Глава 12
Мне хотелось подойти к пахану, внимательно посмотреть в его бесстыжие глаза и спросить, почему он не умер, вернее, почему он ожил…
В беседке сидели двое: пахан и Макс. Они живо обсуждали какой-то вопрос и смаковали аппетитно пахнущий кофе. Урод семенил за мной, не отставая ни на шаг. Не выдержав, я обернулась и со злостью набросилась на него:
— Тебе что, заняться нечем? Что ты ко мне прилип, как банный лист к заднице?
— Тебе одной хо-дить не по-ложено.
— Да что ты заладил — положено, не положено! Будь человеком, иди домой, я скоро приду!
— Я же ска-зал, не положено. И вооб-ще, если ты меня слу-шаться не бу-дешь, я приставлю к тебе охран-ника.
Поняв, что разговаривать с уродом совершенно бесполезно, я покрутила пальцем у виска и пошла дальше.
— О, знакомые все лица! — весело сказала я и уставилась на пахана.
Он отодвинул свою чашку и нахмурился.
— Здравствуй, Анна. Я смотрю, у тебя настроение хорошее?
— Лучше не бывает.
— Вот видишь, пребывание в этом доме идет тебе только на пользу. Правда, у тебя здоровье пошаливает. Ты постоянно падаешь в обморок. Но ничего, я думаю, это временное явление, все пройдет. Ты еще, случайно, не беременна от моего сына?
— Что?
— Может, обмороки оттого, что ты забеременела?
— От кого? — Мне показалось, что земля уходит из-под ног. Да и не только земля. Из моей головы улетучился разум.
— От сынка моего. Он у меня орел. Дитя быстро заделает. Даже глазом моргнуть не успеешь. Ты и не представляешь, как бы я внуку обрадовался!
Подошедший урод с гордостью воспринял слова отца и даже расправил свои сгорбленные плечи. Мне не хотелось отвечать на этот чудовищный вопрос, а уж тем более ругаться, плакать или смеяться. Я холодно посмотрела на пахана.
— Я не беременна. Это истощение нервной системы.
— Я распоряжусь, чтобы привезли доктора. Он тебя обследует и выпишет лекарства. А сейчас можешь продолжать прогулку. Я занят. Если у тебя есть вопросы, задашь их после того, как я освобожусь.
Тон пахана не предвещал ничего хорошего.
— Вот ваша зажигалка. — Я положила блестящую вещицу на стол и украдкой посмотрела на молчащего Макса.
Пахан не смутился и, покрутив зажигалку в руках, сунул ее в карман.
— Ты меня выручила. Я ее искал. Не подумай, что я такой мелочный, просто это очень дорогой подарок от близкого человека.
— Пожалуйста. А вы не помните, где вы ее оставили?
— Нет.
— Я нашла ее в пруду.
— В пруду? А что ты там делала?
— Плавала.
Актерскому мастерству и выдержке пахана можно было только позавидовать. Он держался просто превосходно и совершенно не был похож на труп, который покоился целую ночь на дне искусственного водоема.
— У нас есть бассейн…
— Папа. Она ненорма-льная. Она пла-ва-ла с лягушками, — ехидно заметил урод.
— Давай, еще на что-нибудь пожалуйся, — процедила я сквозь зубы. — Может, тебя папа по головке за это погладит или конфетку даст?
— Она всег-да так со мной разго-варивает. Совсем не ува-жает.
— А ты сначала что-нибудь сделай для того, чтобы я тебя уважала. Тебя уважать не за что, паразит проклятый.
Пахан изменился в лице, но сдержался. Он посмотрел на часы, всем своим видом показывая, что теряет с нами свое драгоценное время.
— У нас есть бассейн, — спокойно сказал он, но было видно, что это дается ему с огромным трудом. — Если ты большая любительница поплавать, милости просим. Искусственный пруд вырыт для лягушек и экзотических рыб, поэтому купаться в нем больше не надо. Это понятно? А теперь идите. Все вопросы потом. У меня серьезный неотложный разговор. И запомни, у моего сына очень хрупкая психика, но он жесток. Прекрати его изводить, иначе сделаешь хуже только себе. — Он набил трубку из слоновой кости, поднес к ней огонек и смачно затянулся. — Вот видишь, и зажигалочка твоя пригодилась.
Я стояла ни жива ни мертва.
Тяжелый запах табака с горчинкой. Даже в горле запершило. Словно к табаку подмешали какой-то наркотик. Запах, а точнее, вонь, точно такая же, как прошлой ночью… у незнакомца, который поклялся меня убить. Странно, такая дорогая трубка и такой дешевый табак! Я не могла ошибиться. Я знала, что не ошибаюсь.
Выпустив дым, пахан посмотрел на меня так, что у меня чуть не подкосились ноги.
Решив не испытывать судьбу, я пошла в дом. За мной тянулся удушливый запах… Смрад дешевого табака с горчинкой…
— Ты на ме-ня не оби-делась, что я папе пожа-ловал-ся? — семенил за мной урод.
— Нет, — с безразличием ответила я.
— Прос-то ты у нас в пруду всех ля-гушек распу-га-ла… А в бассейне их нет. Хо-чешь, мы сегод-ня вместе попла-ваем?
— А ты умеешь плавать?
— Я бу-ду дер-жаться за твою шею…
Я подошла к уроду вплотную и буквально вжала его в стену дома. Урод не на шутку перепугался и попытался меня оттолкнуть, но я стояла будто вкопанная. Мне хотелось размазать его словно клопа.
— Ты че-го?
— Ничего. Послушай, придурок, ведь меня в этом доме держат только из-за тебя. Никому другому я и на фиг не нужна! В тебе же есть что-то от человека. У тебя есть руки, ноги, пусть даже они корявые, но все равно они есть. Да и мозги тоже имеются. Сукин ты сын, я тебя очень прошу, немедленно отпусти меня отсюда. Я тебя до конца жизни не забуду. Целую кучу маек, календарей, тетрадей и еще всякой дребедени со своим изображением пришлю. Будем каждый день перезваниваться по телефону, общаться по Интернету. Только отпусти меня, отпусти!
— Не могу…
— Почему?
— Пото-му, что ты моя собствен-ность. Ты моя бу-ду-щая же-на.
Не выдержав, я схватила урода за шею и несколько раз ударила по лицу, если, конечно, эту жуткую физиономию можно назвать лицом. Урод сморщился, тяжело задышал и принялся защищаться.
— Да какая я тебе будущая жена? У тебя что, совсем мозгов нет? Ты себя в зеркале видел, пень неотесанный?
Урод перепугался и так завопил, что уже через несколько секунд к нам подбежал охранник и резко отбросил меня в сторону. Он слегка встряхнул урода, чтобы привести в чувство, и помог ему расстегнуть ворот рубашки.
— Алексей, тебе лучше? Что с ней сделать? — Охранник преданно смотрел в глаза Лешику.
— Уби-ть, — ответил урод и отошел от меня на приличное расстояние.
— Что?! — Я подумала, что он шутит, но, посмотрев в его окаменевшее лицо, поняла, что сейчас не до шуток. — Как это убить? Тебя посадят!
— Не по-садят, — решительно пропел урод и направился в дом.
Охранник толкнул меня вперед и изо всей силы вывернул мне руку. Я скорчилась от боли.
— Леш, не нужно меня убивать! Я буду послушной! — заголосила я. — Я тебя умоляю! Хочешь, я буду собирать с тобой мозаику? Хочешь, я буду читать тебе какую-нибудь книгу или смотреть с тобой телевизор? Ты только скажи…
Но урод был непреклонен и даже ни разу не обернулся. Охранник затолкал меня в какую-то маленькую комнату без окон и закрыл на ключ.
Комната напоминала подвал: была сырой и холодной. Устав сидеть на корточках, я опустилась на пол. В этом доме может произойти все, что угодно, и, вполне возможно, скоро я буду находиться там же, где лежат сушеные бабочки, кузнечики и стрекозы. Перед глазами стояла одна и та же картина: открывается дверь, входит охранник и стреляет мне в голову. Быстрая смерть, а значит, безболезненная. Я ничего не почувствую, ничего… Страшно только, что мне придется увидеть пистолет. Я представила свое тело: неживое, безвольное… От этой мысли мне стало совсем плохо.
— Помогите! — крикнула я и потерла вспотевшие ладони. — Пожалуйста, помогите!
Никто не откликнулся на мои крики и не пришел на помощь.
Смахнув первые слезы, я вдруг подумала, что подсознательно всегда хотела умереть молодой и красивой. Не раз в интервью я говорила, что боюсь старости. И никогда не врала. Ведь это нечестно, что люди стареют. Я всегда завидовала тем, кто умер молодым, в полном расцвете сил. Все, кто меня знал, запомнят меня интересной и очень красивой. В обтягивающих платьях, в ажурных колготках, в сногсшибательных коротеньких юбках… А не в бесформенных старушечьих платьях… Жалко, что я умру, так и не попрощавшись со своими близкими. Жалко, что перед смертью не увижу манящих глаз своего Дениса. А ведь я так мечтала выйти за него замуж, создать семью. Ведь есть же секрет семейного счастья. Правда, многим его так и не удалось открыть. Люди думают, что все получится само собой, без старания, без усилий.
И как же люди меняются, как только в паспорте появляется штамп! Возникают какие-то требования, завышенные амбиции. Мне всегда казалось: чтобы избежать этого, нужно ограничиваться постелью и не питать иллюзий. Так было до тех пор, пока я не встретила Дениса.
При воспоминании о Денисе мне стало еще хуже. Денис… Дениска… Увижу ли я тебя когда-нибудь? Наверное, нет.
Меня бросало то в жар, то в холод. Странная лихорадка… Я чудовищно хотела есть, а еще больше мне хотелось пить. Я уже потеряла счет времени и не знала, что на дворе — день или ночь?
Когда открылась тяжелая железная дверь, я уже изнемогала от изматывающей лихорадки и жажды. На пороге в небольшой полоске света стоял урод, освещая меня ярким фонариком. Увидев, как я измучена, он расплылся в улыбке, показав гнилую, беззубую челюсть.
— Как отды-хается? — пропел он и посветил мне в глаза фонариком.
— Я хочу пить…
— Это хо-рошо. Ты здесь дол-гое время. Я как раз хочу узнать, сколько чело-век выдержит без во-ды и пищи.
— Пить дай, — повторила я и сглотнула.
— Ты ни-чего не по-лучишь, по-тому что ты меня разозлила.
— Прости. Выпусти меня.
— Нет. Ког-да ты око-чуришься, я по-ложу тебя под стекло!
— Я больше не могу. Хочешь, я буду собирать с тобой мозаику?
— Нет.
— Дай хотя бы глоток воды.
Урод подошел ко мне и с силой пнул в живот своим тяжелым ортопедическим ботинком. Я застонала, но, собрав последние силы, приподнялась.
— Эй, мне больно! Давай помиримся и будем дружить. Я не скажу тебе ни одного плохого слова.
— И ты бу-дешь вы-полнять супру-жеские обя-зан-ности?
— Буду. После свадьбы. Только выпусти меня отсюда и дай воды.
— Я те-бе не верю.
— Я обещаю тебя любить и выполнять супружеские обязанности каждую ночь. Вот увидишь. Только для начала мне нужно поесть, напиться воды, привести себя в порядок, чтобы хорошо выглядеть. А затем нам нужно пожениться. Я буду тебе самой хорошей, самой преданной женой, рожу тебе кучу чудесных ребятишек. Сделаю все для того, чтобы ты был по-настоящему счастлив. — Я чувствовала, что еще немного и у меня начнется самая настоящая истерика. — Выпусти меня, дорогой, и дай хотя бы глоток воды! Я сейчас умру.
— Если ты хо-чешь, что-бы я тебе по-верил, ты должна испол-ни-ть свой супру-жеский долг прямо сей-час.
— Как это, сейчас? — Я отползла на несколько шагов. — Сейчас я не могу. Я слишком слаба и плохо себя чувствую. Секс должен происходить по обоюдному желанию, иначе считается насилием. Ты же не насильник, ты нормальный человек? А если ты нормальный, то должен знать, что супружеские обязанности выполняются только после того, как люди женятся.
— Но ведь с тем, ко-го ты лю-бишь, ты спала? И вы не бы-ли в браке…
— Мы собирались пожениться.
— Мы с то-бой тоже со-бираемся.
— Ты слишком торопишь события. Так нельзя. Давай завтра же начнем подготовку к свадьбе. Прямо завтра же. Я тебя умоляю. У нас будет первая брачная ночь на белоснежных простынях. У нас будет все, как у всех нормальных людей…
— Я хо-чу прямо сейчас, — резко перебил меня урод и начал расстегивать ширинку.
Я замотала головой и с ужасом посмотрела на его маленький, недоразвитый пенис. Он был точно такой же корявый, как и сам урод.
— Я не могу без воды…
Урод стал подносить свой стручок к моему лицу, а я опять бормотала, словно в бреду.
Страшный приступ тошноты подступил к горлу и был готов вырваться наружу в любой момент. Тяжело задышав, я затрясла головой и плотно сжала кулаки, чтобы оказать сопротивление.
— Я хочу пить…
— Ты по-лучишь во-ду, то-лько для на-чала сде-лаешь мне xo-poшо.
— Нет. Я умираю от жажды. Ты даже не представляешь, как я хочу пить…
Когда урод прикоснулся ко мне корявой ручонкой, я сморщилась и поняла, что через секунду потеряю сознание. В ушах загудело.
…А затем я услышала глухой щелчок. Точно такой, как в ту ночь, когда выстрелила в пахана.
Значит, это был выстрел. Кто стрелял? Если я еще не потеряла сознание, значит, жива. Я чувствую свое тело и, самое главное, не чувствую боли. Выдержав несколько томительных секунд, я открыла глаза и увидела Макса. Он скинул с меня тело урода и помог встать.
— Ты жива?
— Да.
— Идти-то сможешь?
— Попробую. Я хочу пить.
— У меня с собой воды нет. Сейчас попьешь на кухне.
— Я хочу пить, — повторила я и повалилась на холодный пол.
— Я сейчас принесу… — Макс выбежал из комнаты, оставив дверь открытой.
Я собрала последние силы, села и прислонилась к стене. Рядом лицом вниз лежал урод, в его горбу виднелась рана, из которой текла кровь.
— Эй, Лешик, ты мертв? — зачем-то спросила я.
Каждое слово давалось с огромным трудом — во рту страшно пересохло и язык практически отказывался двигаться.
Вернулся Макс. Он протянул мне фляжку с водой и сел на корточки рядом с уродом. Я стала жадно пить холодную воду, смачивать лицо и руки.
— Сразу много не пей, а то будет плохо.
— Не могу.
— Нужно постепенно.
Макс взял урода за руку и попытался нащупать пульс.
— Мертв, — сказал он, откинул безжизненную руку и почесал затылок пистолетом.
— Ты уверен?
— Пульса нет. Я попал ему прямо в горб. Знаешь, я не хотел его убивать. Я и сам не знаю, как это получилось… Я увидел, что он стоит рядом с тобой, спустив штаны, и ты… такая бледная, почти умирающая… Я даже не знал, что он здесь. Уже глубокая ночь. Все в доме спят. Я думал, что он тоже спит.
Я отбросила пустую фляжку и приподнялась, посмотрела на мертвого урода и, покачиваясь из стороны в сторону, бесстрастно произнесла:
— Ты его не убил. Он бессмертный. Этот дом населен привидениями. Здесь хозяева не умирают. Сейчас он немного полежит, затем очухается и завтра выйдет к столу как ни в чем не бывало. Да и с горбом у него будет полный порядок.
Макс решил, наверное, что у меня бред. Он помог мне подняться. Я едва держалась на ногах.
— Господи, ты совсем слаба. Хоть можешь передвигаться?
— Постараюсь.
— Постарайся, пожалуйста. Сейчас мы сбежим.
— Правда?
— Ну конечно.
— А я думала, что мне придется жить в этом дурдоме до конца дней. И конец, наверное, уже был бы не за горами.
Макс оглянулся на распростертое тело.
— Видит бог, я не хотел несчастного убивать. — Он тяжело вздохнул и крепко обхватил меня за талию.
— Не бери в голову, — отмахнулась я. — Ты не виноват. Завтра этот мерзавец оживет. В этих чертей можно палить хоть каждый день…
— Ну что ты такое говоришь? У него нет пульса.
— Ничего, появится. Я вот недавно пахана замочила и даже скинула его в пруд, так он на следующий же день оказался жив-здоров. Я ему башку прострелила, а на затылке даже царапинки не осталось. Так же и с уродом. Завтра он будет как новенький.
— У тебя жар. Сама не понимаешь, что говоришь…
Макс коснулся губами моего лба, чем заставил меня встрепенуться и даже в такой неподходящий момент почувствовать нарастающее возбуждение.
— Горячая какая…
— Я себя нормально чувствую.
— Ты вся горишь.
— Да и бог с ним.
— У тебя высокая температура.
— От этого не умирают.
— Не умирают, но с этим и не шутят.
— Я понимаю, ты думаешь, я несу полную чушь. Я представляю, как это выглядит сейчас со стороны, но говорю тебе сущую правду, поверь. Я убила пахана. Он хотел меня изнасиловать, и я выстрелила ему в голову.
— Пахан отдыхает у себя.
— Он ожил на следующий день.
Макс посмотрел на меня так, как смотрят на сумасшедших. Я не стала ничего доказывать, потому что была уверена — ни один здравомыслящий человек не поверит мне. Но я-то знаю, что я права. Завтра урод выйдет к завтраку как ни в чем не бывало. В этом доме не только душевнобольные, в этом доме — бессмертные. Возможно, они изобрели рецепт бессмертия. Другого объяснения я просто не нахожу. Если бы я знала такой рецепт, обязательно оживила своих деда и отца. Я бы сделала этот рецепт народным достоянием, обязательно обнародовала бы его. Я бы… Да только «бы» мешает…