Книга: Зеленый поезд (Повести и рассказы писателей-фантастов Сибири)
Назад: Николай Шагурин ВОЗВРАЩЕНИЕ «ЗВЕЗДНОГО ОХОТНИКА»
Дальше: Борис Лапин КОНГРЕСС
Михаил Михеев
СТАНЦИЯ У МОРЯ ДОЖДЕЙ
Роботов под маркой ТУБ — Типовые Универсальные Биотокового программирования — выпускал единственный в стране Завод Высшей Кибернетики.
Эти хорошие машины — предельно сложные в изготовлении — предназначались для оснащения экспедиций только на особо трудные планеты и оказались там незаменимыми помощниками человеку в опасных, не по-земному жестоких условиях далекого космоса. Газеты, описывая подвиги ТУБов, частенько предоставляли им свои первые страницы.
«…Космонавты успели установить купол станции — защиту от раскаленных вихрей свирепой планеты. Запасы воды, пищи и кислорода подходили к концу. Люди устали безмерно. Пора было покидать негостеприимную Венеру.На планете оставался один ТУБ. Аккумуляторы его были заряжены полностью, двигатели работали исправно, и ему не нужны были ни вода, ни пища, ни кислород.Он будет ждать прилета следующей экспедиции.ТУБ стоял в дверном тамбуре станции и через прозрачную стенку из защитного дельта-стекла следил за отлетом корабля.Уже запустили стартовые двигатели. Четыре бело-розовых столба пламени с неистовым ревом ударили в скалистую поверхность планеты. Низ корабля, опоры треножника, затем все вокруг заволокло дымно-огненное марево. Включив поляризационные видеолокаторы, ТУБ сквозь пелену стартового пламени увидел, как корабль вздрогнул, шевельнулся, готовый подняться…И в этот миг одна из опор стартового треножника провалилась во вскрывшуюся от жара трещину.Корабль покачнулся набок.Трещина оказалась невелика, он отклонился от вертикали всего на несколько градусов, но стартовать из такого положения уже не мог. Чтобы освободить провалившуюся опору, нужно поднять ее домкратом, но в стартовом пламени этого сделать невозможно, а выключить двигатели тоже нельзя — на вторичный запуск может не хватить горючего, и космонавты окажутся в плену у планеты. А помощь с Земли может запоздать…Киберлогика, управляющая действиями ТУБа, решила эту задачу в считанные доли секунды.Он покинул защитный купол станции, включил охлаждение своего корпуса на полную мощность и вошел в огненный вихрь, бушевавший под кораблем. Метапластик его корпуса, несмотря на охлаждение, моментально накалился до критической температуры, реле защиты подало сигнал «Опасно!» и включило в цепь киберлогики приказ «Назад!».Тогда ТУБ выключил защитное реле.Он успел стать над трещиной и ухватиться метапластиковыми пальцами за раскаленный металл провалившейся опоры. Он успел подать на двигатели все напряжение своих аккумуляторов, прежде чем перестала работать киберлогика…Когда корабль вошел в зону спокойного полета, из люка выбрался механик в скафандре. Он нашел ТУБа, висящего на опоре треножника. Пальцы его заклинились, разжать их оказалось невозможно, а ТУБ уже не слышал команд.Чтобы освободить его, пришлось вырезать часть опоры плазменным резаком.»
Преддипломную практику студент Института Космотехники Сергей Алешкин проходил как раз на Заводе Высшей Кибернетики. В технологии и конструкции ТУБов разбирался достаточно хорошо, поэтому заметку в утреннем выпуске газеты прочитал за завтраком со вниманием, но без лишнего восторга — поведение ТУБа было именно таким, какое и следовало ожидать от этой умной, талантливо запрограммированной машины.
И конечно, он не подумал, что описанный случай будет иметь непосредственное отношение к его судьбе…
Получив после защиты диплом с отличием, Алешкин надеялся попасть в состав экспедиции на Венеру.
Или в крайнем случае на Марс. И когда узнал, что полетит на Луну, решил, что ему здорово не повезло.
Конечно, кому-то нужно было летать и на Луну. Уже несколько лет на ней, кроме автоматов-лунников, работает МНИС — Международная Научно-Исследовательская Станция по широкой программе. Каждые два лунных месяца меняется состав участников…
Но что такое нынче Луна? Давно обжитая планетка под самым боком — ракета летит до нее какие-то пятнадцать часов. Все там исхожено вдоль и поперек. Трудностей и неожиданностей никаких нет — не планета, а космический санаторий! Правда, там иногда падают метеориты, но, по теории вероятности, опасность, что в тебя попадет метеорит, ничтожно мала…
В двадцать лет человек думает о своей работе, о своем месте в жизни иначе, чем в шестьдесят. Алешкину как раз было двадцать, ему не хотелось спокойной работы, ему хотелось… словом, желаний у него было много. Поэтому, получив желтый, «лунный», бланк назначения, а не голубой или коричневый, которые выдавались счастливцам — участникам экспедиции на Венеру или на Марс, — Алешкин, прежде чем отойти от стола, с огорчением повертел его в руках.
Но дисциплина и сопутствующие качества у студентов Института Космотехники стояли в первых графах зачетных карточек; специальных экзаменов по этим предметам студенты не держали, но отметки там ставились, и других отметок, кроме «отлично», там быть и не могло. Поэтому Алешкин ничем не выдал своих огорчений, только вздохнул горестно, да и то про себя.
Декану, который вручал путевки, было уже за шестьдесят. Старый межпланетник, он без труда разобрался в тайных переживаниях молодого инженера и улыбнулся сочувственно. Впрочем, тоже про себя.
— Знаете что, — сказал он, — считайте все же это назначение признанием ваших способностей.
Алешкин решил, что его утешают, и уже открыто помрачнел.
— Постараюсь, — сказал он.
— Нет, на самом деле, — продолжал декан. — Начальник вашей будущей «Луна-38», синьор Паппино — вы его знаете как космофизика — настоятельно просил включить в состав экспедиции инженера-кибернетика. Вы хорошо прошли этот курс, и ученый совет специально остановился на вас.
— Зачем синьору Паппино кибернетика? — не понял Алешкин. — Насколько я знаю, киберов на Луне никогда не было.
— Не было, — согласился декан. — Пока не было… Впрочем, синьор Паппино при встрече объяснит вам это подробнее. А пока желаю вам удачи.
И декан протянул Алешкину руку.
В космопорт Алешкин прилетел утром.
Городок при космопорте был небольшой. Когда-то, в эпоху начала освоения космоса, здесь был построен экспериментальный ракетодром. Место оказалось самое подходящее — кругом простирались необжитые казахские степи, а по тем временам запуск орбитальных ракет не считался вполне безопасным занятием. Из этих же степей был запущен на земную орбиту первый искусственный спутник, а затем и корабль «Восток» с Юрием Гагариным на борту.
Сейчас здесь находился Центральный космопорт страны, снаряжающий корабли на планеты Солнечной системы.
Городок жил интересами и заботами космопорта.
Поэтому неудивительно, что главная улица городка именовалась Бульвар Млечный Путь, а поперечные девять улиц носили названия планет по порядку их расположения: ближайшая к космопорту была улица Меркурия, самая отдаленная — Плутона.
На углу бульвара Млечный Путь и улицы Венеры находился ресторан «Галактика».
Все это было известно Алешкину, так как за время учебы он бывал здесь не раз. И как ни велико было нетерпение узнать, зачем синьору Паппино понадобился инженер-кибернетик, Алешкин решил вначале позавтракать и направился в «Галактику».
В отличие от большинства ресторанов страны этот ресторан был без автоматического обслуживания. Официантками здесь работали студентки местного Института Космологии — профессиональные навыки по сервировке и кулинарии входили в программы обучения, им приходилось заниматься этим в космических рейсах. Мужчины в должности космических стюардесс выглядели хуже.
Столик, за который сел Алешкин, обслуживала знакомая по прошлому году студентка. Они хорошо поговорили. Алешкин помог ей решить хитрую задачу по гравитации, а она принесла ему новое изделие ресторана — лангет «Фобос», фаршированный специально приготовленными орехами. Как в каждом порядочном ресторане, в «Галактике» имелись свои фирменные блюда. Была, например, яичница «Сатурн», где круглый желток на сковородке окружали разноцветные кольца гарниров. Имелось и мороженое «Астероид», и другие изделия с аналогичными названиями, которые свидетельствовали о космическом направлении творчества шеф-повара.
После «Астероида» Алешкин спустился в вестибюль к стереовизору.
С астрофизиком, синьором Паппино, он был знаком только заочно — слушал его лекции из Болоньи по интервидению. Ученый тотчас же появился на экране. Некоторое время он недоверчиво разглядывал Алешкина и спросил вроде бы с сомнением: что, именно его, синьора Алешкина, институт рекомендовал как хорошего кибернетика?
Синьор Алешкин самолюбиво заалел.
Итальянский язык входил в число пяти обязательных языков любого космонавта, и Алешкин с хорошим русским акцентом ответил, что ничего не может добавить к характеристике института и постарается оправдать ее при случае. Возможно, что с русским акцентом фраза прозвучала несколько резко, но лицо синьора Паппино не выразило никаких эмоций. Он только сказал, что будет рад встретиться на служебном поле космодрома в семь вечера. И выключил стереовизор.
Алешкин прибыл на космодром без пятнадцати семь.
Синьора Паппино не было видно ни на поле, ни в холле служебного здания. Алешкин поднялся в лифте на последний этаж и прошел в кафе.
Через застекленные стены был виден весь космопорт — ровное поле, уходящее к горизонту, покрытое травой. Белели пластиковые дорожки к пандусам подземных складов. Закопченными кругами расположились плиты стартовых площадок, ажурные фермы стояли над ребристыми крышками колодцев ракет Малого космоса.
Людей в кафе было немного, все работники земной службы космодрома в серых форменках. Алешкин прошел к стойке. Две девушки сидели на высоких табуреточках и вели разговор на извечную тему: «А он тебе нравится?» — «Конечно!» — «Так чего тебе нужно?» — «Так он же межпланетник, все летает и летает…» Заметив Алешкина, девушки замолчали.
Наливая стакан «Тропического», он заметил над полем пассажирский ракетовертолет службы надземной Космической станции. Он медленно опускался на посадочную площадку, значит, кто-то вернулся на Землю из космоса. Тормозной ракетный двигатель был уже выключен, и конусообразная белая кабинка планировала, распустив над собой поблескивающий веер лопастей воздушных винтов. Ее сильно понесло ветром, но пилот наклонил винты, спланировал боком и сел мягко и точно.
«Умеет!» — отметил Алешкин.
Из кабинки выпрыгнул пилот в голубом скафандре работников Ближнего космоса. За ним выбрались три космонавта, двое в оранжевых костюмах, один — в синем. Оранжевых встретили женщины, синего не встречал никто, но и ему досталось по поцелую. Потом все направились к служебному зданию космодрома.
Алешкин помнил: когда он заканчивал среднюю школу — каких-то семь лет тому назад, — космонавтов встречали толпы народа, тогда каждое возвращение оттуда было событием. Теперь это стало будничным делом, ежедневно на космодром прилетали и улетали с него люди. И только экспедиции с далеких планет встречали в праздничной обстановке.
К ракетовертолету подкатил автопогрузчик — небольшая самодвижущаяся платформа на резиновых колесиках, с суставчатой — очень похожей на рачью — клешней. Пилот вытащил из грузового отсека тяжелый длинный предмет, упакованный в пластик. Автопогрузчик ловко подхватил его, уложил на платформу и покатил к люку подземного склада.
Алешкин допил свой «Тропический», глянул вниз и увидел синьора Паппино.
Он стоял возле люка, заложив руки за спину, с таким видом, будто ждет здесь уже давно, хотя всего пять минут назад его там и в помине не было.
Алешкин спустился и вышел на поле.
Увидя его, синьор Паппино кивнул и, не прибавив к этому ни слова, подошел к открытому люку и спустился по пандусу вниз. Это могло означать, что Алешкину следует идти за ним. Но можно было понять и как предложение дождаться его здесь.
Алешкин подумал и пошел следом.
Поднимавшийся навстречу пустой автопогрузчик предупреждающе гуднул и посторонился — в его автомате имелся биоанализатор и в близости от людей он двигался с повышенной осторожностью.
На складе было прохладно. Горели бледно-фиолетовые светильники. Пахло бензоридином — горючим для ракет Ближнего космоса.
Тут же, возле стеллажа с запасными дюзами, стоял и синьор Паппино. Он смотрел себе под ноги. Алешкин не сразу разглядел, что там лежит. Подошел ближе, пригляделся. Потом опустился на одно колено.
— Великий Юпитер! — сказал он.
Перед ним лежал ТУБ. Весь покрытый дымными языками въевшейся копоти и серыми нашлепками расплавившегося гранита. Усики локаторов на шлеме были смяты и оплавлены. Опущенные защитные шторки на объективах видеолокаторов походили на закрытые веки. Правая рука, выбитая из шарового шарнира, была прикручена к корпусу проволокой. В ее пальцах так и остался зажатым кусок стартовой фермы корабля. Это был тот самый ТУБ…
Без всякой надежды на успех Алешкин включил клавишу главного выключателя, попробовал кнопку биоуправления.
— Здорово ему попало, — сказал Алешкин.
— Здорово? — не понял синьор Паппино.
Конечно, у него было мало практики в разговорном русском языке, и Алешкин повторил по-итальянски.
— Да, — согласился синьор Паппино. — Здорово испортился. Его списали со станции на Венере.
— Нужно отправить его на завод, — сказал Алешкин. — Там его сумеют восстановить.
— Разумеется, — согласился синьор Паппино, — там его сумеют восстановить.
Он сказал это таким тоном, что Алешкин сразу понял: от него ожидали других слов. Он также понял, что лежавший у его ног разбитый, искалеченный ТУБ и есть та причина, которая заставила синьора Паппино запросить у института инженера-кибернетика.
Восстановить поврежденного ТУБа кустарным способом?..
Алешкин понимал, что это значит, и с великим сомнением уставился себе под ноги.
— Конечно, — продолжал синьор Паппино, — если его отремонтируют на заводе, то в состав станции «Луна-38» он уже никак не попадет. Его нам просто не дадут. А он так бы нам помог. В этом полугодии ожидаются и метеоритные дожди, а панцирь ТУБа не пробивают мелкие метеориты…
Алешкин все это, конечно, знал.
Что ж, в конце концов ему придется подтвердить характеристику, выданную институтом…
Синьор Паппино тоже кивнул головой и сказал, что Алешкин может занять для себя целый коттедж, который отведен для состава станции «Луна-38» и в котором пока никто не живет. Что в его распоряжении «Кентавр», стоит здесь, на площадке. А инструменты и материалы ему выдаст техотдел космодрома — уже обо всем договорено.
Автопогрузчик подъехал, подхватил ТУБа, отвез его на автостоянку и легко засунул на заднее сидение «Кентавра». Алешкин поправил подвернувшуюся руку ТУБа, хотел проститься с синьором Паппино, но тот уже ушел.
Несколько десятков типовых домиков, собранных из разноцветных пластмассовых блоков, вытянулись в ряд, образуя последнюю улицу городка, улицу Плутона.
Полоса гибридных кипарисов отгораживала улицу от степи, защищая ее от летних суховеев и зимних вьюг. Коттеджи были одноэтажные и просторные — места в городке хватало, и он еще не начал тянуться вверх, как растение, лишенное солнца.
Дом Алешкина оказался последним по улице. Его окружал маленький садик из цветущих флоксов, канн и гибридных кустарников — роскошь, которую могли себе позволить только жители городка космопорта. Планировкой Алешкин тоже остался доволен. В большую гостиную выходили двери четырех комнат; в каждой стоял отличный ДК-8 (диван-кровать, типовая мебель) и такой же РСУ-2 (рабочий стол универсальный).
На кухне в холодильнике имелся богатый набор консерватов, а возле фоновизора — карточка с номерами АБО (ателье бытового обслуживания), которое могло доставить на дом все, начиная от зубной щетки и кончая электромобилем для личного пользования.
При доме имелся также и гараж. Алешкин решил использовать его под мастерскую. «Кентавр» мог пока постоять и под окнами на улице.
В гараже Алешкин обнаружил велосипед — старинную, неведомо как попавшую в молодой современный городок примитивную конструкцию. На мотоциклах Алешкин ездил, конечно, но на велосипедах — никогда.
Он тут же уселся на него… и, вылезая из первого же куста, решил в будущем заняться практикой на улице.
Он выдвинул верстак на середину гаража, пылесосом очистил стены и пол, застелил верстак простыней из белого пластика. Вернулся к «Кентавру», с трудом выволок тяжеленного ТУБа с заднего сиденья, перехватил его за голову — так тащить было удобнее всего, — приволок в гараж и кое-как взвалил на верстак эту груду скомплектованных деталей — нелепый механический труп.
— Ничего! — сказал он. — Ты у меня еще оживешь. Ты у меня еще зашевелишься, заходишь как миленький.
Алешкин хорошо представлял себе трудности, которые его ожидают, когда он начнет восстанавливать ТУБа, искать обрывы в функциональной проводке, где полным-полно крохотных деталей, которые не разглядишь без лупы и не ухватишь без микроманипулятора.
Но ему уже не терпелось приняться за работу вот сейчас, поэтому он не поехал в «Галактику» обедать, а наскоро поел сосисок, которые разогрел в термобаре.
Потом он укрепил над «операционным столом» пару мощных люминесцентных светильников. Надел чистый рабочий халат, шапочку. Присоединил к газовому баллону плазменный резачок. Дунул на него — на счастье! — и по контрольному шву вскрыл грудную клетку ТУБа.
Как всегда в середине лета, после очередных дождей степи вокруг космопорта покрылись пестрым ковром аэросеянных цветов. По вечерам тихий ветерок нес на город густой медовый аромат. Коттеджи на улице Нептуна стояли пустые, обитатели их разъехались в летние отпуска. Никто не посещал Алешкина, синьор Паппино уехал на полмесяца, собираясь вернуться только перед отлетом станции на Луну.
Алешкин сидел в гараже.
Установив над вскрытым корпусом ТУБа широкопольную лупу, он перебирал зажимами микроманипулятора крохотные кристаллики и проводнички, отыскивая обрывы, и менял сгоревшие и повредившиеся от перегрева детали проводки. От напряженной возни с микродеталями к концу дня начинали нервно трястись руки и деревенела спина.
Для разрядки по вечерам Алешкин катался на велосипеде.
По степным пешеходным дорожкам, сторонясь вечно торопящихся монтеров-линейщиков на мощных мотоциклах, он доезжал до первых посадочных маяков — восемнадцать километров в один конец — и возвращался.
Шел под газированный душ, ужинал. Наливал объемистую кружку крепкого индийского чая, опускал туда половинку лимона, выходил на крыльцо, присаживался на гладкие и холодные литопластовые ступеньки и, прихлебывая из кружки, умиротворенно поглядывал на небо, темнеющее над кипарисами.
Перед сном часок читал.
В гостиной, в книжном шкафу стояла библиотечка — массовое издание классики, на тонкой пленке.
Конечно, была и серия фантастики, и добавочно несколько десятков детективов, как своих, так и переводных, оставленных прежними интернациональными обитателями коттеджа.
Вставал Алешкин вместе с солнцем. Выбирался в садик на крохотную поляночку, как бы специально — а может быть, и специально — устроенную для физзарядки.
Из наличных запасов в холодильнике готовил завтрак. Затем шел в гараж.
Снимал покрывало с ТУБа. Устанавливал лупу, распределял пальцы левой руки на рычажках микроманипулятора и начинал свой рабочий день…
За неделю до срока, отлета он наконец восстановил последнюю нитку поврежденной проводки.
Руку пока решил не трогать, это была, по существу, не такая уж ответственная работа — ремонт сустава.
Он решил вначале проверить киберлогику. Если у ТУБа потерялась способность к анализу, судьба его будет решена. Киберлогика хотя и портится последней, зато не восстанавливается даже на заводе. Такой ТУБ подлежит немедленной разборке, как опасный в использовании.
Алешкин поставил аккумулятор, проверил цепи осциллоскопом на обратную связь. Скорость срабатывания «приказ — выполнение» оказалась замедленной, в Большой космос такого ТУБа, пожалуй, не допустили бы.
Но Луна давно была исключена из списка трудных планет.
Положив на место грудной щиток, Алешкин прихватил его двумя стежками горелки. Вопросительно поглядел на клавишу главного выключателя… и не включил.
Подошел к раковине, тщательно вымыл руки. Вернулся к верстаку, задумчиво помурлыкал себе под нос старую песенку: «…на пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы…» Затем дунул на большой палец правой руки и решительно нажал на клавишу выключателя.
В корпусе ТУБа еле слышно загудел вибратор, показывая, что механизмы его готовы к действию. Голова повернулась на верстаке, заняла правильное положение. Шторки видеоэкранов открылись, и Алешкин увидел в объективах свое отраженное изображение.
— Сядь! — сказал он.
Опираясь здоровой рукой, ТУБ поднялся. Суставы его заскрипели — тут Алешкин ничего поделать уже не мог, от температуры кое-где чуть деформировались скользящие поверхности, придется подать более густую смазку…
ТУБ сидел на верстаке, уставившись на Алешкина голубым сиянием своих видеоэкранов.
— Назови спутники Марса!
ТУБ назвал.
Речевой динамик его тоже похрипывал, но это уже был сущий пустяк. Лишь бы заработала киберлогика!..
— Решай задачу! — сказал Алешкин. — Ракета с горючим весит одиннадцать тонн. Горючее тяжелее ракеты на десять тонн. Сколько весит ракета?
— …пятьсот килограммов… — прохрипел ТУБ.
И тогда Алешкин облегченно улыбнулся.
* * *
Поливочный автомат уже прошел по улице Плутона.
Кипарисы стряхивали на голову Алешкина прохладные капельки. ТУБ шел слева и сзади, как обычно ходят все ТУБы, правая его подошва точно накрывала след левой ноги Алешкина. Он слегка прихрамывал, но не отставал ни на сантиметр.
Тускло поблескивал отчищенный метапластик. Следы вмятин на корпусе выделялись как шрамы на теле бывалого солдата.
Это был первый выход его после восстановления.
Алешкин проверял киберлогику на случайные обстоятельства.
— Хорошо! — сказал он. — Воздух какой, а ТУБ?
Он сказал это так, между прочим, не дожидаясь ответа, просто выразил вслух свои ощущения. Однако киберлогика ТУБа тут же перевела абстрактный вопрос в сферу точных физических понятий.
— …давление шестьсот пятьдесят… температура плюс восемнадцать… влажность семьдесят восемь… ветер юго-восток, четыре метра в секунду…
— Я не об этом, — сказал Алешкин. — Я говорю, утро хорошее, понял?
— …хорошее… понял…
— А чего ты понял? — забавлялся Алешкин.
ТУБ помедлил. Алешкин догадался, что киберлогика, пытаясь найти ответ, включила блоки абстрактных понятий.
— …румяной зарею покрылся восток… вдали за рекою погас огонек.
— Вот это другое дело, — согласился Алешкин. — Молодцы твои программисты!
Они дошли до перекрестка, свернули с аллеи на пешеходную дорожку. Алешкин послал ТУБа вперед, тот замешкался на углу.
— Вперед!
ТУБ круто, как солдат, свернул за угол на бульвар, и Алешкин уже ничего не мог предупредить в считанные доли секунды. Первым зданием на углу было ателье подарков, с витринами во всю стену, и обе женщины смотрели, конечно, на витрину, а не туда, куда шли. От одной из них ТУБ еще успел отвернуться в сторону, она прошла мимо, ничего не заметив. Но вторая шла следом и наткнулась на него.
Корпус ТУБа был жестковат, женщина охнула.
Потом вскинула глаза на коричневую массивную фигуру и напугалась уже по-настоящему. Она чуть не упала, Алешкин успел поддержать ее за локоть.
— Извините нас, — сказал он, — пожалуйста!..
Не сводя испуганных глаз с ТУБа, женщина попятилась к витрине, быстро развернулась и пошла, почти побежала. ТУБ не двигался с места, только видеолокаторы его следили за женщиной. Киберлогика его определила, что произошло нечто непредвиденное, может быть, нужна его помощь. Но женщина скрылась за углом. Не получив добавочной информации, он повернулся к Алешкину.
Конечно, ТУБ не был виноват. Он и задержался на углу, приняв сигнал о близости человека. Не будь внезапного приказа, обошел бы угол стороной.
Алешкин понял свою ошибку.
До «Галактики» они дошли уже без приключений.
Только один молодой водитель «Кентавра», заглядевшись на них, задел колесом за паребрик дороги. И хотя он тут же выровнял машину, Алешкин знал, что городской инспектор уже получил сигнал наезда, на покрышках машины остался след изотопов с паребрика.
Водителю придется объясняться со Службой движения. Порядки там строгие, и неприятности водителю были обеспечены.
Не рискуя оставлять ТУБа одного на улице, Алешкин поднялся вместе с ним в зал ресторана.
Посетителей в эти ранние часы было немного, все свободные официантки тут же собрались вокруг ТУБа.
Пришел и шеф-повар, и Алешкину пришлось прочитать коротенькую лекцию по роботехнике, а тем временем на кухне сгорел целый противень с фирменными лангетами.
Буфетчица попросила ТУБа принести со двора новый холодильник, который только что привезли, но еще не успели установить.
Холодильник весил, вероятно, более полутонны.
Алешкин вначале было забеспокоился. Но ТУБ выполнил эту работу аккуратно, даже с некоторым изяществом. Он пронес объемистую машину холодильника через весь зал, ничего не задев, и установил его на место, в углу, заработав у присутствующих дружные аплодисменты.
Алешкин оставил ТУБа его поклонникам, а сам отправился завтракать. Не дождавшись официантки, он вернулся на кухню и нашел своего механического спутника в окружении смеющихся девушек.
* * *
Вернувшись домой, Алешкин послал ТУБа поливать цветы, а сам, загнав «Кентавра» с улицы в освободившийся гараж, вошел в дом.
И увидел на вешалке голубой плащ.
Алешкин ничего не знал о будущем составе экспедиции, а о том, что плащ на вешалке был женский, а не мужской, он догадался уже потом. А пока он прошел в гостиную, громко сказал «Алло!», постучал в двери одной комнаты, другой, приоткрыл двери и остановился…
— Извините!
— Входите, пожалуйста!
Он вошел. Девушка стояла возле окна и морщась расчесывала волнистые спутавшиеся волосы. По-русски она говорила неважно, Алешкин не поставил бы ей больше тройки. Но голос у нее был приятный. И глаза ее тоже ему понравились — серые с рыжими пятнышками.
Улыбалась она тоже очень хорошо.
— Вы Альешкин?.. Мне говорил мистер Паппино. А я Мей Джексон, космос геология.
— Понятно, — кивнул Алешкин.
— Я скоро, — сказала она. — Сейчас буду…
— Ага! — сказал Алешкин.
Он шагнул было к выходу, но Мей попросила его принести ее чемодан, если ему не трудно.
Ему было не трудно… Он нашел в передней чемодан, который раньше не заметил, и принес. Получил еще одну улыбку, услышал «благодарью!» и отправился помогать ТУБу поливать цветы.
Мей выбежала в сад… и оторопело остановилась.
Спросила у Алешкина шепотом: — Он настоящий?
— Конечно, — сказал Алешкин. — Самый настоящий. И не нужно шептать, все равно он превосходно все услышит. Он не обидится, не бойтесь. Он не умеет обижаться — его этому не научили. ТУБ, подойди сюда! Это Мей Джексон.
ТУБ сделал движение, похожее на поклон.
— Скажите на милость, — удивился Алешкин. — Мне он никогда не кланялся.
— О-о! — восхитилась Мей. — Он так хорошо… видится.
— Да, он хорошо выглядит, — согласился Алешкин. — Он просто здорово выглядит. Когда я стою рядом с ним, девушки не обращают на меня никакого внимания. Смотрят только на него. Вероятно, рано или поздно я его зарежу, из ревности.
— Его можно зарезать?
— Ну… замкну ему аккумуляторы.
В технике Мей разбиралась тоже не очень, но к ТУБу привыкла быстро. Он вызывал у нее только уважение, как умная машина, но не любопытство. Зато как истая англичанка Мей любила спорт и, увидя велосипед, который знала только по кино, тут же пожелала на нем прокатиться. Смелости у нее было хоть отбавляй, а помощь Алешкина заключалась в том, что он помогал ей выбираться из кустов и выволакивать оттуда велосипед.
Тогда они направились из сада на улицу. Там дело пошло успешнее, пока Мей, расхрабрившись, не решила проскочить с ходу между кустами акаций. Сучек оцарапал ей щеку в сантиметре от глаза. Алешкин тут же заметил, что знал одного человека, умного и энергичного, но с одним глазом, и в космос его так и не пустили…
Мей послушалась и пошла заказывать разговор с родителями.
Вечером они смотрели вдвоем по телевизору современную космическую комедию, где земной робот влюблялся в большеглазую марсианку. Все выглядело вначале забавно, робот становился на колени и протягивал с неуклюжей мольбой свои суставчатые ручищи. И Мей и Алешкин поначалу смеялись, потом им обоим стало не смешно, а жалко несчастного робота.
На другой день рано утром по междугородному видеофону Алешкина вызвал синьор Паппино. Лицо у него было хмурое, усталое, он спокойно выслушал сообщение Алешкина об удачном восстановлении ТУБа, как будто не ожидал услышать ничего другого. Сказал только, что прилетает в космопорт вечером и зайдет посмотреть, что представляет собой этот восстановленный ТУБ.
Это опять походило на недоверие к способностям инженера-кибернетика Алешкина, но он уже не стал обижаться.
А тут Мей вернулась с утренней прогулки.
Велосипед она притащила на плече, так как переднее колесо не проворачивалось из-за восьмерки.
Алешкин посмотрел на колесо, потом на коленки Мей и молча полез в аптечку. Наклеивая розовые полоски бакопластыря на крепкую загорелую ногу Мей, он сделал вид, что смотрит на эту ногу такими же глазами, как если бы это была метапластиковая нога ТУБа. Кажется, все выглядело достаточно правдиво, — морально-волевые качества Алешкина соответствовали требованиям, которые предъявлял своим выпускникам Институт Космотехники. Как отнеслась к этой процедуре сама Мей, Алешкин не знал…
За завтраком он рассказал об инспекторском визите синьора Паппино, и Мей сразу встревожилась.
— Что вы! — заявил Алешкин. — Да я ни капельки не беспокоюсь.
— Я говорю не про вас.
— Ах да, конечно, — проворчал Алешкин. — Надо было мне сразу догадаться.
— Ему будет очень труден.
— Трудно, — поправил Алешкин.
— Он может сделать что-нибудь не так и не понравится синьору Паппино.
— Он все сделает так, не беспокойтесь.
Однако Мей тут же вызвала ТУБа в комнату. Придирчиво оглядела его от пуговок локатора на макушке до толстых рубчатых подошв. Потом заставила показать ладони, понюхала их.
Алешкин понюхал тоже.
— Мей, — сказал он, — это пахнет садовыми удобрениями. Он же помогает мне поливать цветы. Но я его вчера мыл…
Не желая выслушивать его оправдания, Мей повела ТУБа в ванную. Алешкин тоже сунулся было туда, но ему приказали не входить, а только принести пакет со стиральным порошком.
Во второй половине дня прибыл и синьор Паппино.
Он недолго позанимался с ТУБом и, видимо, остался им доволен, хотя по своему обыкновению ничего вслух не сказал. А позже, вечером, в коттедж приехал на дежурном «Кентавре» четвертый, последний, участник экспедиции француз Моро — врач и астробиолог.
Личный состав станции «Луна-38» был готов к отлету.
Мягкая посадка грузопассажирского корабля на поверхность Луны хотя и не представляла для опытного пилота особых трудностей, но все же требовала осмотрительности и всегда происходила днем.
Еще со школьной скамьи Алешкин знал, что сила тяжести на Луне в шесть раз меньше земной, и если он в спортзале прыгал в высоту всего метр восемьдесят, то на Луне легко перемахнет через купол МНИС более шести метров, высотой.
Но одно дело знать, и совсем другое ощутить это самому.
Когда он в громоздком скафандре выбрался из люка, то прежде всего приятно ощутил ту легкость, с которой он передвигал свои ноги в башмаках с подошвами из свинцовистой пластмассы. — на земле каждый башмак весил более десяти килограммов. Спустившись по стремянке, укрепленной на опорной ноге треножника, он ступил на ноздреватую, похожую на пемзу, поверхность планеты, сделал энергичный шаг вперед… и, мягко поднявшись, пролетел несколько метров. Тренировки на батуде и тяжелые башмаки помогли ему сохранить равновесие в полете — он так же мягко опустился.
Это было восхитительное ощущение! Алешкин сделал шаг… и услыхал в шлемофоне голос пилота:
— Осторожнее, не увлекайтесь особенно. Смотрите вперед и под ноги. Можете провалиться в трещину.
Алешкину тут же стало стыдно за свое несолидное поведение: чего это распрыгался как школьник! Он повернулся к кораблю и увидел, как прямо на него, отчаянно размахивая руками, летела Мей. Алешкин поймал ее в охапку и с трудом удержался на ногах — величина момента инерции на Луне была такой же, как и на Земле.
Они стали рядом и огляделись.
Их окружала красноватая каменистая пустыня.
Изрытая мелкими кратерами, усеянная скальными обломками, местами покрытая слоями пыли, пустыня уходила к горизонту, который был непривычно близок. Казалось, совсем рядом он обрывается в пропасть, в черную — немыслимо черную — пугающую бездну космоса.
На таком же смолянисто-черном небе в окружении ярких немигающих звезд висел желтый пылающий шар — Солнце.
Потом Алешкин рассмотрел вдали и показал Мей светло-дымчатый купол МНИС. Над куполом вращалась решетка телелокатора. У тамбура стояла разведывательная танкетка, очень похожая на божью коровку из-за полукруглого защитного панциря.
Четыре фигурки в светлых скафандрах мягкими прыжками спешили им навстречу…
Приняв у «Луны-37» все оборудование и все незаконченные дела, станция «Луна-38» начала свою работу. Передвигаясь на собственных гусеницах, МНИС перебралась вдоль берега Моря Дождей ближе к Заливу Радуги, хотя все это были только красивые названия — по-прежнему вокруг расстилалась та же раскаленная пыльно-каменистая пустыня.
Трое мужчин и одна женщина жили и работали под защитным куполом МНИС, изредка покидая его для забора отдельных геологических проб. Тогда их сопровождал ТУБ.
А когда он был не нужен, то стоял у выходного тамбура.
Механизмы его исправно действовали в безвоздушном пространстве, ни плюсовые, ни минусовые температуры не причиняли ему вреда. Он раньше всех «привык» к пониженной силе тяжести — просто включал все свои двигатели на одну шестую от обычной земной мощности.
Метеоритов пока никто не замечал, хотя Земля и предупреждала о возможности их появления. Подразумевалось «метеоритное облако» — скопление мелких метеоритов. Отдельные метеоритики все время падали на лунную поверхность, их редко удавалось увидеть.
Стеклолитовый колпак и слой тяжелого пластика поверх купола надежно защищали от мелких метеоритов обитателей станции, а вероятность попадания большого метеорита была ничтожна мала.
Но скорость даже мелких метеоритиков была космически велика, и скафандр мог не выдержать их удара.
Поэтому на станции принимали обычные меры предосторожности. Дальние походы разрешались только в танкетке. Пешие экскурсии — в пределах видимости со станции и только в сопровождении ТУБа.
Заканчивалось двухмесячное дежурство.
За два месяца люди израсходовали два кубометра воды и четверть тонны пищепродуктов. ТУБ — сто двадцать киловатт-часов энергии своих аккумуляторов.
В этот день у Алешкина все шло наперекос.
Началось с того, что его ударило током, когда он проверял мотор насоса регенерации воздуха. Ударило сильно, даже обожгло палец. Пошипев от боли, чертыхнувшись про себя, Алешкин внешне не подал вида.
Инженера-энергетика бьет током… стыдно!
Чтобы не привлекать к себе внимания и избежать вопросов, он не полез в аптечку за бакопластырем — и уж, конечно, не обратился к Моро, а просто мазнул палец изоляционной массой, как обычно и делали в таких случаях в Институте, и продолжал работать. Но болевший палец затруднял манипуляции с мелкими деталями — Алешкин уронил на пол кристалл терморегулятора.
Начал искать… и наступил на него ногой. Пришлось подбирать новый, а это кропотливое и нудное занятие, улыбок никак не вызывающее. Потом нужно было сделать записи наружных температур для Мей… оказалось, что нарушена где-то связь с дистанционными термометрами, стоящими на столбиках в сотне метров от станции. Мей высказалась по поводу его точной механики, а он, не приняв шутки, затронул проблему эффективности ее геологических изысканий… Они оба вовремй замолчали, но настроение у Алешкина испортилось,
Однако повреждение линии нужно было искать.
Он забрался в свой скафандр и вышел через тамбур.
ТУБ тотчас шагнул ему навстречу.
Алешкин не был сварливым, но плохое настроение требовало разрядки.
— Стоишь, лодырь! — сказал он. — У человека неприятности, а тебе все равно. И чем только занята твоя пластмассовая башка?!
Разговор шел «вообще», и ТУБ ничего не сказал.
Тренировать на нем остроумие было безопасно, но скучно. Алешкин направился к столбику дистанционного термометра. Выветрившийся обломок скальной поверхности размером с футбольный мяч попал ему на дороге. Он вспомнил, как когда-то играл левого крайнего в команде Института, и с маху подцепил обломок носком тяжелого ботинка. — Описав огромную дугу, камень упал вдалеке, подняв облачко пыли.
— Определи расстояние! — потребовал Алешкин.
— …девяносто два метра.: — тотчас ответил ТУБ.
— Ничего себе.
Алешкин представил футбольный матч на Луне, где расстояние от ворот до ворот почти полкилометра, и несколько развеселился.
Дистанционный термометр на столбике оказался исправным. Но вот кабель, ведущий к нему, был оборван.
— Понятно! — заключил Алешкин. — Это ты здесь ходил?
Окуляры ТУБа повернулись вниз, он смотрел себе под ноги. Потом показал рукой: — …я шел там… — А здесь не ходил?
— …нет… здесь не ходил…
— Кто же оборвал провод?
ТУБ этого не знал, поэтому промолчал. Если бы Алешкин сразу поверил ему и отнесся с должным вниманием, то избавил бы и себя и Мей от скорых неприятностей. Посмотрев вокруг более внимательно, он заметил бы в отдалении редкие пыльные фонтанчики.
Это падали метеориты.
Кабель тоже был перебит метеоритом, но Алешкин об этом даже и не подумал. Пожалуй, можно было как-то извинить здесь молодого инженера, знания у него были, но вот опыта космических экспедиций еще не хватало.
Он с любопытством уставился на ТУБа.
— Провод оборван, а ты говоришь, здесь не ходил. Может, ты врешь?
В программе киберлогики не было понятия «врешь», и ТУБ опять промолчал.
— Весьма любопытно, — веселился Алешкин. — Не развился ли у тебя человеческий защитный рефлекс — вранье, как прием оправдания. Подумать только, машина, которая научилась врать! С ума сойти!..
Тут он вспомнил, что пропустил сроки отметки температуры, вынул из карманчика скафандра монтерский нож и присел на корточки у перебитого кабеля.
В десятке шагов за его спиной вспыхнул и угас пыльный бугорок.
Алешкин не видел его, не слышал и удара. Зато локатор ТУБа точно отметил и направление полета метеорита и место его падения. Повинуясь основному закону — охранять человека, он обошел Алешкина и прикрыл его спиной.
— Отойди! — сказал Алешкин. — Свет загородил.
ТУБ продолжал стоять.
— …опасность… метеорит, — прохрипел он.
Алешкин мельком оглядел окружающую пустыню и ровным счетом ничего не увидел.
— Нет опасности, — сказал он. — Отойди!
ТУБ послушно отступил на шаг. В этот момент небольшой метеоритик ударил его в спину.
Упругий метапластик выдержал, но замедленная реакция киберлогики не успела сработать на равновесие.
ТУБ качнулся, как бы запнувшись, и упал прямо на столбик с дистанционным термометром.
— Осторожнее! — запоздало крикнул Алешкин.
Он нерасчетливо резко вскочил, взвился вверх метра на три, обрушился сверху прямо на поднимавшегося ТУБа и опять опрокинул его.
Пока тот поднимался вторично, Алешкин снял со столбика термометр.
Хрупкий приборчик был сплющен в лепешку.
— Смотри, что наделал!
ТУБ стоял покачиваясь, киберлогика его еще не пришла в равновесие после жестокого удара, и он не успел объяснить, почему упал.
— Сколько раз я тебе говорил, — нападал Алешкин, — когда идешь — смотри под ноги.
Опустив окуляры вниз, ТУБ прохрипел послушно:
— …понял… смотреть под ноги.
— Ничего ты не понял! На чем ты стоишь? Опять на проводе стоишь!
И Алешкин сердито оттолкнул ТУБа жесткой перчаткой скафандра.
— Иди к чертям собачьим!
Приказ был подтвержден жестом, и ТУБ послушно зашагал прямо в пустыню. Он сделал несколько шагов, пока киберлогика не погасила импульс непонятного приказа. Тогда он остановился, повернулся через левое плечо и подошел к Алешкину.
— …не понял… — сказал он.
Алешкин доставал из ниши столбика запасной прибор вместо поврежденного и все еще был сердит, на ТУБа даже не взглянул.
— Иди к тамбуру!
ТУБ опять замешкался.
— Выполняй!
И только тогда он зашагал к станции, высоко поднимая ноги и старательно обходя все лежащие провода.
Из тамбура вышла Мей в легком скафандре. Выполняя приказ, ТУБ, не остановившись, протопал мимо нее.
Она взглянула в сторону Алешкина и догадалась.
— Бедный ТУБ! За что тебя так?
Алешкин услыхал ее в шлемофоне.
— Мей, нечего его жалеть. Вы только посмотрите, что наделал этот броненосец! Мне опять попадет от Паппино.
— А вам за что?
— Когда ТУБ делает что-то не так, то влетает мне, а не ему.
Мей присела возле Алешкина и ласково поглядела на него через стеклолитовое забрало скафандра.
— Понятно! — догадался он. — Куда вас везти?
— О, тут недальек.
— Недалеко.
— Совсем недальеко, тут, возле… Мне нужно поискать новый проба.
Очередная отметка температур все равно была пропущена, а прибор надо было регулировать. Притом просил не кто-нибудь, а Мей… Он подсадил ее к верхнему люку танкетки, забрался сам и положил руки на рычаги управления.
ТУБ стоял возле тамбура и следил за танкеткой, пока она не скрылась за скальной грядой. Тогда он включил приемник отраженных сигналов и настроился на частоту аварийного маяка танкетки.
Высадив Мей у обрывистой стенки кратера, Алешкин развернул танкетку и повел ее в обход, лавируя среди скал и скальных обломков, которыми был завален Залив Радуги.
— Тоже мне, придумали название, — ворчал он. — Сплошные радуги… Мей! — позвал он. — Не уходите далеко, а то я потеряю вас.
Шлепая мягкими пластмассовыми гусеницами, танкетка карабкалась по камням, то и дело ее клало то на один бок, то на другой. Даже независимая подвеска кабинки не спасала Алешкина от резких толчков.
Мей была где-то там, за скальной грядой, и он пытался разыскать туда проход. В одном месте сунулся было в узкую расщелину, но решил, что танкетка, чего доброго, заклинится панцирем и гусеницы повиснут в воздухе.
«Вот будет номер!» — подумал Алешкин.
Он повел танкетку в обход. И вдруг на вершине скалы, которую он огибал, распустился похожий на цветок, красивый пушистый фонтанчик и медленно опал кучкой пыли. За ним, подальше, вспыхнул другой. И вся каменистая пустыня внезапно покрылась фонтанчиками, как поле цветами. Они распускались то поодиночке, то по нескольку штук сразу, медленно угасали, а рядом вспыхивали другие.
Все это выглядело очень красиво. Алешкин никогда не видел ничего подобного и даже не сразу сообразил, что это такое.
Метеоритное облако накрыло Луну…
Он тут же двинул рычажок передатчика на полную мощность и закричал в микрофон: — Мей! Бегите ко мне, Мей!!
Развернув танкетку, он бросил ее в лоб, вверх на скальную гряду. Танкетка стала на дыбы, чуть не опрокинулась и сползла обратно.
И тут Алешкин увидел Мей.
Она бежала прямо по гряде, навстречу танкетке, прыгая со скалы на скалу, хорошо рассчитывая прыжки, — все же она была спортсменкой там, на Земле. Фонтанчики вспыхивали то справа, то слева, то далеко за ней, то совсем рядом. Мей бежала не сворачивая, она знала, что летящий метеорит не виден и увернуться от него невозможно, как от пули. Только случай решал все — попадет или не попадет…
Ей осталось совсем немного, всего три-четыре прыжка.
И тут она упала.
Алешкину показалось, что она запнулась. А она лежала, перевесившись через гребень скалы, и руки ее неловко раскинулись в стороны. Разбиться при падении она не могла, скафандр надежно защитил бы ее от ушибов. Вот только от удара метеорита он защитить ее не смог.
— Мей… — прошептал Алешкин. Метеоритик ударил по колпаку танкетки, по стеклолиту лобового стекла потекла струйка беловатого дыма.
Из танкетки было два выхода, два люка — один вверху, другой сбоку, под колпаком. Алешкин не стал открывать верхний люк — случайный метеорит мог угодить в пульт управления. Он открыл боковой, выбрался через него и выкатился на боку из-под защитного колпака танкетки.
Метеориты продолжали падать, но он уже не думал о них. Он сделал первый длинный прыжок, второй… не рассчитав, пролетел над лежавшей Мей и вернулся. Подхватил ее на руки — здесь вместе со скафандром она весила не более двадцати килограммов — ив два прыжка оказался возле танкетки.
Когда он осторожно проталкивал Мей в люк, камень рядом вспыхнул цветком. Алешкин заметил белую искорку пламени от удара, и пыльное облачко хлестнуло по забралу скафандра.
Он положил Мей на заднее сиденье. Голова ее бессильно перекатывалась внутри шлема, глаза были плотно закрыты. Алешкин не стал искать место удара — метеоритик, вероятно, был маленький, вязкий пластик скафандра тут же затянул пробитое отверстие, предохраняя от потери кислорода. Бесполезно было снимать и скафандр, это может занять много времени.
Он волчком развернул танкетку и погнал ее к станции.
Управляя рычагами, он то и дело оборачивался к Мей. Лицо ее бледнело все более и более, и он прибавлял обороты мотора. Танкетка на полном ходу перелетала через скалы, как лягушка, шлепалась на каменистые россыпи, и камни веером разлетались в стороны.
На крутом откосе ее занесло, несколько метров она скользила боком, Алешкин резко нажал на педаль, и танкетка выровнялась.
Вот-вот над каменистой грядой должен был показаться купол станции, пять минут хода, и они будут в безопасности, и Мей попадет в умелые руки врача. Только бы подняться из кратера на гребень…
Метеорит на этот раз оказался побольше — с детский кулачок. Но скорость его была огромной, стеклолитовый купол не выдержал удара, Алешкин почувствовал, как дрогнула танкетка, увидел вспышку пламени из мотора, услыхал в шлемофоне громовой удар… и больше уже ничего не видел и не слышал…
* * *
А когда открыл глаза, то увидел над собой лицо врача Моро, а выше, над головой, надежный купол станции.
— Вот и отлично! — сказал Моро. — Небольшой шок, ничего серьезного.
Он положил пустой шприц в ванночку. Алешкин поморгал глазами, припоминая. Поднялся на локте.
— Мей?..
— Я здесь, Альешкин…
Она лежала, укрытая простыней. Скафандр валялся на полу. На обнаженном ее плече розовела наклейка бакопластыря. Голос ее звучал слабо, но она улыбнулась Алешкину.
— У нее немного хуже, — сказал Моро. — Метеорит пробил плечо. Навылет. Полсантиметра от сонной артерии. Еще бы чуть-чуть… Но, как говорите вы, русские, «чуть-чуть не считается!». Мисс Джексон через недельку тоже будет о'кэй!
— А где Паппино?
— Синьор Паппино в радиорубке. Сломало антенну, он пытается связаться с Землей.
Алешкин оперся руками и сел. Грудь немножко побаливала, как после удара, но двигаться он мог вполне свободно.
— Как вы нас достали?
Моро убирал медикаменты в аптечку.
— Вас принес ТУБ.
Алешкин непонимающе уставился на него.
— Он сумел вытащить нас из танкетки?
— Нет, он притащил танкетку вместе с вами.
— Притащил?
— Да, на спине.
— Десять тонн?
— Ну, здесь менее двух.
— Да, я и забыл, — сказал Алешкин. — Но все равно много.
— Много. Но он принес. О, на это стоило посмотреть. У нас метеоритом заклинило антенну кругового обзора, пришлось поворачиваться на гусеницах, мы же не знали, откуда вы можете появиться. И вдруг видим, на гребень кратера поднимается танкетка. Гусеницы у нее не крутятся, а она подвигается к нам. Мы с Паппино вначале ничего понять не могли, все глаза себе протирали. Потом только разглядели под танкеткой башмаки ТУБа. Он поднялся с танкеткой на самый гребень и там упал. И больше не двигался. Вплотную к вам подъехать не могли, оставалось еще метров пятьдесят. Тогда мы отправились за вами, вытащили обоих через верхний люк. Да и метеориты, на наше общее счастье, стали падать пореже.
— А ТУБ?
— Он остался там. Лежит под танкеткой. Нам было уже не до него.
Алешкин встал и потянулся к скафандру.
— Вы куда, Алешкин?.. Послушайте, это рискованно. Метеориты еще падают.
— Нельзя же оставить его там.
— Что ему сделается, пусть полежит… Не глупите, Алешкин. Это же не живое существо, вы понимаете. Это же машина, такая же, как и танкетка.
Алешкин задумчиво смотрел на Моро. Потом взглянул на Мей. Она подозвала его кивком головы. Он наклонился, и Мей поцеловала его в щеку
— А ну вас! — сказал Моро. — Делайте как хотите.
Метеориты падали реже, значительно реже. Тут и там вспыхивали одинокие фонтанчики. Танкетка стояла среди каменных глыб. Из-под гусеницы торчала неестественно вывернутая подошва огромного ботинка.
Алешкин подергал за нее.
— ТУБ! — позвал он. — ТУБ…
Под танкеткой было тихо и темно. Он выволок из багажника домкрат, подсунул под гусеницу, поднял.
Вытащил ТУБа за ногу.
Поцарапанный и закопченный панцирь его был расцвечен яркими пятнами от ударов мелких метеоритов.
Алешкин перевернул его на спину, пощелкал главным включателем и понял.
Когда ТУБ нес танкетку, начало срабатывать защитное реле перегрузки, выключая моторы. И опять, как когда-то на Венере, ТУБ прижал клавишу главного включателя рукой. Моторы перегрелись сразу, подвела ограниченная киберлогика, и он упал. И тогда аварийное реле выключило уже все: и моторы, и киберлогику.
Алешкин достал отвертку, отвернул защитную пластинку на реле, замкнул контакты. ТУБ сразу зашевелился, поднял, голову и с трудом сел.
Движения его стали еще более неуклюжими. Он со — скрипом повернулся к Алешкину и уставился на него объективами видеолокаторов, за которыми светились голубые зрачки экранов. В шлемофоне Алешкина раздались редкие похрипывания, тогда он сильно пошлепал тяжелой ладонью скафандра по панцирю — как стучат по приемнику, когда в нем нарушается контакт.
— …тяжело… — хрипнул ТУБ. — …не мог.
Контакт снова прервался, и он опять замолчал.
Через круглые диафрагмы объективов Алешкин видел свое отражение на видеоэкранах. Он не забывал, конечно, что перед ним не существо, ожидающее благодарности или сочувствия, а машина — искусная конструкция из метапластика и радиодеталей — инженер-кибернетик Алешкин понимал это лучше, чем кто-либо другой.
Он ласково похлопал по метапластиковому плечу.
— Ты молодчина, ТУБ!.. Вставай, пойдем ремонтироваться. Я налажу тебя опять, чего бы это мне ни стоило, даже если придется остаться на станции еще на один срок.
ТУБ поднялся, но тут же начал заваливаться на поврежденную ногу.
Алешкин подставил ему плечо.
Так они и пошли к станции. Волоча негнущуюся ногу, ТУБ старался идти чуть впереди Алешкина.
Метеориты продолжали падать…
