Еду я как-то домой со съемки, и у меня звонит телефон… Даа… ни хрена он у меня не звонит! Мобильных-то еще не было! Сижу я дома, значит, и звонит мне подруга…
Двумя годами раньше за мной ухаживал один молодой человек, такой еврей-еврей… Вернее, сначала он ухаживал за моей подругой Светой. Он ей не нравился, но она, тем не менее, позволяла эти ухаживания, потому что у нас с ней была мегакорысть. Да, у нас у обеих. Мы с ней были очень близкие подруги. Вместе учились в школе и вместе вернулись в Москву, где вместе теперь познавали прелести новой жизни. Мы слушали The Cure и Depeсhe Mode, но хотели большего. Нам нужен был панк-рок. Для того, чтобы стать счастливыми обладателями модной записи на кассете, нужно было дружить с правильными ребятами, которые эти записи записывали. А это – однозначно меломаны. Мы вернулись из-за границы и вообще мало кого знали в Москве. Найти правильных людей нам было весьма сложно. А тут появляется молодой человек… Алекс. Не могу про него ничего плохого сказать, но он такой… ну, не в нашем немного вкусе был. Из интеллигентной семьи, после английской школы. Хороший мальчик с кораблем в кармане. А у нас все какие-то головорезы были. Чем хуже, тем лучше. Но моя подруга с ним познакомилась и говорит: «О, класс, у него столько панк-рока! Он будет его нам записывать!» Ну и, два-три раза с ним встретилась. У нас сразу появились Sex Pistols, Clash и Dead Сannadys. Жизнь стала налаживаться: Дженис Джоплин, Пати Смит, Нина Хаген… Но тут подруга говорит: «Слушай, я так от него устала, он ко мне домогается… Не, ну разок можно, но он не нравится мне совершенно! Он какой-то… некрасивый! Я даже не знаю, что делать. Может быть, теперь ты с ним сходишь на свидание? Хотя бы пару раз! Попросишь у него еще Cabaret Voltaire и Psyhic TV?» У меня была стоическая репутация, я на первом свидании – ни-ни. Как-то мне было легче, было чем ей, устоять против мужских чар. И я пошла на это свидание. Он немного удивился подмене, но быстро переключился на меня и про Свету даже не спрашивал. И, действительно, записал пару кассет. Даже круче, чем мы ожидали: Front 242, Nine inch nails и Bauhaus… Он так мною увлекся, что уже на второй или третий раз сказал, что готов на мне жениться и его маме я очень понравлюсь… Его маме я потом действительно очень понравилась…
Мы изредка встречались, и я на все эти заезды про жениться только хихикала. Мы же – друзья! Он был весьма воспитан, приятен в общение и полезен: снабжал новой музыкой, водил по разным тусовкам и мог нарулить коробок, что особенно ценилось нами в мужчинах. Встречались мы всегда у Пушкина. Там проходили все свидания, стрелки по делу, а также, беспалевный обмен травы на деньги. Центральная точка тех лет. Потом мы шли гулять. Всегда очень интересно и всегда очень малобюджетно. С десертом за рубль. Один раз с нами вообще произошел эпичный случай. Мы гуляли по Арбату. Тогда это было вполне нормально. Никакой стены Цоя еще не было, но были настоящие неформалы: брейкеры крутились на голове на картонках, пели какие-то сумасшедшие, среди художников еще встречались вольнодумцы, а панки подъедали ништяки в дешевых кафе. Меня, конечно, это очень впечатлило. Потому что я за границей такого никогда не видела. Восточноевропейские панки были вполне причесанные и начитанные. Идейные. Такие, лакшери. И я тоже считала себя панком. Даже ирокез ставила иногда, носила старческое зеленое пальто с каракулевым воротником, очки, как у Ленона, и джинсовый рюкзак. А тут панки – прям настоящие алконавты в засаленных джинсовых куртках! И жрали реально говно какое-то со столов. Тут я, конечно, задумалась, быть ли мне панком. В общем, мы погуляли по Арбату и решили раскуриться. Чтобы это сделать, надо было зайти в какой-нибудь подъезд и не светиться. На Арбате тогда было полно всяких подворотен и подъездов. Еще не было никаких шлагбаумов, кодовых замков, никакой элитарности тамошнего ветхого жилья и в помине не было, и подъезды были доступны молодежи. Ну, мы зашли в один такой – подальше, свернули в Спасопесковский и первую же дверь дернули. И там около почтовых ящиков дунули беспонтовую детскую пяточку. И только мы ее затушили, как вдруг на первом этаже со страшным грохотом распахивается дверь. Оттуда взъерошенная женщина с воплями и матом выгоняет пинками на лестничную клетку мужика в трениках и белой майке-алкашке. Внезапно они видят нас. В тот же момент их внимание переключается, и они на той же активной волне устремляются к нам: «Аааа! Что это вы тут делаете? А кто вы такие, а ну-ка покажите документы!» Вроде как поймали злоумышленников. Наверное, было похоже, что мы их газету «Вечерняя Москва» из почтового ящика хотим похитить и читать потом при тусклом свете лампочки. Семейная ссора тут же погасла, и они сконцентрировались на нас. Очень стремно. Обезумевший пролетариат в праведном гневе. Мой хахаль, немного бледный, вынул из карманца свои документы и предъявил этому неизвестному гражданину. Студенческий билет – единственный документ, который у нас был на двоих. Мужик взял его и стал изучать. Тут мы поняли, что он пьяный в дупель и баба его тоже не трезва. Мужик очень долго вчитывался в буквы, а в конце концов решил по кругу прочитать печать на студаке. И тут же радостно завопил:
– А где подпись ректора!?
Мой приятель забурчал что-то там такое:
– Ну… я не успел, завтра пойду и поставлю…
Все-таки взрослые люди всегда пугают маленьких детей, тем более накуренных. Пока мы оправдывались, баба вдруг начала испытывать к нам странную нежность:
– Что ты к ним докопался, Юра, ты ж сам такой был молодой! В подъезде мы с тобой стояли тоже… целовались… Может, и они тут целовались? Че ты к ним пристал! Ребята, вы тут целовались?
Мы радостно заорали:
– Да-да, целовались.
– Вот видишь, свиданка у них! Может им негде! Давай их в гости позовем, пусть они у нас… заночуют!
И тут стало совсем страшно, но как-то по-другому. Лучше бы милицию вызвали. Но они силком, невзирая на все наши «не надо, спасибо, мы уже уходим», втащили в свою квартиру – в гости. Мы оказались в классической арбатской коммуналке. Я такую натуру вживую видела первый и последний раз. Все как положено: мальчик на велосипеде по своим делам ехал прямо по коридору. Первая комната, которая с левой стороны у входа, – кухня. Наши друзья там подквашивали коньячок. И нам налили. И очень уговаривали заночевать. Как выяснилось, мужику уже было пора на работу, на вечернюю смену, а он, собственно, увлекся коньячком и идти не хотел. Баба его пинками выносила. А тут – мы. Ну, раз такое дело, они решили продолжить.
Мы со страху даже выпили по двадцать грамм – хоть с плана попуститься. За беседой женщина взяла апельсин и, манерно так, специальным изящным ножичком для фруктов, надрезала ему кожицу по эдаким меридианам и параллелям. А когда пришло время закусить, времени на хорошие манеры у нее не осталось, и она резко впилась в эту шкуру когтями, разрывая апельсин на кривые куски. «Так будет с каждым!» – пронеслось в моей голове… Мы с Алексом переглядывались, переглядывались и поняли, что влипли. Пришлось подыгрывать. А ведь мы даже и не целовались ни разу! Сидим мы, жрем этот апельсин с коньячищем, а они нас лакируют: «Если вам негде, вы приходите к нам! Тут можно, даже в нашей комнате! Мы сами такие были! А когда жениться будете – а ведь обязательно будете (как без этого, вы че, не русские что ли?), – нас пригласите на свадьбу! Нет, лучше прям тут и отметим! Потому что вот – Юрец отменно на гармошке зажаривает, он вам и на свадьбе исполнит». Без всякого желания мы нажрались в дугу и уехали. Вернее, уползли, капая апельсиновым соком, вырывая рукава из цепких пальцев, обещая вернуться, зайти на днях… еле отдышались потом. А через несколько лет поженились… Но об этом позже, в следующих главах.
Так мы гуляли-гуляли, а потом он пропал. Или я пропала. Как-то естественным путем. Я в техникум пошла, завела Сашу. Ну, и забыла про жениха. И вот, сижу я дома, значит, и звонит мне подруга… Та самая, которая встречалась с Алексом до меня.
– Что делаешь, как дела?
Я говорю:
– Блин, задолбалась, работы нет, перспектив никаких… Хочу уехать.
А она говорит:
– Слушай, а Алекс-то наш собрался в Данию уезжать.
Я прям замерла даже:
– Ну, ни чо себе! Как ему это удалось?
Она говорит:
– А! Такая хрень: музыкальный фестиваль был – Next Stop называется. Приезжали в Россию музыканты западные. У них, как бы, гастроли такие были – в дикие страны, по Восточной Европе, и заезжали они в Питер и в Москву. Какие-то группы, даже не помню. А наши, которые у них играли на разогреве, молодые рок-музыканты – Die Schwarze Katzen, Амнистия, например, с ними зазнакомились. Естественно, попросили их вытащить, сделать им приглашения.
– И че, сделали?
– Ага!
Иностранные друзья пообещали нашим спасение, бухнули вместе и уехали. Все посмеялись. Но прошел год, и неожиданно наши получили приглашения. Ребята уехали и стали своих знакомых дальше вытаскивать, по цепочке. Кто-то из них даже получил вид на жительство. И наш Алекс (меломан же!) оказался во втором эшелоне этой цепочки. Я начала орать:
– Я тоже! Тоже хочу! Может, мне тоже кто-то сделает приглашение?
И тут она мне говорит сакраментальную фразу, которая изменила всю мою жизнь:
– А ты ему позвони, он на тебе женится… Он же тебя любит!
И когда я ему позвонила, я уже точно знала, что мне нужно. Мне бы только туда попасть! Вряд ли я за него выйду замуж, конечно. Главное, чтобы он мне сделал вызов. А уж там я разберусь, как остаться!
Пока мы договаривались встретиться «поболтать», я попала в женскую больничку с воспалением запчастей. Ну, холодно, там, то-се… Капроновые колготки, джинсовая юбка… Простыла, типа. В палате все лежали после абортов. Тогда домой сразу не гнали, еще недельку могли подлечить, проколоть витаминками. Легально и бесплатно. Врачиха – шикарная была тетка – курила «Беломор», беседовала исключительно матом, но дело свое делала как бог. Уехала потом в Америку. Вообще, аборты были чем-то вполне естественным, все поголовно делали их тогда, и никому в голову не приходило, что это – безнравственно… или антигуманно. Об этом вообще никто не говорил никогда. Неприлично – может быть. Или – для здоровья «не полезно». Для меня в какой-то момент было просто открытие, что аборт – это какое-то убийство. Лежали бабы взрослые, у кого уже и так было полно детей. А к молодежи относились немножко… с укором. Мол, самое время рожать, а вы не замужем! Мне было всего девятнадцать или двадцать, и было как-то постоянно неловко перед ними.
Ко мне туда все приходили в гости: мама, подруги, Саша с другом Пашей, а Алекс вообще жил через дорогу. Так вот совпало. И мне пришлось долго скрывать от него адрес больнички, чтобы не столкнуть женихов лбами. Но пока я там отдыхала, Алекс уже готовился уезжать. Нужно было спешить. Он пришел перед самой выпиской – я позволила ему меня навестить. Был карантин, и я вылезала к посетителям в окошечко для приема передачек. И не застревала, между прочим. А там – толпа гостей, включая моего бойфренда Сашу. Мы с ним были не то, чтобы в романтических отношениях… В общем, без соплей. Поэтому и не сразу видно было, что мы с ним что-то большее, чем друзья. За ручку не держались. Я, кстати, думаю, что просто у нас дружба такая была, в девятнадцать лет… с интимом.
Алексу пришлось подождать, чтобы все разошлись. Там, на дермантиновой банкетке в комнате для посетителей, он сделал мне предложение. Типа: «Я уеду, но как только окопаюсь, вызову тебя. И мы поженимся». Бинго!
С одной стороны, сомнения меня терзали, еще как! Но я была под впечатлением, что мне вообще кто-то сделал предложение. Прямо в больничке! Ведь это уже попахивает «серьезными отношениями», круто! Что ответить? Посоветоваться не с кем! Я взяла таймаут «до завтра». Пришла в палату: койки железные, как в старых советских фильмах, стены зеленые облупленные, бабы все в цветастых ночнушках.
– Ты че такая?
Я говорю:
– Слушайте, мне предложение сделали.
Они все:
– Ооо, поздравляем-поздравляем!
Я им:
– Да вы не понимаете, я его даже не знаю, этого человека, и вообще он скоро за границу уедет!
– Ооо, поздравляем-поздравляем!!
– Да нет же, у меня есть другой!
– Ооо, круто-круто!!!
– Да вы не понимаете, он мне не нравится…
Тишина… и самая старшая тетка говорит:
– Спать ложиться будешь – свет выключай.
Все! Это тоже была очень важная фраза для осознания. Я подумала: действительно, с лица не воду пить, какая разница… человек-то неплохой, стерпится-слюбится, надо попробовать. И поэтому назавтра ответила ему: «Да». Хочу напомнить, что мы с ним ни разу – ничего. Я вообще, жила с другим. Но этот вопрос мы обходили стороной. Он не спросил, я не сказала. Как уж он на мне собирался жениться – только ему одному было понятно… У нас оставалась еще пара дней до его отъезда. И как только меня выписали, мы поехали к нему «в гости». Надо было попробовать по-бырику: ему же уезжать пора!
По дороге в такси он мне рассказывал, что губы красить ни к чему, они у меня и так красивые. Ну, не любил чувак помаду жрать. Самое смешное, что я, конечно, фрик. И нарядилась для этого случая. У меня были всякие бабушкины крутые вещи, но термина «винтаж» еще не было. Просто мне казалось, что я в них дико стильно выгляжу. Были у меня старинные панталоны такие, сшитые… не трикотажные, а сшитые из тонкого батиста с кружевами – все дела. Типа, по колено. Я даже ногти накрасила, как могла. Как забор – валиком. Старалась. В общем, приходим, а там и квартира такая же, как эти панталоны, и койка такая же железная, как в больничке. И на ней даже сидеть ужасно неудобно. На контрасте сыграть не вышло. Он, конечно, очень удивился, когда увидел мои секси-трусики. Все-таки он не настолько сумасшедший был, как я. Вообще, он плохо меня знал. Надо бы ему было присмотреться, прежде чем предложение делать. Что это было, зачем? Короче, мы все как-то проделали и он уехал. А я забыла о нем даже думать. И вдруг…