Глава 20
— Привет, — тихо сказал Михаил и поднял голову.
— Привет, — так же тихо ответила я и посмотрела на свою мятую, лежащую рядом со мной одежду.
— Анька, я без тебя не могу…
— Анька, знаешь, где?!
— Хорошо. Если тебе так не нравится, то я буду называть тебя Анной. Только ради бога не говори, чтобы я стоял к тебе в очереди за автографом.
— Не буду говорить.
— И еще не проси, пожалуйста, чтобы я называл тебя Анной Петровной.
— Не буду просить, — громко рассмеялась я и закинула ногу за ногу.
— Анна, а что ты ко мне с моим «Мерседесом»-то пристала, а?
Михаил сел рядом и даже при свете мерцающих свечей я видела, как он рассматривает мое тело.
— Ничего я не пристала. Просто я нашла в бардачке сто рублей и подумала, что они тебе нужны, а оказывается, что нет.
— Ты нашла в бардачке сто рублей?
— Нашла.
— И ты хочешь мне их вернуть? — как-то недобро усмехнулся Михаил.
— Теперь уже нет. Я их истратила.
— Истратила?!
— Истратила.
— Да какое ты имела право истратить мои сто рублей?! — Михаил рассмеялся, но это выглядело как-то неестественно и уж чересчур наигранно.
— Не обеднеешь. Для тебя полторы тысячи рублей мелочевка, а уж сто рублей и подавно.
Михаил встал с пола и сразу помог встать мне.
— Аня, я пойду в душ первым, а ты пока, если тебя, конечно, не затруднит, свари кофе.
— А свет можно включить?
— Конечно, включай.
Как только Михаил скрылся в дверях ванной комнаты, я быстро оделась и щелкнула выключателем. Затем принялась включать свет везде, в каждой из комнат. Спустившись в коридор, чтобы пройти на кухню и сварить кофе, я остановилась у приоткрытых дверей, ведущих в довольно просторный кабинет, обитый массивными панелями красного дерева. Недолго думая, я прошмыгнула в кабинет и включила помпезную лампу, стоящую на старинном дубовом столе. А затем я принялась лихорадочно открывать все ящики этого стола и перебирать в них бумаги. Признаться честно, я и сама не знала, что я там искала, но тем не менее я что-то искала… Хотя бы что-то, что пролило бы свет и внесло хоть какую-то ясность.
Куча бесполезных бумаг, каких-то документов… Фотографии Жанны в ящике справа. Я внимательно посмотрела на ее лицо и увидела в нем какую-то беспомощность, перемешанную с глупостью. Странно, и куда она могла подеваться? Такая и двух дней не протянет без своего супруга. Самостоятельной женщиной эту дамочку не назовешь. Такую в народ нельзя, заблудится…
А за фотографиями Жанны я увидела еще всего одну, не цветную, но крайне любопытную фотографию. Михаил, Жанна, а между ними счастливый лжеследователь Голубев, обнимающий их обоих…
— Бог мой, это Голубев, — произнесла я словно во сне и почувствовала, как на моей спине выступил холодный пот. — Это он.
Я посмотрела на фотографию еще раз и ощутила, как кто-то невидимый со всей силы саданул мне под сердце. Острая боль заполнила всю левую сторону и потекла к кончикам пальцев. Еще одна такая фотография — и можно запросто схлопотать инфаркт, отметила я про себя и постаралась вдохнуть как можно больше воздуха.
А затем я в очередной раз ощутила страх, к которому так и не могла никогда привыкнуть.
Мои глаза не желали собираться в фокус, а фотография показалась какой-то расплывчатой и нерезкой. На меня смотрело ровно три счастливых и смеющихся человека. Ровно три. Их лица выражали радость, веселье и даже уверенность в завтрашнем дне. Все они хорошо знакомы. Даже чересчур знакомы. Сказать, что Голубев только друг Жанны, нельзя, потому что даже слепому было ясно, что Голубев не только друг Жанны, но и друг Михаила. Старый, добрый, закадычный друг, с которым проводят выходные за упаковкой пива и соленым арахисом и, конечно же, встречают праздники.
Довольно странная фотография никак не укладывалась в моей голове и упорно не выдавала своего скрытого смысла. Почему этот самый Голубев приезжает ко мне домой и учиняет допрос? Почему он приезжает на деревенское кладбище и прячется между могил? Что он ищет и какое отношение имеет к Михаилу? Целая куча вопросов и ни одного ответа. Вообще ни одного.
Будь проклят тот вечер, когда я согласилась приехать в этот сумасшедший дом на званый ужин в качестве «подружки по Прейскуранту». Будь он проклят. Постоянные бессчетные и безуспешные попытки разобраться со всем этим дерьмом не приводят ни к какому результату. Вообще ни к какому.
Положив фотографию на место, я открыла последний, самый маленький ящик и увидела… пистолет. Это был мощный сорокапятикалиберный «Глок». Такая серьезная игрушка была хорошо мне знакома. Именно с такой игрушкой я снималась в одном навороченном боевике, где играла возлюбленную мафиози. Я даже помню тот съемочный день и как мне выдали этот реквизит. Тогда я настолько вошла в образ, что, взяв пистолет, почувствовала безграничную уверенность. Наверное, так бывает всегда— берешь оружие и сразу чувствуешь уверенность. Не раздумывая, я взяла в руки пистолет, с которым неплохо умела управляться, и провела по предохранителю.
— Анна, ты что-то потеряла?
Я дернулась от неожиданности и резко обернулась. Я просто повернула голову, но оставила неподвижным тело, чтобы не показывать, что находится у меня в руках.
— Что?
Михаил стоял закутанный в полотенце и держал точно такой же направленный на меня пистолет. Полумрак сглаживал его черты, но все же я не смогла не отметить, что вид у него был весьма суровый.
— Я спрашиваю, Анна, ты что-то потеряла?
— Нет.
— А как ты попала в мой кабинет? Я же попросил тебя сварить кофе.
— Здесь была дверь открыта.
— А ты всегда входишь в чужие открытые двери?
— Бывает.
— Если у тебя такое бывает, то, значит, ты или воровка или грабительница.
— Я не воровка и не грабительница. Миш, убери пистолет. Ну что ты за спектакль устроил?!
Мой голос задребезжал, как скрипучая дверь, наглядно демонстрируя, что нервы у меня на пределе.
— Я уже давно хотел поговорить с тобой при оружии, да все как-то не было удобного случая.
— А сейчас удобный случай?
— Удобный.
— Ты же прекрасно знаешь, что я не воровка… — я говорила, смотрела в безумные глаза Михаила и чувствовала, как срабатывает инстинкт опасности, который еще никогда меня не подводил. — Я просто случайно сюда зашла…
— Зачем?
— Сама не знаю.
— Ты сама не знаешь, зачем зашла в чужой кабинет?
— Не знаю. Миш, убери пистолет. Еще скажи, что ты сможешь меня убить…
— Я боюсь, что мне придется это сделать.
— Что?!
— Что слышала.
— Не говори чепухи и лучше убери пистолет.
Я чувствовала, что уже не могу спокойно стоять, сдавшись на милость Михаила. Если бы он не наставил на меня пистолет, то сейчас я бы металась по комнате, заламывала руки и ругалась на весь белый свет отборной бранью. Но сейчас… Сейчас я понимала, что в моей ситуации самое лучшее — это не делать резких движений, да и вообще никаких движений. Я знала, что сейчас мне нужно только терпение, которым я всегда пользовалась в самых критических моментах своей жизни. Буря моих самых разнообразных эмоций трансформировалась в идеальную выдержку, и это дало мне возможность создать образ стойкой, ничего не пугающейся женщины.
Я вновь посмотрела на Михаила и увидела, что он с трудом стоит на ногах.
— Я смотрю, пока ты ходил в ванную, ты здорово набрался.
— Первое, что я сделал, когда вышел из ванной, так это основательно промочил горло. А затем я пошел на кухню выпить крепкого кофе. Я не рассчитывал застать тебя здесь.
— Ты хотел попить кофе вместе с пистолетом?
— В последнее время я всегда хожу с пистолетом. Находиться в этом проклятом доме стало слишком опасно. Иногда мне начинает казаться, что дом полон привидений. Странные звуки… Странные вещи… Слишком много странного происходит в последнее время. Поэтому я всегда держу пистолет в своем кармане.
Я вновь посмотрела на Михаила и подумала о том, что сейчас передо мною стоит совсем не тот Михаил, с которым я несколько минут назад исступленно занималась любовью. Вернее, это был он, только это был совсем не его голос и совсем не его слова. С ним что-то произошло. С ним что-то произошло буквально за те несколько минут, пока мы не видели друг друга.
— Анна, так ты не хочешь мне показать, что ты нашла в моем столе?
— Под дулом пистолета?
— Я же тебе уже сказал, что не уберу пистолет.
— Я нашла любопытную фотографию где изображены ты, твоя жена и лжеследователь Голубев.
Я по-прежнему не показывала ту руку, в которой держала пистолет, а подняла руку с фотографией и показала ее Михаилу.
— Любопытно, правда? Ты не находишь?
— Не нахожу тут ничего любопытного.
— Кто этот мужчина?
— Это наш семейный адвокат. Только его фамилия не Голубев, а Синицын.
— Ну, это почти одно и то же. Видимо, он очень любит птиц.
— Да, у него есть своя голубятня. Голуби — его страсть. Он может пропадать на голубятне сутками.
— Свою любовь к птицам он выражает в своих фамилиях. Так вот, именно он приходил в мой дом и расспрашивал о твоей жене.
— Этого не может быть.
— Почему не может? Я тебе рассказывала про него, только на фотографии он без очков, а ко мне он приходил в очках.
— Ты уверена, что это был он?
— Уверена.
Это наш семейный адвокат. Очень порядочный, серьезный и кристально честный человек. Он всегда выручал меня в бизнесе, и бывало, вытаскивал меня из полного дерьма. Он был моим адвокатом даже в те времена, когда я еще не был женат на Жанне, когда я не был удачливым бизнесменом, а только вставал на этот тернистый и долгий путь. Он был со мной с самого начала, и мы съели с ним не один пуд соли. Я безгранично доверяю этому человеку и знаю, что его совесть чиста. Он всегда терпел мой характер и находил для меня лазейки в делах. Ведь когда-то, еще до женитьбы на Жанне, смысл моей жизни был только в деньгах. И если бы было не так, то я бы сейчас не стал тем, кто я есть. Я делал деньги не ради себя и своих близких. Я делал деньги ради денег. Я могу получать удовольствие от дела только в том случае, если это дело приносит хорошую прибыль. Я уважал только деньги, я просто бредил деньгами. Люди были для меня ничто. Обыкновенная пыль на двух ногах. И в этом пути мне помогал мой адвокат. Он всегда был рядом со мной, несмотря на то, что меня в любую минуту могли пристрелить. Со дня становления своего бизнеса я всегда ходил по острию ножа, и я знал, что киллер может заявиться в любой момент. Ты не знаешь, как это страшно — жить и ждать смерти… Это очень страшно… Но это стоит того. Ты имеешь реальные деньги, а это значит, что ты имеешь реальную власть над людьми. Я бы уже не смог жить другой жизнью. Просто не смог бы, и все. Так что этот человек на фотографии прошел со мной через многие малоприятные моменты моей жизни и всегда был рядом со мной. Я платил ему хорошие деньги, и за это он всегда служил мне верой и правдой. В нашей жизни есть немного людей, которым ты доверяешь, а особенно в большом бизнесе. Их практически нет.
— А где же сейчас тот, кому ты безгранично доверяешь?
— На Кипре.
— Где?
— На Кипре, что тут непонятного. Он взял у меня месяц отпуска и уехал на Кипр. Если я не ошибаюсь, то у него там имеется какая-то недвижимость.
— А почему его не было на торжестве?
— Он улетел за несколько дней до торжества.
— Очень странно…
— Что тебе кажется странным?
— Что такой близкий тебе человек не остался на такое торжество.
— Тут нет ничего странного. Мой адвокат очень устал. Вероятно, у него там были какие-то дела. Да и вообще человек просто захотел отдохнуть. А мое торжество… Да кому на хрен нужно было это гребаное торжество, кроме моей жены?! Это она закатила эту проклятую вечеринку, организовывать которую у меня не было ни сил, ни желания. Да я, собственно, ничего и не организовывал, а только исполнял кое-какие прихоти и все оплачивал. А мой адвокат улетел на Кипр со своей молоденькой любовницей.
— С кем?
— С любовницей. Ты что, не знаешь, что очень часто богатые дяди возят отдыхать за границу своих милых сердцу любовниц. Любовницы отрабатывают этот отдых в постели и создают «лицо фирмы» в виде длинных ног и пышной груди.
— Может быть, только меня в жизни никто никуда не возил. Всегда катаюсь одна за свои собственные деньги.
— Никогда не поверю.
Так оно и есть. Ни одна собака никуда не вывезла. Хоть бы один кобелек пригласил: «Дорогая, а не хочешь ли ты прокатиться в Мексику.» Так нет, ни одна псина не скажет, хоть убей.
— Конечно, если так относиться к мужчинам, то никто никуда не повезет. Если бы ты была моей любовницей, я бы тебя возил каждые три месяца.
— Ох, как же ты любезен, — ехидно заметила я и продолжила уже более серьезным голосом: — Твой Голубев, или, как там его, Синицын, ни на каком не на Кипре. Вместо Кипра он поехал в заброшенную деревню и очутился в могиле.
— Не может быть.
— Может, дорогой. Очень даже может. Я видела его труп своими собственными глазами.
— А что он там делал?
— Это ты у него спроси. Теперь, конечно же, ничего не спросишь, потому что он вряд ли сможет ответить.
— Он на Кипре! — пьяным голосом запыхтел Михаил и раздул ноздри.
— Если заброшенную деревню ты считаешь Кипром, то так оно и есть.
— Я видел билеты! Туда и обратно!
— Ну и что ж с того, если ты видел билеты? Это совсем не означает, что он куда-то вылетел.
Не выпуская пистолета из рук, Михаил достал из кармана мобильный и принялся набирать номер своего адвоката.
— Недоступен. Телефон выключен.
— Оно и понятно. В земле нет зоны приема. А теперь позвони любовнице. Я просто уверена, что она не улетела ни на какой Кипр, а находится дома. Позвони, позвони.
— Я ее номера не знаю.
— Как это? Ты даже не знаешь номер телефона любовницы своего адвоката? Надо знать. Это лучший способ найти человека, когда ты его найти не можешь.
— У него любовниц как собак нерезаных, разве всех упомнишь.
— И что, всех подряд он вывозит на отдых?
— Ну, он очень состоятельный мужчина и может себе это позволить.
— А он их как, по одной вывозит или всех скопом?
— Да не знаю. Я его последнюю любовницу один раз всего видел. Не знаю ни кто она, ни где живет.
— Михаил, твой адвокат мертв, — сказала я дрожащим голосом и кинула фотографию на пол, чтобы взяться за пистолет двумя руками.
— Может быть, ты тогда повернешься и расскажешь мне, кто его убил?
— Хорошо, если ты уберешь пистолет.
— Я же сказал тебе, что не уберу.
— Твоего адвоката убили какие-то отморозки и закопали в яму. Я тебе могу дать координаты того места, где он похоронен. Ты же сам говорил мне о том, что он тебе как родной, так что ты можешь взять его тело и перезахоронить его с почестями. Хотя на твоем месте я не стала бы этого делать. Чтобы привезти мертвого человека в Москву, нужно как-то объяснить его смерть и сообщить об этом в милицию. Начнутся ненужные вопросы и подозрения, которые не принесут тебе ничего, кроме вреда. Оставь все, как есть, и знай, что у тебя больше нет адвоката. Надо искать нового, но только такого, кто не будет тебя обманывать, хотя бы по мелочам. Хотя вряд ли ты такого найдешь. Там, где замешаны большие деньги, всегда есть вранье.
— Я хочу ясности. Зачем он обманул меня с Кипром? Зачем он поехал в деревню?
— Я тоже хочу ясности, но в последнее время я научилась жить в неведении.
— А зачем в эту деревню поехала ты?
— У меня там дача.
— Дача?! Надо же, известная актриса имеет дачу в глухой деревне! Прямо нонсенс.
— Это не моя дача, а рекламного агента, я упиваюсь там одиночеством. Для меня эта так называемая дача то же самое, что для тебя этот дом.
— Но ведь я не прикупил себе дом в какой-нибудь глухомани?!
— И не советую. Там очень много пьяных отморозков и прочей нечисти. Я тоже пожалела о том, что зачастила в эту деревню.
Я не воспользуюсь твоим советом. Иногда бывает полезно сменить крутые апартаменты на деревенскую халупу. С той минуты, как в мой дом пришла беда, все комнаты стали холодными и равнодушными, из них утекло тепло. Понимаешь, это очень важно, чтобы даже в самом холодном доме было тепло. Ты очень многое от меня скрываешь, Анна. Очень многое. Я знаю, что ты со мной неоткровенна. Ты совсем неоткровенна, и я прощаю твою скрытность только потому, что ты очень красива. Ты принадлежишь к тем женщинам, в которых может сосредоточиться весь мир. Для таких женщин, как ты, на небосклоне кружатся звезды и каждый день восходит солнце. Оно восходит и заходит только в твою честь. Я просто в этом уверен. Ты такая далекая и одновременно такая близкая. Тебя не зря называют звездой, потому что ты и в самом деле звезда. Ты такая реальная, а одновременно совсем нереальная. Даже когда ты уехала в прошлый раз, все предметы в этом доме хранили твой запах и запах наших любовных утех. Когда я познакомился с тобой, я понял, что мой брак ничто, что все эти долгие годы я искал именно такую женщину, как ты. Мой прошлый семейный мир, который всегда казался мне таким счастливым и прочным, вдруг рухнул и превратился в груду обломков. Понимаешь, я смог почувствовать тебя. Тебя никто так не сможет почувствовать. Я почувствовал себя так, как чувствую самого себя. Мы с тобой очень похожи. Я не понимаю, почему ты не хочешь признать, что между нами есть родство душ и какая-то нить, которая связывает нас воедино. Мы одинаково воспринимаем мир, мы одинаково мыслим. Да мы все делаем одинаково. Когда я увидел тебя в первый раз, в моей голове вспыхнул огонь и я сразу ощутил тепло. Понимаешь, не каждая женщина может принести мужчине тепло! Далеко не каждая.
— О, да тебя потянуло на лирику. Еще скажи, что у тебя со мною любовь.
— У меня с тобою любовь.
— Мне принимать это как объяснение в любви?
— Принимай это как хочешь.
— Первый раз вижу, чтобы объяснялись в любви с пистолетом.
— Я знаю, что такой женщине, как ты, очень часто объяснялись в любви. Наверное, именно этим я и отличаюсь от других мужчин, которые тебе объяснялись.
— Если ты любишь, зачем тебе пистолет? Неужели ты можешь убить любовь?
— Могу. Любовь всегда надо убивать самому, иначе наступит момент, когда она убьет тебя сама. Нужно наносить удар первому, иначе его нанесут тебе.
Я грустно улыбнулась и почувствовала, как на моих глазах появились слезы… Вот и еще одно объяснение в любви. Такое неожиданное и такое нелепое. Мне признался в любви крупный бизнесмен, денежный мешок, у которого деньги сыплются повсюду, ну разве только что не из задницы… Да и как он признался… С пистолетом в руках, пьяный в стельку… Конечно, когда человек почти неделю находится один в доме без света и уходит в тихое пьянство, наверное, он не только признается в любви, но и предложит руку и сердце. Я ощутила сумасшедшую, пугающую тоску, в которой причудливо смешались разные мысли: ностальгия по ветреным годам быстро уходящей молодости, по тем любимым, которые потом переставали быть любимыми и оставались где-то там, в прошлом, о том, что безвозвратно ушло и уже никогда не вернется, о том потерянном, что прошло мимо меня, вызывающем сожаление и желание вернуть все назад, и о том, что если меня не застрелят сейчас, то я погибну в следующий раз, потому что такие, как я, не умеют спокойно жить, а все те, кто не умеет спокойно жить, своей смертью не умирают. Когда-нибудь, когда я уйду в мир иной, я обязательно успокоюсь и попаду на небеса. Они будут такие теплые, пушистые, мягкие, что можно запросто дотронуться до них рукой и ощутить то, что я мечтаю ощутить долгие годы. Моя подруга Светка назвала бы это кризисом среднего возраста. Странно, но никогда раньше я не испытывала подобный кризис.
И все же в моих руках был пистолет, а как я уже говорила ранее, пистолет всегда приносит нам уверенность и защищенность. Куча вопросов без ответов, множащаяся, как снежный ком, очень сильно подорвала мою психику и окончательно сломила мою нервную систему. Мне представился Макс, добропорядочный отец семейства, который, наверное, уже уложил свою дочку спать, пошел в опочивальню вместе со своей любимой женушкой и занялся с ней тихим, семейным, одним словом, домашним сексом в самой семейной позе, позе бутерброда. При этих мыслях мое сердце заколотилось с бешеной скоростью, а на душе стало совсем погано.
Вновь посмотрев на свой пистолет, я уже не понимала, кого же мне больше хочется убить — себя или Михаила, потому что все, что он говорил совсем недавно, было просто ложь. И мы оба знали, что это ложь. Все, что творилось со мной в последнее время, было ложь. А я не могла больше жить во лжи. Ни жить, ни работать.
Взяв пистолет точно так же, как я это виртуозно делала в кино, я сняла его с предохранителя, развернулась на сто восемьдесят градусов и направила его на Михаила.
— Привет, — тихо сказала я и посмотрела на него в упор.
— Привет, — прохрипел Михаил и слегка попятился назад.
— Здорово мы стоим, да?
— В смысле?
— В смысле того, что у нас у обоих оружие. Интересно, чье быстрее выстрелит? Теперь ты понял, что я делала в твоем кабинете?
— Искала оружие.
— Правда. Какой ты догадливый, молодец.
— Л ты хоть умеешь им пользоваться?
— А чего там уметь. Там уметь-то и нечего. Меня работа научила.
— И зачем тебе оружие?
— Затем же, зачем и тебе.
— Ты хочешь мне задать несколько вопросов?
— Правильно. Какой ты догадливый. Догадливее не бывает.
— И какие вопросы ты мне хочешь задать?
Я не отводила взгляд в сторону, а смотрела Михаилу в глаза. Меня поразило, что в его глазах не было ни капли страха, а только восхищение. Господи, я вызывала только восхищение и ничего больше!
— Миш, ты что, меня совсем не боишься?
— Боюсь, — нервно засмеялся Михаил и теперь уже снял с предохранителя свой пистолет.
— Что-то не похоже, чтобы ты меня боялся.
— Я очень тебя боюсь. Так боюсь, что сейчас, по-моему, описаюсь.
— А ты зря смеешься, ведь я могу и выстрелить.
— Так неинтересно. Мы с тобой так не договаривались. Для начала ты обещала мне задать несколько вопросов.
— Интересно, что же это за вопросы такие, если их нужно задавать под дулом пистолета?
— Ты уверен, что хочешь услышать эти вопросы?
— Ты меня заинтриговала.
— Хорошо, Михаил, а ты и вправду меня любишь?
— Что?!
— Я говорю, ты в самом деле в меня влюблен?
Михаил усмехнулся, но не помедлил с ответом.
— Ты считаешь, что этот вопрос надо задавать с пистолетом?
— С пистолетом.
— Я могу тебе на него ответить так: я влюбился в тебя сразу, как только увидел.
— Это большая и чистая любовь?
— Это очень большая любовь. Не знаю, как там насчет чистоты, но в любви полно грязи. Без грязи не бывает любви.
— Хорошо. Тогда скажи мне, куда ты дел свою жену?
— Что?!
— Я, по-моему, ясно спросила. Куда ты дел свою жену?
— Я дел?!
— Ты дел. Ладно, Миш, хватит ломать комедию. Все было сработано неплохо, только уж слишком примитивно.
Когда я сказала последнюю фразу, я почувствовала, что от напряжения я просто не в силах удержать пистолет в руках. Я не сводила своих зеленых глаз с Михаила и улыбалась таинственной и манящей улыбкой.
Михаил изменился в лице и резко нажал на курок. Но выстрела не последовало.
— Ой, черт, забыл, что пистолет не заряжен.
Я нажала на свой курок, и произошло то же самое.
— Сукин сын, у тебя не оружие, а настоящее дерьмо.
