Хома

Все началось с бессонницы. Вернее, с того, из-за чего Виктор теперь боялся ложиться спать. Ему снилось, что его бросают в прозрачную воду со связанными за спиной руками, а потом выпускают туда змею, которая, изгибаясь, подплывает к его голове и заползает ему в ухо. Ему снилось, что у него вываливаются зубы, и он собирает их с пола, но они крошатся, как сухая известь, в его руках. Ему снилась его бабушка, которая давно умерла, но теперь она приходила к нему живая, и у нее не было на пальцах ногтей. Ему снилось, что он проснулся, но не может встать, потому что лежит в гробу, и гроб этот закопан глубоко в землю.

Ночные кошмары превратили жизнь Виктора в ад. Каждый день он с содроганием ждал приближения вечера и со страхом прислушивался к тому, как его сердце начинало биться сильней, едва у него в голове отдаленной тенью проносилась мысль о том, что скоро надо будет ложиться спать.

Поэтому он отнюдь не воспринял это как шутку, когда получил на свой мобильный телефон сообщение: «Ну как? Нормально спишь по ночам?»

Задремывая в кресле часам к пяти утра, Виктор теперь стал отключать мобильный телефон, потому что кто-то продолжал присылать ему странные сообщения. Вначале он думал, что это дурачится кто-то из коллег по валютному отделу, но потом все же решил, что это было им ни к чему. Тем более что он возглавил этот отдел всего месяц назад. Врагов за такой срок не наживают.

Их наживают гораздо быстрей.

– Сколько вы проработали у нас в банке? – спросил он системного администратора сети.

– Ровно одну неделю.

– Больше вы у нас не работаете.

Потому что сообщения, которые раньше кто-то присылал ему на мобильный, теперь стали приходить на его электронную почту. Прямо в банк. На адрес, известный только ему, нескольким клиентам в Швейцарии и системному администратору.

Швейцарцы отпадали, потому что по-русски просто не умели писать, следовательно, оставался программист. И сам Виктор. Если он сошел с ума и сам отправлял себе эти письма.

Как человек рациональный, он понимал, что эту возможность тоже нельзя полностью исключать, однако предпочел начать с программиста.

– Всего доброго, – сказал он, закрывая дверь и изо всех сил стараясь не услышать слова «козел».

Однако письма на электронную почту приходить не перестали. Наоборот – их стало больше, и они сделались гораздо злей.

Психиатр сказал Виктору, что он абсолютно нормален, и тогда он решил найти программиста, которого уволил неделю назад. Парня надо было напугать. Иначе это могло продолжаться бесконечно.

Потому что Виктор не мог просто взять и закрыть этот электронный адрес. Пришлось бы остановить операции, о которых ни ФСБ, ни налоговым ведомствам лучше было не знать. Тем более что клиенты из Швейцарии помогали отмывать деньги не только для директора банка. У Виктора в этих операциях тоже был свой интерес. Сколько бы он прожил, если бы директор узнал о его личной заинтересованности, – вопрос был сугубо риторический. И он это понимал.

– Это ежу понятно, – сказал программист, когда Виктор обрисовал ему, что он с ним сделает, если тот не перестанет присылать ему свои идиотские письма. – Только я их не присылал. Их вообще никто не отправлял. Они ниоткуда.

– Как это?

– Да вот так. Нет отправителя. Думаете, я не проверял? Или мне по приколу – просто так потерять работу? Даже самые крутые хакеры сказали, что этого не может быть.

– Чего?!!

– Ваших писем.

Виктор вздрогнул и молча уставился программисту в лицо.

– Почему? – наконец сказал он.

– Да потому что нельзя получить то, что ниоткуда не отправляли.

– В каком смысле?

– В самом прямом. У ваших писем нет исходной точки. Они ниоткуда. Я отследил в обратном порядке все сервера, но каждый раз цепочка обрывалась. Как будто компьютера, с которого отправляют все эти письма, просто-напросто не существует. Как будто их кто-то придумал, а потом мысленно отправил в Сеть. Они не оставляют первоначального следа.

– Но где-то же они в Сеть проникают!

– Проникают. Но без серверов. Они всегда возникают из ниоткуда.

Виктор сам не знал – почему, но в итоге он программисту поверил. Правда, кошмары по ночам стали еще ярче. И писем приходить стало значительно больше.

Все его сны теперь сводились к одному и тому же. Какие бы ужасы ни приходили к нему по ночам, каждое видение почти всегда заканчивалось лицом девушки. Черты этого лица ускользали от Виктора, потому что всякий раз он видел его в самом конце, за доли секунды до пробуждения, но он твердо был уверен в том, что это было одно и то же лицо. Присутствие девушки в его снах было настолько реальным, что, открывая глаза, он с трудом прогонял от себя ощущение, как будто он только что слышал ее печальный вздох вон там за портьерой возле шкафа в самом темном углу.

Днем он пытался понять, почему это лицо так волнует его и кажется ему неуловимо знакомым, но после множества бесплодных попыток вспомнить – где он мог видеть свою ночную гостью, Виктор давал себе слово не думать о ней, заваливал себя работой, старался все время быть рядом с людьми и через полчаса снова возвращался мыслями к ней.

Так продолжалось до тех пор, пока он не получил совершенно особенное письмо на свой электронный адрес. Его зловещий корреспондент сообщал, что ему все известно. Что он знает о тайных финансовых операциях, которые Виктор проводит для директора банка, и что скоро наступит время держать ответ.

– Какой ответ? – сказал ему директор и засмеялся. – Ты, милый, не понимаешь, что в случае чего отвечать будешь ты. Один только ты. Потому что вся эта байда с нелегальными операциями – только твоих рук дело. Ты думал, что валютный отдел получил просто так? Смешной ты. И попробуй где-нибудь упомянуть меня. Понимаешь, что с тобой будет?

Виктор понимал. Он молча смотрел на директора и не мог двинуться с места. Однако его поразили не столько слова босса, сколько то, что происходило с его лицом. Под глазами у директора неожиданно проступили темные круги, щеки ввалились, кожа приобрела зеленоватый оттенок, а нос вдруг как будто совсем исчез, и на Виктора смотрело уже не лицо, а череп.

– Ты чего? – совершенно другим голосом спросил директор. – Что ты на меня так уставился?

– Ничего, – выдавил из себя Виктор. – Просто… у вас что-то с лицом.

– Иди, работай, умник. И держи в башке то, что я тебе тут сказал.

Выходя из кабинета, Виктор обернулся, и директор снова поднял голову от бумаг. Лицо у него было совершенно нормальным.

– Нет, я же говорил вам, что с психикой у вас все в порядке, – сказал врач, записывая что-то в свой толстый журнал. – Можете не беспокоиться. Галлюцинации у вас, скорее всего, от переутомления. Надо вам отдохнуть. Давно были на курорте? Возьмите отпуск и поезжайте куда-нибудь на юг. Я раньше обычно ездил на Украину. Чудесные там места. Не бывали?

Но Виктору было совсем не до украинских чудес. Через два дня после визита к врачу он получил новое сообщение. На этот раз оно было еще страшней.

«Сходил к директору? Ну и дурак. Потому что я знаю, что ты воруешь не только для него. Хочешь, я напишу ему – сколько ты у него украл денег?»

Виктор долго смотрел на белый экран монитора, потом протянул руку и впервые подвел курсор к слову «Ответить».

Он написал только два слова.

«Кто ты?»

Через минуту компьютер издал звук, сигнализирующий о новом сообщении.

«Тот, кто тебе нужен».

Виктор посидел еще и потом медленно написал: «Зачем?»

Ответ пришел почти сразу.

«Ты знаешь».

И еще через несколько секунд: «У памятника Гоголю за почтамтом. В два часа».

Виктор откинулся в кресле и закрыл глаза. Ему не хотелось ни о чем думать. Просидев так пять минут, он потянулся наконец, чтобы выключить компьютер, но в этот момент на экран выскочило еще одно письмо.

«А как тебе лицо твоего директора?»

На Арбатской площади было шумно. Оставив машину недалеко от метро, Виктор почти бегом направился к почтамту. Сердце его колотилось как бешеное. Часы возле кинотеатра показывали без пяти два. Сделав шаг с тротуара, он хотел перебежать дорогу, чтобы не терять времени в переходе, но в это мгновение откуда-то сзади раздался крик:

– Стой! Не ходи туда!

Он резко остановился, и мимо него, буквально в двадцати сантиметрах, пронесся тяжелый грузовик. Хватая ртом воздух, Виктор в ужасе отпрянул назад, но огромный «КамАЗ» уже скрылся за поворотом. Виктор сделал еще шаг назад, замер и потом медленно повернулся. Рядом с табачной палаткой молодая женщина склонилась над малышом, который забрел в самую середину большой лужи и радостно топал ногой.

– Кому говорю, не смей больше туда ходить! – сказала она и потянула малыша за руку.

Виктор стоял на месте и продолжал смотреть на женщину и ребенка. Выведя малыша из лужи, она присела перед ним на корточки и стала что-то шептать ему на ухо. Виктор, сам не понимая почему, не мог оторвать от них взгляда. Наконец женщина, продолжая сидеть на корточках, медленно повернула голову и посмотрела прямо на него. Виктор встретился с ней глазами, и по спине у него пробежал холод. Женщина, улыбаясь, смотрела на него и гладила по голове ребенка.

У нее было лицо той девушки, которая приходила к нему по ночам.

На следующий день он получил новое сообщение.

«Ну как?»

«У памятника никого не было», – ответил он.

«Я не об этом».

«Нам нужно встретиться. Я больше так не могу».

Еще через два дня ему прислали новый адрес. Теперь надо было ехать в Воронеж.

– Ты что, с ума сошел? – сказал директор. – У нас сейчас самый ответственный момент. Нужно успеть до пятницы перевести в Швейцарию еще пять миллионов.

– Я не знаю.

– Что ты не знаешь? Насчет Швейцарии? Будешь выпендриваться – закрою тебя.

Но Виктор не знал совсем другого. Он не знал – сошел ли он с ума.

В Воронеже к нему на встречу снова никто не пришел. В письме ему сообщили, что он должен ждать невысокого полного мужчину лет сорока пяти, но он целый час озирался на центральной площади города в смутном страхе увидеть в потоке людей лицо своей ночной гостьи. Ни девушка, ни мужчина на площади не появились.

То же самое произошло в Иваново и потом в Йошкар-Оле.

С каждым новым письмом и с каждой новой поездкой в нем росла уверенность, что он просто сходит с ума. Иногда ему казалось, что все это – очередной кошмар, от которого он никак не может очнуться, заснув под самое утро в своем кресле, вздрагивая от любого шороха, но все же не находя в себе сил вырваться из паутины нелепого и ужасного сна.

– Мне нужен один билет до Киева, – сказал он, наклоняясь к окошку кассы. – На самый ближайший рейс.

– Ближайший улетает через полтора часа.

– Мне подходит. Сколько с меня?

Девушка за стеклом перевела взгляд на монитор своего компьютера.

– Извините. На сегодня билетов уже нет.

– Нет? – Виктор нахмурился. – Ну, тогда давайте на завтра. Во сколько улетает первый?

– В 10.45.

– Хорошо. Давайте на этот.

Девушка снова посмотрела на свой компьютер.

– Извините, на этот рейс тоже, к сожалению, билетов нет.

– Да что за чертовщина! А на какой есть? Может, вы сразу скажете мне – на какой ближайший рейс до Киева у вас есть билеты?

Она посмотрела на монитор.

– Послезавтра, в 14.25.

– Послезавтра? – Виктор не смог скрыть своего раздражения. – Хорошо, сколько с меня?

Она назвала сумму, взяла у него паспорт и начала набивать его данные в свой компьютер.

Виктор вынул из кармана портмоне и стал пересчитывать деньги. Внезапно по спине у него побежали мурашки. Он буквально физически ощутил, что на него кто-то пристально смотрит. Стараясь делать это незаметно, он краем глаза оглядел аэровокзал, но ничего подозрительного не увидел. Облегченно вздохнув, он перевел взгляд на девушку за стеклом кассы и вздрогнул от неожиданности.

Вместо того чтобы печатать на своем компьютере, она сидела абсолютно неподвижно, вытянувшись как струна, и огромными воспаленными глазами смотрела ему прямо в лицо.

– Не надо лететь на этом самолете, – сказала она глухим голосом, совсем не таким, каким разговаривала с ним минуту назад. – У Николая Ивановича родился сын. Все погибнут.

Виктор в ужасе отшатнулся от окошка кассы, не понимая еще до конца причины своего страха, но уже внутренне приняв его как должное, и приготовившись делать то, что ему велят.

– Ну, вы берете билет, мужчина? – уже совершенно нормальным голосом сказала девушка. – Или так и будете там стоять?

– Нет, нет, – заторопился Виктор. – Я лучше поездом. Извините, что побеспокоил вас.

По поводу слуховых галлюцинаций врач сказал ему, что они также являются следствием переутомления. Поэтому Виктор прав, что решил съездить на Украину.

– Я же вам говорил – там лучший отдых. И очень хорошо, что поездом. Самолеты в последнее время, сами знаете… не того…

В поезде действительно было лучше. Еще только убирая чемодан на самую верхнюю полку, Виктор каким-то шестым чувством понял, что этой ночью он сможет уснуть. Ляжет, закроет глаза и тут же погрузится в сон. Без кошмаров. Ему самому было непонятно – откуда он это знал, но он был в этом твердо уверен.

Единственное, что раздражало его в купе – это непонятный попутчик. Постоянно поглаживая длинную бороду, он не сводил с Виктора глаз. Следил из своего угла возле столика за каждым его движением.

– А вы меня не помните? – наконец заговорил он. – А то я все жду, когда вы сами со мной заговорите.

Виктор внимательно посмотрел на человека с бородой.

– Нет, я вас не помню.

– Странно. А мы ведь с вами вместе учились.

– Где?

Виктор перестал расстилать постель и повернулся к попутчику.

– В семинарии. Четыре года назад.

– Где?!!

– В Киевской семинарии. Вас ведь зовут Фома? Хотя в миру у вас, наверное, было другое имя.

– В каком еще миру? Меня зовут Виктор. И четыре года назад я ни в какой семинарии не учился.

Попутчик закашлялся и затряс головой.

– Простите. Наверное, я ошибся. Но сходство невероятное. Вы даже головой делаете точно так же. Вот видите? Вот опять. Как будто у вас затекла шея.

– Может, я лучше перейду в другое купе?

– Нет, нет, что вы. Извините меня. Я обещаю вам, что больше надоедать не буду.

Однако, забравшись к себе на полку и с удовольствием закрыв глаза, Виктор чувствовал, что странный попутчик продолжает на него смотреть. Впрочем, стук колес и плавное покачивание вагона скоро сделали свое дело. Перед тем как уснуть, Виктор еще успел задуматься о том, какая может быть связь между тремя городами, куда его заставили съездить нелепые письма, но вскоре мысли его спутались, и он провалился в первый за несколько недель по-настоящему глубокий сон.

Наутро он обнаружил, что его попутчик исчез.

«Вот и хорошо, – подумал он. – Сумасшедший какой-то».

В Киеве он снял номер в той гостинице, где ему было указано, и стал ждать.

Через два дня, потеряв надежду, Виктор решил, что его опять обманули. К полудню он начал укладывать чемодан. Выходя из номера, он подошел к телевизору, чтобы выключить его из сети. Он протянул руку к выключателю, но вдруг замер, уставившись на экран. В хронике новостей мелькали кадры с места крушения самолета. Дымящиеся остатки фюзеляжа, вещи пассажиров, солдаты. Какой-то чиновник в яркой куртке с капюшоном давал интервью. Виктор прибавил звук. С трудом разбирая украинскую речь, он все же уловил, что причиной авиакатастрофы, скорее всего, послужила ошибка пилота, у которого за день до вылета родился сын. Пилот обманул комиссию и явился на борт в состоянии тяжелой похмельной интоксикации. Рейс был из Москвы.

Виктор бессильно опустился на стул. Он понял, что теперь никуда не уедет.

Вечером, проверяя почту в своем ноутбуке, он обнаружил новое письмо. Оно было коротким.

«Смотрел телевизор?»

Вместо ответа он напечатал: «Куда теперь?»

В Полтаве он открыл компьютер прямо на вокзале. Положив на столик в кафе мобильный телефон, Виктор вошел в Сеть. В новом письме ему указывали небольшой районный центр, до которого надо было добираться на электричке. Чемодан он решил оставить в камере хранения. С ним оставалась лишь сумка, в которой лежал компьютер, и телефон.

Сойдя с пригородного поезда, он снова проверил почту и отправился на поиски автовокзала.

Автобус был старый и почти пустой.

Деревня, где он вышел уже под вечер, состояла буквально из нескольких хат.

«Найди кума Миколу. Он знает – куда везти».

– Да не поеду я никуда, – сказал Виктору огромный мужик, разгребавший вилами сено у себя во дворе. – Ночь уже совсем. И «жигуль» у меня сломавси. Ишь, чё удумали! На ночь глядя – в такие места. Туда и днем-то не всякая дитина заскочит. А воны куда тильки не бегають.

– Микола, это шо у тоби там за кацап? – раздался с крыльца женский голос.

– А ну, подь в хату! – крикнул Микола в сгущающуюся темноту. – От, баба дура!

– Никуды не поедешь! – крикнула в ответ женщина с крыльца.

– Звиняйте, – сказал Виктору Микола, снова подхватывая вилами целую копну.

– Но вы мне скажите хотя бы – в какую сторону надо идти?

– А ни в какую не надо. Не треба вам никуда ходить. Оставайтесь у нас. Жинка варениками угостит.

– А завтра вы меня отвезете?

– И завтра не отвезу.

– Но мне очень надо.

– От, чудак-человек. Говорят ему – не надо, а он заладил «надо мне, надо».

– Я вам хорошо заплачу.

– Та на шо мне твои деньги, если…

Микола вдруг замолчал и стал еще усерднее налегать на вилы. Оба молчали минуты две.

– Значит, не отвезете? – наконец заговорил Виктор.

– Не отвезу.

– Хорошо. Тогда все равно – скажите, в какую сторону?

Не поднимая головы, Микола показал вилами на лес. Виктор посмотрел туда и сказал:

– Вот по этой дороге?

Микола продолжал молча метать стог.

– Спасибо. А когда завтра автобус уходит в райцентр?

Микола что-то пробурчал, и Виктор понял, что от него уже ничего не добьешься.

Отойдя по дороге, он обернулся и увидел, что Микола, выпрямившись, смотрит ему вслед. Рядом с ним стояла его жена. Они оба продолжали смотреть в его сторону до тех пор, пока он не дошел до леса и темнота окончательно не поглотила его.

Примерно в одиннадцать Виктор понял, что заблудился. Дорогу он давно потерял. Вернее, она сама исчезла у него под ногами. Превратившись сначала в тропинку, очень скоро она стала как-то непонятно петлять и наконец совсем растворилась. Кругом был глухой лес, непроницаемая темнота и ночные шорохи. Издалека доносились раскаты грома. Где-то начиналась гроза.

Виктор сел под деревом, оперся спиной на ствол и вынул из сумки компьютер. Ему очень хотелось верить, что телефон будет работать в такой глуши. Матовое мерцание монитора немного его успокоило. В почтовом ящике было письмо.

«Оглянись», – прочитал он и почувствовал, как у него по спине побежали мурашки.

Виктор медленно повернул голову и увидел светящиеся огоньки. Это были окна. Он мог поклясться, что минуту назад их там не было.

Как зачарованный он несколько мгновений смотрел на ярко освещенные окна, потом повернул голову к компьютеру и увидел еще одно письмо.

«Заходи», – прочитал он.

Когда дверь открылась, он замер и не мог сделать больше ни одного шага. Перед ним стояла ночная гостья из его снов.

Они смотрели друг на друга целую вечность. В голове Виктора бурей проносились обрывки его ночных кошмаров. Лес вокруг как будто стал вдруг еще темней и подступил к самому дому. Залитая светом комната за спиной девушки закачалась, и Виктор подумал, что все это – и лес, и одинокий домик, и девушка, стоявшая напротив него, – сейчас закружится вихрем и взовьется к ночному небу, унося его нелепое, беспомощное тело с собой.

Он почувствовал, как ноги у него подгибаются от слабости и отказываются держать его. Он уже ничего больше не понимал.

В это мгновение дверь перед ним неожиданно захлопнулась. Виктор снова оказался в темноте.

Он знал, что мог теперь просто уйти оттуда, но в то же время отчетливо понимал, что никуда не уйдет. За дверью лежала разгадка. Все его страхи гнездились там.

– Чего колотишь, как сумасшедший? – открывая дверь, закричала на него какая-то старуха. – Шляются по ночам, грибники чертовы! Нажрутся грибов – покоя от них нет!

– А где девушка? – выдохнул Виктор, чувствуя, как сердце у него колотится все быстрей.

– Совсем сдурел! Девушек ему подавай! А ну, пошел вон отсюда! Сейчас собаку спущу!

– Подождите! – Виктор резко уперся рукой в дверь, которая уже начала закрываться, а потом, оттолкнув старуху, сделал шаг внутрь.

Не обращая внимания на ее крики, он быстро заглянул во все комнаты, но девушки нигде не нашел.

– Спряталась, – сказал он растерянно и опустился на табурет.

– Да ты вправду умом тронутый, – сказала старуха. – Откуда тут девушки? Ты сам сюда как попал?

– Что? – сказал Виктор, с трудом соображая.

– Откуда ты взялся?

Виктор потряс головой и сжал виски руками.

– Я из банка… Валютный отдел…

– Не знаю я никаких отделов. Сам видишь – девушек здесь нет. Так что, давай, собирайся.

Виктор продолжал молча сидеть на табурете.

– Чего расселся? Иди откуда пришел.

– Я не могу, – наконец медленно сказал Виктор.

– Как это – не могу? Ноги, что ли, у тебя отвалились?

– Мне надо ее найти. Скажите – где она прячется. Я поговорю с ней – и сразу уйду. Я вам обещаю.

– Он обещает! Пришел среди ночи – а я ему девушек ищи! Говорю тебе – нет у меня никаких девушек и не было отродясь.

– Я не уйду.

Старуха постояла молча напротив него, а потом сплюнула прямо на пол.

– Чтоб ты сдох!

Она подошла к входной двери, закрыла ее, еще раз посмотрела на него и, наконец, исчезла в другой комнате.

Вскоре он потерял ощущение времени. Иногда ему казалось, что минуты летят стремительным потоком и вот уже скоро за окнами начнет светать, а потом его взгляд вдруг останавливался на мухе, которая ползала по краю стола, и тогда ему казалось, что проходит целая вечность, пока муха переберется от одного узора на скатерти до другого.

Старуха в своей комнате еще некоторое время шуршала чем-то, но потом затихла, и весь дом погрузился в полную тишину. Виктор с онемевшей от неподвижности спиной продолжал сидеть на табурете. Часы у него на руке показывали половину второго.

Около трех часов он задремал. Ему даже начал сниться какой-то сон, но он вдруг пошевелился и едва не упал на пол. Спина у него совсем затекла.

Стараясь двигаться абсолютно бесшумно, он с трудом встал с табурета и перебрался на огромный топчан. Свет он оставил включенным.

Из сна его выбросило мощным толчком. В комнате было темно. Прямо напротив него стояла в чем-то длинном и белом старуха.

– Вы что? – прошептал Виктор, чувствуя, как по спине у него побежал озноб.

Старуха не отвечала. Раздвинув руки и подняв к потолку незрячее лицо с широко открытыми, но лишенными зрачков глазами, она двигалась прямо к нему.

– Вам чего? – задыхаясь, прошептал Виктор.

Старуха продолжала медленно приближаться. Подойдя совсем близко, она протянула руки и стала на ощупь искать скрючившегося на топчане Виктора.

Некоторое время он молча уклонялся от ее рук, отодвигаясь все дальше к стене, но, когда места уже совсем не осталось, он попытался нырнуть ей под локоть. С невероятным проворством старуха поймала его за волосы и начала сильно тянуть к себе. Несколько секунд в полном молчании он пытался освободиться от ее хватки. Чем дольше она тянула его за волосы, тем острее он ощущал, как силы покидают его. Он даже представить себе не мог, что старуха окажется такой сильной. Изнемогая от боли, он вдруг почувствовал, как ее вторая рука легла ему на лицо. Через секунду он уже не мог дышать. В ужасе Виктор изогнулся всем телом. Задыхаясь, он впился зубами в ее ладонь и из последних сил попытался вырваться из рук старухи. На мгновение ее хватка ослабла. Он еще сильнее сжал зубы и почувствовал, как что-то хрустнуло у нее в руке. Старуха по-прежнему не издавала ни звука.

Последним усилием Виктор рванул ее на себя, и они оба покатились на пол. Освободившись от ее рук, он как сумасшедший начал бить ее кулаками. Дикий зверь, который проснулся в нем, наслаждался этой накатившей волной ярости и заставлял его наносить удары по чужому хрупкому телу все сильней и сильней. Наконец он схватил ее за горло и сжал его изо всех сил. Свет луны, падавший из окна, освещал ее мертвеющее лицо.

Наконец она захрипела, и откуда-то из-подо лба у нее выкатились зрачки. Лицо ее вздрогнуло и вдруг изменилось.

Не веря своим глазам, Виктор смотрел на то, как старуха превращается в ту девушку, которую он так долго искал. Перед ним было самое красивое лицо из всех, какие он видел.

– Хома, – прошептала она. – Поцелуй меня.

Голова у него закружилась, он склонился к ней и припал губами к ее губам, понимая, что гибнет навеки.

– Теперь ты мой, – еле слышно шепнула она. – Еще раз.

Он снова прильнул к ней долгим поцелуем, пока не ощутил, как прямо под сердце между ребер в него входит нож.

Сознание вернулось к нему как вспышка.

– Тихо! Тихо! – говорил ему бородатый человек в пятнистом комбинезоне, пока он лихорадочно хватал себя за грудь. – Сказився?

– Где это? Где? – лихорадочно повторял Виктор, пытаясь найти рану.

– Та що где? Що тоби надо? Що ты хлопочешь?

Поняв, что никакой раны на груди у него нет, Виктор перестал рваться из его рук и в изумлении посмотрел на человека с густой бородой.

– А вы кто? Вы откуда? Старуха где?

– Какая старуха? Вин точно сказився. Немае старух тут, хлопчик. Одни казаки.

Виктор повернул голову, застонал от боли в висках и тут же замолчал. Из комнаты в комнату ходили люди в маскировочных комбинезонах. У каждого за спиной висел автомат Калашникова. На груди у многих были закреплены гранаты.

– Ну шо? Очухавси? – наклонился к Виктору один из них. – Молодец. Если бы не ты, мы бы сюда еще не скоро заглянули. Батько велел благодарность тоби объявить.

– Какой батька?

– Вин еще батьку не видел! Сейчас он сам к тоби подойдет. Эй, хлопци! А ну, покличьте батьку. Вин к бэтээру пошел до рации.

Виктор беспомощно переводил взгляд с одного вооруженного человека на другого. Все они быстро входили и выходили из комнаты.

– Не бойся теперь, – сказал ему тот, который подошел вторым. – Одного здесь не бросим. Будем к Полтаве пробиваться. У нас еще танк есть.

– А где… старуха? – тихо спросил Виктор.

– Далась ему эта старуха, – усмехнулся первый. – Вин про нее уже один раз спрашивал. Не очухавси, видно, до конца еще.

– Очухается.

В этот момент в комнату с улицы вошел высокий коротко стриженный человек лет сорока пяти с седыми усами. На нем тоже была военная форма. Все остальные замерли, когда он вошел.

– Батько, – сказал тот, кого Виктор увидел первым. – Вин очнувси. Только слабый еще.

Высокий человек приблизился к Виктору, осторожно взял его за руку и с чувством пожал ее.

– Спасибо тебе, сынок. Если бы ты нам не позвонил три дня назад, мы бы ничего не узнали.

– Я никому не звонил.

Бородатый покачал головой.

– Я же говорю, батько, вин еще слабый. Заговаривается еще.

– Ничего. Мы тебя, сынок, подлечим. А ты просто полежи пока.

– Я ничего не помню, – еле слышно произнес Виктор. – Я не знаю вас. Где старуха?

– Я понимаю, что тебе тут довелось пережить, – сказал тот, кого называли «батькой». – Три дня пытался ее спасти. Без докторов. Извини, что долго к тебе пробивались. Пришлось двигаться далеко в обход. Кругом минные поля, и еще два раза наткнулись на колонну танков.

– Я не понимаю, – прошептал Виктор.

– Надо же, как его! – сказал бородатый. – Начисто память отшибло.

– А чего ты хотел? – ответил ему второй. – Когда б у тоби невеста померла, ты б еще не так горевал.

– Какая невеста? – сказал Виктор.

– От, бедный, – покачал головой бородатый. – Сотника нашего дочь. Панночка. Твоя ж невеста. Два года тому назад в Москве обручились. Еще до войны. Покажь ему фотки, батько.

Высокий расстегнул нагрудный карман и вынул оттуда несколько фотографий. Виктор молча перебирал их одну за другой. По спине у него пробегал озноб. В голове вспышками мелькали обрывки страшной ночи. На каждой фотографии он узнавал себя.

А рядом с ним улыбалась его ночная гостья.

– Красавица она у меня была, – вздохнул высокий. – Но сердце слабое. Врачи еще в детстве сказали – долго не проживет. Хорошо, что тебя встретила. Хоть кого-то успела полюбить.

Он отвернулся, и все остальные в комнате опустили головы.

– Эх, если б не эта танковая колонна! – скрежетнул зубами сотник. – Я бы сам к ней успел.

– Не убивайся, батько, – сказал бородатый. – Что Богом решено, того не изменишь.

– Ладно, собираться пора, – сказал сотник. – Грузите хлопчика в БТР. Если их разведка нас тут засечет, придется уходить с боем.

– Почему с боем? – сказал Виктор. – Что происходит?

– Война, сынок. Война происходит.

– Война? На Украине? Война же в Чечне.

– Да, видимо, туго тебе здесь пришлось. Нет, сынок. Война идет на Украине. Полтора года уже. А в Чечне войны никогда не было.

– Батько, – сказал еще один человек, входя с улицы. – Все готово. Можем уходить.

Виктор посмотрел на того, кто это сказал, и голова у него закружилась. У двери стоял человек, с которым он ехал в поезде из Москвы в Киев. Виктор хотел что-то сказать, но в следующее мгновение его затошнило, и он снова погрузился в темноту.

– Неужели так ничего и не помните? – говорил ему сидевший рядом с ним в бэтээре человек.

– Вас помню, – слабым голосом отвечал Виктор. – Мы с вами вместе ехали из Москвы.

– Да я вам уже в сотый раз повторяю, что этого не может быть. Поезда на Украине давно не ходят. Я вас спрашиваю совсем о другом. Неужели вы правда не слышали о войне? В Москве ведь, наверное, постоянно в «Новостях» показывают.

– Показывают Чечню.

– Странно. И ничего про войну на Украине?

– Как вас зовут?

– Горобец. Моя фамилия Горобец.

– А где я вас тогда мог раньше видеть?

– Не знаю. Я до войны в семинарии риторику изучал.

– В семинарии? В Киевской?

– Ну да. А в какой же еще?

– Все правильно. В поезде вы тоже говорили, что учились в Киевской семинарии.

– Опять двадцать пять. Говорю вам – поезда на Украине не ходят. Железные дороги взорваны все.

Когда Виктор уставал с ним спорить, он просто закрывал глаза и старался уснуть под мерное покачивание бэтээра. Он говорил себе, что, наверное, все-таки сошел с ума. Но теперь это уже его не пугало. Его больше пугал темный сверток, который лежал недалеко от него. Под тканью легко угадывались очертания человеческого тела.

– А из-за чего у вас идет война? – спрашивал он, понимая, что не уснет.

– Старая история. Православные воюют против католиков.

– А вы кто?

– Мы православные. Воюем за истинного Христа.

– Понятно, – говорил Виктор и удивлялся тому, как странно он сошел с ума.

«Надо было меньше смотреть телевизор», – говорил он себе, стараясь отодвинуться подальше от зловещего свертка.

– Да не буду я этого делать! – сказал Виктор и вскочил из-за стола.

– Ты сядь, Хома, – сказал ему сотник. – Не горячись. Это не я придумал. Так доченька захотела. Попросила меня еще год назад.

– Сколько раз говорить – меня зовут Виктор!

– Ну, пусть будет Виктор. Только мои-то хлопцы знают тебя как Хому. Дочка про тебя много рассказывала. Сказала мне – как умру, пусть Хома по мне три ночи читает, а больше никого не проси. Так и сказала. А я говорю – да с чего ты взяла, что скоро умрешь? А она смотрит на меня своими глазами темными и говорит – знаю я, тату, знаю.

Сотник замолчал и опустил голову.

– Любила она тебя, – глухо сказал он, не поднимая глаз. – Ты уж не отказывай мне. Мне сейчас отказывать лучше не надо.

Казаки, расположившиеся на хуторе, тоже предупредили Виктора, что сотнику перечить нельзя.

– Расстреляет. Он и так может любого из наших в расход пустить, а сейчас он вообще сам не свой. Так что, Хома, смотри. Это тебе решать.

– Я не Хома!

– Конечно, конечно. Но пуле-то все равно. Что Хоме в лоб влететь, что Виктору.

Понимая, что просто так его не отпустят, Виктор обошел весь хутор в поисках возможности убежать.

– Дурной, – сказал ему Горобец. – Кругом мины-растяжки. Поэтому тебя и не караулит никто. Тут всего-то две тропки. Но их надо знать. Пойдем. Батько велел молитвам тебя научить. Поминальную хоть одну знаешь?

Единственная дорога, по которой на хутор прошел БТР, была перекрыта двумя пулеметными гнездами. В каждом сидели по два казака. Когда Виктор и Горобец проходили мимо, один из них, совсем молодой, еще без усов, шепнул что-то на ухо другому. Тот покосился на Виктора и мрачно покачал головой.

– А даже если проскочишь, – продолжал Горобец, – все равно тебя западные поймают. У них на всех дорогах стоят патрули. Рассказать тебе, что они делают с пленными?

– А почему эти за пулеметом так смотрят на меня?

Горобец обернулся.

– Эти? Да они тебя жалеют.

– Жалеют? Почему?

– Потому что дочка у сотника была ведьма.

Виктор остановился как вкопанный.

– Ведьма?!!

– А ты разве не знал? Мы думали, что ты знаешь. Зачем, по-твоему, сотник держал ее так далеко от себя? Три дня к вам по лесам пробирались.

Виктор в упор смотрел на Горобца и не говорил ни слова.

– Ну, чего ты? – сказал Горобец. – А ты думал – она просто так там жила?

– Я ничего не думал. Я ее до вчерашнего дня даже не знал.

– Брешешь.

– Только во сне видел.

– А фотки?

– Не знаю – откуда они взялись.

– Да она про тебя уже целый год всем рассказывала. Еще до Ковтуна.

– До какого Ковтуна?

Горобец помрачнел.

– Да был тут у нас один. Фамилия Явтух, а прозвище было Ковтун.

– И что с ним случилось?

– Лучше тебе не знать. Пойдем, я тебя молитвам научить должен. Скоро стемнеет. Гроб в церковь понесем.

Виктор сделал шаг вперед и вплотную приблизился к Горобцу.

– Нет, ты мне расскажи.

– Да чего там рассказывать? Справный был казак. Теперь нету. Вернее, есть, но уже вроде и не казак. Сотник дочку из-за него с хутора отселил. За других казаков боялся.

– Да что с ним случилось? Толком можешь сказать?

Горобец покосился на казаков в пулеметном гнезде и украдкой перекрестился.

– Не надо бы к ночи… Но так и быть. Тем более – кому про это знать надо, как не тебе.

Он еще раз перекрестился.

– В общем, Ковтун этот начал сохнуть по ней. Девка красивая. На других хуторах таких днем с огнем. Только нам-то про ее красоту все известно было. А вот Ковтун сдуру на все разговоры рукой махнул. Как привязанный за ней везде таскался. А потом странный немного стал. Задумчивый. Сидит целый день в углу, автомат чистит. Никому слова не говорит. Как-то ночью пошел еще с тремя в караул, да всех положил из автомата. Полдня кровь со стен отмывали. А сам исчез. Как будто и не было его. Отправили за ним в лес пять человек – ни один не вернулся. И, главное, выстрелов не слыхать. Потом нашли их. Он их по деревьям развесил. Все без голов, и руки-ноги до костей изорваны. Как будто зубами их грыз. И пуля его не берет. Иногда днем вон там на горе показывается. Стоит вон на той опушке, сверху на хутор смотрит. Снайпера сколько раз били. Только вздрагивает. В бинокль видно – аж мясо от него летит. Постоит-постоит, потом развернется и в лес уходит. Так что я бы на твоем месте туда убегать не спешил.

– А в хутор он не спускается?

– Иногда по ночам. Бабы говорят – видели, как он в окна заглядывает. Но в хату войти ему силы нет. Образа у дверей стоят и у окон. Не знаю, чего он ищет. Может, панночку свою ждет.

Виктор поежился от озноба.

– Ладно, пойдем, – сказал Горобец. – Молитвам тебя научу. Без них твое пропащее дело.

Вечером гроб для панночки был готов. Стоя рядом с ним, Виктор старался не смотреть на лицо покойной. Казаки положили гроб на автоматы и понесли в церковь. Было уже темно.

– Отмоли мне дочь, – сказал сотник, оставшись с Виктором наедине. – Сумеешь – до конца жизни богатым будешь.

– Я в банке работаю.

– Тогда просто так отмоли. Я тебя за это живым оставлю.

Дверь за ним со скрипом захлопнулась. Виктор слышал, как снаружи на нее повесили замок. Он постоял, не оборачиваясь, еще минуту, потом неумело перекрестился и посмотрел туда, где поставили гроб. В церкви было темно и тихо.

Сначала все шло хорошо. Он монотонно читал из огромной книги, которую дал ему Горобец. Слова для него были совсем чужие, но он старательно выговаривал их в гулкую пустоту церкви. Эхо разносило его голос по всем уголкам.

«Главное – не смотреть туда, – билось у него в голове. – И не выходить из круга».

Свеча, стоявшая перед ним, освещала только небольшой клочок пространства вокруг него и неровно очерченный мелом круг.

– Что хочешь делай, но не переставай читать, – шепнул ему перед уходом Горобец. – Что бы ни случилось. И не перешагивай круг.

Иногда он поднимал глаза от освещенных страниц и озирался, стараясь не смотреть в ту сторону. Пламя свечи колебалось. На стенах дрожали тени. Стояла мертвая тишина.

Внезапно он ощутил, что он не один в церкви. Кто-то был рядом. И этот кто-то смотрел на него. Замирая от ужаса, он повернулся в сторону гроба и с облегчением увидел, что панночка спокойно лежит на своем месте. Он перевел дыхание.

«Нельзя останавливаться, – мелькнуло у него в голове. – Надо читать».

Он опустил глаза на книгу и замер от ужаса, потому что отчетливо услышал шорох в дальнем углу. Он снова взглянул на гроб – панночка была неподвижна. Шорох раздавался совсем с другой стороны.

«Нельзя останавливаться».

Не прерывая дыхания, он продолжал все громче произносить слова из книги. Он надеялся, что громкие звуки развеют его страх. Еще через несколько секунд шорох повторился. Теперь уже ближе. Кто-то стоял прямо напротив него. Сразу за границей света.

Виктор прикрыл глаза от света рукой и вгляделся в темноту. Там был человек. Мужчина в военной форме.

«Это же кто-то из казаков! – подумал он. – Слава Богу, хоть один из них остался».

Не в силах сдержать радости, он шагнул через круг, но темная фигура тут же отступила.

– Эй, – сказал Виктор. – Это ты, Горобец? Решил со мной посидеть? Иди сюда. Вдвоем не так страшно.

Человек перед ним молча сделал еще шаг назад.

– Куда ты? Иди сюда.

Виктор двинулся к нему. Человек отступил к самой стене и опустился на низенькую скамейку.

Виктор подошел к нему вплотную и попытался разглядеть его лицо. Человек сидел, опустив голову.

– Горобец, это ты?

Человек начал медленно поднимать голову, и Виктор в ужасе отшатнулся. Вместо лица он увидел кровавую маску.

– Иди читай, – сказал тот, кто сидел перед ним, с трудом разлепив губы. – Сейчас встанет.

Не чувствуя ног, Виктор начал отступать назад. Боковым зрением он уже видел, что гроб был пуст.

– Не выходи за круг, слышишь? – прошелестел мертвый голос у самой стены. – Не выходи оттуда.

До меловой черты оставался всего один шаг.

– Витька, – раздался вдруг сзади детский голос. – Витька-дурак. Иди играть с нами.

Он обернулся. Перед ним стояли двое мальчишек лет десяти. Павлик и Лешка.

– Иди к нам.

Последним усилием воли он сделал еще один шаг и переступил через черту.

– Вас уже нет, – прошептал он. – Вы утонули.

– Ну и что? Иди – поиграем.

Они сорвались с места и убежали в темноту. Виктор слышал, как они бегают и смеются.

– Витька-дурак.

Он опустил глаза в книгу и, почти выкрикивая, начал читать. Через мгновение в церкви все стихло. Он перевел дыхание и решил больше никуда не смотреть. Чего бы это ни стоило.

В следующее мгновение он с ужасом осознал, что произносит совсем не то, что написано в книге.

– Ну как ты читаешь? – сказал кто-то слева от него.

Виктор повернул голову и увидел, что рядом с ним стоит Горобец.

– Я же тебе говорил – слово в слово читай, а ты все буквы наоборот переставил. Дай сюда книгу.

Виктор взял книгу и послушно протянул ее Горобцу.

– Ближе подойди. Чего ты ее оттуда мне тянешь?

Виктор опустил взгляд на пол и увидел, что сапоги Горобца стоят ровно на самой черте.

– Ну, давай. Чего ты?

Виктор замер, потом положил книгу назад.

– Сдохнешь здесь! – закричал Горобец на всю церковь и исчез в темноте.

Больше Виктор головы от книги не поднимал. Он слышал, как вокруг него ходили люди, звали его знакомыми и незнакомыми голосами, умоляли посмотреть на них, плакали, но он головы от книги не поднимал. Только кричал все громче и громче, пока под утро уже не начал хрипеть.

За полчаса до рассвета все стихло. Виктор перешел на шепот. В горле у него першило, но он боялся остановиться, поэтому иногда заходился в приступе кашля, и все-таки не переставал читать.

Когда тишина простояла минут двадцать, и Виктор подумал, что все позади, он на мгновение приостановился и поднял глаза. В полуметре от него у самой черты неподвижно стояла панночка. Не отрываясь, она смотрела прямо ему в лицо.

– Еще две ночи, Хома, – прошептала она. – Две ночи.

В этот момент закричал петух. Панночка погрозила Виктору пальцем и медленно вернулась в свой гроб.

– Это Ковтун был, – сказал Горобец, вставая из-за стола. – А вы чего здесь расселись? Нечем заняться?

– Ну, интересно же, – протянул один из казаков, набившихся в хату, чтобы послушать Виктора.

– Иди посты проверяй, – велел ему Горобец. – Устроили вечер воспоминаний. А ну, все поднялись и освободили помещение.

Когда казаки, позвякивая оружием, вышли из хаты, Горобец повернулся к Виктору.

– Ковтун к тебе приходил. Это точно. Непонятно только – почему он тебе помог. Видно, панночка ему трогать тебя не велела. Ты ей самой нужен.

– Спасибо на добром слове, – с трудом проговорил Виктор.

– А может, ты ей чем-нибудь насолил?

– Не знаю. Я вообще ничего не знаю.

Горобец некоторое время молча смотрел на его склоненную голову. Потом вздохнул и сказал задумчиво:

– А ты весь поседел. Надо же, вся голова седая.

На этот раз Ковтун появился почти сразу. Как только казаки заперли дверь, Виктор почувствовал, что он опять не один в церкви. В дальнем углу зашелестело, потом послышались медленные шаги, и Виктор затаил дыхание, ощутив, что на него смотрят почти в упор. Не поднимая головы, он начал читать. Слова срывались у него с губ и тут же затихали, растворяясь в обступившей его тишине.

– Сейчас, – сказал Ковтун.

В следующее мгновение Виктор зажмурил глаза от яркого света, который внезапно залил всю церковь. Сотни свечей, вспыхнув, осветили даже самые дальние уголки. Крышка гроба с треском отлетела вверх, как будто изнутри по ней ударила страшная, бесконечно долго сдерживаемая сила.

Виктор пригнулся еще ниже и стал лихорадочно произносить слова, смысла которых он уже совсем не понимал. По церкви пошла волна. Воздух как будто вздрогнул и загудел, сгущаясь вокруг него. Со стен посыпалась лепнина, куски штукатурки, церковные украшения. Все это летело в его сторону, осыпая его градом ударов. Он закрывал голову руками и продолжал читать. Внезапно все стихло.

Гроб с лежащей в нем панночкой медленно поднялся со своего места и начал плавными кругами уходить вверх. Через секунду он исчез в темноте где-то под самым куполом.

Вдруг раздался оглушительный удар, и все двери разом вылетели, как от мощного взрыва. В окна полился ослепительный свет. Еще секунда – и в церковь хлынул поток закутанных в темные балахоны фигур. Их лица были закрыты тяжелыми капюшонами. Виктор, срывая голос, продолжал читать.

Когда фигуры в балахонах наконец замерли, ему показалось, что откуда-то доносится слабое пение. Оно было так прекрасно, что у Виктора перехватило дыхание. Никогда в жизни он не слышал такой музыки. Пение усилилось, и он понял, что поют обступившие его фигуры. Внезапно они снова пришли в движение. Продолжая петь, они дали проход чему-то, что должно было появиться из центральной двери.

Взглянув украдкой на распахнутую дверь, Виктор подумал, что мог бы броситься и убежать из проклятой церкви, но тут же отказался от этой мысли и продолжал читать. Он понял, что не знает, какие ужасы могли скрывать под собой грубые балахоны.

В это время голоса поющих достигли полной силы, и ему стало трудно дышать. Слезы необъяснимого восторга душили его, и несколько раз его собственный голос едва не сорвался в рыдание.

Наконец в проеме центральной двери показалась новая фигура. На ней не было балахона. На ней вообще не было ничего. В церковь на огромном черном коне въехала обнаженная панночка.

Ее конь, потряхивая гривой, медленно переступил через церковный порог и двинулся по проходу между поющих фигур. Проход упирался в круг, начерченный на полу вокруг Виктора.

Сначала он не заметил появления панночки, потому что старался совладать с собой и с охватившим его неясным восторгом, причиной которого была волшебная музыка. Он старался сосредоточиться на словах, которые произносил, но вдруг понял, что поет их вместе с таинственным хором. Испугавшись, он тут же запнулся и невольно оторвал взгляд от страницы.

Вернуться к ней он уже не смог.

Медленным шагом конь панночки надвигался прямо на него. Склонившись к голове своего коня, она улыбалась и смотрела Виктору прямо в глаза. Ему показалось, что она смотрит ему в сердце.

Конь остановился у самой черты, и панночка плавно соскользнула на пол. Пение оборвалось. Фигуры замерли на мгновение, и потом с каждой из них, так же плавно, как панночка с коня, на пол соскользнул балахон.

Церковь озарилась сиянием нагих тел. Виктор стоял в окружении самых прекрасных девушек, каких он когда-либо видел.

– Иди сюда, – сказала панночка, опускаясь перед ним на огромное покрывало. – Ночь коротка.

Глядя ему прямо в глаза, она медленно погладила рукой живот.

Забыв о книге, он зачарованно смотрел на то, как скользит по телу ее рука.

– Не успеешь, – шепнула она.

Виктор сделал шаг. Потом еще один. Потом еще. Переступив черту, он медленно опустился рядом с ней на покрывало.

– Теперь ты мой.

Она приподнялась на локте. Виктор начал склоняться к ней.

В это мгновение какая-то страшная сила бросила его назад, едва не оторвав ему руку.

– Ковтун! – диким голосом закричала панночка, тотчас оказавшись на ногах.

Между нею и Виктором стоял казак-оборотень. Он глухо рычал, продолжая держать Виктора за руку. От мертвой хватки Ковтуна Виктора с ног до головы пронзила нестерпимая боль.

– Ковтун! – снова закричала панночка.

Размахнувшись, она, как тигрица лапой, ударила оборотня по горлу, одним движением снеся ему голову с плеч.

Безголовый Ковтун еще несколько секунд, покачиваясь, простоял перед панночкой, потом хватка его разжалась, он рухнул на колени и, наконец, упал прямо вперед. Кровь из его горла хлынула на покрывало.

Виктор в ужасе сделал шаг назад и переступил границу круга. Панночка, как дикая кошка, развернулась к нему и зашипела, так что у него мороз побежал по коже.

– Иди ко мне, Хома! – шипела она. – Иди сюда!

Виктор, спотыкаясь, бросился к книге. Он вцепился в нее, как утопающий в безбрежном ночном океане цепляется за жалкий спасательный круг.

До самого утра он больше от книги не оторвался.

Наутро Виктор казакам рассказывать ничего не стал. Не захотел.

– Можете сами со мной сегодня ночью в церковь пойти, – сказал он. – Кто смелый.

Потом помолчал и добавил:

– Хохлы.

В час дня ему приснилось, что он убежал. А может, это было не в час дня. Может быть, в два. Потому что трудно во сне понять – сколько сейчас времени на той стороне. Там, где не спят. Где ходят вокруг тебя и звенят посудой. И чистят картошку. И хлопают кого-то по заднице. И этот кто-то смеется и говорит громко: «А вот я сейчас пойду и все своему мужу скажу». Но недостаточно громко, чтобы тебя разбудить. Потому что ты очень устал.

Так, как не уставал никогда в жизни.

И теперь бежишь, с неимоверным трудом отрывая ноги от земли. Как будто это не ноги, а телеграфные столбы. И тот, кто их вкопал, умер уже лет сто пятьдесят назад. Если тогда был телеграф. Скорее всего не было.

Но ты все равно бежишь. Переставляя ноги. Потому что – к черту этих казаков. И церковь их тоже туда. И сотника. И его дочку.

Смотришь – а там впереди поле. Или, вернее, не смотришь, а просто знаешь. И даже не впереди, а уже под тобой, и ты где-то посередине. Осталось двадцать шагов. Там наши. Кричат – давай, давай, немного еще. Машут руками. И форма такая странная. Но ты знаешь, что они русские. Потому что солдаты. И у них есть свой БТР. А сзади уже начинают лететь мины. Свистят в воздухе, и потом – бум! И еще раз. И ты удивляешься, потому что в хуторе не было миномета. Но бежать остается всего ничего. А потом – полная тишина.

И над всем полем откуда-то сзади оглушительный шепот: «Хома…»

Ты оборачиваешься и видишь ее. Но оборачиваешься очень долго.

Она шепчет: «Не уходи». Она далеко, но ты все равно слышишь. И видишь. Потому что она плачет, и ты никогда в жизни не видел такого печального лица.

И такого красивого.

Позади нее в лесу появляется что-то темное. Как туман, но страшнее. Очень страшное. Струится оттуда, обхватывает ее, уносит назад – в темноту.

«Не уходи…»

И ты просыпаешься. Потому что терпеть это больше просто нет сил.

– А может, тебе автомат дать? – сказал один из казаков, когда они вышли из хаты и направились в сторону церкви. – Покроши их там всех в капусту. У меня безотказный. Я тебе еще пару лишних рожков дам.

– Дурак ты, – сказал ему Горобец. – Где же ты видел, чтобы ведьму из автомата били?

Но Виктор не слушал их. Он уже никого не слушал.

Все началось почти сразу. Пол в церкви вздрогнул, треснули плиты, и из-под земли начали появляться руки, плечи и черепа. Через секунду вокруг стоял дикий вой. Церковь гудела от крика.

Со стен осыпались какие-то твари, переплетались щупальца. Чудовища сталкивались в бешеном круговороте и рвали друг друга на части. Повсюду летели куски плоти, на стены брызгами разлеталась кровь.

Виктор чувствовал, что вся эта свистопляска с каждой минутой все теснее стягивается к нему. Но он не испытывал страха. Он вообще не испытывал ничего. Просто читал из книги. Перелистывал страницы и монотонно произносил слова.

Потому что ему было все равно. Он знал, что это неважно. Самое важное должно было произойти потом. Позже. Гораздо позже.

Он сам не понимал – откуда он это знает, но чувствовал, что это связано с его сном.

С тем, что на глазах у нее были слезы.

Гроб оставался неподвижным почти до утра. Наконец небо за окнами стало серым, и Виктор понял, что все произойдет сейчас.

Со страшным визгом панночка вылетела из гроба и стала носиться в воздухе прямо у него над головой. Она пролетала на огромной скорости мимо него, кричала что-то совсем непонятное, исчезала под куполом и тут же камнем падала вниз. Чудовища по всей церкви стали бросаться на стены, разбиваясь о них и пожирая друг друга.

Неожиданно панночка замерла, уставилась на Виктора белыми невидящими глазами и закричала безумным голосом:

– Позовите Вия!

Все остановилось на секунду, потом шевельнулось и застонало от ужаса. Виктор чувствовал, как от всех этих тварей на него хлынула волна страха. Он вдруг понял, что они боятся больше, чем он.

В окна, в щели под дверью заструился черный туман. Из каждой дыры в церковь начала просачиваться темнота. Черная, абсолютно непроницаемая для взгляда.

Тонкими вихрями она заклубилась сначала на полу, а потом стала подниматься все выше. В попытках спастись от нее твари, переполнявшие церковь, сбивались в кучи и жались по стенам, но она проглатывала их одного за другим, заливая густой чернотой все, кроме того круга, в котором стоял Виктор. Панночка металась где-то вверху, и он теперь отчетливо слышал в ее крике только ужас. В церковь вошел страх.

Внезапно панночка упала вниз и погрузилась в черную тьму почти до подбородка. Она выгнулась изо всех сил, стараясь удержать лицо над поверхностью колышущейся темноты. Черные языки коснулись ее щек и побежали к вискам. Панночка вздрогнула, повернулась к Виктору и закричала.

От ее крика у него замерло сердце. Он даже представить себе не мог, что человеческий голос может вместить столько боли.

Виктор поднял голову. Панночка смотрела прямо на него. В ее глазах была написана страшная мука.

Он помедлил секунду, потом сделал шаг вперед, нашел ее руку и резко рванул ее на себя. В следующее мгновение они оба стояли в светящемся круге.

Панночка обхватила его руками, прижавшись к нему и вцепившись ногтями ему в спину. От неожиданной боли он застонал.

Она сжимала его железным объятием. Тело ее ходило ходуном. У него едва хватало сил, чтобы устоять на ногах. Голова шла кругом.

Столб света, в котором они раскачивались от ее лихорадочной дрожи, упирался уже в самый купол. Все остальное поглотил беспросветный мрак.

Как только тьма коснулась потолка церкви, панночка вытянулась как струна, еще сильнее прижалась к Виктору и выдавила из себя три слова:

– Не смотри туда.

Он зажмурился, и в этот момент далеко в хуторе прокричал петух.

В одно мгновение тьма опала. В церкви воцарилась полная тишина.

Сдерживая дыхание, Виктор почувствовал, как страшное объятие панночки слабеет. Она тихо опустила голову ему на плечо. Сердце его билось как колокол.

– Спасибо, – еле слышно шепнула она.

Он хотел опустить ее на пол, но она опять вздрогнула, и он ясно увидел струящийся свет. Луч падал на ее голову.

– Прощай, Хома, – прошептала панночка. – Отпускаю тебя.

Ее тело безжизненно повисло у него на руках, он покачнулся, и они оба опустились на разбитые плиты пола.

Сознание возвращалось к нему постепенно. Первый раз он пришел в себя от того, что рядом пели. Он открыл глаза и увидел небо, которое покачивалось и уплывало назад. Пели негромко.

Виктор слегка повернул голову и увидел верхушки деревьев. Они тоже покачивались, двигаясь куда-то вбок. В голове у него ритмично стучало. Потом кто-то сказал: «Тпру!», и деревья остановились. Стучать в голове перестало. Пахло сеном. Виктор закрыл глаза и снова провалился в беспамятство.

В следующий раз он очнулся на каком-то большом сундуке. В комнате ходили люди. Кто-то смеялся. Рядом стоял мальчик лет четырех. Он грыз огромное красное яблоко и смотрел на Виктора. Было жарко. Виктор пошевелился, чтобы столкнуть с себя чей-то овчинный тулуп, и снова потерял сознание.

Потом был раскачивающийся вагон. Кто-то поднимал Виктору голову и поил его горьким чаем. В купе заходили какие-то люди. Виктор их не узнавал.

– Гражданин! – кто-то тряс его за плечо. – Гражданин, здесь лежать не положено.

Виктор поднял голову, опустил ноги со скамейки и посмотрел вокруг. Он сидел на привокзальной площади. Перед ним стоял милиционер.

– Документы, пожалуйста.

Виктор машинально достал паспорт.

– Где мы?

Милиционер посмотрел на него с усмешкой:

– Мы в Киеве. А вы – я не знаю где.

Он перелистал паспорт и протянул его Виктору.

– Ночка у вас, видно, была – будь здоров.

– Что?

Виктор непонимающе уставился на него.

– Ночь, говорю, у вас была тяжелая.

– Да, – сказал Виктор. – И не одна.

На афишной тумбе прямо напротив него был наклеен огромный плакат.

Виктор медленно перевел взгляд с афиши на милиционера.

– Футбол, что ли?

– Да, – милиционер радостно улыбнулся. – Еле билеты достал. Завтра на республиканском стадионе.

– Так война же. Как они приедут сюда?

Милиционер уставился на него в изумлении.

– Какая война?

Виктор посмотрел вокруг. На скамейках сидели люди в ярких футболках. Неподалеку продавались цветы. Бегали дети.

– Кончилась уже?

– Что кончилось?

– Война.

Взгляд милиционера изменился.

– Может, вам «Скорую» вызвать? Вы как себя чувствуете?

Виктор вздохнул и помотал головой.

– Нет, все нормально. Извините, я просто оговорился. Скажите, во сколько ближайший поезд в Москву?

– Это вам в справочную. Милиция справок не дает.

– Да, да, спасибо. Извините меня.

Он встал со скамейки и, чуть покачнувшись, пошел к вокзалу. Из-под ног у него с шумом вспорхнула стая голубей.