Всю дорогу Вася вспоминал стихотворение «Мужичок с ноготок» и не мог вспомнить ничего, кроме начала первой строки. Гуманитарным наукам Вася уделял мало времени. Он во всем полагался на физику, математику, химию.

«А попробую-ка я вывести это стихотворение с помощью математического аппарата, — решил Вася. — Ведь электронные вычислительные машины с помощью математики не то что воссоздают известные стихи, а сочиняют даже новые».

И Вася приступил к делу.

Круглые, квадратные и фигурные скобки, знаки сложения, вычитания, умножения и деления, рациональные и иррациональные числа то, наслаиваясь друг на друга, громоздились в Васином мозгу, то рассыпались, как осколки разбившегося стекла. А проклятое стихотворение не хотело вспомниться.

За этим занятием Вася не заметил, как вышел из лесу. Переход от лесного сумрака к свету был таким резким, как если бы в темной комнате кто-то щелкнул выключателем и зажег электрическую лампочку. Вася, щурясь от слишком яркого света, ступил на широкую столбовую дорогу.

На обочине стояла маленькая старушка в черной плюшевой жакетке. В одной руке она держала корзинку, затейливо оплетенную разноцветной хлорвиниловой лентой, в другой — трость, какие продаются в сувенирных отделах магазинов.

— Сыночек, — обратилась старушка к подошедшему Васе Морковкину, — помоги мне, родименький, перейти через дорогу. Сегодня праздничек — Луговая суббота. Я в лес за целебными травами, за зельями-кореньями да за разными снадобьями отправилась — шибко уж они хороши урождаются в этот день, — а через дорогу одна переходить боюсь.

— Но ведь на дороге ни одной машины нет, — сказал Вася. — Чего тут бояться?

— Ах ты, мой родненький, — сказала старушка, — да ведь я так тихо хожу, что не успею и до середины дороги дойти, как это самое авто-мото откуда-нибудь вывернет да как загудит-засвистит, окаянное. У меня так и уйдет в пятки душа, так и затрясутся все поджилочки, так и подкосятся ноженьки.

Жаль стало Васе бабушку. Он бережно взял ее под руку и повел через дорогу. Старушка действительно шла очень медленно. Когда они добрались до середины» из-за поворота на полной скорости выскочил транспорт — не то автомобиль, не то мотоцикл, не то велосипед, не то трактор. И если бы не проворство Васи Морковкина, в завтрашнем сообщении ГАИ несколько слов было бы наверняка уделено происшествию на этой дороге.

«По невнимательности пешехода пострадал автомобиль», или что-нибудь в этом роде.

— Вот спасибо, вот спасибо, сыночек, что пожалел меня, старую, и перевел через дорогу, — сказала старушка. — Дай тебе бог здоровьичка да невесту пригожую.

Вася смутился при последних словах и начал ковырять землю носком ботинка…

Была в его классе одна девочка, которая страшно нравилась Васе Морковкину. Она даже по ночам снилась ему со своими большими черными глазами, в алом пионерском галстуке.

Бедный Вася Морковкин, сколько страданий доставила ему Леночка! Она обзывала его технарем и думающей машиной. И разными другими словами. И все из-за Васиного однобокого развития. Он признавал только технические дисциплины и не признавал гуманитарные…

— Бабушка, — сказал Вася, возвращаясь к действительности, — подскажите, как пройти к источнику свежей воды. Мне говорили, что надо идти прямо, а потом повернуть налево. Но я что-то совсем перестал ориентироваться…

— Так и быть, помогу тебе. Ступай туда, куда плывут облака.

Вася попрощался со старой женщиной и пошел туда, куда, медленно покачиваясь, плыли облака.

…Косили мы сено с отцом. За обрывом, что возле черданцевой мельницы. Жаркий был день!.. Когда сели обедать, то выяснилось, что, кроме хлеба и соли, у нас никакой еды.

— Сходи за водой, что ли, — сказал отец.

Я взял бидончик и пошел, приминая ногами стерню, чтобы не кололась. А к реке далековато идти.

Иду логом. Трава высоченная. Медвежья дудка над головой возносит свои зонты, цветет заячья капуста: длинный стебель, а по нему вверх темно-бордовые цветы; цветет, подобно всем низовым травам, мощно, внушительно.

В Черданке — так по мельнице речку звать — вода теплая, чистая.

Я опустил в воду бидон, наклонил, и он стал тонуть наполняясь. Солнышко освещало песчаное дно, в воде плавали маленькие рыбки. Мне очень хотелось поймать хотя бы одну, но рыбки были верткими и мигом уносились прочь, как я ни ловчил.

Когда я собрался идти обратно, то увидел, что небо покрылось ярко-белыми, блестящими, как снег, облаками. Облака вздувались, клубились, пучились. Вдруг одно из них приняло очертание старика с длинною бородой и в белых одеждах. Я видел такого на иконе у бабки Авдеевой. Старик посмотрел на меня и строго погрозил перстом. Я испугался и со всех ног, расплескивая воду, кинулся от реки.

Вдруг вижу: отец навстречу идет. Искать меня отправился. Я рассказал ему все, а он смеется: — Никакого старика нет, обыкновенное облако.

Я посмотрел, и в самом деле — облако. Отец взял у меня бидон, и мы вышли на наш покос. Сели на склоне.

Отец говорит: — Сейчас суп сделаем.

Я думаю: из чего? Но верю отцу. А есть хочется!..

Отец в крышку от бидона налил воды, соли насыпал, размешал.

— Вот и суп, — говорит.

Едим мы хлеб да поочередно отпиваем из крышки теплую солоноватую воду. И так вкусно это! А вода речная, рыбками и камышом отдает…

Потом мы засыпаем на ворохе зеленой травы. Отец засыпает раньше. Я прогоняю травинкой муравья, который заполз ему на руку.

Я слышу отцово дыханье, вижу его белое тело с рубцеватым шрамом на животе — после операции. Отец не загорает. Он всегда ходит в рубахе. Только лицо и шея у него красно-коричневые от солнца.

Мне хорошо с отцом. Когда он рядом — такой большой, сильный — мне не страшно ничто в этом шелестящем, зеленом, бескрайнем мире.

Источник, о котором говорила фотографическая птица, оказался обыкновенным автоматом газированной воды.

У читателя может возникнуть вопрос: каким образом очутился здесь автомат газированной воды? В свое время, слушая Васю Морковкина, автор как-то не обратил на эту деталь должного внимания и теперь, дойдя до этого места, сам в недоумении. Единственный, кто мог бы пролить свет на природу этого явления, — Вася Морковкин, но, к сожалению, его нет сейчас под рукой, он в школе, и, чтобы не задерживать читателя, автор предлагает несколько собственных версий.

Должен сразу же предупредить: в мире вообще очень много странного. Например, однажды со мной произошла такая история. Я проснулся рано-рано. Было, наверное, часа три или четыре. Дождь стучал по подоконнику, шумел в саду, звуком вырисовывая его пространственные очертания, грохотал в ржавой водосточной трубе, что проходит возле моего окна. Комната резонировала, усиливая этот звук. Где-то в глубине сада слышался тоненький голосок — дребезжало что-то маленькое, железное. Это заявляла о себе пустая консервная банка.

Вдруг до меня донеслись веселые голоса и тяжелый, глухой стук мяча.

«Что за ерунда?» — подумал я и высунулся в окно.

Внизу, стоя в луже воды, двое парней в голубых майках и черных трусах играют в волейбол. Весело переговариваются, отпасовывая мокрый кожаный мяч друг дружке.

«И чего это им такая блажь пришла в голову — в предрассветную рань да в проливной дождь в волейбол играть?» — думаю.

Потом, когда дождь перестал, когда начали выходить из парка трамваи и зафырчали грузовики, разбрызгивая колесами лужи на дороге, парни с мячом ушли.

Как, спрашивается, объяснить этот факт? Откуда они взялись вообще?

Все это похоже на чтение книги, у которой тетрадки сшиты неверно. Читаешь одно, и вдруг видишь, что последнее слово в нижней строке с переносом на следующую страницу, а на той следующей странице — абсолютно другой текст. Это как в огороде бузина, а в Киеве дядька.

Но так кажется только на первый взгляд. А когда поразмыслишь, то всегда находится удовлетворительное объяснение. Что касается волейболистов, то я уверен, они выпали из пролетавшего над моим домом лайнера.

Оба в составе сборной летели на соревнования и нечаянно выпали из самолета. А поскольку ночью им податься было некуда, они и торчали до утра под моим окном, используя вынужденную остановку для тренировки.

Теперь об автомате газированной воды.

Те, кому доводилось бывать в современном лесу, знают, что там нередко встречаются предметы, ничего общего с лесом не имеющие. Я не говорю о бутилках или банках из-под консервированных продуктов — их занесли туристы, это понятно. Но откуда среди девственного леса, где нога человека не ступала, взялась бетонная плита с ржавыми, в насечках, прутьями арматуры или металлическая станина с призматическими направляющими? Честное слово, охватывает оторопь, когда набредаешь на что-либо подобное. Ведь это не какаянибудь там десятирублевая бумажка, которую занесет ветром куда угодно. Такие предметы не могут летать по воздуху. Мысль о нечистой силе, естественно, отбрасываешь, и единственное материалистическое объяснение, которое удается найти, выглядит следующим образом. Тяжелые тела прогибают пространство, они могут прорвать его и вывалиться наружу. Под влиянием Васи Морковкина автор в свое время проштудировал кое-какие разделы физики и убежден, что это вполне возможная вещь. Некое тело вывалилось из одного пространства и очутилось в другом. Что тут странного?

Впрочем, как сказал поэт, «мы часто ищем сложности вещей, где истина лежит совсем простая». С автоматом газированной воды дело, я думаю, обстояло так: он, как и фотоаппарат, отцепился от пробегавшего здесь авто-мото…

Вася налил себе газировки с двойным грушевым сиропом, прополоскал рот и, помня наказ фотографической птицы, выкрикнул: — Однажды в студену… — и умолк, потому что, кроме этого, ничего не помнил.

— Ну-ну, — подбодрило его Эхо, — шпарь дальше.

— Дальше не помню, — сказал, переминаясь с ноги на ногу, Вася.

— В таком случае я займусь своими делами, — сказало Эхо. — В нем что-то щелкнуло, и сквозь шорохи и потрескивания до Васи донеслось: — Сегодня Луговая суббота. Послушайте праздничный концерт. Дед Пихто, вы слышите нас? По вашей заявке… Привет передовикам вениковязания!

— А теперь, — объявило Эхо, — программа: «Писатель читает рукопись».

«Это, наверное, тот самый Писатель, о котором говорил Путник, — подумал Вася. — Значит, он получил уже растворимый кофе».

Некто над самым Васиным ухом прокашлялся и стал читать глуховатым слегка голосом:

— Ты стоишь на полянке, в траве. Родители, или кто-нибудь один из них — либо мать, либо отец, — наверное, рядом; но ты никого не видишь. Может быть, мешает трава — она вон какая высокая (метелки злаков, кажется, до самых облаков достают), а ты такой маленький!.. Или, может быть, слишком яркий свет не дает смотреть, словно кто-то, балуясь зеркальцем, наводит тебе на лицо солнечного зайчика; ты смеешься, щуришь глаза, отворачиваешься, но и там подстерегает тебя ослепляющий луч. А в траве хорошо! Как ни палит, ни печет солнце, листья травы прохладны и под ними тень — реденький, слабый, но сумрак. Так вот где, оказывается, она, тень ночная, дневною порой прячется! Вот откуда поднимается вечером, укрывая своим крылом всю землю!..

Но сейчас не ее пора, сейчас тень робка, раздвинешь осторожно стебли рукой — она, как пугливая мышка, юркнет в сторону, забьется поглубже в траву — и молчок. Должно быть, луна и звезды днем тоже в траве прячутся. Звезды могут укрыться под небольшими листочками — они сами маленькие, а луна, уже точно, выбирает для своего укрытия самый громадный лопух.

Интересно было бы поискать ее!..

Но что алое, в темную крапинку виднеется там в траве? Такое приветливое, такое манящее! Ты протянул руку, и вот оно уже на ладони твоей, вот уже — сам не заметил как — и во рту. Никогда прежде ты не сталкивался с этим, но определил безошибочно — ягода!

Ага, вот ты и вспомнил наконец, зачем ты здесь, на полянке, в окружении трав — за ягодой! Обирая куст за кустом и посапывая, ползешь вперед.

Вдруг слышишь: впереди шуршит трава, и там тоже кто-то посапывает. Ты встаешь на ноги и видишь перед собой другого мальчика. Он тоже встал на ноги и смотрит на тебя, улыбаясь, и ничего не говорит. А мальчик такой славный, и так хочется тебе подружиться с ним, побегать по лужайке, погоняться за разноцветными бабочками… Ну ее, ягоду!

И ты уже готов заговорить с мальчиком, но кто-то — либо мать, либо отец, — вероятно, боясь потерять тебя в этой густой и высокой траве (ты, конечно же, успел далеко уползти), берет тебя за руку и мягко, но вместе с тем настойчиво увлекает в сторону. Ты идешь и оглядываешься: мальчик стоит все на том же месте, теребит подол рубахи и улыбается.

Сколько с той поры минуло! Казалось бы, в таком нагромождении, напластовании всякого разного должен был, как иголка, затеряться столь крохотный случай.

Что произошло? Давным-давно я встретил на лугу мальчика, и мы с ним поглядели друг на друга. Вот и все. Но почему тогда из всей толщи прожитых лет особенно ярко память именно этот случай высвечивает?

Может быть, она все время пытается натолкнуть меня на какую-то важную мысль? Не знаю. Только живет во мне это воспоминание. Я читаю газету, разговариваю по телефону, сижу на собрании — и вдруг начинаю чувствовать на себе чей-то взгляд. Я сразу же догадываюсь — он, мой мальчик. Он все на той же лужайке стоит, где мы когда-то расстались, и терпеливо ждет, что я вернусь и все-таки предложу ему поиграть.

С праздником, мальчик! С днем лугового ангела!

— А теперь переходите к водным процедурам. Физкульт-привет! — крикнуло Эхо.

«Конечно, — подумал Вася, — если бы я помнил «Мужичка с ноготок», Эхо бы не вело себя столь нахально. Но теперь делать нечего».

— А-а-а! — крикнул он на всякий случай.

— Бэ! — ответило Эхо.

— А ну тебя!.. — Вася махнул рукой, совсем как Ефим Борисович Грач в начале повествования.

Вероятно, жест этот вызвал резонанс в окружающей среде, потому что Ефим Борисович не замедлил появиться.

С букетом цветов под мышкой он шел по дороге.

Когда Ефим Борисович Грач проходил мимо Васи, букет выпал у него из-под мышки.

— Вы уронили цветы! — крикнул Вася.

Но Ефим Борисович не услышал и не обернулся.

Он, не касаясь ногами травы, прошел по лужайке и исчез в кустах.