Глава 19

Через некоторое время мы уже плыли на яхте в остро пахнущую морем звездную тихую ночь. Пакет с долларами мы взяли с собой, не оставлять же такие деньги в квартире, мало ли что, вдруг домушники пожалуют и глазам своим не поверят – такой добычи у них еще не было, это точно!

Я сидела в купальнике и бинтах, а Санька суетился по хозяйству. Зная мою неприязнь к возне с продуктами, он все делал сам, и я бы сказала, что у него неплохо получалось. Мне оставалось курить сигарету и рассматривать яхту. Название у нее было красивое – «Мечта».

– Сань, а кто так яхту назвал?

– Я ее купил уже с таким названием.

– Так это твоя собственная яхта?

– Конечно.

– Да ты у нас крутой!

Санька ничего не сказал, а лишь улыбнулся и продолжал заниматься своими делами.

– Саш, а ты ее переименуй, – не могла угомониться я. – Ну, например, назови ее – «Яна» или «Леди».

– Как же ты себя любишь!

– Еще бы! Никто не будет меня любить больше, чем я сама. Мы все в душе эгоисты. Никто никогда не сможет возлюбить своего ближнего больше, чем себя самого. Говорят, что есть исключения, но я их никогда не встречала.

Сашка достал целую гору свечей и расставил по всей яхте. Затем зажег их. Это было красивейшее зрелище.

Мимо пролетал вертолет. Пилоты, видимо, не смогли оторвать взгляда от этого чуда и стали кружить над яхтой. Им посчастливилось увидеть маленький островок любви посреди темного моря. Они не знали, что двое влюбленных отмечали на нем свою последнюю ночь, которая должна была стать ночью пламенных и яростных чувств.

– Вертолет, вертолет, забери меня с собой к небу! – кричал Сашка, размахивая руками, и прыгал от радости, как пятилетний пацан.

– Эй, пилот, прокати меня к звездам! – кричала я, пританцовывая под удивительный джаз, который Сашка включил на полную громкость.

Мы были счастливы и пьяны!..

– Пошли вы все к чертям, завтра я потеряю любимую женщину, – прокричал Санька, неизвестно кому пригрозив кулаком, – женщину моей мечты! Знаешь, Янка, ты самая большая стерва из тех, кого я когда-либо знал. Ты отлично умеешь крутить мужиков и использовать их в своих целях.

– Молчи. – Я подошла и закрыла ему рот своей ладонью. – Люби меня такой, какая я есть. Я убийца, Саня, я убила собственного мужа, который не ожидал такого удара именно от меня. Он считал меня трусливой, глупой, закомплексованной дурочкой, которая комара-то убить не сможет, не то что человека. Он просчитался.

– Не старайся казаться хуже, чем ты есть на самом деле. Мне иногда кажется, что я слишком хорошо тебя знаю. Ты мучаешься, Яна, ты очень сильно мучаешься и страдаешь от содеянного. У тебя не было выбора. Ты просто боролась за свое существование. Не ты его, так он тебя. Тебе просто не захотелось быть похороненной в Крестцах, рядом с его первой женой. Тем более ты убила изверга, нелюдя. Кто-то же должен был убить его в конце концов. Оттого, что ты смогла это сделать, я люблю тебя еще больше.

Сашка крепко прижал меня к себе и стал с жадностью целовать мое тело.

– Я люблю тебя, так рано повзрослевшая девочка.

– Я тоже люблю тебя, – прошептала я, пьяная от текилы, такой чудесной ночи и такого классного мужчины.

Упав на пол, мы занялись сексом. Это был не просто секс, это была страсть, заставившая забыть все на свете.

Два обнаженных красивых тела, яхта, ночь и кругом – зажженные свечи, ну чем не кадр для какого-нибудь фильма! Я кричала, плакала, кусалась, царапалась и стонала от восхитительного переизбытка чувств и сказочного удовольствия.

В порыве страсти мы улетели в далекий волшебный мир, где не было никого, кроме нас двоих, и не заметили, как две большие свечи упали на палубу. Мы были слишком пьяны и увлечены друг другом, чтобы видеть ярко-оранжевое пламя, жадно лизавшее деревянную обшивку яхты. Языки пламени все ближе и ближе подбирались к нам, дым принялся разъедать глаза. И только тут я поняла, что случилось.

– Сашка, что это? Мы горим, Саня, мы горим!

Сашка подскочил. Накинув мне на плечи халат и натянув трусы, он взял в руки огнетушитель.

– Деньги! Где пакет с деньгами? – завизжала я и бросилась туда, где совсем недавно мирно лежал пакет, в котором было ни много ни мало – полмиллиона долларов.

Но от купюр остался один пепел. Сашка вовсю орудовал огнетушителем, а я села на пол и даже не пыталась ему помочь. Мое психическое состояние можно было оценивать как крайне тяжелое, я была в шоке. Сгорело то, что гарантировало мне жизнь, то, ради чего погибло столько людей, то, ради чего я сюда прилетела. Когда Сашке, всему черному от копоти, наконец удалось потушить огонь, он подошел и сел рядом на колени.

– Послушай, Яна, ты можешь что-либо соображать? – Он тряс меня за плечи, а я молчала. – Девочка моя, возьми себя в руки, так нельзя. Ну скажи что-нибудь, только не молчи, ради бога.

– Только что сгорело четыреста восемьдесят тысяч долларов, – еле слышно произнесла я.

– Я знаю, Яна.

– Такая большая сумма, а горит за полсекунды. Так тяжело даются деньги и так быстро уничтожаются. От них зависела моя жизнь, Сашка. Считай, больше ее у меня нет.

– Боже мой, это все я со своими свечами, устроил праздник, называется. Подожди, Янка, не впадай в депрессию, ты же сильная. Ты очень сильная, понимаешь? Мы стали бедными, но мы духовно богаты. Мы приобрели друг друга. Ну есть же какой-то выход из положения.

– Выхода нет, Саша, в том-то все и дело, что выхода нет. Это конец.

– Да хрен с ними, с этими баксами. В конце концов, Касьян бы тебя все равно убил. Ты же не глупая женщина. Тебя убьют при любом раскладе – с баксами ты или нет.

– Спасибо за откровенность. Давай покурим.

Дрожащими руками я достала сигарету. Сашка сидел рядом. Его лицо и руки были в копоти, в глазах неподдельная горечь.

– Эти деньги очень легко мне дались. Я не думала, что Дмитрий так быстро согласится их снять. Мой супруг всегда строго наказывал своим знакомым, чтобы они никогда не имели дела ни с кем, кроме него. Он был очень предусмотрительным и осторожным и всегда учил людей не доверять никому – только его собственной персоне. Если честно, то я до конца не была уверена в положительном исходе операции. Как легко пришли, так легко и ушли, – вздохнула я и тихонько заплакала.

Сашка пристально посмотрел мне в глаза, обвил мои колени руками и сказал:

– Есть выход, Яна. Он есть, я точно знаю.

– Какой?

– Выходи за меня замуж.

– Что?

– Я делаю тебе предложение.

– Хорошенькое дело, это говорит мужчина, которого дома ждет законная жена и ребенок, а говорит он это женщине, которая официально считается замужем и которая не имеет ни малейшего представления, как ей теперь развестись с покойником.

– Да брось ты, Ян. Это все бумажная волокита. Это мелочи, пойми. Мы сможем все это преодолеть. Ты будешь жить в этом городе, ты привыкнешь к нему, я просто уверен в этом, и здесь никто тебя не достанет, это я тебе гарантирую, поверь.

– Саш, то, что ты говоришь, – абсурд, понимаешь, абсурд. Я не приспособлена для нормальной семейной жизни.

– Мы полетим, заберем Регинку, ты родишь мне ребенка.

– Нет, я не вынесу долго, поверь, мне будет слишком тесно находиться в тех рамках, которые ты мне предлагаешь. Я, конечно же, буду стараться, я буду очень стараться, но у меня, увы, ничего не получится.

– Но почему ты так говоришь?

– Я не могу иметь детей.

– Ерунда, моя жена тоже не могла забеременеть долгое время. Я постараюсь, и у нас все получится.

– Я перевязала себе маточные трубы. Миллионы женщин лечатся от бесплодия, а я сделала себе стерилизацию.

– Зачем? – Сашка выпучил глаза и с ужасом посмотрел на меня. – Ты же ни разу не рожала.

– Я сделала это сразу, как только вышла замуж, вернее, поняла, за кого вышла. Я знала, что рано или поздно убью этого человека, а разве женщина, совершившая убийство, имеет право рожать? Нет! Дитя убийцы никогда не будет счастливым.

– Ты сумасшедшая, жаль, что меня не было рядом, а то я бы тебе еще не то перевязал. Послушай, а развязать эти чертовы трубы можно?

– Не знаю, может быть, и развязывают. По-моему мнению, если есть деньги, то можно развязать и завязать все, что захочешь. Дети не укрепляют брак, Саша. Они его только расстраивают. Женщина в постоянной суете становится неинтересной, нервной, раздражительной. Мужчина начинает скучать, его раздражает вечно занятая жена и орущий младенец. Тогда на сцену выступают ближайшие родственники, согласные нянчить ребенка в любую минуту, но потом выясняется, что эта помощь основана на меркантильных интересах. «Близкие» люди начинают предъявлять денежные требования, аппетиты постепенно растут… Все это было и так будет всегда. Иллюзия счастливой семьи, где обязательно должны присутствовать дети, – это выдумка и маразм. Женщина, сидящая дома с детьми, деградирует в полном смысле этого слова, деградирует как морально, так и физически. Круг ее интересов крайне ограничен. Она тупеет, понимаешь, тупеет, а ее мужчина готов убежать к той, у которой нет детей, но зато с ней есть о чем поговорить. Мы рожаем для того, чтобы сделать мужчине приятное и укрепить семью. Это глупый и тысячу раз не оправдавший себя шаблон. С рождением ребенка мы собственными руками разрушаем то, что было построено раньше, разрушаем постепенно, шаг за шагом, бросаясь на каждый детский крик и не замечая собственного мужа. А затем мы понимаем, что этот ребенок никому не нужен, кроме нас самих. Мужчина – как вольный ветер, он никогда не нес и не будет нести ответственность за ребенка. Все это ложится на наши хрупкие плечи, и в конце концов неизбежно приходит время, когда мы каждый день будем задавать себе один и тот же вопрос: а выдержат ли наши хрупкие плечи, вынесут ли они все это? А после мы наконец поймем, что он не оценил и никогда не оценит. Мужчина вообще не способен что-либо ценить. Особенно такой шаг. Его можно посадить рядом, но нельзя заставить смотреть на мир своими глазами. У него свой взгляд, полный легкомыслия и ненависти к однообразию.

– Ты не права.

– Я говорю правду. Когда-то ты тоже любил свою жену, а она в знак признательности родила тебе ребенка. Прошло время, ты встретил меня. Они тебе больше не нужны оба.

Сашка молча смотрел на меня и курил сигарету.

– Завтра я вылетаю первым самолетом.

– Куда?

– В Москву, конечно. Куда же еще? У меня одна дорога. Если я и буду убита, то буду убита в своем любимом городе, на родной земле. А ну-ка, Саня, хватит грустить. Хрен с ними, с этими баксами! Жили же мы как-то без них! А ну-ка, включи мне джаз на полную катушку.

Сашка испуганно посмотрел на меня и включил музыку.

– Громче, черт побери, я же просила на полную катушку! – закричала я.

Когда музыка заиграла громко, я скинула с себя халат, встала на пепел, оставшийся от сгоревшего полумиллиона баксов, и стала танцевать. Это был яростный, смелый танец совершенно обнаженной женщины на палубе пострадавшей яхты. Десять лет занятий балетом не прошли даром, я имела сногсшибательную пластику и способность перевоплощаться. Мое тело было инструментом, которым я владела великолепно. Встав на кончики пальцев, я сделала несколько откровенно вызывающих движений. Это было действительно красивое зрелище, я знала это, так как я, как никто другой, умела преподнести свое тело. Подул теплый морской ветерок, пепел поднялся и стал кружиться в танце вместе со мной. Он оседал на мои руки, волосы, ресницы, обвивал плечи, а я ловила его ртом, неподдельно возбуждаясь, еще немного, и я сумею выразить ту дикую страсть, на которую была способна. Мои кончики пальцев были черные, с прилипшим воском от оплавившихся свечей, соски на грудях стали твердыми, показывая огромное сексуальное желание и боевую готовность. Затем я раздвинула ноги пошире, набрала полные руки пепла и, страстно танцуя, стала втирать пепел в свои точеные бедра и ягодицы.

– Яна, прекрати! – закричал Сашка. – Прекрати, слышишь, прекрати немедленно.

Но я ничего не видела и не слышала. Я ушла в танец, жила танцем. Тогда он подошел ко мне и хотел схватить за руку, но у него ничего не получилось.

– Не трогай меня. Отстань, понял?! Если хочешь, танцуй.

Тогда Сашка вернулся на прежнее место, не в силах оторвать взгляд от совершенных форм моего тела и совершенного танца. Тут он вспомнил, что у него в сумке лежал фотоаппарат. Он взял его с собой, чтобы сфотографироваться на память вместе. Недолго думая Санька достал его и стал щелкать – кадр за кадром. Он так увлекся, что нащелкал целую пленку. Когда не осталось ни одного кадра, Санька бросился ко мне и стал танцевать рядом. Затем пошел дождь. Даже не дождь, а настоящий ливень. Мы танцевали и радовались дождю, как малые дети. Со стороны могло показаться, что двое пациентов сбежали из психиатрической больницы, угнали яхту и поплыли навстречу своей судьбе. Это был танец двух сумасшедших, полный страсти, ярости, скорби по предстоящей разлуке и дикой истерики по сгоревшим деньгам. Когда кассета закончилась, я бросилась к Саньке на грудь и громко зарыдала. Он гладил мои волосы и нежно целовал. Мы даже не заметили, как начало светать, мы лежали совершенно обнаженные под проливным дождем, который тщательно смывал с нас остатки копоти.

– Нам пора, – тихо сказала я.

– Да, конечно, – прошептал Санька.

– Яхту жалко. Что ты будешь с ней делать?

– Пустяки. Эта яхта, как реликвия, на ней сгорел пакет, в котором лежало полмиллиона баксами. Кому ни скажешь, никто не поверит.

– Это точно, – постаралась засмеяться я, но с трудом выдавила лишь улыбку.

– Неужели сон подходит к концу? Я знаю точно, что все это больше никогда не повторится. Я фотографировал тебя, когда ты танцевала, ты не против?

– Нет, конечно. Мне кажется, фотографии должны быть классные. Когда я умру, ты приедешь ко мне на могилу, снимешь ту идиотскую фотку, которую обычно ставят покойникам, и вставишь эту. Мне будет приятно видеть себя такой, какая я есть на самом деле.

– Нет, Яна, ты будешь жить. Ты обязательно будешь жить. У меня всегда будет перед глазами обалденно красивая девушка, которая попросила меня отвезти ее на море и в которую стреляли у меня на глазах. А затем она угнала джип у моего товарища и прирулила на нем прямо ко мне на стрелку вся в крови и с пистолетом за пазухой. Потом она устроила перестрелку у тысячекоечной больницы, сняла полмиллиона долларов в банке и со мной на яхте занималась любовью. Полмиллиона сгорает, а она танцует прямо на том месте, где это произошло, получая при этом дикий оргазм. Ничего подобного в своей жизни я уже не встречу. Это точно.

Мы заскочили домой, привели себя в порядок и помчались в аэропорт. В машине Сашка тяжело дышал и сопел, да и я сидела как на иголках.

– Послушай, а вдруг билетов нет? Лето же все-таки.

– Ты забыл, – улыбнулась я. – Я же Леди и всегда летаю только первым классом. Это в экономическом классе с билетами может быть напряженка, а с бизнес-классом проблем никаких.

– Но ведь там почти в два раза дороже, а сервис, говорят, точно такой же.

– Может быть, но ты сам знаешь, разве у нас может быть хороший сервис? В основном пародия на Запад. Здесь важен не сервис, а самоудовлетворение, понимаешь?

– Все равно не понимаю.

– Тогда тебе нужно полететь самому, и ты меня наконец поймешь.

– Будем надеяться. Слушай, а что ты решила делать дальше? Знай, что бы ни случилось, мое предложение всегда остается в силе.

– Я не хочу сейчас думать о том, что меня ждет дальше. В данный момент я больше думаю о предстоящей разлуке с тобой.

– Может, еще задержишься на пару дней?

– Тогда я просто не смогу никуда улететь, и мы с тобой натворим много глупостей. Мне нужно обязательно со всем разобраться. Я не смогу спокойно жить, если не сделаю этого.

– С чем разобраться, Яна?! Тебя грохнут, и все, закончатся все твои бессмысленные разборки. Кстати, кто такой Руслан, с которым ты разговаривала по телефону?

– Мой друг, фотограф. Он очень сильно мне помогает.

– Ты с ним спала?

– Когда-то совсем давно. Мы были любовниками. Жили вместе на квартире, затем я ушла от него и вышла замуж. После всего этого никаких сексуальных контактов с ним не припомню.

– Но он по-прежнему любит тебя?

– У него есть одна женщина, которой он предан и служит уже много лет, – это фотография. Он не просто фотограф, а еще и художник, то есть занимается художественной фотографией. Кстати, он настоящий умница, делает большие успехи. Очень известен в богемной тусовке, любая модель из самого навороченного агентства просто мечтает о том, чтобы он с ней поработал. Девчонки считают за счастье получить фотографию из его рук. У него большая собственная студия. Все свои деньги он в основном вбухивает туда, совершенно не думая о хлебе насущном и нормальной квартире. Люди искусства, как правило, всегда с чудинкой, непонятной обычному человеку. Как мужчина он мне не интересен. Я не хочу его и никогда не хотела.

– Зачем же ты тогда спала с ним раньше?

– Он мне помог сделать карьеру. Мы оба использовали друг друга в своих целях. Каждого интересовал конечный результат такого сотрудничества. В модельном бизнесе иначе нельзя. Называется – не переспишь, не пролезешь. Конкурс ведь я тоже не только за красивые глаза выиграла. Это жизнь, Саня, и от этого никуда не денешься.

– Да уж, – тяжело вздохнул он.

– Давай не будем. Нам не по восемнадцать лет. У каждого из нас за спиной по большому чемодану, в котором лежат все наши чувства, эмоции, встречи и расставания с различными людьми, там боль, предательство, измены и собственная трусость, а также секс по любви или по необходимости, а может быть, просто от скуки или тоски. Все это лежит в наших чемоданах. Я предлагаю не открывать их и не показывать друг другу содержимое. Это все равно что копаться в чужом грязном белье. Пусть это лежит там, под замком, и умрет вместе с нами.

Приехав в аэропорт, сразу купили билет.

– Я же тебе говорила, что первым классом можно лететь без проблем.

– Конечно, за такие деньги, – улыбнулся Сашка.

Я прошла регистрацию. У нас еще было время. Мы поднялись на второй этаж и взяли бутылку шампанского.

Сашка наполнил фужеры до самого верха и торжественно произнес:

– За то, чтобы ты не потерялась.

Я осушила фужер до дна и чмокнула Сашку в щеку.

– Знаешь, у меня какое-то странное, нехорошее предчувствие, – сказал он. – Мне кажется, что я никогда тебя больше не увижу. Как странно, вчера была наша последняя ночь, а сегодня я в последний раз держу тебя за руку.

– А как же Питер? – улыбнулась я. – Город, который я тебе обещала. Город, который по-настоящему сделает нас счастливыми и переплетет наши судьбы.

– Само собой, – сказал Санька и прижал меня к себе. – Только, пожалуйста, звони, если ты вдруг не позвонишь, значит, с тобой что-то случилось. А хочешь, я полечу с тобой, ты только скажи!

– Зачем, Саш, мы же оба знаем, что ты никуда не полетишь. Я позвоню, вот увидишь, обязательно позвоню.

Объявили посадку. Мы молча допивали свое шампанское и смотрели друг другу в глаза. Затем я как сумасшедшая бросилась к Саньке на шею и громко заревела. Он попытался меня успокоить, но бесполезно. Проходившие мимо люди оглядывались и перешептывались.

– На нас смотрят, – сказал Сашка.

– Пусть.

– Ты так рыдаешь, что уже пол-аэропорта сбежалось.

– Пусть завидуют.

– Чудная ты все-таки, Янка, орешь, как потерпевшая, а оставаться не хочешь.

– По-моему, я люблю тебя, – сказала я и заревела еще громче.

– Спасибо. – Сашка взял мои ладони и стал нежно их целовать. – Спасибо за то, что ты есть, моя милая, ненасытная, шальная девочка, и спасибо за то, что я тебя узнал. Мы никогда не будем вместе, но воспоминания о тебе всегда будут греть мою душу.

Я пошла на посадку. Через несколько минут в отстойник, где народ дожидался автобуса, вбежал Сашка.

– Какими судьбами? – закричала я и бросилась к нему на шею.

– Оставил паспорт в залог, сказал, что улетает любимая женщина, хочется проводить.

– Здорово!

– Ян, а что ты такая бледная?

– Боюсь летать. У меня к самолетам боязнь.

– Брось, ты же смелая. Ты вообще ничего не боишься. Я буду смотреть, как ты взлетаешь. Сяду в джип и немного проеду за твоим самолетом.

– А я буду смотреть на твой джип сверху. Знаешь, у меня теперь при слове Владивосток будет учащенно биться сердце и путаться мысли. Я прилечу сюда за машиной, ты же знаешь, что я без колес. Буду гонять с правым рулем, пусть их всех жаба давит.

Вскоре подъехал автобус – мне ничего не оставалось делать, как вытереть слезы и расстаться с Сашкой. Поднимаясь по трапу самолета, я бросила прощальный взгляд на здание аэропорта и сразу различила четкий силуэт моего дорогого и любимого друга. Помахав рукой, я зашла в самолет. Когда бортпроводница, пересчитывая пассажиров, подошла к моему креслу, я увидела у нее в руках огромный букет алых роз. Нетрудно было догадаться, что эти цветы предназначены мне.

– Это для вас, просили передать.

– Спасибо, – улыбнулась я и взяла букет.

Свежие ярко-алые розы! Откуда он узнал, что мой любимый цвет – цвет крови, такой теплой и трепетной, как будто она бежит из перерезанной вены. Мне кажется, что этого я ему вовсе не говорила. А может, и в самом деле он знает меня намного лучше, чем я сама. Уткнувшись в букет и вдыхая сумасшедший аромат, мне захотелось забыться и поспать. Когда самолет взлетел, где-то там, далеко внизу, я увидела маленькую точку – Сашкин джип.

Глаза застилали слезы, но я твердо знала одно: если мы хотим сохранить самые лучшие воспоминания друг о друге, то наши отношения необходимо прекратить прямо сейчас. Тем более что при любом раскладе я уже не жилец.