Книга: Чернильная смерть
Назад: Свет
Дальше: Любовь, переодетая ненавистью

Стал видимым

Тщетно. Мозг питался своими запасами и работал усиленно, фантазия, изощренная страхом, корчилась и металась, как живое существо от сильной боли, плясала подобно уродливой марионетке на подмостках, скалила зубы из-под меняющейся маски.
Оскар Уайльд.
Портрет Дориана Грея
— Тебе нужно уходить! Здесь тебя поймают! — твердил Сажерук, но Мо только головой качал.
— Я должен найти Пустую Книгу.
— Я ее найду. И впишу три слова — настолько даже я умею писать!
— Нет! Уговор был другой. Что, если она все равно заберет Мегги? Я переплел книгу, я должен и уничтожить ее. А потом, твоей смерти Змееглав желает не меньше, чем моей.
— Я снова ускользну из тела.
— Ты и в прошлый-то раз чудом попал обратно.
Как близки они теперь стали! Как две стороны одной монеты, два облика одного и того же человека.
— О каком уговоре речь?
Оба посмотрели на Резу, явно не радуясь ее присутствию. Мо был очень бледен, но глаза у него потемнели от гнева, а рука снова и снова прикасалась к старой ране. Что с ним сделали в этой ужасной яме?
В комнате, где они прятались, пыль лежала сугрбами, как снег. Штукатурка на потолке покрылась плесенью и местами отваливалась. Озерный замок был болен. Возможно, он был уже при смерти, но на его стенах ягнята по-прежнему спали рядом с волками, мечтая о мире, которого нет. В комнате было два узких окна. На дворе внизу стояло засохшее дерево.
Стены, оборонные ходы, башни, мосты… Каменная ловушка. Резе захотелось вернуть себе крылья. Кожа у нее чесалась, словно из-под нее рвались наружу перья.
— Мо, что за уговор?
Она встала между мужчинами, требуя, чтобы они допустили ее в свою общую тайну.
Когда Мо объяснил, она расплакалась. Смерть найдет его везде, останется он или бежит. Он попался в ловушку из камня и чернил. И их дочь тоже.
Он обнял жену, но мысли его были далеко. Он все еще был в яме, утопая в ненависти и страхе. Сердце у него колотилось так бешено, что Реза испугалась, как бы оно не выскочило из груди.
— Я убью его, — произнес он, пока она плакала у него на плече. — Давно надо было от него избавиться. А потом пойду искать книгу.
Она догадалась, о ком он говорит. Орфей. Мо оттолкнул ее и взялся за меч. Клинок был весь в крови, он насухо вытер его рукавом. На нем по-прежнему был черный костюм переплетчика, хотя давно он уже принадлежал к другому цеху.
Мо решительно шагнул к двери, но Сажерук преградил ему путь.
— Куда ты? — спросил он. — Да, Орфей прочитал слова, но ты воплощаешь их в жизнь!
Он взмахнул рукой, и огонь написал в воздухе слова, страшные слова — и все они рассказывали о Перепеле.
Мо протянул руку, словно желая стереть их, но они опалили ему пальцы — и прожгли сердце.
— Орфей ждет, что ты к нему придешь! — сказал Сажерук. — Он хочет поднести тебя Змееглаву на чернильном блюде. Не поддавайся! Читать слова, которые управляют твоей жизнью, неприятно. Я это знаю лучше, чем кто бы то ни было. Но те слова, что я прочел в свое время, не сбылись. У них столько власти, сколько ты им дашь. К Орфею пойду я, а не ты. Убивать я не умею, не научился этому даже в гостях у Смерти. Зато я могу выкрасть у него книги, из которых он берет слова. А когда к тебе вернется здравый разум, мы вместе поищем Пустую Книгу.
— А если солдаты найдут Мо? — Реза не сводила глаз с огненных букв, читая их снова и снова.
Сажерук провел рукой по выцветшей стенной росписи, и волк, изображенный там, зашевелился.
— Я оставляю вам сторожевого пса, не такого бешеного, как у Орфея, но если придут солдаты, он подымет вой и задержит их на некоторое время, пока вы поищете себе другое укрытие. Огонь научил людей Змееглава шарахаться от каждой тени.
Волк с пылающей шерстью спрыгнул со стены и покинул комнату вслед за Сажеруком. Но слова остались, и Реза прочла их еще раз:
"Когда Перепел отказался повиноваться Змееглаву, лишь один человек знал, что делать, — чужеземец, прибывший из далеких стран. Он понимал, что сломать Перепела может лишь один человек — сам Перепел. Он разбудил все, что Перепел скрывал от самого себя: страх, делавший его бесстрашным, и ярость, делавшую непобедимым. Он велел бросить Перепела во мрак, чтобы тот боролся в яме с самим собой — с болью, которая по-прежнему жила в нем, незабытая, неисцеленная, со страхом, который породили в нем оковы и застенки, с яростью, которую посеял страх. Он рисовал в его сердце страшные картины…"
Дальше Реза не стала читать. Это было слишком страшно. Но последние слова огонь навсегда выжег в ее памяти:
"И собственный мрак сломал Перепела, и он стал умолять Змееглава о дозволении переплести новую книгу, еще красивее первой. А когда Серебряный князь получил книгу в свои руки, он казнил переплетчика самой страшной, самой медленной из всех смертей, и комедианты запели последнюю песню о Перепеле".
Мо повернулся к словам спиной. Он стоял среди сугробов пыли, скопившейся здесь за долгие годы, и смотрел на свои руки, словно не знал, подчиняются они еще ему или только словам, горевшим сзади.
— Мо! — Реза поцеловала его. Она знала: то, что она сейчас сделает, ему не понравится. Он посмотрел на нее отсутствующим взглядом. Глаза его были полны мрака. — Я отправлюсь на поиски Пустой Книги. Я ее найду и впишу за тебя три слова. "Чтобы Змееглав погиб прежде, чем сбудутся слова Орфея, — прибавила она про себя, — и прежде, чем имя, данное тебе Фенолио, тебя убьет".
Он еще не осознал смысл ее слов, а она уже клала в рот семена. Мо хотел выбить их из ее руки, но крупинки были уже под языком.
— Реза, нет!
Она пролетела сквозь огненные буквы. Их жар опалил ей грудь.
— Реза!
Нет уж, на этот раз ждать придется ему. "Оставайся тут, — думала она. — Прошу тебя, Мо!"

 

Назад: Свет
Дальше: Любовь, переодетая ненавистью