64
Конец истории
Часы на стене больничной палаты показывали 01:00.
Санди Клеор выключила диктофон. Ее пациент Люка Шардон говорил шесть часов без остановки. Если прибавить время, когда в середине вечера его возили на обследование и им пришлось прерваться…
Уф! Она встала и подошла к кровати.
– Вы забыли… – Шардон кивнул на висевший на спинке стула кусок простыни. – Смотрите не потеряйте, я им очень дорожу. Я пытался разгадать смысл надписи, прежде чем впал в кому.
Клеор вернулась за лоскутком и разложила его на тумбочке.
– Больше от тебя ничего не осталось, «Илан два-десять-семь», – прошептал Люка Шардон, глядя на узкую полоску белой ткани. – Обычный клочок простыни.
Он перевел взгляд на собеседницу:
– Илан Дедиссет… Илан два-десять-семь. Как вам? Смешно, не правда ли?
Психиатр, находившаяся под сильным впечатлением от его рассказа, ответила не сразу.
– Я вот на что обратила внимание: все названия – барж на Сене, марок на аукционе, лаборатории, – упомянутые в вашей истории, взяты не с потолка, они реальны. Абилифай – баржа, якобы стоявшая на Сене, – это препарат, которым лечат шизофрению; авлан – так вы назвали одну из марок – бензодиазепин, снотворно-седативный препарат, а эффексор…
– Антидепрессант…
Илан посмотрел на иглу капельницы.
– Так вот откуда взялся след на моей руке.
– Да, просто невероятно. Ваш рассказ нашпигован такими вот мелкими деталями. Разум использовал окружающую обстановку, чтобы… создать невероятный сценарий. Названия лекарств, имена героев видеоигр – Сони, Марио, масса отсылок к «Аду» Данте. С их помощью вы «оживляли» героев и места действия…
Люка Шардон посмотрел в глаза своему врачу:
– Эта история не сценарий, она помогла мне узнать правду. Я убил охотников за сокровищем, в том числе мою бывшую подружку Хлоэ. Укокошил восемь человек в высокогорном приюте, пока они спали. Память вернулась. Значит, все правда?
Санди Клеор кивнула.
– Вы четко помните обстоятельства трагического происшествия?
– В тот вечер мы с Хлоэ поссорились. Я хотел вернуться домой.
– Почему?
– Плохо себя почувствовал. От разреженного воздуха кружилась голова. Яркий свет, горы, игроки… Я мечтал закрыться в комнате и никого не видеть, но Хлоэ уговорила меня остаться. Начался снегопад, быстро стемнело, так что вечером уехать было невозможно. Я забился в угол и затих. Но… голова у меня гудела, я слышал крики, я…
Он помолчал несколько секунд, потом продолжил:
– Рядом стоял открытый ящик с инструментами. Сверху лежала отвертка с оранжевой рукояткой… Не знаю, что на меня нашло. Среди ночи я достал ее, сжал крепко, до боли в пальцах. И…
Он закрыл глаза. Лицо исказила судорога, мышцы под ремнями напряглись.
– Я ударил… Раз, другой, третий… И убил всех до единого… Я…
Он заплакал.
– Почему? Почему я так поступил? Я не убийца.
– Потому-то вас и признали неподсудным.
Психиатр с трудом сохраняла ясность мыслей. Уж слишком невероятным оказался многочасовой монолог пациента.
– Вы хоть понимаете, какие невероятные перспективы для психиатрии открывает опыт пережитой вами комы? Вы… добрались до правды, лежа без движения на больничной койке, когда все вокруг считали вас полутрупом! Мы применяли все возможные и невозможные методики лечения – электротерапию, медикаментозную терапию – и не преуспели! Вы сражались и, возможно, частично победили ослеплявшую ваш мозг болезнь!
Люка помрачнел.
– Плевать я хотел на все эти выверты, я просто хочу понять, доктор!
Клеор едва справлялась с возбуждением.
– На следующем этапе нашей работы мы постараемся активировать все мертвые зоны и до конца разобраться, что спровоцировало ваш поступок. Совершенно очевидно, что гибель родителей стала спусковым механизмом и ускорила развитие психоза. Вы с самого раннего детства очень много играли. Видеоигры, ролевые игры – иногда по шестнадцать часов в день… Виртуальная реальность всегда занимала огромное место в вашей жизни, а после трагедии вы окончательно утратили связь с миром… Сидели перед экраном, с головой уйдя в игру и «общение» с воображаемыми персонажами. Вымысел стал способом отгородиться от реальных бед и страданий.
Люка успокоился, дышал ровно и тихо, слушал внимательно. За маленьким окном по-прежнему мела метель.
– Итак, мой отец работал на «Кристоме», мать вела хозяйство, мы жили в скромном доме в предместье… Как у меня в мозгу возникла идея, что они были учеными? Что мы жили в большом доме в Монмирае? Зачем я обманывал себя?
– Болезнь, Люка. Несколько лет назад у вас диагностировали одну из форм паранойи, усугубленную затворничеством. Работа на заправке не решала проблемы: ночь, одиночество, недостаток общения… Вы самоизолировались и десоциализировались. Бывшая подружка не раз пробовала вытащить вас из кокона, а в прошлом году заставила принять участие в охоте за сокровищем. В роковой охоте. Вы в тот момент представляли собой бомбу замедленного действия. У вас, говоря языком психиатров, случился приступ острого бреда. Гром среди ясного неба, если хотите, когда человек ничего не контролирует и способен на худшее.
Она налила воды и помогла ему попить, сделала несколько глотков из своего стакана и продолжила:
– Когда вы совершили то ужасное злодеяние, разум замаскировал правду, спрятал ее в дальний уголок мозга, чтобы защитить вас. Воспоминания о том, что случилось в горном шале, были недоступны. Жандармы обнаружили вас сидящим на снегу у стены дома. Вы ничего не понимали и не помнили. Психическое заболевание осложнилось, вы «окуклились», поверили в заговор против родителей и себя самого. В вашем воображении мать с отцом превратились в блестящих исследователей, носителей великого знания. Продолжение вам известно. Мы четыре месяца безуспешно лечили вас в моей клинике, потом вы попытались повеситься. В палате, где лежали. Вас вынули из петли и спасли – от смерти, но не от комы. В тот самый момент, когда вы балансировали на грани двух миров, мозг начал генерировать историю об Илане Дедиссете, бесстрашном искателе истины.
Люка слушал молча, с напряженным вниманием.
– Для того чтобы проникнуть вглубь вашей собственной психики и сориентироваться в запутанном лабиринте, вам понадобилось расследование. И вы изобрели игру, «Паранойю». Вы находились в глубокой коме, но периодически мозг работал очень интенсивно. Мы пока не можем с уверенностью сказать, что именно происходит с человеком в этом состоянии. За пять недель ваше тело ни разу не выдало физической реакции, зрачки не реагировали на свет, но мозг был жив. Врачи не раз констатировали внешние проявления, например «гусиную кожу», я видела это впервые за всю свою практику.
– Я ужасно мерз… – Он поежился. – Значит, свет в лицо, голоса у меня в ушах, уколы, электрошоковые процедуры были реальны и накладывались на мою историю?
– Да. Илан Дедиссет слышал голоса, у него начались адские головные боли и галлюцинации, когда он закрывал глаза, ему мерещились тени – и все это потому, что реальный мир окружал ваше неподвижное тело, а мозг, занятый вымышленной историей, не мог от него абстрагироваться… По «сценарию», вы часто принимали душ, для вас это был желанный момент передышки, безусловно связанный с обтираниями, которые делали вам санитарки в больничной палате.
– Я был «по ту сторону» пять недель… Пять долгих недель, а между тем история, начавшаяся после пробуждения Илана Дедиссета и закончившаяся на острове в форме весов, кажется такой короткой, сжатой во времени…
– И это доказывает, что в бессознательном состоянии мы воспринимаем время иначе. Наши сны иногда длятся несколько секунд, но кажутся нам вечностью. Судя по всему, ваш мозг периодически бодрствовал и возвращался к тому эпизоду истории, на котором остановился в прошлый раз. На электроэнцефалограммах читаются разные фазы, и мы сумеем их расшифровать, не сомневайтесь.
Люка чувствовал, как на него наваливается усталость, но изо всех сил боролся со сном. Он боялся заснуть. Боялся не проснуться. Пережить еще один кошмар.
– Знаете, после попытки самоубийства у меня был выбор.
– Какой именно?
– Жить или умереть. Я пережил опыт «белого света», о котором рассказывают многие из тех, кто стоял на пороге смерти… Я был в палате, яркий свет из окна манил, притягивал меня. Я подошел и почувствовал на лице его животворное тепло. Мне было хорошо.
Клеор ничего не понимала. Она знала, что этому феномену наверняка есть научное объяснение: низкое содержание кислорода в крови, выброс эндорфинов в мозг. Люка прикрыл веки и счастливо улыбнулся, как будто все еще купался в свете.
– Что-то меня остановило, некая сила не дала покинуть наш мир, не выяснив правду. Телефонный звонок Хлоэ перенес меня в пограничье, которое вы называете глубокой комой. Свет исчез. Илан Дедиссет проснулся в доме, существовавшем только в моем воображении и сценариях.
– Получается, что в коме вы начали бороться с психической болезнью.
Клеор не могла совладать с возбуждением. Все, что рассказал ей Люка Шардон, свидетельствовало о сложности психических механизмов и могуществе человеческого мозга. В коме разум пациента внушил себе, что все происходящее реально. Болезнь была на страже, и ее следовало обмануть. Не имело смысла снова и снова повторять Шардону, что он убил восемь человек. Нужно было проникнуть в глубины его мозга, столкнуть с формой реальности, исключающей неприятие действительности. Психиатру не были известны прецеденты.
– Вы улыбаетесь своим мыслям, – заметил Люка.
Санди подняла глаза от блокнота:
– Да, вы правы. Я думала об образе снежной бури, сопровождавшей вас на протяжении всей истории в качестве артефакта. У вас в голове шло сражение. Болезнь пыталась сбить вас с толку, а буран препятствовал ей, пока вы были не готовы принять правду. Как только это произошло, погода наладилась, и вы добрались до острова. Произошло чудо.
Люка повернул голову к маленькому окну, за которым кружились хлопья снега. Его взгляд потускнел.
– У нее были ваши глаза, ваша стрижка, ваше лицо…
– О чем вы?
– В самом начале, когда Хлоэ пришла рассказать мне о «Паранойе», она была похожа на вас, а потом постепенно снова стала собой.
В голосе Люки прозвучала глубокая печаль. Клеор отложила блокнот.
– Хлоэ-психиатр должна была взять вас за руку, втянуть в игру, заставить копаться в себе. Другая Хлоэ олицетворяла воспоминания, радость или боль. Ваша история – это сумма воздействий. Воображение интерпретировало ваше прошлое и события, пережитые в клинике. Она превратилась в жуткое место – «Сван-сонг», потому что в глубине души вы именно так воспринимали мое лечебное учреждение. Эпизод с электрическим стулом стал материализацией страха перед электротерапией. В реальной жизни вы писали сценарии видеоигр. Все, случившееся с Иланом Дедиссетом, – плод фантазии Люки Шардона. Вашей фантазии.
Люка улыбнулся:
– История получилась далеко не идеальная. Как и в любой хорошей видеоигре, там было несколько ляпов, согласны? Я помню туристские ботинки, которые обул, идя на аукцион на барже, такие же были на всех кандидатах в «Сван-сонг».
– В данном конкретном случае это были не ляпы, а послания, привязывавшие вас к происшествию в высокогорном приюте. Они постепенно подводили вас к правде – настолько нестерпимой, что вы все поняли только в самом конце. Некоторые были очень выразительны, в том числе оранжевая отвертка и кресты на двери квартиры Хлоэ, пустовавшей целый год, шрамы и вечно холодные руки.
Люка вцепился пальцами в простыню. Боль исказила его лицо.
– Способ подсказать мне, повторять снова и снова, что она мертва, так?
– Да.
– Мертва, как и остальные кандидаты. Руки были холодными у всех…
Люка Шардон замолчал, и Санди Клеор встала, чтобы надеть куртку. Он думал о Гаэле Моки, Рее Лепренсе, Наоми Фе, Максиме Филозе, Венсане Жигаксе, Фредерике Ябловски, Валери Жербуа и Хлоэ. По-настоящему хорошо он знал только ее. Остальные были охотниками за сокровищем, которым не повезло оказаться ночью в одной комнате с убийцей.
– Надеюсь, вы скоро расскажете мне о жертвах? – спросил Люка. – Я должен узнать, кем они были на самом деле, как жили. Думаю, эти люди очень отличались от моего представления о них.
– Конечно, Люка. Мы вместе прослушаем запись. Теперь я узнала всю историю и понимаю, что многое предстоит расшифровать. Скрытые сигналы, аллюзии – «ляпы», как вы их называете.
Психиатр достала из кармана ключи от машины и подошла к окну, постояла несколько секунд, глядя на снег, и вернулась к Люке.
– Было бы безумием садиться за руль в такую погоду. Дороги превратились в каток. Кажется, мы тут застряли.
Люка Шардон прищурился, у него дернулась щека.
– Возможно, мы еще не выбрались.
– О чем вы?
– О моей истории…
notes
Назад: 63
Дальше: Примечания
