Книга: Чернильное сердце
Назад: ВОЗВРАЩЕНИЕ
Дальше: ТАЙНЫ

СЛУЖАНКА КАПРИКОРНА

Оттого, что я никогда не видел ни отца, ни матери, ни каких-либо их портретов (о фотографии в те времена и не слыхивали), первое представление о родителях странным образом связалось у меня с их могильными плитами. По форме букв на могиле отца я почему-то решил, что он был плотный и широкоплечий, смуглый, с чёрными курчавыми волосами. Надпись «А также Джорджиана, супруга вышереченного» вызывала в моём детском воображении образ матери – хилой, веснушчатой женщины.
Ч. Диккенс. Большие надежды
(перевод М. Лорис)
Сажерук тронулся в путь в самый тёмный час ночи. Небо по-прежнему было затянуто облаками, сквозь которые не проглядывала ни одна звезда. Лишь месяц изредка появлялся из-за туч, изможденно-тонкий, похожий на ломтик лимона в море чернил.
Сажерук радовался темноте, но мальчик вздрагивал всякий раз, как ветви задевали его за лицо.
– Проклятье, надо было оставить тебя с куницей, – зашипел на него Сажерук. – Ты так стучишь зубами, что нас по одному этому стуку обнаружат. Погляди вперёд. Там ты увидишь кое-что, чего действительно стоит бояться! Не духов, а ружья.
Всего в нескольких шагах от них начиналась деревня Каприкорна. От новых прожекторов между серыми домишками было светло как днём.
– Вот и рассказывайте о пользе электричества, – прошептал Сажерук, пока они крались вдоль автостоянки.
Между машинами ходил взад-вперёд скучающий часовой. Он, зевая, прислонился к грузовику, на котором Кокерель привёз коз, и надел наушники.
– Отлично! Эдак тут целая армия пройдёт, а он и не услышит, – прошептал Сажерук. – Видел бы это Баста, парню пришлось бы поголодать три дня под замком в хлеву у Каприкорна.
– А что, если нам пройти по крышам?
В глазах Фарида больше не было страха. Часовой с ружьём не был ему и вполовину так страшен, как духи, жившие в его воображении. Сажерук только головой покачал на такое неразумие. Но идея с крышами была неплохая. По одному из соседних со стоянкой домов вился виноград. Его уже много лет не обрезали. Как только часовой, покачиваясь в такт гремевшей у него в ушах музыке, отошёл в противоположный угол, Сажерук подтянулся на затвердевших ветках. Мальчик лазал по деревьям ещё ловчей его. Он гордо протянул ему руку, уже стоя на крыше. Как кошки, они пробирались по крышам все дальше, мимо труб, антенн, прожекторов Каприкорна, направленных вниз, так что выше их всё скрывалось в непроницаемой тьме. Раз под ботинками Сажерука сорвалась черепица, но он успел её подхватить.
Добравшись до площади между церковью и домом Каприкорна, они съехали вниз по водосточной трубе. Минуту-другую Сажерук, пригнувшись и затаив дыхание, стоял за штабелем ящиков и высматривал часового. Не только площадь, но и узкая улочка вдоль дома Каприкорна была залита ярким светом. У фонтана перед церковью сидела чёрная кошка. У Басты бы замерло сердце при этом зрелище, но Сажерука больше беспокоили часовые перед домом Каприкорна. Один из них, крепкий, приземистый парень, четыре года назад отыскал Сажерука на севере, в городе, где тот собирался устроить своё последнее представление. Взяв на помощь ещё двоих, он доставил его сюда, и тут Каприкорн расспросил его о Волшебном Языке и о девочке – так, как умел расспрашивать Каприкорн.
Часовые ссорились. Они были так поглощены друг другом, что Сажерук набрался смелости и поспешно проскользнул в проулок за домом Каприкорна. Фарид следовал за ним бесшумно, как ожившая тень. Дом Каприкорна, массивное, неуклюжее здание, был, наверное, когда-то деревенской ратушей, а может быть, монастырём или школой. Ни одно окно не светилось, и часовых в проулке тоже не было видно. Но Сажерук не терял бдительности. Он знал, что часовые часто прятались в тёмных дверных проёмах, сливаясь с мраком в своих чёрных куртках, как вороньё в ночи. Да, Сажерук хорошо знал деревню Каприкорна. Ему нередко приходилось красться по этим улочкам с тех пор, как Каприкорн затащил его сюда, чтобы он искал ему Волшебного Языка и книгу. Каждый раз, когда тоска по родным краям сводила его с ума, он приходил сюда, к своим старым врагам, чтобы хоть отчасти стряхнуть невыносимое ощущение чужбины. Даже страх перед ножом Басты не мог его удержать.
Сажерук подобрал с земли плоский камешек, кивком подозвал Фарида и кинул камень вниз по переулку. Никакого движения. Часовой, как он и надеялся, делал обход, и Сажерук прошмыгнул к стене, ограждавшей сад Каприкорна: овощные грядки, плодовые деревья, душистые кусты, укрытые стеной от холодного ветра, иногда задувавшего с ближних гор. Сажерук нередко развлекал рассказами половших грядки служанок. Прожектора в саду не было, часового тоже (кому бы пришло в голову воровать овощи?), а в дом вела со двора зарешечённая дверь, которую на ночь запирали. Прямо под стеной стояла клетка для собак, но, перемахнув через стену, Сажерук нашёл её пустой. Собаки не вернулись с холмов. Они оказались умнее, чем думал о них Сажерук, а новых Баста не завёл. Это было глупо с его стороны. Баста вообще дурак.
Сажерук кивком велел мальчику следовать за ним и побежал мимо ухоженных грядок к зарешечённой двери. Увидев тяжёлую решётку, мальчик вопросительно посмотрел на него, но Сажерук в ответ только приставил палец к губам и показал глазами на одно из окон второго этажа. Ставни были открыты. Сажерук мяукнул так похоже, что ему ответили сразу несколько кошек, но в окне ничто не шевельнулось. Он беззвучно чертыхнулся, вслушиваясь в темноту, и крикнул хищной птицей. Фарид вздрогнул и прислонился к стене дома. На этот раз за окном послышалось движение. Из него высунулась женщина. Сажерук помахал ей. Она махнула в ответ и скрылась.
– Не смотри на меня так, – шепнул Сажерук, поймав тревожный взгляд Фарида. – Ей можно доверять. Многие из этих женщин не любят Каприкорна и его людей, а многих вообще притащили сюда силой. Но все они его боятся. Боятся потерять работу, боятся, что он подожжёт дом, где живут их семьи, если они станут болтать о нём и о том, что здесь творится, боятся, что к их близким явится Баста с ножом… Резе нечего бояться – у неё нет семьи. «Больше нет», – добавил он мысленно.
Дверь за решёткой отворилась, и сквозь прутья выглянула та самая женщина. Пышные русые волосы обрамляли озабоченное бледное лицо.
– Как ты поживаешь? – Сажерук протянул руку через прутья решётки.
Реза, улыбаясь, пожала её и движением головы указала на мальчика.
– Это Фарид, – сказал Сажерук тихо. – Он ко мне, можно сказать, прибился. Но ему можно доверять. Он так же не любит Каприкорна, как мы с тобой.
Реза кивнула, посмотрела на него с упрёком и покачала головой.
– Да, я знаю, неразумно, что я снова пришёл. Ты слышала, как всё было? – Сажерук говорил с нескрываемой гордостью. – Они думали, со мной можно делать что угодно, но просчитались. На свете есть ещё один экземпляр этой книги, и я его добуду! Не смотри на меня так. Ты знаешь, где Каприкорн её прячет?
Реза покачала головой. Позади них раздался шорох, Сажерук резко обернулся, но это только мышь пробежала в тишине через двор. Реза достала из кармана халата карандаш и лист бумаги. Она писала медленно и аккуратно, зная, что Сажеруку легче читать большие буквы. Она сама же и научила его писать и читать, чтобы они могли разговаривать.
Сажеруку всегда требовалось время, прежде чем буквы перед его глазами обретали смысл. Он всякий раз испытывал гордость, когда эти значки с паучьими лапами наконец складывались в слова и выдавали ему свою тайну.
– «Я поищу», – прочёл он тихо. – Ладно. Но будь осторожна. Я не хочу, чтобы ты рисковала своей хорошенькой головкой. – Он снова склонился над запиской. – А что значит «Ключи Басты теперь у Сороки?»
Он вернул ей записку. Фарид так зачарованно смотрел на пишущую руку Резы, будто наблюдал за волшебством.
– Придётся тебе научить и его, – прошептал Сажерук через решётку. – Видишь, как он на тебя уставился?
Реза подняла голову и улыбнулась Фариду. Он смущённо поглядел в сторону. Реза провела пальцем по лицу.
– Ты хочешь сказать, что он красивый мальчик? – Сажерук насмешливо скривил рот, а Фарид от смущения не знал, куда глаза девать. – А я? Я красив, как луна? Не знаю, как и отнестись к такому комплименту. Ты хочешь сказать, что у меня почти столько же рытвин на лице?
Реза зажала себе рот рукой. Её легко было рассмешить, она смеялась, как ребёнок. И только тогда можно было услышать её голос.
Выстрелы разорвали ночную тишину. Реза вцепилась в решётку, а Фарид испуганно присел на корточки у стены. Сажерук поднял его.
– Ничего страшного, – прошептал он. – Часовые стреляют по кошкам. Они всегда этим развлекаются, как заскучают.
Мальчик недоверчиво посмотрел на него, но Реза продолжала писать.
– «Она забрала их у него, – прочёл Сажерук. – В наказание». Да, это Басте, конечно, пришлось не по вкусу. Он так задавался из-за этих ключей, словно ему поручили хранить зеницу ока Каприкорна.
Реза сделала движение, будто вытаскивает из-за пояса нож, и при этом состроила такое мрачное лицо, что Сажерук чуть не рассмеялся вслух. Он быстро осмотрелся по сторонам, но на дворе за высокой стеной было тихо, как на кладбище.
– Могу себе представить, как бесится Баста, – прошептал он. – Он из кожи вон лезет, чтобы угодить Каприкорну, перерезает глотки, уродует лица, а тут такое.
Реза вновь взялась за карандаш. Ему снова потребовалось до обидного много времени, чтобы расшифровать чётко написанные буквы.
– Ах, вот как! Ты слышала о Волшебном Языке? Тебе интересно, кто он? Если бы не я, он бы до сих пор сидел в клетке Каприкорна. Что ещё сказать? Спроси Фарида. Волшебный Язык достал мальчика из его истории, как косточку из абрикоса. К счастью, он не захватил тех хищных духов, о которых мальчишка всё время болтает. Он, конечно, настоящий Мастер Чтения, не то что Дариус. Сама видишь, Фарид не хромает, лицо у него, надо думать, такое же, как всегда, и голос он тоже сохранил, хотя это сейчас и не заметно.
Фарид сердито посмотрел на него.
– Как Волшебный Язык выглядит? Ему Баста пока лицо не разукрасил – вот всё, что я тебе могу сказать.
Над ними раздался скрип ставня. Сажерук вжался в решётку. «Это просто ветер, – подумал он, – просто ветер». Фарид смотрел на него расширенными от ужаса глазами. Возможно, этот скрип снова напомнил ему о демонах; однако фигура, высунувшаяся из окна над их головами, была из плоти и крови: Мортола, или Сорока, как её за глаза называли. Все служанки ходили у неё по струнке, ничто не могло укрыться от её взора и слуха, даже секреты, которыми женщины шёпотом обменивались по ночам в спальной комнате. Для сейфов с деньгами Каприкорн и то отвёл лучшее помещение, чем для служанок. Они все спали в его доме, по четыре в одной комнате, кроме тех, что не побрезговали кем-нибудь из его молодцов. Эти селились со своими мужчинами в заброшенных домах.
Сорока облокотилась на карниз, вдыхая ночную прохладу. Она торчала в окне бесконечно долго, так долго, что Сажеруку неудержимо хотелось свернуть её худую шею. Но наконец она, видимо, надышалась воздухом и затворила окно.
– Мне пора уходить, но завтра вечером я приду снова. Может быть, до тех пор ты узнаешь что-нибудь о книге. – Сажерук вновь сжал пальцы Резы – они загрубели от мытья и стирки. – Прости, я это уже говорил, но всё же будь осторожна и держись подальше от Басты.
Реза пожала плечами. Как ещё ответишь на такой бесполезный совет? Почти все женщины в деревне старались держаться подальше от Басты, но он не всегда держался от них подальше.
Сажерук ждал перед зарешечённой дверью, пока Реза не поднялась к себе. Свечой она подала ему знак через окно.
Часовой на автостоянке так и не снял наушников. Он увлечённо танцевал между машинами, держа ружьё на вытянутой руке, как девушку за плечи. А когда он всё же поглядел в нужном направлении, Сажерук и Фарид давно уже исчезли во мраке ночи.
На обратном пути к укрытию они никого не встретили, кроме лисы, выскочившей у них из-под ног, сверкая голодными глазами. Внутри обгорелых стен сидел Гвин и доедал пойманную птицу. Перья ярко блестели в темноте.
– Она всегда была немая? – спросил мальчик, когда Сажерук устроился на ночь под деревом.
– Сколько я её знаю, – ответил Сажерук, поворачиваясь к нему спиной.
Фарид улёгся рядом. Он всегда так делал. И сколько Сажерук ни откатывался от него, проснувшись, он всякий раз обнаруживал мальчика у себя под боком.
– Фотография у тебя в рюкзаке, – сказал Фарид, – это её фотография.
– И что? Мальчик промолчал.
– Если ты решил за ней поухаживать, – сказал Сажерук насмешливо, – советую тебе отказаться от этой затеи. Это одна из любимых служанок Каприкорна. Ей даже разрешается приносить ему завтрак и помогать при утреннем одевании.
– Давно она у него?
– Пять лет. И за все эти годы Каприкорн ни разу не отпускал её из деревни. Ей из дома-то редко позволяется выходить. Она два раза пыталась бежать, но далеко не ушла. Один раз её укусила змея. Она мне никогда не рассказывала, как наказал её Каприкорн за побег, но я знаю, что с тех пор она бежать не пыталась.
Позади них раздался шорох. Фарид вскочил, но оказалось, что это всего лишь Гвин. Куница, облизывая морду, устроилась на животе у мальчика. Фарид со смехом вытащил перо у неё из шерсти. Гвин энергично обнюхал его нос и подбородок, словно соскучился по мальчику, а потом соскочил с него и снова скрылся во мраке.
– Славный зверь, – прошептал Фарид.
– Нисколечко, – сказал Сажерук и до подбородка натянул тонкое одеяло. – Наверное, он любит тебя за то, что ты пахнешь как девочка.
В ответ на это Фарид долго молчал.
– Она на неё похожа, – сказал он как раз в тот момент, когда Сажерук уже проваливался в сон. – Дочь Волшебного Языка. У неё такой же рот и такие же глаза, и смеётся она точно так же.
– Чушь! – сказал Сажерук. – Нисколько они не похожи. Просто обе голубоглазые, вот и всё. Это не редкость. А теперь спи наконец.
Мальчик послушался. Он закутался в свитер, который дал ему Сажерук, и повернулся на другой бок. Вскоре дыхание его стало ровным, как у младенца. А Сажерук не мог уснуть всю ночь, глядя недреманными глазами в темноту.
Назад: ВОЗВРАЩЕНИЕ
Дальше: ТАЙНЫ

Евгений
Норма:О