бы на меня свои неудачи, баловал бы меня, как ребенка, и любил. Я бы хотела встретить мужчину, который смог бы защитить меня от себя самой, и тогда наша с ним связь была бы поистине нерушимой. Я бы не хотела повторить судьбу многих женщин, которые вступают в брак счастливыми и окрыленными, а в браке становятся бескрылыми и несчастными. Я бы не хотела встретить мужчину, быть счастливой, прожить с ним какой-то отрезок времени и стать несчастной. Я бы так не хотела. Я бы не хотела ходить с красными от слез глазами и жалеть о том, что я так глупо и совершенно необдуманно устроила свою судьбу. Я бы хотела гармонии взаимоотношений, и я бы хотела знать, что если я развиваюсь и двигаюсь дальше, то человек, который находится рядом со мной, тоже не стоит на месте. Я бы хотела встретить того, с кем бы мне было легко и спокойно и с кем бы я чувствовала подлинное удовольствие от того, что он рядом. Наверно, я слишком много хочу. Слишком много. Именно поэтому я и одна. А впрочем… Впрочем, пусть лучше я буду одна, чем я буду с кем-то и ждать от этого кого-то того, чего он не может мне дать…

Когда голоса спереди стихли, я постаралась отключиться от своих мыслей и прислушалась к тем голосам, которые раздавались сзади меня.

— Михей, что-то меня опять колбасит.

— Сейчас домой прилетишь, и тебя будет еще больше колбасить. Акклиматизация тяжелая штука, тем более если ты приезжал только на сутки. Давай лучше водочки накатим.

— Давай по водочке.

Как только до меня донесся запах спиртного, я напряглась и принялась слушать дальше.

— Послушай, а ты девку, которая сидит впереди, видел?

— Не-а. Эта которая?

— Да вот, прямо перед нами сидит. К ней еще стюардесса подходила.

— Я спал.

— Я приметил ее еще, когда она в самолет вошла. Странная она какая то, мокрая.

— Какая?

— Мокрая.

— Где мокрая?

— Дурак, ты не о том подумал. Башка у нее мокрая.

— Может, она только из моря вылезла?

— У нее башка бы уже высохла.

— А может, ее в туалете кто искупал?

— Короче, пока ты спал, к ней стюардесса подходила, только я не слышал, о чем они разговаривали. У меня наушники от плеера были надеты. Дурак я, надо было снять, послушать.

— И что ты к этой девке-то привязался? На кой она тебе сдалась?

— Просто лицо у нее знакомое. Где-то я его видел. Я просто уверен, что мы с ней где-то раньше встречались. В голове прямо крутится, а вспомнить не могу. Хоть убей, не могу вспомнить.

— Может, у вас с ней чего было?

— Дурак ты, не было у нас с ней ничего. И не могло быть… Все, вспомнил! Знаешь, она на девку Молотка похожа.

— Ты гонишь.

— Падла буду.

— Но ты же понимаешь, что этого не может быть?

— Понимаю, да только кажется мне, что это она.

— Да ты точно водки перебрал. У тебя башню окончательно снесло.

— Это у тебя башню снесло. Моя башня всегда стоит на месте. Между прочим, эта девка в самолет вошла без багажа.

— Ну и чего?

— Ну и ничего. Просто без багажа, и все.

— Можно подумать, ты с багажом в самолет вошел!

— Я хоть с пакетом вошел, в котором дубленка лежит, а у нее вообще ни хрена нет.

— Может, и у нее какой пакет был.

— Да не было у нее никакого пакета.

— Может, она его в багаж сдала?

— А на улицу она что, в босоножках пойдет и в летней блузке? Где ее сапоги и кофта?

— Не забывай, что мы на аэробусе летим. Некоторые свои пакеты в нижнем отсеке оставляют.

— Может быть. Но, по крайней мере, она единственная в этом самолете, кто в него пустой вошел. У нее даже женской сумочки нет.

— А на хрена ей женская сумочка?

— Чтобы перед зеркалом прихорашиваться. Бабы всегда перед прилетом прихорашиваются. Носы пудрят, губы мажут.

— Да ладно тебе. Ясный месяц, она свои вещи в нижнем отсеке оставила. И не все бабы свои носы пудрят. Некоторые краску на дух не переносят. Я вообще не пойму, что ты к этой девке привязался? Понравилась она тебе, что ли?

— Я сейчас к стюардессе схожу воды взять и еще раз на нее посмотрю.

Услышав последнюю фразу, я тут же закрыла лицо волосами и прикинулась спящей. Теперь я уже не сомневалась в том, что лечу в одном самолете с теми, кто взорвал виллу. Когда бандит пошел к стюардессе, я слегка прищурила глаза и сквозь упавшие на лицо волосы постаралась его разглядеть.

— Михей, она спит. Ни черта не видно.

— Ладно тебе, хорош гнать. Ты щас еще рюмку выпьешь, и тебе Молоток, царство ему небесное, живой померещится в соседнем салоне. Давай лучше по водочке.

— Давай. А ты уверен, что Молотку царство небесное?

— Уверен. Ты сам видел, как система идеально сработала.

— Надо было хоть дождаться, пока все стихнет, и убедиться, что он помер.

— Оставаться в кустах после того как все произошло, все равно, что лишний раз спалиться. Тем более народу столько полегло. Мы сделали все правильно. Как только громыхнуло, нас и след простыл.

— Нет, неправильно. Мы не убедились, что все сработало.

— Да сработало все в лучшем виде.

— Доверяй, но проверяй. И вообще, чего это мы с тобой такие разговоры затеяли? На кой черт они в самолете сдались?

— Ты сам начал.

— Это ты сам начал. Давай лучше по водочке…

Я сидела ни жива ни мертва и по-прежнему притворялась спящей. Голова просто раскалывалась, а на виски давило с такой чудовищной силой, что я с трудом сдерживала страшную боль. Когда самолет пошел на посадку, почти все пассажиры начали утепляться, обувая зимние сапоги и натягивая теплые вещи. Стюардессы принялись усаживать переодевающихся пассажиров по своим местам и заставлять всех пристегиваться ремнями безопасности.

— Немедленно сядьте! Самолет идет на посадку! Моя старенькая соседка натянула на себя теплый свитер и не переставала следить за мной любопытным взглядом.

— А вы почему не одеваетесь? Передали, что в Москве двадцать два градуса мороза.

— Не хочу.

Старушка посмотрела на мои босоножки и покачала головой.

— Ну хоть носки наденьте и обувь какую-нибудь потеплее.

— Самолет еще не произвел посадку! Сказали всем сидеть на своих местах! Вы бы закрыли глаза, сосали свой леденец и не доставали меня своей болтовней! — неожиданно вырвалось у меня.

— Да ради Бога. И не нужно на меня кричать.

— А вам не нужно меня доставать.

Как только самолет коснулся земли, пассажиры дружно зааплодировали, по традиции благодаря экипаж за прекрасный полет и мягкую посадку.

Старушка по-прежнему не сводила глаз с моих босоножек.

— Вы так и будете на меня таращиться или все-таки пройдете к выходу?

— А вы что, так и пойдете раздетая?

— А может, я одежду в нижнем отсеке оставила? — еще больше занервничала я и даже затылком почувствовала, как за мной наблюдают пассажиры, сидящие сзади.

— А обувь? — никак не унималась старушка.

— А может, я морж?! Может, мне вообще теплой одежды не требуется? Может, я в прорубь ныряю? И вообще, разрешите пройти.

Недолго раздумывая, я перелезла через старушку и направилась к выходу. Мои надежды на то, что нас проведут в здание аэропорта по так называемому рукаву, не оправдались. Вместо теплого рукава нас вывели на улицу и подогнали автобусы. Запрыгнув в первый попавшийся автобус, я застучала зубами и принялась растирать заледеневшие руки.

— Девушка, а вам не холодно?

Рядом со мной встал один из сидевших за мной мужчин, от которого за версту сильно несло перегаром.

— Холодно, — буркнула я и отвернулась.

— И где же ваша теплая одежда?

— Меня встречают. Мне теплые вещи привезли. Я просто не хочу с ними таскаться. Я так всегда делаю — когда в жаркие страны уезжаю, то переодеваюсь в летнее прямо в аэропорту и отдаю одежду своим близким, а когда прилетаю, то утепляюсь после того, как меня встречают. Обычно всех пассажиров через теплый рукав проводят, а тут на мороз выгнали.

Мужчина посмотрел на мои босоножки и покачал головой:

— Что, и кроссовок не взяли?

— Я кроссовки вообще не ношу. — Двери автобуса наконец-то закрылись, и я смогла облегченно вздохнуть. — Это не мой стиль. У меня спортивные вещи дома разве что для фитнеса.

— А что, у вас вообще никакого багажа нет? — подозрительно задал мне вопрос второй мой сосед.

— Нет. Я свой багаж в гостинице потеряла.

— Каким образом?

— Как багаж теряют? Обыкновенно. Приятного мало. Кто-то увел. Такая вот неприятная история приключилась со мной на отдыхе. Хорошо, что хоть под конец, а если бы в самом начале, то была бы настоящая катастрофа. Все увели — шмотки и пакет с сувенирами.

— А кто увел-то?

— Не знаю. Кто может увести багаж? Понятно, что кто-то из русских туристов. Я сумку собрала, поставила ее в холле и пошла в бар расслабиться на дорожку. Возвращаюсь, а сумки-то и нет. Вот такие дела. Что-то искать и куда-то заявлять уже поздно.

А тут как раз автобус подали, чтобы в аэропорт ехать. Вот я и отправилась домой без багажа.

— Да, паршивая история. А в каком отеле вы отдыхали?

— Я?

Увидев, что двери автобуса открылись, я не ответила на заданный мне вопрос и бросилась на улицу. Добежав до паспортного контроля, я огляделась по сторонам и встала в очередь.

— Девушка, так вы не ответили, в каком отеле вы отдыхали? А то, может, мы с вами соседями были? Уж больно лицо знакомое…

Я побледнела, повернулась и увидела, что в очереди за мной стоят все те же двое.