ГЛАВА 22
Как только за Родионом закрылась дверь, я тут же переоделась в платье, которое стилист подобрал мне для дома, и, выйдя из комнаты, пошла искать кабинет Георгия. В коридоре было тихо и горел тусклый свет. Видимо, все обитатели уже разбрелись по своим комнатам, готовились ко сну и смотрели телевизор. Когда домработница водила меня с экскурсией по дому, она показывала мне комнату, являющуюся, по ее словам, кабинетом Георгия Петровича, и еще тогда я отметила про себя то, что моя спальня и кабинет хозяина находятся на одном этаже. Увидев нужную мне дверь, я убедилась, что за ней горит свет, и тихонько в нее постучала.
– Что нужно?
Открыв дверь, я посмотрела на сидящего перед работающим компьютером Георгия и, поймав на себе его удивленный взгляд, тут же упала на колени и принялась целовать колеса его инвалидной коляски.
– Георгий, я тебя умоляю, помоги. Я понимаю, что я не имею права обращаться к тебе со своими проблемами, но у меня нет другого выхода. Пойми меня правильно... Я понимаю, что ты уже и так на меня зол, а после этого разговора скажешь своей охране, чтобы она выкинула меня из твоего дома и не подпускала к нему даже на километр, но я очень тебя прошу...
– Встань с колен и прекрати целовать колеса. Да отойди ты от моего кресла!
Голос Георгия моментально привел меня в чувство, и я встала с колен.
– Сядь напротив.
Я села напротив и посмотрела на мужчину глазами, полными отчаяния.
– Что ты от меня хочешь?
– У меня деньги на счету есть. Я денег не прошу. Я понимаю, что не могу выходить из дома, но мне нужно на несколько часов отлучиться...
Я без утайки рассказала Георгию о своей младшей сестренке, о том, что Дашкина смерть никак не подействовала на мать, и она запила еще больше. В доказательство достоверности своих слов я показала сегодняшнюю переписку с сестрой и призналась в том, что у меня сердце разрывается на части от горя и безысходности. Георгий ознакомился с присланными мне сообщениями, вернул мне телефон, достал из кармана рубашки аккуратно сложенный носовой платок и положил его передо мной.
– Вытри слезы и прекрати реветь. Тебе нельзя плакать. Ты должна всегда хорошо выглядеть. Тебе же Родион все объяснил.
– Я больше не буду.
– Завтра же Родион договорится с руководством одной из лучших частных школ. Твоя сестра будет в ней учиться и сможет жить при ней на полном пансионе.
– А мама?
– Мать закодируют. Для нее снимут квартиру. В пятницу вечером сестра будет приезжать домой, а в понедельник утром уезжать на учебу. Завтра Родион решит все твои проблемы.
– Георгий, какой же ты добрый! Спасибо тебе. Спасибо...
Не помня себя, я вновь упала на пол и хотела было снова начать целовать колеса коляски Георгия, но он успел схватить меня за ворот платья и не позволил мне это сделать.
– Послушай, отцепись ты от этих колес, – впервые за столько времени на лице Георгия появилась улыбка.
Взяв платок, он вытер мои слезы и сказал тихо:
– Иди в комнату, – и вновь уставился на монитор компьютера.
На следующий день мы с Родионом поехали смотреть квартиру, которую он уже успел снять для моей сестры и матери. Квартира оказалась очень даже просторной, «трешкой», расположенной в новом красивом доме. Осмотрев ее, я была просто потрясена и, повернувшись к Родиону, первым делом спросила, сколько я должна за нее платить.
– Это не твои проблемы, – уклончиво ответил мужчина.
– Как не мои?
– Хозяин заплатил уже за три года.
– За сколько? – Мне показалось, что это мне снится. Олег платил за снимаемую для меня квартиру помесячно, и это держало меня в постоянном напряжении.
Увидев мою растерянность, Родион вручил мне ключи от квартиры и не без ехидства сказал:
– Не знаю, чем уж ты так хозяину приглянулась, но три года – тебе в подарок.
– Спасибо, – не веря тому, что происходит, произнесла я.
– Это ты ему говори, а не мне. Я бы тебе и копейки не дал.
Не обратив внимания на эту колкость, я вспомнила Димкины слова о том, что я разучилась обижаться, и села в машину.
– Ну, и где твое родовое поместье?
Назвав адрес, я стала смотреть в окно и, как только мы подъехали к дому, прижалась к стеклу и с болью в голосе произнесла:
– Тут я живу.
– Это шутка?
– Родион, мне совсем не до шуток. Тут я прожила все школьные годы.
– И этот полуразвалившийся дом еще стоит? Как он до сих пор не рухнул?
– Не знаю. Мне иногда самой страшно по ночам становилось. Проснусь, лежу, в потолок смотрю и думаю, что он сейчас на меня упадет и задавит. Внутри все стены потрескались. Куски штукатурки отваливаются и прямо на голову падают.
– Удобств, я так понимаю, здесь никаких нет.
– Нет. Туалет на улице. Холодная вода – в колонке. Эти вечные тазики, замерзшие руки. Как вспомню, так вздрогну.
– Вот Россия-матушка! А я и не думал, что такие дома еще остались.
– Как видишь. Антиквариат, – улыбнулась я и вышла из машины.
Как только мы зашли в дом, я увидела пьяную мать в окружении алкашей, распивающих суррогатную водку. Во главе стола восседал тот самый Степан, который в прошлый раз отобрал у матери все деньги, вытащенные ею из моего кошелька. Увидев меня, мать тут же вышла мне навстречу и развела руками.
– Дочка, а это твой новый хахаль? Что-то больно молодой. Ты же по старикам любишь шляться. А у него деньги есть?! – От матери разило таким перегаром, что впору было затыкать нос. Она заметно сдала, еще больше постарела, опухла и уже ничем не отличалась от тех женщин, которые каждый день пьянствовали у магазина.
– Прекрати!
Не говоря ни единого слова, я проделала тот же трюк, который проделывала много раз, и, собрав все составляющие застолья в старую, видавшую виды скатерть, вынесла все это на ближайшую помойку. Вернувшись обратно к недовольным алкоголикам, я распахнула входную дверь и указала им на выход.
– Теперь все выстроились в колонну, и шагом марш из этого дома!
– Это ты отсюда сейчас шагом марш! – принялась заступаться за своих друзей мать.
На этот раз нервы не выдержали у Родиона. Видимо, он вообще не привык вращаться в подобном обществе и, сморщив нос, первым делом выкинул пинком из квартиры Степана.
– Родя, правильно! Побольше ему долбани, а то он мне в прошлый раз нож показывал! – кричала я воодушевленно и смотрела, как остальные алкаши побежали, как крысы с тонущего корабля.
Когда в доме не осталось ни одного алкоголика, Родион подошел к матери и брезгливо сказал:
– Давай, матушка, собирай манатки. Пять минут тебе на сборы. Кодировать тебя поедем!
Но вместо того, чтобы начать собирать вещи, мать стала материть нас на чем свет стоит. Она кричала, чтобы мы убирались и никогда больше здесь не показывались. Родион попытался силой затащить ее в машину, но она запустила в него старым, но достаточно тяжелым утюгом, и мужчина еле успел увернуться.
– Оставляй ее здесь на хрен, – сказал покрасневший мужчина. – Ее ни один специалист кодировать не возьмет.
– Почему? – спросила я обессиленно.
– Потому, что у человека должно быть сильное желание бросить пить. У твоей матери его нет. Чтобы закодироваться, нужно для начала хотя бы протрезветь. А я смотрю, она вообще не трезвеет. А везти ее в таком виде в приличную квартиру нельзя. Она же все из нее пропьет и еще понаведет туда непонятно кого. Оля, это деградировавший и спившийся человек. Ей уже ничего не поможет. Сестру свою пожалей, забери ее, чтобы она всего этого не видела.
– Мама, ты со мной едешь?
– Нет! – кричала обозленная мать. – Проваливай отсюда и этого бугая забирай!
– Я у тебя Тоню забираю. Мама, ты понимаешь, что ты совсем одна остаешься?
– Понимаю, дочка. Понимаю. Я не одна. У меня Степан есть.
– Я Тоню у тебя забираю.
– Если ты считаешь, что ей с тобой лучше, то забирай, – даже не возражала мать. – А то она меня уму-разуму учить начала. Мол, пить нельзя. Я сама знаю, что можно, а что – нельзя. Малолетка!
Я хотела было собрать Тонькины вещи, но Родион схватил меня за рукав и вытащил на улицу.
– Как ты там дышишь? Там же бомжами вокзальными пахнет.
– Это не от матери, – я по-прежнему пыталась оправдать свою мать. – Она всегда чистенькая. Моется постоянно.
– Чем она моется, если у вас даже воды нет?
– Ведра носит с колонки. Это гости так дом провоняли.
– Хорошие гости, ничего не скажешь!
– Родион, я хотела хоть Тонькины вещи собрать. Как же она без вещей-то?
– Да какие могут быть вещи в этом говне?! Поехали отсюда.
Как только мы сели в машину и я увидела, что к нам бежит мать, я почувствовала, что у меня отлегло от сердца, и всхлипнула:
– Родион, она согласилась. Она хочет поехать с нами. Она решила закодироваться.
Я тут же открыла окно и прокричала:
– Мамочка, я знала! Я верила, что ты хочешь начать все сначала. Поехали к специалистам.
– Не нужны мне твои специалисты. Дай на бутылку, – слезно начала просить мать.
– Мама, я же тебе столько долларов оставила. Где они?
– Доченька, расходов было много.
Родион вновь посмотрел на часы и, достав тысячную купюру, протянул ее матери.
– Иди, пей. Оль, ничего ей больше не давай. Ей, сколько ни дашь, она все равно пропьет.
Мать взяла тысячную купюру, тут же сунула ее к себе в карман и вздохнула:
– Дочка, ты на меня не злись. Мне хорошо в этой жизни, и она мне нравится. Это мой мир, пойми! Мне в нем уютно. Если захочешь вернуться, то в любое время возвращайся, ведь это и твой дом тоже.
– Мама, я Тоню у тебя забираю, – вновь произнесла я, потому что мне показалось, что до матери не доходит то, о чем я ей говорю.
Но мать судьба Тони особо не волновала: ей это было, мягко говоря, безразлично, и она бросилась к магазину за бутылкой.
Подъехав к школе, в которой училась Тонька, я вместе с Родионом зашла внутрь и застала плачущую сестру в школьной раздевалке. Увидев меня, Тонька бросилась мне на шею и заплакала еще сильнее.
– Малыш, ну что ты плачешь? Я за тобой.
Тут я заметила тучную неопрятную женщину, которая была больше похожа на продавщицу беляшей, чем на педагога, потому что ее сарафан был покрыт какими-то жирными пятнами. Я с ужасом посмотрела на это нечто и спросила:
– Тонь, что это? – потому что задать вопрос: «Кто это?» у меня просто язык не поворачивался. – Я смотрю, у вас в школе такого понятия, как фейс-контроль, нет.
– Это наша классная руководительница, Ирина Михайловна, – ответила Тонька. – Мне к ней нужно за портфелем зайти, а я боюсь. Она меня ненавидит.
– За что?
– Она деньги с детей собирает на дополнительные занятия, которые бесплатно проводить должна, а я денег ей не даю.
– Да куда ж ей деньги-то? И так такую морду отъела на школьных харчах.
Родион пошел за Тонькиными документами, я поднялась в класс к сестре и увидела, как монстрообразная Ирина Михайловна за обе щеки уплетает виноград и стакан за стаканом выпивает сок с подноса, стоящего на ее столе.
– Она же это детям должна раздать? – поинтересовалась я у сестры.
– Детям – крошки. Уже никто не обращает внимания на то, что она целыми днями тешит свой желудок.
Взяв Тонькин портфель, я посмотрела на сидящее передо мной чудо природы, превратившее жизнь моей сестры в ад, и подумала о том, что в этой жизни к нам все возвращается бумерангом.
В коридоре я встретила покрасневшего от злости Родиона и осторожно поинтересовалась, что случилось.
– Мне кажется, таких школ уже в Москве не осталось, – злобно проговорил он и отдал мне Тонькины документы. – Это болото, мертвое болото.
Подав руку моей сестре, он улыбнулся и галантно сказал:
– Меня зовут Родион.
– А меня – Тоня, – в ответ улыбнулась моя сестренка.
– Тоня, а у вас вечера или праздники какие-то в этой школе бывают?
– Нет, – покачала головой сестра.
– Что ж это за школа, в которой у детей даже праздников не бывает?
– Ты классную руководительницу не видел! Глядя на ее фейс, никакого праздника не захочется.
– Поехали, мы сейчас тебя в хорошую школу отвезем. Там, где есть праздники, где учителя любят детей, уважают родителей и где действительно хочется учиться.
– А такие школы бывают?
– Конечно.
Мы обедали в довольно симпатичном ресторанчике, потом заехали в магазин, набрали Тоньке кучу одежды, затем поехали в снятую Родионом квартиру, выгрузили все покупки и познакомили Тоню с пожилой няней. Эта женщина в будние дни помогала по хозяйству Георгию Петровичу, а в пятницу должна была ехать за Тоней, везти ее на квартиру и проводить с ней все выходные.
– Это очень хорошая, а самое главное – проверенная женщина, – успокоил меня Родион. – Она вырастила сына Георгия Петровича, а теперь поможет тебе с Тоней.
Женщина тут же нашла с сестренкой общий язык и пообещала в следующие выходные свозить ее в зоопарк и театр. Пока они мило ворковали, я быстро отвела Родиона в сторону и тут же поинтересовалась:
– Сколько я должна ей платить?
– Пока за все платит хозяин. Это его распоряжение. Как только придется платить тебе, то тебя сразу поставят в известность. Не переживай. Хозяин пока не перечислил на твой счет ни копейки.
– У меня есть кое-какие деньги на счете: их перевел мне Олег...
– Тебе ясно сказано: забудь про прошлую жизнь.
– Извини.
Ближе к вечеру мы уже привезли Тоньку в частную школу, которая сразу ей приглянулась, потому что находилась в удивительно живописном месте. Встретивший нас завуч сразу сказал нам о том, что если Тоня пожелает, то она может оставаться здесь как на каникулы, так и на выходные, а если она все же решит поехать на выходные домой, то к ее услугам школьный автобус. Оказалось, что учащиеся изучают не один иностранный язык и много времени в учебном плане отведено для занятий спортом. В школе преподают учителя как из России, так и из Великобритании. Атмосфера в учебном заведении была достаточно доброжелательной. Мы прошли в корпус, где проживали дети, и познакомились еще с одной девочкой, соседкой Тони по комнате. У школы Тоня увидела лошадей, и ее восторгу не было предела, особенно после того, как она узнала, что ее будут обучать верховой езде. А еще ее ждут большой теннис, компьютерные игры, пейнтбол, боулинг, спортивная стрельба, музыка, вокал...
Этим вечером я вернулась в дом в приподнятом настроении и, уже ближе к ночи, вновь постучала в кабинет Георгия Петровича.
– Войдите, – произнес он.
Я улыбнулась и хотела было встать перед ним на колени, но тут же опомнилась, села напротив и сказала:
– Спасибо!
