Глава 7

Весь день я провалялась в своей комнате: в голову лезли разные мысли. Перед глазами все время стоял Пашка. Вот он на скамье подсудимых ждет вынесения приговора… Вот он ходит по своей камере, заложив руки за спину, и ненавидит меня за то, что я так бесчеловечно с ним поступила. Пашка проклинает тот день, когда согласился взять вину на себя. Он начинает привыкать к отсутствию воздуха и к отсутствию нормальных продуктов питания, к тому, что в камере нет часов, но все осужденные знают, который именно сейчас час. Он привыкает к клопам, вшам, отсутствию солнечного света и к тому, что здесь многие болеют туберкулезом.

Ощутив, как от сумасшедшего нервного напряжения мне самой начинает не хватать воздуха, я встала с постели и вышла во двор.

Качающаяся на качелях Лада оторвалась от чтения, положила рядом с собой книгу и откровенно зевнула.

– Свет, если ты неплохо себя чувствуешь, то, может, съездим в город, посидим где-нибудь в кафе или прошвырнемся по магазинам? – предложила она и еще раз зевнула от скуки. – А то здесь прямо хоть волком вой.

– Поехали, – откликнулась я на заманчивое предложение. – Только заедем еще в одно место.

– Легко, – обрадовалась Лада и пошла в гараж выгонять свой кабриолет.

Как только я села в невероятно красивый кабриолет и откинулась на кожаное белоснежное сиденье, то почувствовала, что сгораю от нетерпения, и, взъерошив волосы, подняла руки навстречу ветру:

– Ух ты, как классно!

Лада махнула охраннику для того, чтобы он открыл нам ворота, и, поправив очки, спросила:

– Куда едем? Сначала в твое или в мое место?

– Я думаю, что лучше в мое.

– А далеко это?

– Я покажу дорогу.

– Это какой-то супермодный магазин, которого я еще не знаю?

– Нет. Это СИЗО.

– Что?

– Следственный изолятор, – невозмутимо ответила я.

– А что нам в нем делать? – поморщилась Лада.

– Передачку нужно передать.

– Кому?

– Моему мужу.

– А он у тебя там сидит?

– Сидит.

– Надо же…

Энтузиазм Лады заметно поубавился. Само слово «СИЗО» наводило на нее настоящее уныние. Попросив ее остановиться у аптеки, я скупила почти все презервативы, сунула их в пакет и похвасталась Ладе:

– Смотри, купила почти все, что есть.

– Это презервативы, что ли?

– Они самые.

– Куда тебе столько?

– Не мне, а мужу. Я их, как карамельки и бульонные кубики, распечатаю и передам ему полный пакет, – заговорила я крайне возбужденным голосом. – И пусть кому-то передают сало, кому-то чеснок и лук, а я передам презервативы. Вот так! Для него это второй хлеб.

– Света, я в СИЗО никогда не бывала, но я и то знаю, что туда презервативы передавать нельзя. Их там никто не примет. Тебя только в очереди опозорят. Этим все и закончится. Не нужно этого делать.

– Я денег дам, чтобы их передали.

– Не возьмут.

Сказав это, Лада выхватила у меня пакет и вы–бросила его за пределы машины. Открыв рот от удивления, я ничего не успела сказать и от полнейшей неожиданности не знала, как себя вести дальше.

– Что ты себе позволяешь? – только и смогла сказать я.

– Света, нужно уметь подавлять в себе ненависть. Ненавидя, мы опускаем себя ниже человеческого уровня. Если твой муж сделал тебе очень больно, то ты лучше к нему не ходи и ничего не передавай. Ну не опускайся ты до подобного. Ты же сама знаешь, что презервативы не примут, и даже если бы их приняли, они ему не нужны.

– А я, между прочим, ребенка потеряла! – прокричала я Ладе и заревела.

Лада остановила кабриолет у первого попавшегося летнего кафе и, для того чтобы хоть как-то меня успокоить, заказала вина.

– Понимаю, что спиртное для тебя сейчас ой как нежелательно, но я все же хотела бы, чтобы ты выпила вина и взяла себя в руки. Твой муж уже и так наказан. Он сидит, – заметила она и затянулась тоненькой сигаретой. – Что бы ни натворил твой супруг, ты не должна испытывать по отношению к нему ненависти.

– А что я должна испытывать?

– Безразличие.

– Я железобетонная, что ли? Я живой человек с нормальными эмоциями.

– Твоя слепая ненависть не самый лучший союзник. От нее сносит башню. Как бы тебе ни было тяжело, ты должна научиться ее подавлять. Жизнь ненавидящего человека нельзя назвать жизнью.

– Лада, у меня есть причины ненавидеть, – стояла я на своем. – Ненависть как любовь. Если ты ее сама не испытывала, то меня не поймешь.

– Я считаю, что ненавидишь только того, кого боишься. К людям, которые слабее нас, мы испытываем презрение. Ненависть – это изощренная сторона задавленной любви. Постарайся простить мужа.

– Лада, ты о чем? – покрутила пальцем я у виска. – Ты в своем уме? Есть вещи, за которые не прощают.

– Например?

– Например, когда тебе сделали очень больно или просто нагадили в душу.

– И все же мне кажется, что ты еще любишь своего мужа и, наверно, именно поэтому ненавидишь его все больше и больше.

После кафе Ладка постаралась сделать все возможное, чтобы я успокоилась, смахнула слезы и прекратила думать о плохом. Ладке нравилось мое общество, потому что по приезде на родину она всегда маялась от скуки и неудовлетворенности. Ее основным и любимым занятием были прогулки по магазинам. Конечно, ничто не приносило Ладе столько удовольствия, как милан–ский шопинг, но под настроение она любила побродить и по магазинам в Москве. Ее вдохновлял сам процесс выбора красивых вещей. Я бродила по магазинам рядом с Ладой и думала о том, какая же она молодец, что не позволила мне поехать в СИЗО и выставить себя на посмешище вместе с этими проклятыми презервативами.

Вечером мы поужинали в одном замечательном ресторане и, сев в кабриолет, поехали в сторону загородного дома. Когда охранник открыл нам ворота, уже было темно, но разноцветное уличное освещение придавало территории дома особую притягательность.

– А Серега уже на месте, – обрадованно произнесла Лада и выключила двигатель. – Что-то он сегодня рано вернулся. Обычно он приезжает намного позже.

Как только мы зашли в дом и заглянули в каминную, тот тут же наткнулись на заметно подвыпившего Сергея, который сидел в белоснежной рубашке, расстегнутой до самого пояса, пил виски со льдом и дымил как паровоз. На полу, рядом со стулом, валялись пиджак и галстук.

– Серень, а что отмечаем-то? Что-то хорошее или плохое?

– Лада, мне нужно остаться с нашей гостьей наедине, – как-то чересчур недоброжелательно произнес Сергей и посмотрел на меня стеклянным взглядом.

– Хорошо. Если что, то я в соседней комнате, – в замешательстве произнесла Лада и быстро ушла.

Оставшись со мной один на один, Сергей выпил солидную порцию виски и усмехнулся:

– А ты, я смотрю, уже на ногах.

– Я как-то не привыкла долго лежать.

– Даже с сотрясением мозга?

– Даже с ним.

– Послушай, крошка, что я тебе сделал? Мы же вроде договорились решить все с тобой мирным путем. – Голос Сергея не предвещал ничего хорошего.

– Ты о чем?

– О том, что я был у тебя на квартире и вместо твоего заграничного паспорта обнаружил там труп.