Глава 1

На часах без двадцати семь. В холле звонит телефон.

Черт побери! Трубка выпала из рук и с грохотом упала на пол. Проклятые нервы! В последнее время я совершенно разучилась владеть собой. Что бы я ни делала, у меня постоянно дрожат руки. Душа моя требует мести, тело — невостребованной любви, а мозг сгорает от страха.

— Ты там что, подруга, совсем одурела?! Я тебе уже битый час звоню! А мобильник-то зачем отключила? Давай бери себя в руки и дуй ко мне. Времени уже видишь сколько! С минуты на минуту подъедет человек, которого ты хотела видеть. Я его развлекать не собираюсь. У меня своих дел по горло. Здесь делегация из Лондона парится, уже девочки с фирмы приехали, работы невпроворот, бабки рекой текут, а я телефон накручиваю!

— Ну хорошо, Любка, не ори, еду! Зайди в свою парную, сунь голову в тазик с холодной водой и остынь, а мне и без тебя тошно.

Через пару минут я уже бежала вниз по ступенькам своего дома, размахивая ключами от новенькой «восьмерки». За пятнадцать минут при любом раскладе я никуда не доеду, если только на крышу моей машины не поставить сверхсильный моторчик, который помог бы пролететь через все московские пробки. Вот тебе на2, а сигарет-то нет. Бардачок пуст. Ладно, покурю у Любки. Уж чего-чего, а этого добра у нее хватает.

До места я добралась за сорок минут. Любка сидела у себя в комнате, разложив на столе денежные купюры.

Увидев меня, она неподражаемо широко улыбнулась и произнесла:

— Ох, и люблю же я англичан парить! Да ты проходи, Янка, садись. Чувствуй себя как дома. Кури. Мой знакомый тебя уже двадцать минут в машине ждет. Сейчас я его позову.

— Любка, только ты при разговоре тоже присутствуй. — Янепроизвольно вздрогнула. — Мне одной с ним общаться что-то не хочется. Твой знакомый — значит, рядом сиди! По своей сауне еще нашарахаться успеешь.

— Ладно, сейчас я его приведу, — процедила сквозь зубы Любка. — А ты давай, подруга, на разговор настраивайся, а то сидишь белая, как стенка. Доверия не внушаешь, понятно?! Держи себя в руках и знай: собаке — собачья смерть.

С этими словами Любка с грохотом захлопнула дверь.

Легко говорить, когда сидишь в своей парилке, а денежки сами к тебе идут, и мужа-идиота, жуть как опостылевшего, у тебя нет, и убивать тебе совсем никого не надо. Нет, конечно же у Любки жизнь не малина, и никто ей варенье на хлеб не намазывает, но ее проблемы на фоне моих просто блекнут и теряются из вида.

— Привет!

Я подняла голову и увидела невзрачного молодого человека лет двадцати пяти, с интересом разглядывающего меня. Боже мой, насмотревшись современных боевиков и триллеров, я представляла себе, что на убийство способен только какой-нибудь монстр с жуткой внешностью и ледяным взглядом. А здесь — обычный парень, каких в Москве тысячи.

— Привет! — Я постаралась улыбнуться, но, увы, ничего не вышло. Жаль, хотелось выглядеть непосредственной, но это оказалось мне не по силам. — А Люба где?

— Любаша по делам удалилась. В парилке веники закончились, а в предбаннике народ требует водки и зрелищ.

— А ты мастак шутить, — через силу улыбнулась я.

«При твоей специальности надо было похоронить чувство юмора еще тогда, когда ты впервые взял в руки пушку, чтобы стрелять по живым мишеням». — Это я уже отметила про себя.

— Так какие у тебя проблемы, детка? — Парень улыбнулся, показав все тридцать два зуба.

— А что, Люба разве не сказала? Мужа мне надо на тот свет отправить.

Внезапно я почувствовала, как к горлу подкатил комок. Только бы не разрыдаться. «Возьми себя в руки, Яна! — сказала я себе. — Не показывай этому ублюдку, как тебе страшно и муторно. Пусть думает, что ты каждый день мужей заказываешь».

— Меня зовут Славик. И за это дело я бы хотел получить пятнадцать тысяч баксов. Если цена устраивает — будем обговаривать детали, если нет, то обсуждать нам нечего, — отрезал он.

— Ну ты и дерешь, Славик! — только и смогла прошептать я. — А что, для молодой и красивой скидки не будет? Может, мой заказец за полцены перекусишь? Дельце-то не пыльное, да и человек он неприхотливый: без охраны, без пушки ходит.

— Короче, как созреешь, Любке дашь знать. Только вот, может, я потом передумаю. Не нравится мне принцип: если не успел на этот трамвай, то подожди следующего. — Сказав это, Славик резко направился к двери.

— Стой! — одернула его я. — Меня все устраивает, крохобор несчастный!

— Пятьдесят процентов сразу и пятьдесят после дела.

Славик вернулся и сел в Любкино кресло.

— Идет, — совсем поникла я.

Он определенно не внушал мне доверия. Мерзкий тип. И где только Любка его нашла? Взгляд такой неприятный, аж мурашки по коже. Руки непропорционально длинны. Ногти обкусанные. Господи, ненавижу неухоженные руки!

— Ну а теперь, деточка, поговорим о деталях.

Славик достал сигарету из пачки и закурил.

— Во-первых, я тебе не деточка, такого папочки мне и даром не надо. Называй меня Яной. Этой деточке, между прочим, уже двадцать два года. Во-вторых, я бы хотела, чтобы мой супруг пропал без вести. Убийство в машине или у подъезда дома меня не прельщает. Следствие и встреча с ментами мне не нужны. Потому что первой подозреваемой буду я, даже при стопроцентном алиби. Всем известно, что он подал на развод и живем мы, как кошка с собакой. Так что к общению с легавыми я не готова. Ни одного допроса моя психика не выдержит. Я хочу, чтобы он вышел из дома и не вернулся больше никогда — ни в этот дом, ни в эту жизнь!

— А разве после того, как муж пропадет без вести, ты в розыск подавать не будешь?! Все равно придется писать заявление о его пропаже. Так что встречи с горячо любимой милицией тебе не избежать.

Он смотрел на меня в упор. Интересно, что он думает обо мне? В принципе мне наплевать на это. Я — его заработок, а фирма по оказанию жизненно важных услуг населению всегда должна быть рада своим клиентам!

— Ничего я подавать не буду. — Я почувствовала на лбу испарину. — Если кто спросит, скажу поссорились. Собрал вещи и ушел жить к одной из своих баб. И знать о нем ничего не желаю. Даже если и сдох! — Последние слова я уже почти кричала. — Только вот если у тебя там что-то не срастется и муженек мой случайно останется жив, он меня собственными руками задушит или засадит за решетку на всю оставшуюся жизнь. Первый блин не должен быть комом, иначе он поймет, что за ним охотятся, и примет все меры предосторожности. Тогда добраться до него будет невозможно. И еще одно условие. Я хочу наблюдать за всем со стороны. Хочу видеть, как он умирает, а позже подойти и наступить ему на морду своей туфлей, чтобы убедиться, что он мертв. Я хочу сама, своими глазами увидеть его смерть! Я должна знать, что он никогда больше не позвонит в дверь нашей квартиры, не встретит на улице, чтобы отомстить. Только после этого ты получишь оставшуюся часть денег.

— Да ты страшная женщина! — Славик протянул мне сигарету. — Чем же он тебе так насолил? — Не дождавшись ответа, добавил: — Тогда все проще. Ты сама облегчила нам работу. Нас будет трое. Мочить будем у тебя дома. Ночью, когда он уснет, ты откроешь нам дверь в квартиру. Запустишь нас в спальню. Пистолет с глушителем. Никто ничего не услышит. Тело бросим в мешок и отнесем в багажник машины. Остальное — наша забота. Где ты живешь?

— На Кутузовском.

— Консьержка, домофон есть?

— Консьержки сейчас нет, а домофон имеется. Подъезд тихий. Часа в три ночи уже никто не ходит. Собак начинают выгуливать утром, часов в шесть. Поэтому лучше всего выносить тело часа в четыре ночи. Жильцы как раз все спят. Утренний сон — самый крепкий. Дом находится рядом с Поклонной горой, окна выходят на площадь.

— О, да у тебя дом элитный. — Славик смотрел на меня в упор. — Встречаемся завтра в пять вечера. Моя машина будет на стоянке напротив твоего дома. Черная «девятка». Госномер Е239УН. Подойдешь, сядешь в машину, покажешь подъезд и окна. Да, сделай мне экземпляр ключей от своей квартиры. И еще, с психикой у тебя все в порядке? Выдержишь?!

— Не беспокойся.

— И последний вопрос. Как мама назвала этого несчастного? — Славик мило улыбнулся.

— Юра. — К моим глазам подступили слезы. — Славик, подожди, а ты сам будешь в этом участвовать?

— Не знаю. Не могу обещать.

— Как это не знаешь?! — вскипела я. — Я, если так можно выразиться, тебе душу открыла, подельником сделала, рассказала, как лучше к цели прийти, а ты мне мозги крутишь? Нет, так дело не пойдет. Это что ж у вас за фирма такая?! Ты, значит, как приемщик заказов! Заказ принял, а затем приезжают исполнители и — за работу! Так вот знай, я с незнакомыми никаких дел иметь не буду. Мы с тобой повязаны. Если завтра тебя в машине не будет, я в нее не сяду. Подойду и скажу ребятам, что заказ неправильно оформлен и что приемщик уж больно плохо свою работу выполняет. Я женщина серьезная, шутить не умею. А ежели ты меня обманешь и ночью в квартиру без тебя придут, я на помощь позову. Весь подъезд разбужу. У нас в подъезде, знаешь, сколько крутых живет, твоим ребятам быстро руки скрутят и по этапу отправят. Скажу, грабители в дом забрались. А теперь смотри сам, стоит тебе в этом участвовать или нет.

Славик от души рассмеялся:

— Красивая ты баба, Янка, только вот красота твоя какая-то холодная, не женская вовсе. Да и глаза, как у дьяволицы. Я в детстве репродукцию одной картины видел. Маленький был и боялся очень. Мог часами на нее смотреть, а руки от страха тряслись — прямо мистика какая-то. Картина та жутко меня притягивала, а называлась «Женщина с глазами Сатаны». Когда я на тебя посмотрел, долго вспоминал, где же мог тебя видеть? А потом вспомнил. Ты ведь точная копия той дьяволицы, как будто с тебя рисовали. Странно, картина в пятнадцатом веке написана. Я эту картину по гроб жизни не забуду. Она моей бабушке по наследству досталась. Бабуля ее у изголовья повесила, а через неделю ее нашли в кровати с перерезанными венами. Ну зачем, спрашивается, она их перерезала? Жила себе тихая такая, славная бабуля, пенсионерка. Утром за молоком ходила, днем с соседками на лавочке сидела — и чего ей было вены-то резать? Когда я ее мертвой увидел — голову поднял, а там эта дьяволица висит — сразу все понял. Мать потом эту репродукцию своей сестре отдала. Сестра через пару недель от инсульта скончалась. В крови обнаружили переизбыток адреналина. Короче, от страха окочурилась, понимаешь?! Отец тогда эту картину сжег, а после этого сразу спился. Крепкий мужик был, понимаешь, даже на праздники минералку в бокале поднимал, а здесь за считаные дни спился. Умер от цирроза печени. Больше я про эту картину никогда не вспоминал, а тебя увидел — все в памяти пронеслось, как будто недавно было.

— Ты давай чушь не неси! При твоей профессии суеверным быть нельзя. Ты что, на меня свою бабулю повесить хочешь?! Да она мне сто лет не нужна. И сестра твоей матери не моих рук дело. Да и отцу твоему не я стакан наливала… Это мое первое убийство и, я надеюсь, последнее.

— Да нет, это я так, образно сказал. — Славик направился к выходу. — Ладно, до завтра!

Дверь с шумом закрылась.

Ну и наплел, придурок! Я закинула ноги на стол, закурила и разревелась. Мне вдруг стало жалко себя. Что же я делаю? Захотелось заорать во весь голос. Ну почему он не может умереть своей смертью?! Сколько раз я провожала его из дома, смотрела в окно, как он садится в свою машину, и молила бога, чтобы она слетела с ближайшего обрыва. Вечером как ошалелая бежала смотреть «Дорожный патруль», чтобы услышать о смерти «дорогого и близкого» человека. Но, увы, он был, наверное, самым дисциплинированным водителем. Сколько раз я мечтала, чтобы моего драгоценного супруга, только что поставившего роскошный «шестисотый» «мерседес» в гараж и возвращающегося по темной дороге домой, огрел по никчемной голове какой-нибудь пьяный придурок в надежде снять с него дорогие часы «Ролекс» или вытащить пухлый бумажник. Но, увы, он и здесь никому не был нужен, даже в таком богатом прикиде. Нет, но ведь это же так несправедливо! Идет, к примеру, обычный работяга, а его хлобысть бутылкой по голове. Шарят по карманам, шарят, а там — как у крота в норе, а работягу-то уже не вернешь. Семья без кормильца осталась. Горе у людей. А мой ходит весь при полном параде, как елка новогодняя. Костюм от Армани, галстук от Версаче, часы за штуку баксов — и на фиг никому не нужен. Ну где же справедливость, люди добрые?! Вот уже два месяца, как я каждую субботу посещаю церковь и ставлю свечки за упокой его убогой души. Знаю, что беру на себя большой грех, но, к моему глубокому сожалению, бог не хочет забирать этого разряженного попугая на небо. Он, наверное, доверил эту великую миссию мне.

— Ну что, подруга, нос повесила? — прервала мои размышления Любка.

— А, это ты, — вяло взглянула я на нее. Ноги мои по-прежнему были закинуты на стол, во рту торчала сигарета. — Что, Любаша, веники закончились? — ухмыльнулась я.

— Да будет тебе, какие, к черту, веники! Просто человек хотел поговорить с тобой с глазу на глаз. При чем тут веники?! — Любка плюхнулась в кресло.

— А где ты нашла этого человека?

— Где, где?! Это знакомый моего Бориса. Он головой поручился.

— Господи, кому нужна пустая голова твоего Бориса? В ней же мозгов нет. Он их пропил и кокаином нафаршировал. Тоже мне, нашла авторитет! Да если бы я знала, что ты все через Бориса затеваешь, я бы с этим придурком даже разговаривать не стала. И, между прочим, он пятнашку баксов заломил. Друг ситцевый! У меня ведь только десятка имеется, а пятерку придется с валютного счета в банке снять. У меня там скоро шаром покати будет. Этот придурок, мой муженек, мне уже давно подачу денежного кислорода перекрыл.

— Ладно, не обеднеешь! Зато сделают профессионально. Все будет чисто — не подкопаешься. Да если бы не мой Борис, то нарвалась бы ты на каких-нибудь лохов. Они бы все дело закосячили.

— Ну хорошо, Люба, а где гарантия, что твои профессионалы, поднявшись ко мне в квартиру и увидев все мое добро, в несколько раз превышающее пятнашку баксов, крышей не поедут? Где гарантия, что они меня следом не порешат? Ограбят и свалят. Называется, хотела заказать любимого, а заказала себя.

— Хватит тебе ахинею нести. Кому ты нужна? Я ж тебе сказала: Борис за них ручается.

Вдруг дверь резко открылась. В комнату влетела девчонка лет семнадцати. На испуганном лице жуткие кровоподтеки, губа разбита, под глазом красовался огромный синяк. Вечернее платье разорвано в клочья.

— Девочки, — заплакала она, — можно я у вас минут десять посижу? Люба, не прогоняй, я же тебя хорошо сегодня подогрела.

— А кто же тебя так подогрел?! — присвистнула Любка. — Неужели Пашкины ребята? Вот это они классно попарились! Вообще-то они у меня всегда тихие были. Обычно они вашего брата не обижают, а даже очень жалуют. Это вот неделю назад сюда солнцевские пожаловали, такой погром устроили, что сауна потом ровно неделю не работала. Кирилыч к ним на разборы ездил.

— Сволочи! На фирму позвонили, сказали, что их двое будет, заказали одну девочку. Мы с сутенером пришли, все чинно, сидят двое ребят, пиво пьют, икру на хлеб мажут. Сутер ушел, я начала раздеваться, а тут из предбанника еще десять бритоголовых вываливают, да с таким хохотом! Они в парилке прятались. За этот час меня так отмочалили! Теперь неделю отгулов придется брать. А ты хоть, Люб, предупреждай, сколько у тебя народа парится. Зеленки дай, что ли, да бинт с ватой.

— Люба, гони ты ее отсюда! — не выдержала я. — Девочка, ты зашла в кабинет к администратору сауны! Никто тебя на эту работу за уши не тащил. Так что, дорогая, отработала — все, свободна! Выйди на улицу и жди у входа своего сутенера! И запомни: к администратору стучаться надо!

— Да будет тебе, — буркнула Люба. — Видишь, девочке досталось! На ней лица нет. Садись, я тебя отмою. И что ты, Янка, вскипела? Это нормальный рабочий момент на моем производстве.

— Ладно, Любаша, великая ты моя благодетельница, я поехала. Не буду тебе мешать утирать о свою жакетку сопливые слезы этой шлюхи! Не солидно, Любовь Петровна, при твоем-то положении. — С этими словами я удалилась.