Глава 19

Услышав позади себя Танькины громкие разбирательства, я тут же подошла к ней, схватила ее за руку и попыталась оттащить от того столика, за которым сидел Мустафа.

— Таня, пошли.

— Пусть он твои бабки вернет, тогда уйдем. Почему ты из-за его вранья должна в тюрьму садиться?! — возмущалась Татьяна.

Увидев, что все отдыхающие, сидящие за столиками в баре, заинтересовались происходящим, Мустафа быстро встал со своего места и покинул пределы бара. Следом за ним ушли и другие аниматоры. Задержался лишь аниматор по имени Мербек, который попытался передразнить кричащую Татьяну и после этого язвительно произнес:

— А ну-ка, прекрати мешать туристам отдыхать, а то сдам в полицию. Это тебе курорт, а не базар. Ты из деревни, что ли, приехала? Семечками всю жизнь торговала и накопила себе на путевку.

— Сам ты с пальмы слез, обезьяна хренова, — прошипела Татьяна. — Сидел бы на ветках и ел свои бананы. Нет же, спустился для того, чтобы грабить наших девушек. Все вы тут мародеры хреновы! Своей обезьяньей любовью прикрываетесь и шерстите по чужим карманам.

Поняв, что Танька вряд ли остановится, Мербек вновь припугнул Татьяну полицией и, сказав, что ей придется заплатить штраф за нарушение общественного порядка, удалился в направлении главного ресторана.

— Таня, я тебя умоляю, прекрати, — я с силой потрясла свою подругу за плечи. — Ты посмотри, все уже оборачиваются в нашу сторону.

— Пусть смотрят, — с нескрываемой обидой в голосе сказала Татьяна.

Взяв свою подругу за руку, я привела ее к морю, посадила на лежак и села напротив.

— Таня, пожалуйста, прекрати меня позорить.

— Я за тебя заступаюсь, а ты говоришь, что я тебя позорю! — в сердцах прокричала Татьяна. — Ты хоть сама думаешь, как будешь жить дальше?! Не сможешь же ты постоянно жить в этом отеле. Если заинтересованные лица захотят тебя найти, то это не составит для них труда. Стоит лишь собрать кое-какую информацию и поднять списки всех туристов, вылетевших за пределы нашей необъятной родины. Ты что, не понимаешь, что тебя здесь найти — раз плюнуть?

— Понимаю.

— Да и возвращаться тебе нельзя. Тебя или на тот свет отправят, или в тюрьму посадят.

— А с чего ты взяла, что меня на тот свет отправят? — Я как-то испуганно посмотрела на Таню.

— С того, что если и кассета, и твое письменное признание уже в милиции, то ты по-любому уже в розыске. Проще тебя убить, например, инсценировать несчастный случай. Дело тогда сразу закроют. Нет обвиняемого — и нет преступления. Что с мертвых-то спрашивать?

— Ты это серьезно говоришь? — Я ощутила, как от жуткого нервного напряжения мне не хватает воздуха.

— Серьезнее просто не может быть. Если тебя живой оставить и начать судебный процесс, то еще неизвестно, как ты себя поведешь. Если ты уже один раз людей кинула и с деньгами в Турцию удрала, то тебе уже нет никакой веры. Ты начнешь следствию говорить о том, что тебя угрозами заставили признаться в преступлении, что настоящая обвиняемая — это жена покойного. Да кому это надо? Если у вас изначально не сложились доверительные отношения и ты с людьми обошлась подобным образом, то пощады не жди. Ее не будет. Легче сделать так, чтобы тебе случайно кирпич на голову упал или чтобы ты в далекой Турции в море утонула. Наташа, если ты совсем недавно только боялась тюрьмы, то теперь тебе нужно бояться какого-нибудь несчастного случая.

Каждое Татьянино слово вселяло в меня Неописуемый страх.

— Таня, а ведь вполне может быть, что ты права.

— Конечно, права. Если ты немного поразмыслишь, то придешь точно к такому же неутешительному выводу. Тем более, ты людям деньги должна, а отдавать нечем. Пятнашку Мустафа прямо из-под носа увел. Ты из-за него на такое дело пошла, на которое не решилась бы ни одна умная женщина в мире, а он — сволочь неблагодарная.

— А сволочь и не бывает благодарной. Ты сказала, что на это не пошла бы ни одна умная женщина, значит, я дура?

— Дура, — согласилась со мной Татьяна, потом тут же почувствовала себя неловко и извинилась:

— Извини, но не стоило этого делать.

— А что уж об этом рассуждать, если дело сделано.

— Вот именно. Если ты задумала что-то сделать, то тебя невозможно остановить. Знаешь, а Мустафа мне сказал, что он ни про какую пятнашку не слышал, ничего о ней не знает, ни у кого ее не брал и никакого отношения к ней не имеет.

— Правильно. А что ты хотела от него услышать? Что он тебе должен рассказать про свою больную маму и про операцию? Это же сугубо личная тема. Таня, эти деньги уже в Стамбуле. Какой смысл требовать их у Мустафы, если у него денег нет?

— Все-таки ты веришь про операцию, — заметно сникла Татьяна.

— Верю. Не стоит устраивать скандал, а то у нас точно будут проблемы с полицией или с нас возьмут штраф.

— За что? За то, что мы хотим вернуть твои деньги? Это не у нас должны быть проблемы с полицией, а у Мустафы. Он же мошенник, а не мы. Ты с него ничего не поимела. Мало того, что из-за него ты несешь большие убытки, так еще и рискуешь своей жизнью. Что ж это за несправедливость такая!

— Мы в чужой стране, какая тут может быть справедливость?! Таня, пообещай мне, что ты больше не будешь устраивать шумные разбирательства по поводу присвоения Мустафой денег. Пойми, это нам ничего не даст.

— Если ты так настаиваешь, то не буду, — удрученно сказала Танька.

— Я тебя просто об этом прошу.

— Наташа, а что с тобой дальше-то будет? Что будет завтра?

— До завтра нужно еще дожить. Будет день — буду думать. По крайней мере, в Турции меня уже ничего не держит. Придется ехать домой.

— А дома-то что?

— А дома я буду думать, как выйти из сложившейся ситуации.

— Ты хочешь сказать, что ты что-то придумаешь?

— Пока не знаю.

Я посмотрела на часы и встала с лежака.

— Таня, мы с тобой все на свете пропустили. Уже ужин закончился. Ты сходи перекуси, а мне что-то есть не хочется. Потом дискотека: у тебя встреча с Халилом.

— А почему ты есть не хочешь? — забеспокоилась Танька.

— Не хочется. Аппетита нет.

— Нельзя же так себя мучить. Есть-то надо.

— Надо, но только не сегодня. Я в номер пойду. Мне хочется побыть в одиночестве и немного подумать.

— А ты уверена, что тебе сейчас поможет одиночество? — В Танькином голосе слышалось сомнение.

— Уверена.

— А может, тебе лучше побыть среди людей?

— Не сейчас.

— А на анимацию ты тоже не пойдешь?

— Нет.

— Говорят, там сегодня шоу хорошее.

— Не хочу смотреть, как на Мустафу девушки вешаются.

— Но ведь на анимации же они на него не вешаются.

— У меня такое чувство, что они на него везде вешаются.

Расставшись с Танькой у ресторана, я пошла в сторону своего бунгало и, открыв дверь номера, рухнула на кровать, подмяв под себя подушку.

Я попыталась понять, почему же мне постоянно не везет в любви. Я вспомнила всех моих мужчин. Много ли их было? Возможно, кто-то скажет, что много, а кто-то скажет, что мало. В каждого из них я была влюблена, верила в то, что наши отношения будут прочными и продолжительными. Но отношения в очередной раз рассыпались как карточный дом, образ любимого постепенно стирался из памяти, оставалась лишь какая-то непонятная грусть и сожаление. А ведь каждому из своих возлюбленных я дарила свое тепло и отдавала частичку своего сердца. Я была во власти собственных переживаний, иллюзий и грезила тем, что эти отношения даны мне свыше и я должна пронести их через всю свою жизнь.

А сегодня я в очередной раз поняла, что из моей жизни исчезла любовь. А ведь я была так близка к счастью… Неужели даже за совсем недолгое счастье обязательно наступает расплата? Жизнь стала опустевшей и потеряла свой смысл. Я подумала о том, что совсем недавно сказала мне Танька. Она сказала, что сейчас я должна бояться не только тюрьмы, но и несчастного случая. В Турции меня больше ничего не задерживало, и я не могла представить, как смогу вернуться на родину. То ли на меня наденут наручники прямо в аэропорту, то ли меня случайно собьет машина прямо у моего дома…

Приподняв свою голову с подушки, я посмотрела на букет роз, который Мустафа подарил мне в аэропорту и, открыв балконную дверь, выкинула их вниз. Глупо, конечно, но мне показалось, что таким образом я хоть как-то смогла отомстить Мустафе за мое оскорбленное самолюбие, за мою поруганную любовь и затоптанное мужскими ботинками чувство гордости.

Висящие на стене часы говорили о том, что уже закончилась анимация и началась дискотека. Подойдя к зеркалу, я посмотрела на свои припухшие веки и красные от слез глаза.

— Господи, мама родная, какая же я страшная! Я себя еще никогда такой не видела.

Танька говорила о несчастном случае, так зачем его ждать, когда его можно устроить самой? Подумав так, я тут же вышла из своего номера. Слезы по-прежнему текли по моим щекам. Мне показалось, что больше нечего ждать от жизни, что счастье прошло стороной и я слишком бессильна, чтобы справиться с навалившимися на меня неприятностями. Впереди — непонятная тьма, и мне действительно страшно делать шаг в бездну.

На дороге, ведущей к морю, я встретила Мербека, который, проходя мимо, посмотрел на меня подозрительным взглядом.

— Наташа, ты куда? — спросил он меня.

— Не твое дело!

Пройдя по длинному пирсу, я остановилась на небольшой площадке рядом с привязанным к столбу катером и посмотрела на воду. Мне вдруг стало необъяснимо жалко себя, своих родителей, у которых такая непутевая дочь.

— Наташа, ты что здесь делаешь?

Я оглянулась и увидела Мустафу.

— А ты что здесь делаешь? — в свою очередь, спросила я.

— Ко мне Мербек подбежал и сказал, что ты топиться собралась.

— А с чего он взял, что я собралась топиться? У меня что, это на лбу написано? Слишком большая для тебя честь, — с вызовом ответила я, но потом смягчилась и сказала тихим голосом:

— Хотя знаешь, если говорить честно, то меня посетила подобная мысль. Я ведь эти дурацкие деньги за тюрьму получила.

— За какую еще тюрьму?

— Обыкновенную. У вас же в Турции тоже есть тюрьмы. Я получила деньги взамен на то, что возьму на себя чужое преступление и отсижу за совсем другого человека.

— Это правда? — От услышанного Мустафа был в настоящем шоке.

— Правда.

— Ну ты даешь!

— Я ведь думала, что пока в Турции вместе с тобой останусь, а в России мне сейчас особо делать нечего. Но не судьба, видно. Так что, если я вернусь на родину, либо меня в тюрьму посадят, либо грохнут. Скорее всего, грохнут. Я кинула слишком серьезных людей, и они мне этого не простят. Вот такие дела, Мустафа. Ну что ты так на меня смотришь? Иди на дискотеку, танцуй. Там девчонок много. Сейчас как раз заезд такой хороший, веселый. Молодежи полно. Девчонки голодные, прямо в стаи сбиваются. А про меня забудь. Я сама виновата, что в эту историю влипла.

— А тебе не нужно возвращаться на родину, — взволнованно произнес Мустафа и сделал шаг навстречу.

— Почему?

— Потому что я хочу, чтобы ты осталась здесь вместе со мной. Я люблю тебя, Наташа.

— Не подходи ко мне!

— Наташа, я люблю тебя, — опять признался мне в любви Мустафа и вновь сделал шаг мне навстречу. — Я знаю, что ты тоже любишь меня. Нам незачем расставаться.

— А как же целая армия девушек?

— Целая армия девушек переключится на кого-нибудь другого из наших ребят. Наташа, иди ко мне.

— Нет.

Сделав шаг назад, я и сама не заметила, как моя нога соскользнула с деревянной площадки, и я моментально упала в воду. Мустафа прыгнул следом и поплыл вместе со мной к берегу. Заметивший нас полицейский, тщательно следящий за тем, чтобы никто не заходил в воду в ночное время, бросился к берегу и замахал руками. Мустафа крикнул ему что-то на своем языке, и через несколько минут мы уже смогли выбраться на берег, выжимая мокрую и соленую одежду.

— Ты как? — испуганно спросил меня Мустафа.

— Нормально. Что со мной будет?

— Я думал, вдруг ты плавать не умеешь.

— Умею. Я с детства плаванием занималась.

Усевшись прямо на гальке, я позволила Мустафе себя приобнять и стала рассматривать подошедшего к нам полицейского, который начал разговаривать с Мустафой на турецком языке.

— Мустафа, что он хочет?

— Он спрашивает, есть ли у нас проблемы.

— Скажи ему, что мы решим все свои проблемы без его участия.

— По ночам запрещено купаться.

— Почему?

— Таковы правила отеля. Хочешь купаться — иди на территорию, не принадлежащую отелю.

Когда назойливый полицейский все же отошел от нас, Мустафа обнял меня посильнее и обеспокоенно спросил:

— Ты не замерзла?

— Нет. Вода не холодная.

— А ты что, и вправду топиться собралась?

— Не знаю, — честно призналась я.

— Значит, я Мербеку должен быть благодарен за то, что он спас жизнь моей любимой девушки. Хотя я не понимаю, как бы ты смогла утонуть, если хорошо плаваешь. Даже если бы ты далеко заплыла, у тебя бы ничего не получилось: сама видела, за берегом полицейский следит. Тебя бы в любом случае спасли. Наташа, дуреха ты моя. Ну что же ты творишь?

— Я сама не знаю, что мне сейчас делать.

— У тебя есть выход.

— Какой?

— Выйти за меня замуж.

— Что я тебе сделала? За что ты надо мной так издеваешься?

— Я просто очень сильно тебя люблю.

Мустафа заставил меня встать, выжал подол моей юбки и, взяв меня на руки, понес к моему бунгало.