Рука Смерти
Смерть велика.При ней мы живы, смеемся, а в час, когда забываемся жизнью счастливой, ей так тоскливо в глуби у нас.Райнер Мария Рильке. Концовка
Суп Минерва варила отличный. Мегги его часто ела, когда жила у Фенолио. От дымящейся миски подымался такой вкусный запах, что огромная холодная пещера на мгновение показалась уютным домом.
— Мегги, прошу тебя, съешь хоть немножко! — сказала Реза. — Мне тоже совсем не до еды, но твой отец вряд ли обрадуется, если мы уморим себя голодом от страха за него.
Да, наверное. Сегодня утром она попросила Фарида снова вызвать огненные картины, но пламя не захотело с ним разговаривать.
— Понимаешь, огонь нельзя принудить, — с досадой бормотал Фарид, собирая пепел обратно в кошель. — Пламя хочет играть, поэтому нужно притворяться, что тебе на самом деле ничего от него не нужно. Но как я могу это сделать, когда ты смотришь с таким видом, будто речь идет о жизни и смерти?
А о чем же еще? Даже Черный Принц тревожился за Мо. Он решил с несколькими своими людьми отправиться вслед за Виолантой к Озерному замку. Завтра они собирались пуститься в путь. Но Резу и Мегги он отказался брать с собой.
— Конечно! — горько прошептала мать. — Этот мир принадлежит мужчинам.
Мегги взяла деревянную ложку, которую вырезал ей Дориа (ложка получилась отличная), и без особой охоты опустила в миску. Сланец с завистью поглядел на нее. Конечно. Стеклянные человечки любят человеческую еду, хотя им от нее плохо. Фарид снова был здесь, но Сланец все чаще проводил время с Дориа. Мегги это не удивляло. Фарид стал неразговорчив с тех пор, как Сажерук снова отослал его от себя. Большую часть времени он бродил, не зная покоя, по окрестным горам или пытался вызвать огненные картины.
Роксана лишь раз посмотрела в пламя, а потом холодно сказала Фариду: "Спасибо тебе, но я предпочитаю прислушиваться к своему сердцу. Оно обычно подсказывает мне, все ли с ним в порядке".
— Ну вот! Я же говорил Сажеруку! — ворчал Фарид. — Зачем он послал меня к ней? Я ей не нужен! Она прогнала бы меня совсем, если бы могла!
Дориа протянул Сланцу свою ложку.
— Не давай ему больше, — сказала Мегги. — Ему вредно. Спроси его самого!
Она любила Сланца. Он был куда приветливее Розенкварца, который обожал браниться и ссориться с Фенолио.
— Она права, — смущенно признался Сланец.
Ноздри у него дрожали, жадно втягивая пар, словно стеклянное тельце хотело напитаться хотя бы запретным запахом. Дети, сидевшие вокруг Мегги, засмеялись. Все они любили стеклянного человечка. Дориа часто приходилось уносить его подальше от неосторожных детских ручонок. Куницу они тоже любили, но Пролаза щелкал зубами и шипел, когда детская любовь его чересчур донимала, а стеклянный человечек был беззащитен.
Суп пах действительно вкусно. Мегги зачерпнула ложку — и вздрогнула, когда на плечо ей вдруг порхнула сорока, прибившаяся к Гекко. К этой птице в пещере уже привыкли, как к медведю и Пролазе, но Реза ее не любила.
— Пошла вон! — крикнула она на сороку и согнала ее с плеча дочери.
Птица сердито застрекотала и клюнула Резу. Мегги так испугалась, что пролила горячий суп себе на руки.
— Извини! — Реза подолом платья обтерла ей пальцы. — Не выношу эту птицу. Наверное, потому, что она напоминает мне о Мортоле.
Сорока — конечно же. Мегги давно уже не вспоминала о матери Каприкорна, но ведь она, в отличие от Резы, не стояла рядом, когда та стреляла в Мо.
— Это просто птица, — сказала она и тут же унеслась мыслями вдаль, вслед за отцом.
В книге Фенолио Мегги нашла лишь несколько фраз об Озерном замке: "Далеко в горах, посередине озера… бесконечный мост над черной водой". Может быть, Мо как раз едет сейчас по этому мосту? А что, если им с Резой просто отправиться вслед за Черным Принцем? "Слышишь, Мегги? Что бы ни случилось, ни в коем случае не отправляйтесь вслед за мной! Обещай!"
— Съешь хоть немного, пожалуйста! — Реза показала на миску.
Но Мегги обернулась к Роксане, которая торопливо шла к ним через толпу детей. Такой бледной Мегги ее не видела с тех пор, как Сажерук вернулся.
Реза испуганно поднялась ей навстречу.
— Что случилось? — Она взяла Роксану под локоть. — Есть новости? О Мо что-нибудь? Не скрывай от меня!
Но Роксана покачала головой.
— Принц… — Она явно была испугана. — Ему плохо, и я не понимаю, в чем дело. У него страшные судороги. у меня есть тут кое-какие коренья, может быть, они помогут…
Она хотела идти дальше, но Реза удержала ее.
— Судороги? Где он?
Вой медведя Мегги услышала издали. Силач казался перепуганным ребенком. Там стояли еще Баптиста, Деревяга, Эльфогон… Черный Принц лежал на земле. Рядом с ним стояла на коленях Минерва, пытаясь влить ему в рот какую-то жидкость, но он корчился от боли и задыхался. На лбу у него выступил пот.
— Замолчи, медведь! — с трудом выговорил Принц. Губы у него были искусаны до крови от боли. Но медведь продолжал выть и фыркать, как будто боролся за собственную жизнь.
— Пропустите меня! — Реза растолкала всех, отодвинула Минерву и взяла в ладони лицо Принца.
— Посмотри на меня! — сказала она. — Пожалуйста, посмотри на меня!
Она отерла ему пот со лба и заглянула в глаза.
Подошла Роксана с кореньями. Сорока вспорхнула на плечо Гекко.
Реза поглядела на нее.
— Силач! — сказала она так тихо, что слышала только Мегги. — Поймай эту птицу.
Сорока вертела головой, видя, как корчится Черный Принц в руках Минервы.
Силач сквозь слезы посмотрел на Резу — и кивнул. Но стоило ему сделать шаг в сторону Гекко, сорока вспорхнула и уселась на выступе под самым потолком пещеры.
Роксана опустилась на колени рядом с Резой.
— Он без сознания, — сказала Минерва — и дышит-то как неглубоко, смотрите!
— Я знаю такие судороги. — Голос у Резы дрожал — Их вызывают темно-красные ягоды размером с булавочную головку. Мортола часто ими пользовалась потому что их легко подмешать в еду, а смерть от них очень тяжелая. Чуть ниже нашей пещеры растут два дерева с этими ягодами. Я сразу предупредила детей чтоб не дотрагивались до них.
Она снова посмотрела на сороку.
— А противоядие есть? — Роксана поднялась.
Черный Принц лежал, как мертвый, а медведь уткнулся мордой ему в бок и стонал, как человек.
— Да. Растение с крошечными белыми цветами, пахнущими падалью. — Реза снова подняла глаза на сороку. — Его корень ослабляет действие ягод.
— Что с ним? — Между женщин протиснулся перепуганный Фенолио. С ним была Элинор. Они провели целое утро в углу пещеры, споря о том, что в повести Фенолио хорошо, а что плохо. Когда кто-нибудь подходил ближе, они сразу понижали голос, как заговорщики. Как будто кто-нибудь из детей и разбойников мог понять, о чем они говорят.
Элинор прижала руку ко рту, увидев неподвижно лежащего Принца. Вид у нее был недоумевающий, словно она обнаружила в книге страницу, которой там не должно быть.
— Его отравили.
Силач поднялся, сжимая кулаки. Лицо у него было красное, как после выпивки. Он схватил Гекко за тонкую шею и принялся трясти, как тряпичную куклу.
— Это ты сделал? — хрипел он. — Или Хват? Признавайся! Я выколочу из тебя ответ! Я раздроблю тебе все кости, чтоб ты корчился, как он!
— Отпусти его! — крикнула Роксана. — Принцу этим сейчас не поможешь!
Силач выпустил Гекко и разрыдался. Минерва обняла его. А Реза по-прежнему все смотрела на сороку.
— Цветок, о котором ты говоришь, это, похоже, мертвая голова, — произнесла Роксана, пока Гекко растирал шею, прокашливался и ругал Силача последними словами. — Он очень редкий. Но даже если бы он и рос в этих местах — сейчас зима… А другого ничего нет?
Черный Принц очнулся и попытался приподняться, но со стоном упал обратно. Баптиста опустился на колени рядом с ним и умоляюще посмотрел на Роксану. Силач тоже глядел на нее заплаканными глазами, как пес, выпрашивающий подачку.
— Не смотрите на меня так! — Мегги слышала отчаяние в ее голосе. — Я не могу ему помочь. Попробуй дать ему рвотного, — сказала она Минерве, — а я пойду поищу корень мертвой головы, хотя это почти безнадежно.
— От рвотного становится только хуже, — тусклым голосом сказала Реза. — Поверь мне, я не раз это наблюдала.
Черный Принц скорчился от боли и прижался лицом к коленям Баптисты. Потом его тело вдруг расслабилось, словно отказавшись от борьбы. Роксана поспешно склонилась к больному, приложила ухо к его груди и ладонь — к губам. Мегги почувствовала на языке вкус слез. Силач громко всхлипывал.
— Он жив, — сказала Роксана. — Но жизнь еле теплится.
Гекко тихонько скользнул прочь, наверное, чтобы рассказать о происходящем Хвату. Элинор шепнула что-то Фенолио. Он с раздражением отвернулся, но она взяла его под руку и продолжала уговаривать.
— Не ломайся! — услышала Мегги ее шепот. — Все ты можешь! Ты же не хочешь, чтобы он и вправду умер.
Последние слова разобрала не только Мегги. Силач, утирая слезы, озадаченно покосился на Элинор. Фенолио еще мгновение неподвижно глядел на лежащего в беспамятстве Принца, а потом нерешительно шагнул к Роксане.
— Роксана, этот — м-м — цветок…
Элинор встала у него за спиной, словно без надзора он не скажет того, что нужно. Фенолио сердито покосился на нее.
— Что? — подняла глаза Роксана.
— Расскажи мне о нем поподробнее. Где он растет? Он высокий или стелется?
— Растет во влажных, тенистых местах, но зачем тебе это? Я же сказала, на зиму цветы отмирают.
— Мелкие белые цветы. Любит тень и влагу. — Фенолио провел рукой по усталому лицу, резко повернулся и взял Мегги за руку.
— Пойдем! — тихо сказал он ей. — Надо спешить.
— Тень и влага, — бормотал он, ведя Мегги за собой. — Если, скажем, он растет у входа в пещеру кобольдов — они там спят, из пещеры выходят теплые испарения, земля у самого входа не замерзает… Да, это может быть…
В пещере было почти пусто. Женщины вывели детей наружу, чтобы они не слышали стонов Принца. Только разбойники сидели здесь и там небольшими группками и молча глядели друг на друга, словно пытаясь угадать, кто из них пытался отравить атамана. Хват пристроился с Гекко у самого входа и посмотрел на Мегги так мрачно, что она поскорее отвела глаза.
Зато Фенолио прямо встретил его взгляд.
— Уж не Хват ли это сделал, Мегги? — прошептал он. — Я всерьез спрашиваю себя…
— Кому же это знать, как не тебе! — прошептала Элинор, не отстававшая от них. — Это ведь ты выдумал этого мерзкого типа!
Фенолио вздрогнул, как от укола.
— Прекрати, Лоредан! Я терпел тебя все время, потому что ты — тетка Мегги…
— Двоюродная бабка… — не смущаясь, поправила Элинор.
— Все равно. Я тебя не приглашал в эту историю, так что будь любезна, оставь свои комментарии при себе!
— Ах вот как? — Элинор перешла на крик, гулко раскатившийся по пещере. — А если бы я оставила при себе свой последний комментарий? Твои одурманенные вином мозги не додумались бы до того, чтобы на…
Фенолио без церемоний заткнул ей рот ладонью.
— Да сколько ж тебе повторять? — прошипел он. — Забудь слово "писать", ясно! Еще не хватало, чтобы меня четвертовали как колдуна из-за старой дуры!
— Фенолио! — Мегги резко рванула его прочь от Элинор. — Принц умирает…
Долю секунды Фенолио смотрел на нее так, словно очень недоволен, что его прервали, а потом молча потащил дальше в свой угол. С каменным лицом он отодвинул в сторону мех с вином и достал из-под связки с одеждой несколько листков — исписанных, к большому удивлению Мегги.
— Проклятье! Куда подевался Розенкварц? — бормотал Фенолио, выискивая среди исписанных листов чистый. — Опять, видно, шляется где-то со Сланцем. Стоит этой парочке собраться вместе, они тут же забывают о работе и идут на поиски лесных стеклянных девушек. Как будто хоть одна станет смотреть на этого розового бездельника…
Фенолио небрежно отложил исписанные листки в сторону. Столько слов! Давно ли он снова пишет? Мегги попыталась прочесть начало.
— Это так, наброски, — буркнул Фенолио, перехватив ее взгляд. — О том, как можно было бы привести эту историю к хорошему концу. Какую роль играет твой отец…
У Мегги замерло сердце. Но Элинор опередила ее.
— Ага, значит, это все-таки ты написал все ужасы о Мортимере: что он сдастся в плен, что он поедет в этот замок и что моя племянница все глаза выплачет по ночам…
— Нет, не я! — отрезал Фенолио, торопливо пряча исписанные листы обратно под одежду. — И не я отправил его беседовать со Смертью, хотя этот эпизод мне по-настоящему нравится. Я же сказал, это только наброски. Черновики, заметки, ни к чему не ведущие. И с тем, что я собираюсь написать сейчас, будет, наверное, то же самое. Но я попробую. Если вы все замолчите наконец! Или вы решили болтать до тех пор, пока Черный Принц не будет лежать в могиле?
Фенолио обмакнул перо в чернила, и в этот момент Мегги услышала за спиной тихий шорох. Из-за камня, на котором были разложены письменные принадлежности Фенолио, высунулся явно смущенный Розенкварц. За его плечом виднелось бледно-зеленое личико лесной стеклянной девушки. Она тихо шмыгнула прочь мимо Мегги и Фенолио.
— Глазам не верю! — рявкнул старик там громко, что Розенкварц зажал уши. — Черный Принц при смерти, а ты тут с девушками развлекаешься?
— Принц? — Розенкварц посмотрел на хозяина с таким ужасом, что тот сразу перестал сердиться. — Но он же… он же…
— Кончай причитать и размешай мне чернила! — прикрикнул Фенолио. — Если ты хотел высказать умную мысль, что "он же такой хороший человек", так это еще никого ни в одном мире от смерти не спасло.
Он так резко обмакнул перо в чернила, что розовое личико Розенкварца покрылось черными брызгами. Мегги заметила, что пальцы у старика дрожат.
— Ну давай же, Фенолио! — шептал он сам себе. — Всего лишь цветок. Уж с этим-то ты справишься.
Розенкварц с тревогой наблюдал за ним, но Фенолио просто уставился на пустой лист. Он смотрел на него, как матадор на быка.
— Пещера кобольдов, где растут у входа эти цветы… она там, где Эльфогон ставит силки! — бормотал он. — И запах у них действительно мерзкий, такой мерзкий, что феи облетают их стороной. Зато их любят мошки, серые такие, с узором на крыльях вроде крошечных черепов… Видишь их, Фенолио? Да!
Он поднял перо, помедлил мгновение — и начал писать.
Новые слова. Свежие слова. Мегги казалось, что Чернильный мир с облегчением вздыхает: наконец-то свежая пища после долгих недель, когда Орфей подкармливал его лишь старыми словами Фенолио.
— Вот видишь! Его только надо подтолкнуть! Он просто ленивый старик! — шептала ей Элинор. — Ничему он не разучился, конечно, просто потерял веру в себя. Такому нельзя разучиться! Ты же не можешь разучиться читать?
"Не знаю", — подумала про себя Мегги, но промолчала. Язык ее ждал слов Фенолио. Целительных слов. Как тогда, когда она читала для Мо.
— Что это медведь так воет? — На плечи Мегги легли руки Фарида. Он, видимо, опять уходил подальше от детей и пытался вызвать огонь из пепла, но, судя по подавленному выражению на смуглом лице, пламя снова не пожелало с ним разговаривать.
— О Господи! Еще тебя тут не хватало! — с раздражением выкрикнул Фенолио. — И зачем мы с Дариусом возводили загородку? Чтоб каждый заходил в мо спальню, как к себе домой? Мне нужно сосредоточиться! Речь ведь идет о жизни и смерти!
— О жизни и смерти? — Фарид с тревогой посмотрел на Мегги.
— Черный Принц… Он… Ему… — Элинор пыталась говорить спокойно, но голос у нее дрожал.
— Тихо! — сказал Фенолио, не подымая глаз от работы. — Розенкварц! Песок!
— Песок? Да где ж я его возьму? — возмутился Розенкварц.
— От тебя никакого толку! Как ты думаешь, зачем я притащил тебя сюда? Чтоб ты тут устроил себе отпуск и развлекался с зелеными девушками? — Фенолио подул на еще непросохшие чернила и неуверенно протянул написанное Мегги.
— Вырасти этот цветок, Мегги! — сказал он. — Два-три листочка, согретые дыханием спящих кобольдов, последние в этом году…
Мегги смотрела на еще влажные строки. В них снова звучала музыка, как в тот раз, когда она вычитывала Орфея.
Да, слова опять подчиняются Фенолио. А она вдохнет в них жизнь.
Назад: Четыре ягоды
Дальше: Написанное и ненаписанное
