69

НОЧЬ НАКАНУНЕ

Настала последняя ночь перед днем, назначенным для милосердия Змееглава. Через несколько часов, еще до рассвета, все они залягут вдоль дороги. Когда именно пойдут по ней узники, не мог сказать ни один из шпионов — известен был лишь день. Разбойники собрались в кружок и громко вспоминали старые приключения. Наверное, это помогало им отогнать страх, но Сажеруку не хотелось ни слушать, ни самому говорить. Он без конца просыпался, но не от долетавших до его ложа громких голосов. Его будили кошмары, дурные сны, терзавшие его уже не первую ночь.

На этот раз сны были особенно страшными, так похожими на реальность, что он подскочил, как будто Гвин прыгнул ему на грудь. С бешено колотящимся сердцем он сидел неподвижно и смотрел во тьму. Сны — они еще в другом мире лишали его ночного покоя, но так худо, как в этот раз, не было, кажется, еще никогда.

— Это все мертвецы. Они навевают дурные сны, — твердил Фарид. — Они нашептывают тебе всякие ужасы, а потом ложатся к тебе на грудь и слушают, как колотится твое сердце. Им кажется тогда, что они снова живы!

Сажеруку понравилось это объяснение. Он боялся смерти, но не мертвецов. Но что, если дело совсем не в этом, если сны показывают ему историю, которая поджидает его где-то? Реальность — вещь хрупкая, благодаря голосу Волшебного Языка он усвоил это раз и навсегда.

Рядом с ним беспокойно спала Роксана. Она повернула голову, шепча имена своих детей — живых и умершей дочери. Вестей из Омбры не было. Даже Черный Принц ничего не слыхал о том, что происходило в городе и в замке с той поры, как Змееглав велел отослать своей дочери труп Козимо и передать, что из ушедшего с ним войска тоже вряд ли кто вернется домой.

Роксана снова шептала во сне имя Брианны. Сажерук знал, что каждый день, проведенный здесь, с ним, разрывает ей сердце. Так почему же просто не вернуться вместе с ней? Почему не уйти от этого проклятого холма туда, где не нужно прятаться под землей, как зверь?.. «Или как покойник», — добавил он мысленно.

«Ты знаешь почему! — сказал он себе. — Это всего лишь сны. Проклятые сны». Он зашептал огненные слова. Прочь, темнота, в которой сны распускаются страшными цветами. Язычок пламени сонно поднялся из земли рядом с ним. Он протянул руку и поманил его выше, к локтю, к плечу, ко лбу, в надежде, что ожог прогонит кошмары. Но даже боль не могла их отогнать. На горячей коже осталась копоть, словно черное дыхание пламени, но сон не ушел, он по-прежнему отдавался в его сердце ужасом, слишком черным и сильным даже для огня.

Как он мог уйти отсюда, когда его снова и снова терзали по ночам кошмары — мертвецы, кровь, гибель? Лица менялись. То ему виделось лицо Резы, то Мегги, то Хитромысла. Даже Черного Принца с окровавленной грудью видел он в этих снах. А сегодня… сегодня ему приснился Фарид. Как и прошлой ночью. Сажерук закрыл глаза и снова увидел перед собой ту же картину, так ясно, так отчетливо… Конечно, он пытался уговорить юношу остаться с Роксаной в шахте. Бесполезно.

Сажерук прислонился спиной к сырому камню, в котором давно исчезнувшие руки соорудили узкую штольню, и посмотрел на спящего Фарида. Юноша свернулся клубочком, как маленький ребенок, колени подтянуты к груди, рядом — обе куницы. Они часто укладывались под бок к Фариду, вернувшись с охоты, может быть, потому, что знали, что Роксана их не любит.

Как мирно он лежит, совсем не так, как только что виделось Сажеруку во сне. По смуглому лицу юноши скользила улыбка. Может быть, ему снилась Мегги, дочь Резы, похожая на мать, как похожи два язычка пламени, и в то же время совсем другая. «Ты ведь тоже думаешь, что с ней ничего не случилось?» — Он задавал этот вопрос по много раз на дню. Сажерук еще помнил, каково это — быть влюбленным в первый раз. Он был тогда не старше Фарида. Каким беззащитным вдруг стало тогда его сердце — замирающее, трепещущее, счастливое и в то же время страшно несчастное.

Холодный сквозняк пронесся по штольне, и Сажерук увидел, как юноша вздрогнул во сне. Поднявшись, он сбросил с плеч плащ и укрыл им Фарида. Гвин поднял голову.

— Что ты на меня так смотришь? — прошептал Сажерук кунице. — В твое сердце он ведь тоже пробрался. И как только это могло с нами случиться, а, Гвин?

Куница облизнула лапу и продолжала смотреть на него своими темными глазами. Если Гвину что и снится, то уж наверняка только охота, а не мертвые мальчики.

Что, если эти сны насылает старик? Сажерук вздрогнул от этой мысли, снова устраиваясь на жестком полу рядом с Роксаной. Да, может быть, Фенолио, молчаливо забившийся в угол, как всегда в последние дни, сидит там и сочиняет для него дурные сны. Разве не так получилось со страхом Змееглава? «Ерунда! — подумал Сажерук, обнимая Роксану. — Мегги здесь нет, а без нее слова старика — лишь мертвые чернила. А теперь засыпай, наконец, не то задремлешь завтра, лежа в засаде под деревом».

Но сон не приходил. Сажерук лежал и прислушивался к дыханию Фарида.