Ричмонд, Виргиния

Малоун вошел в лифт. Кассиопея осматривала первый этаж «Джефферсона» и обнаружила три полицейские машины, охраняющие главный вход, но второй выход в южном конце вестибюля, ведущий на Западную Мейн-стрит, не охранялся. Она сообщила по сотовому телефону, что это, видимо, местная операция, и он ничего не узнает, слоняясь там. Малоун надеялся, что кто-нибудь из руководства выдаст себя. Знание ключа к шифру Джефферсона давало ему возможность вести переговоры, и он хотел воспользоваться ею. Поскольку переговоров не предвиделось, то дела в Монтичелло теперь казались более перспективными.

К сожалению, существовала проблема с полицией.

Кассиопея спустилась по трем длинным маршам лестницы, устланной ковровой дорожкой, в раскрашенный под мрамор холл, затем прошла сотню футов к стеклянным дверям в южном конце вестибюля. Они были заперты, и женщина, встречающая посетителей в ресторане, объяснила, что двери не откроются до девяти часов. Очевидно, полицейские сочли запертые двери надежной преградой и контролировали верхний вестибюль, лестницы и главный выход. Поскольку Малоун зарегистрировался под вымышленной фамилией, обыскивать все номера было непрактично. Проще ждать, чтобы он вышел из лифта и угодил им в руки.

Но они не знали Кассиопею Витт.

Она изложила Малоуну по телефону свой план побега. Он покачал головой, потом сказал:

– Отлично. Почему бы нет?

Двери лифта открылись.

Малоун вышел, повернул налево и направился к главной регистратуре, собираясь еще раз повернуть влево и спуститься по лестнице на нижний этаж. Он понимал, что это ему не удастся, и, как предсказывала Кассиопея, справа появились трое полицейских в форме и закричали, требуя остановиться.

Он повиновался.

– Коттон Малоун, – сказал старший офицер в звании капитана. – У нас есть ордер на ваш арест.

– Я знаю, у меня много неоплаченных извещений о штрафе. Я рву их. Делать этого не стоит, но…

– Заведи руки за спину, – приказал другой полицейский.

Кассиопея видела, как служитель подъехал на мотоцикле. «Хонда NT700V», оснащенная восьмиклапанным двигателем V-twin с жидкостным охлаждением и рабочим объемом 680 кубических сантиметров, ездить на ней одно удовольствие, и парень, похоже, был доволен поездкой со стоянки. Он слез, оставив двигатель работающим, и держал машину, весящую двести с лишним килограммов, пока Кассиопея садилась.

Она протянула ему пятидесятидолларовую ассигнацию.

Парень с благодарностью кивнул.

Перед въездными воротами у нее на пути стояли две полицейские машины, еще одна была позади, все водители сидели на местах. Кассиопея увидела, что один полицейский оценивающе смотрит на ее зад – обтягивающие джинсы сделали свое дело.

– Сделай для меня кое-что, – обратилась она к парню.

– Что именно?

Она указала на одну из стеклянных дверей, ведущих в вестибюль.

– Можешь подержать ее открытой?

Малоун повернулся и исполнил приказ полицейского. Главное, что пистолеты оставались в кобурах, и пока никто не выхватывал оружия.

– Что это значит? – спросил он.

– Ты интересный тип, – сказал первый, стиснув запястья Малоуна. – Федералы хотят поговорить с тобой.

– Почему их здесь нет? – спросил Малоун.

Запястья оказались сжаты сильнее.

– Коттон, – сказал еще один полицейский. – Откуда у тебя такое имя?

Стеклянная дверь в пятидесяти футах справа открылась, и рычание мотоцикла стало громче.

– Долгая история, – ответил он, увидев сидящую на мотоцикле Кассиопею.

И улыбнулся.

Ее нельзя было не любить.

Кассиопея дала мотору мощностью шестьдесят пять лошадиных сил полный газ и увидела в зеркало заднего обзора, что полицейский позади все еще больше интересуется ее задом, чем тем, куда она может ехать. На парня, стоявшего в десяти метрах и державшего дверь открытой, он явно не обращал никакого внимания.

Кассиопея повернула руль вправо, выжала муфту сцепления и переключила скорость. Колеса завертелись, мотоцикл накренился вправо, выпрямился и помчался через открытую дверь в вестибюль.

Нокс стоял перед компанией, которая собралась во дворе перед тюрьмой ровно в семь. Присутствовало двести четыре человека из двухсот четырнадцати, отсутствующих оправдывало то, что они находились за пределами города. Одно правило было соблюдено. Приказ общего сбора нельзя было не выполнить.

Поскольку никого из троих детей Хейла в имении не находилось, собрание можно было провести скрытно. Передние ворота были заперты, за ними наблюдали служащие в доме охраны, наказание они наблюдали по видеосистеме. Здесь была священная земля. Здесь проходили собрания со времен образования Содружества. В течение двухсот пятидесяти лет тысячи людей стояли и слушали объявления, хоронили капитанов, избирали квартирмейстеров или, как сегодня, становились свидетелями наказания.

Нокс лично наблюдал за приготовлениями заключенного, убедился, что руки его связаны, а рот заткнут. Он не хотел никаких выкриков или речей. Дело должно было закончиться без проволочки.

Но его встревожило сообщение тюремщика. Заключенный потребовал разговора наедине с Хейлом, и капитан согласился, провел с этим человеком несколько минут.

Тревожно. Вне всякого сомнения.

Он обратил взгляд на четырех капитанов, собравшихся в дальнем конце двора. Заключенный был привязан к сосновому столбу в центре, компания собралась в другом конце.

Нокс вышел вперед.

– Этого человека судили и уличили в измене. Приговорили к смерти.

Он подождал, чтобы эти слова дошли до сознания. В наказании главное то, чтобы оно запомнилось.

И повернулся к капитанам.

– Что вы скажете о способе казни?

В прошлые века существовал выбор. Связать и запереть без воды и пищи? На это уходили дни. Подвесить на мачте, чтобы холод и голод сделали свое дело? Быстрее. Пороть девятихвосткой? Еще быстрее. Кожаные ремни с узлами убивали за несколько минут.

Выбор существовал и теперь.

Повешение. Расстрел. Утопление.

– Голову в ремни, – выкрикнул Хейл.