Глава 8
Прошел ровно месяц.
Целый месяц я ни разу не выходила из комнаты, в которой не было окон, и ни разу не видела Якова. Я общалась только с вежливой и заботливой Верой Анисимовной, которая делала мне перевязки и подкармливала всякими печеными вкусностями. Мы подолгу беседовали о моей прошлой жизни, но как только доходили до того момента, как я приехала покорять Москву, беседа прекращалась. Я упорно повторяла, что ничего не помню. Со временем домработница безоговорочно поверила в мою амнезию. Она рассказала, что Яков Владимирович похоронил жену, что ему тяжело, он очень страдает.
Сказать, что мне было в этой комнате плохо, значит ничего не сказать. Меня кормили, за мной ухаживали, мне давали свежие газеты и самые модные женские журналы, но… в этой комнате не было окон.
Временам на меня нападала хандра, я плакала, опускались руки. Вера Анисимовна уговаривала меня не расстраиваться, дождаться суда, уверяла, что после суда меня сразу отпустят на волю.
Время шло медленно. Каждый день тянулся долго, долго. Меня по-прежнему держали в комнате без окон в ожидании какого-то непонятого суда…
Порой мне казалось, что я нахожусь в этой комнате уже год, что никакого суда и вовсе не будет, что впереди нет никакого просвета. В один из таких унылых, ничем непримечательных дней в комнату вошла домработница с какой-то одеждой в руках и с тревогой посмотрела на меня.
— Анжелочка, ну как ваше самочувствие? Вы что-нибудь хотите?
— Хочу.
— Что?
— Я хочу умереть…
— Не говорите глупостей, — испуганно произнесла женщина. — Вы такая молодая, такая красивая. У вас вся жизнь впереди. Я серьезно спрашиваю. Вы что-нибудь хотите?
— А я серьезно вам отвечаю. Я хочу уснуть и никогда не проснуться… Я хочу, чтобы Яков меня убил, но только не держал в этой комнате без окон. Я хочу, чтобы эта страшная полоса жизни закончилась, а еще… еще я хочу домой. Я хочу к маме. Вера Анисимовна, а Яков часто закрывал здесь свою жену ?
— Иногда. — Видимо, эта тема была женщине неприятна, и она опустила глаза.
— Зачем ?
— Она очень сильно пила…
— И что, разве за это можно такое творить с женщиной?!
— Она, когда пила, могла наделать глупостей.
— А Яков женился до того, как у него появился этот дом?
— Он женился намного раньше.
— А строил этот дом сам?
— Что вы… Яков Владимирович никогда сам ничего не строит. Он принадлежит к тем людям, которые финансируют. Он не умеет класть кирпичи, но умеет делать деньги. Мне кажется, это намного ценнее, чём уметь класть кирпичи.
— Я просто неправильно выразилась. Я спрашивала о том, покупал ли Яков готовый дом или оплачивал стройку.
— Он оплачивал стройку.
— Понятно. Тогда получается, что эту комнату строили для его жены. Господи, кто б только знал, как я хочу умереть… Вера Анисимовна, я больше так не могу!
— Анжела, возьмите себя в руки. Яков Владимирович хочет вас видеть.
Я подняла голову и пристально посмотрела на женщину.
— Что вы сказали?
— Вас ждет Яков Владимирович.
— Он сейчас сюда придет?
— Нет, он ждет вас в гостиной.
— Вы хотите сказать, что я смогу выйти из этой комнаты?
— Конечно. Вы должны подняться наверх. На стуле белье и одежда.
Не веря своим ушам, я встала с кровати и принялась одеваться. Дорогое женское белье, как ни странно, было мне впору и говорило о том, что у того, кто его выбирал, был изысканный вкус.
— А где вы взяли белье?
— Яков Владимирович вчера за ним специально в «Дикую орхидею» ездил.
— Сам?
— Своей покойной жене он всегда покупал белье сам.
Услышав «покойная жена», я съежилась.
Поверх восхитительного нижнего белья я надела не менее восхитительное платье и посмотрела на себя в зеркало. Что ж, неплохо. Даже очень неплохо. Только эта непонятная бледность… и черные широкие круги под глазами… Раньше у меня их не было.
— Вера Анисимовна, как я выгляжу?
— Как настоящая леди.
— Так уж и леди?
— На деревенскую девушку вы совсем не похожи. Такую красоту невозможно представить в кирзовых сапогах на картофельном поле. Вы королева.
— Я тоже об этом всегда думала. Несправедливо родиться королевой в провинции. Господи, как же это несправедливо!
— Я думаю, совсем не страшно родиться королевой в провинции. Страшно в ней остаться на всю жизнь.
Я безнадежно развела руками.
— Оттого, что я чувствую себя королевой, мне ничуть не легче. Кому я нужна в этой столице? Ну кому?! Тут своих королев полно.
— Вы не правы Анжелочка. Вы в корне не правы. — Домработница прищурила глаза, я впервые заметила в них хитрость.
— В чем я не права?
— На самом деле королев очень мало. В наше время развелось слишком много ушлого бабья… По-другому таких женщин просто не назовешь. Вы другая. Я, как вас увидела, сразу поняла, что вы особенная. Вы не баба и никогда ею не будете. Вы королева и вам нужен трон.
— Трон?!
— Трон.
— Вы шутите? — нервно улыбнулась я. — И где же мне его взять?
— Подумайте хорошенько…
Я поправила упавшую на глаза челку.
— Вы что-то не договариваете. Я не понимаю, к чему вы клоните…
Вера Анисимовна смотрела на меня в упор. На ее лице не дрогнул ни один мускул, она была совершенно спокойна.
— Яков Владимирович вдовец, — ровным голосом заговорила она. — Он похоронил жену. Теперь он свободный мужчина. Вернее, пока свободный. Такие бывают свободными недолго. Они очень быстро женятся.
— Почему?
— Потому что у них много денег.
— Потому что у них много денег?! — Я замерла и смотрела на Веру Анисимовну ничего не понимающим взглядом.
— У вас есть шанс сесть на его трон. У вас есть хороший шанс…
— Вы так считаете?
— Я это знаю. Сейчас он в таком состоянии, когда его нужно утешить. У него умерла жена, он очень скорбит по этому поводу. Мужчина не часто нуждается в утешении. Вы попали в нужное время в нужное место. Мне кажется, что сейчас обстоятельства сложились как нельзя лучше.
— Но эта комната… — Я почувствовала, что мне не хватает воздуха. — Эта комната без окон…
— Любая девушка с улицы мечтала бы очутиться в этом особняке стоимостью больше миллиона долларов в плену у такого роскошного мужчины, как Яков Владимирович.
— Но эта комната…
— Если вам удастся стать его женой, никогда не пейте. Не будете пить, никогда не очутитесь в этой комнате.
— Вера Анисимовна, а вам-то зачем это надо? — испуганно спросила я.
— Мне?..
— Вам.
— Мне далеко не безразлично, какая хозяйка ступит на порог этого дома. Мне здесь жить и работать до самой смерти. Покойная хозяйка Зоя попила у меня слишком много крови, мне с ней было достаточно тяжело. Я думаю, что с вами мы могли бы прекрасно поладить.
— Вас интересует, какая в доме будет хозяйка?
Вот именно. Какая будет хозяйка, такая и атмосфера будет в доме. Пойдемте, Анжелочка, нам пора. Яков Владимирович не любит ждать.
Я вновь посмотрела на свое отражение в зеркале и тихо спросила:
— Сколько времени я здесь?
— Почти два месяца…
— Бог мой, это же так много!
— Вам это кажется. Время летит очень быстро.
— Я постарела за эти почти два месяца?
— Не говорите глупостей. Вы хорошо выглядите.
— Но я очень бледная.
— Это оттого, что давно не были на свежем воздухе. Но ничего, это поправимо. Осталось совсем немного.
Мы прошли в довольно роскошную гостиную посреди которой лежала огромная тигровая шкура. У самого дальнего окна сидел Яков и курил трубку. Я не могла оторвать глаз от тигровой шкуры — неужели тигры бывают такими большими, прямо настоящие акселераты!
— Яков Владимирович, уверяю вас, девушка не обманывает, — донесся до меня шепот домработницы. — Видимо, она и в самом деле пережила шок да еще при падении ударилась головой о бетонный пол. Удар был очень сильный. Довольно серьезное сотрясение головного мозга. Я консультировалась с одним опытным врачом, он говорит, что такое возможно.
— Вы уверены?
— Да. Я очень много с ней беседовала. Уверяю вас, она ничего не помнит.
— Вы так заступаетесь за эту девушку…
— Она мне очень симпатична. Я нахожу ее очень милой и очень чистой. Даже не верится, что в наших деревнях есть такие уникальные создания. Настоящие самородки.
— Вы уверены, что она из деревни?
— Да. Она мне очень много про нее рассказывала. Мать, работающая на ферме от зари до зари. Отец, пьющий самогонку с утра до ночи.. Ее родители и сами не поняли, что сотворили чудо. Она исключительная натура. Я вас уверяю.
—: Такие комплименты вы никогда не говорили раньше, даже моей покойной жене.
— Вы же знаете, я тоже любила Зою. До того, как начала пить, она была неплохой девушкой. Это потом она стала истеричкой, устраивающей вам чудовищные скандалы. Но все же с самого начала вашего знакомства с Зоей в ней не было самого главного.
— Чего в ней не было?
— В ней никогда не чувствовалась королевская кровь. Она была крестьянкой, а таким не прижиться во дворце.
— А в этой, значит, чувствуется королевская кровь?
— В этой — да…
— Я не пойму, вы меня сватаете, что ли?! — В голосе Якова прозвучала угроза.
— Да нет, что вы. Я просто сказала вам свое мнение.
— Оно меня не интересует. Вы свободны.
Вера Анисимовна кивнула и быстро удалилась.
Как только мы остались с Яковом один на один, я прекратила рассматривать тигровую шкуру и подняла голову.
— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался он.
— Спасибо. Ничего, — холодно ответила я.
— Что-нибудь беспокоит?
— Почти ничего. Только…
— Что, только? — Яков сдвинул брови и внимательно посмотрел на меня.
— Отсутствие памяти…
— Ты что, и в правду ничего не помнишь?
— Да. Я не помню, как я с тобой познакомилась. Как очутилась в этом доме. Вообще ничего не помню.
— Если ты и в самом деле ничего не помнишь, тебя необходимо показать специалистам.
— Меня не нужно показывать специалистам. Меня нужно просто выпустить из этого дома. Я больше не могу сидеть в этой комнате. Мне кажется, что еще немного, и я не только потеряю память. Еще немного, и я просто сойду с ума.
Я подошла к окну, в которое лился дневной свет, и почувствовала как у меня потекли слезы.
— Мне даже больно смотреть на дневной свет, — грустно сказала я и отвернулась от окна.
Видимо, на Якова это очень сильно подействовало. Он встал, достал носовой платок и любезно протянул его мне.
— На, вытри.
— Спасибо.
Я взяла платок и вытерла слезы. Яков подошел ко мне и как-то по-отечески заботливо прижал меня к себе.
— Ну, все. Успокойся. Самое страшное уже позади.
— Мне все равно страшно. — В тот момент я не разыгрывала из себя перепуганную девушку. Мой голос дрожал по-настоящему.
— Чего ты боишься?
— Не знаю…
Яков прижал меня еще сильнее, желая показать, что защитит меня, что пока он со мной, мне ничто не угрожает. Это странно, когда мужчина крепко прижимает тебя к себе, а ты совсем не чувствуешь его тепла… Наоборот, мое тело рядом с ним заледенело, а мозг лихорадочно заработал. Я осторожно высвободилась.
— Яков, я больше так не могу… Я должна знать правду. Скажи, пожалуйста, кто ты? Как я попала в твой дом? Кто в меня стрелял и почему ты меня здесь держишь?
Яков залился краской и принялся переминаться с ноги на ногу.
— Ты в самом деле ничего не помнишь?
— Не знаю, что я должна сделать, чтобы ты мне поверил. Я говорю тебе в тысячный раз, что ничего не помню.
— Хорошо. Сейчас все объясню, только давай для начала что-нибудь выпьем. Как ты на счет шашлычка и красного вина?
— Насчет этого я всегда смотрю положительно.
Яков взял меня за руку и повел к выходу.
— Куда мы идем?
— В охотничий домик.
— Зачем?
— Делать шашлык и пить вино.
Как только мы вышли на улицу, я вновь ощутила боль в глазах, они заслезились. Пришлось воспользовалась платком, который дал мне Яков. Охотничий домик, стоящий неподалеку от роскошного особняка, показался мне самым настоящим раем. Старинный стол с массивными позолоченными подсвечниками, старинные дубовые стулья, шашлычница и целая коллекция дорогих вин… Яков налил нам по бокалу вина и занялся приготовлением шашлыка. Я наслаждалась вином и думала о том, насколько все-таки странный этот город, Москва. Для кого-то он город мечты, город неограниченных возможностей, город, в котором можно сделать блестящую карьеру, а для меня он стал самым настоящим адом. Этот город доказал мне, что не каждый человек может стать звездой. Я уже не была уверена в том, что мне когда-нибудь удастся оказаться на подиуме, улыбаться с обложки модных журналов своей, как мне всегда казалось, восхитительной улыбкой, удастся достичь славы.
Я смотрела на мужчину, который так искусно управлялся с шашлыком, и думала о том, что в словах Веры Анисимовны есть толк. У этого мужчины много денег… А если у мужчины много денег, значит, он может подарить мне обеспеченную жизнь. Этот мужчина может не только вытащить меня из нищеты, в которой я жила долги годы, и подарить мне обеспеченную жизнь, он может купить мне место на подиуме и заплатить модному журналу, чтобы на его обложке появилось мое лицо. Ведь почти все нынешние звезды стали таковыми благодаря своим мужьям или богатым влиятельным любовникам. Своим успехом они всецело обязаны «спонсорам». Конечно, и мужья, и любовники со временем начинают желать о том, что сделали из своей близкой женщины звезду. Звезды или бросают этих мужчин, или держат в постоянном страхе, что обязательно бросят.
Яков может стать для меня очередной ступенькой в достижении цели. Если я хорошенько постараюсь… А я постараюсь. Я должна постараться. Должна стать для него загадкой или даже тайной, которую он захотел бы постичь. Чем глубже мужчина проникает в эту тайну, тем труднее и труднее она ему дается. Кто-то сравнил женщину с китайской шкатулкой: открываешь одну, а внутри обязательно оказывается другая, открываешь ее, а там следующая… И так до бесконечности. Как же он был прав!
Я не сводила с Якова глаз и сама не заметила, как опустел мой бокал. Яков, словно следил за каждым моим движением, тут же наполнил его до самых краев. Улыбнувшись, я сделала очередной глоток и посмотрела на Якова задумчивым взглядом. Видимо, вино ударило ему в голову, он раскраснелся.
— Анжела, что-то не так? — спросил он. — Ты так на меня смотришь…
— На тебя приятно смотреть. Ты очень красивый мужчина.
Яков покраснел еще больше. Я по-прежнему не сводила с него заинтересованного взгляда. Судьба свела меня с этим мужчиной в ночном лесу, где он похоронил своего друга. Значит, этот Яков не так прост. Наверняка он занимается чем-то противозаконным. Но у него есть деньги, а это довольно веский аргумент в его пользу. Можно закрыть глаза на то, чем он занимается. Я слышала, что сейчас большие деньги зарабатываются только противозаконным путем. В такое время мы живем…
Если бы я смогла заинтересовать Якова, я бы подтолкнула его к тому, чтобы он сделал меня звездой… В который раз я пожалела, что родилась на этот свет со странным изъяном. Я прожила годы, но так и не обрела способности проявлять свои чувства… Если они когда-то и появлялись, то угасали так же быстро, как возникали. Но чаще всего их просто не было. Признаться, я даже не знала, хорошо это или плохо. Скорее всего, плохо, потому, что женщина должна кого-то любить, в ней это заложено природой и совсем не обязательно, чтобы ей отвечали взаимностью, потому что любовь тем и ценна, что она никогда не дается легко, а познается в страданиях. Если мы страдаем, значит мы любим, а если мы любим, значит страдаем. А может быть это и хорошо… Может быть бесчувственной намного легче. Одно я знаю твердо — ни один мужчина не сможет мною владеть, я принадлежу только себе. Мужчина будет владеть моим телом, но никогда не овладеет моей душой…
Яков поставил на стол блюдо с умопомрачительным шашлыком и сел рядом со мной. Он явно нервничал.
— Вера Анисимовна наверное поведала тебе о том, что моя жена слишком много пила, — заговорил он. Голос его звучал совсем глухо.
— Я знаю. Я ведь почти два месяца прожила в ее комнате-тюрьме.
— Пойми, у меня не было другого выхода. Когда Зоя напивалась, она сама не ведала, что творила. Ее психика была не в порядке. Прогрессировал не только ее алкоголизм, прогрессировали ее психические отклонения. Когда я закрывал ее в комнате, она прекращала буянить и засыпала. Так вот, я это говорю к тому, что время, прошедшее со дня ее смерти, самое страшное в моей жизни.
— Почему?
— Я похоронил жену, справил девять и сорок дней… И все это время я нахожусь под следствием.
— Ты? Под следствием?! — Я чуть было не выронила бокал. — Почему?
— Потому, что у меня много денег.
Я удивленно пожала плечами.
— А мне всегда казалось, что если у человека есть деньги, то у него вообще нет никаких проблем.
Яков покачал головой.
— Чем больше денег, тем больше проблем, — вздохнул он.
— А мне казалось, что за деньги все можно купить, и суд тоже.
— И я это делаю. Но есть люди, которым я мешаю. Они завидуют мне и готовы платить большие деньги за то, чтобы засадить меня за решетку любым способом.
— Тебя могут посадить? — Дрожащими руками я поставила бокал на стол.
— Меня не посадят. Меня никогда не посадят. Просто лишняя нервотрепка. Кое-кому хочется пощекотать мои нервы. Что ж, я к этому готов: Завтра суд. Вернее, фиктивный суд. Решение уже есть: «Я не виновен».
— А в чем тебя обвиняют?
— Меня не в чем обвинять. Этот суд — дело рук одного из моих врагов. Дело построено так, что я якобы убил свою жену.
Открыв рот, я не могла произнести ни единого слова. Яков не обратил внимания на мою реакцию и принялся медленно потягивать вино. Как только состояние ступора, в которое я впала, прошло, я слегка наклонилась к Якову и осторожно спросила:
— Но ты же не убивал?
— Понятное дело, нет. Хоть Зоя очень сильно пила и доставляла мне много хлопот, я очень ее любил и никогда бы не сделал ей плохо. Жаль, что ты ничего не помнишь, ведь только ты могла бы объяснить, что произошло.
— Я?!
Ты. В тот вечер я вернулся поздно. Сидел в офисе до глубокой ночи, нужно было подготовить новые документы, от которых многое зависело. У моей жены не было подруг, и к нам редко кто приезжал. Зоя всегда вела уединенный образ жизни, единственным ее другом было спиртное, я тоже не большой любитель принимать гостей. Ну, звоню домой предупредить, что задержусь, чтобы она не ждала меня к ужину, ужинала одна и ложилась спать. Так вот, я звоню, а жена мне говорит, что у нее гостья. Мол, к ней приехала подруга. Я спрашиваю, что за подруга, потому что знаю — у нее их нет. Она сказала, что вы недавно познакомились. Правда, не сказала, где именно. Она дала тебе адрес, пригласила в гости, и ты к ней приехала.
— Я приехала? — Я нервно захлопала глазами и тяжело задышала.
— Ты. — Яков прищурился, в его взгляде появилось что-то зловещее. — Но ты говоришь, что ничего не помнишь…
— Я действительно ничего не помню. — Я попыталась взять себя в руки. — Я и в самом деле ничего не помню.
— Именно поэтому я пытаюсь тебе объяснить, каким именно образом ты попала в этот дом.
— Получается, что я была подругой твоей жены?
— Насчет дружбы не знаю, но вы где-то познакомились, и ты приехала к ней.
— А где мы могли познакомиться?
Яков пожал плечами.
— Я хотел узнать у тебя, но ты, как на зло, ничего не помнишь. В общем, ты приехала к нам в дом… Вера Анисимовна говорит, что вы много пили и горланили песни. Затем включили музыку и стали танцевать. Музыка орала громко, а вы пытались ее перекричать.
Домработница испугалась и заглянула к вам в комнату. Она сказала, что вы обе еле стояли на ногах, пили текилу прямо из горла и орали матерные песни. Вера Анисимовна сделала вам замечание, сказала, что в любую минуту может приехать Яков Владимирович и то, что он увидит в этой комнате, ему может очень даже не понравиться. Зоя послала домработницу к чертовой матери. Спустя какое-то время стало тихо. И раздался выстрел. Вера Анисимовна не сразу поняла, что это выстрел, решила посмотреть, что происходит. Она увидела страшную картину. Ты лежала без сознания. У тебя была прострелена правая нога. Зоя держала пистолет дулом к себе, тупо смотрела на курок, затем перевела свой пьяный взгляд на испуганную домработницу и выстрелила себе в грудь. Получается, что сначала она стрельнула тебе в ногу, а затем застрелила себя…
Несмотря на полную растерянность, я все же сообразила, что выдумка Якова не так уж плоха. Было бы намного хуже, если бы он сделал виновной меня, сказал, что это я сначала убила Зою, а затем выстрелила себе в ногу.
— И Вера Анисимова все это видела? — осторожно поинтересовалась я.
— И видела, и слышала. Теперь ты понимаешь, каким образом ты очутилась в нашем доме?
— Понимаю. — Я опустила глаза и пробурчала: — Только я никогда в жизни не пила мексиканскую водку. Я крепкие напитки вообще пить не могу.
— Поверь мне, в тот вечер ты глушила текилу, как настоящий алкоголик.
Наши взгляды встретились. Он смотрел на меня в упор, словно пытался понять, что я чувствую после этого рассказа.
— В этом деле много неясных вещей. Например, где Зоя взяла пистолет. Он не зарегистрирован. Почему прострелила тебе ногу? Почему убила себя? Слишком много неясного, а у тебя, как назло, потеряна память.
— Но ведь Вера Анисимовна тоже свидетель.
— Конечно. Она завтра выступит на суде.
— А что, завтра суд?
— Я уже тебе сказал, что это формальность. Завтра с меня снимут все обвинения.
— Тебя обвинили в смерти жены?
— Да ведь я уже говорил, один человек использовал мою трагедию против меня самого. Сейчас я выпущен под подписку. Меня подставили… Завтра ты поедешь со мной и выступишь в суде. Скажешь, что помнишь все подробности. Придумай какую-нибудь сказку о том, где и при каких обстоятельствах ты познакомилась с моей покойной женой.
— Придумать сказку?
— Ну да. Ты же не можешь вспомнить, как вы познакомились на самом деле.
Воцарилось молчание. Яков нарушил его первым.
— О чем ты думаешь?
— О том, что завтра суд. После суда я смогу покинуть этот дом?
Яков чуть было не подавился, но все же утвердительно кивнул.
— Конечно. Ты же сама понимаешь, я больше не могу держать тебя взаперти. А куда ты пойдешь?
— Не знаю. Я еще об этом не думала.
— Но ведь ты ничего не помнишь. Ты даже не помнишь, где остановилась в Москве.
— Может быть вернусь в свою деревню.
Блюдо с шашлыком опустело, бутылка вина была пустой. Яков потянулся ко мне и взял меня за руку.
— Тепло, а у тебя рука холодная.
— Наверное это от твоего рассказа. Все, что я услышала, меня просто потрясло.
— Ты не представляешь, как сильно это потрясло меня. Я знал, что у моей жены нарушена психика, но не думал, что до такой степени. Дай вторую руку. Она тоже холодная?
— Холодная.
— Хочешь погрею?
— Хочу…
Яков взял мои ладони в свои и крепко их поцеловал.
Затем он встал и обнял меня сзади.
— Ты очень красивая… Знаешь об этом?
— Знаю.
— Откуда?
— Так все говорят, кто меня видит.
— Но я еще не говорил. Ты очень красивая. Тебе приятно слышать это от меня? Ты же знаешь, что я — не все.
— Мне приятно…
Я обвила шею Якова руками и жадно его поцеловала. Он ответил мне и крепко сжал меня в своих объятиях.
— Мне кажется, я сойду с ума от наслаждения, — прошептал он мне на ухо.
Я улыбнулась и почувствовала, что где-то внизу у меня становится горячо и мокро и что мои безумно дорогие трусики, купленные Яковом в «Дикой орхидее», постепенно пропитываются влагой. Яков стал расстегивать мое платье, но я слегка отстранила его и прошептала:
— Только не здесь.
— А где? — с трудом справляясь с нарастающим волнением спросил он.
— В твоей спальне.
— А почему не хочешь здесь? При свечах?
— Я хочу, чтобы это произошло в твоей спальне.
— Как скажешь.
Яков взял меня на руки и понес из охотничьего домика в свой дом. Я закрыла глаза и подумала о том, что не каждый мужчина положит женщину на ту кровать, где на протяжении нескольких лет спал со своей женой. Я не хотела, чтобы эту ночь Яков принял за очередную интрижку, я хотела, чтобы он понял, что это очень серьезно и очень надолго… Я хотела спать на хозяйской кровати как законная хозяйка…
