Беглецы
– Что, родная, притомилась? – Крепкий, ловкий в движениях парень замедлил ход и обернулся на свою спутницу, шагавшую за ним по лесной тропе след в след. – Скоро уже отдохнём, перекусим. – Подмигнул и не удержался, с любовью прошептал: – Соболюшка моя…
Спутница его была на диво хороша. Стройная, статная, легко уклоняющаяся от хлёстких еловых лап. Во всём её облике читались решимость, твёрдость и чувство собственного достоинства, по всему было видно, что она хорошо знает себе цену и готова за себя постоять.
– Да нет, любый. – Она показала в улыбке ровные зубы, в зелёных глазах вспыхнули огоньки счастья. – С тобой хоть на край света. До белой берёзки, что на могиле посадят!
Несмотря на нелёгкую дорогу, тяжёлую котомку и расставание с родным домом, душа её пела. Хвала богам, что и постылый женишок Лось, и свадебный – который комом в горле – блин, да и сама немилая свадьба остались где-то там, в прошлом. В двух днях пути по дремучим лесам. Лось, конечно, парень неплохой, надёжный… но как с нелюбимым жить? Какое всё же счастье, что поспел вернуться Стригун… и сейчас шагает впереди, мягко переставляет ноги в ладных, доброй кожи сапогах. Как будто ведёт суженую к счастью, о котором она уж было и думать оставила…
Красу-девицу звали Брониславкой, и была она действительно из рода Соболей. Может, именно поэтому над сияющими от счастья глазами правильными дугами чернели соболиные брови, а сама девушка двигалась меж деревьев с ловкостью лесного зверька. Прочь, прочь от родного селения!
А началось всё аж две седмицы назад, когда к родному очагу прибыл он, её милый. После трёх долгих лет разлуки. Где только носила его судьба? Что успели повидать синие, словно озёра под солнышком, глаза?..
Три года тому он ушёл с заезжими коробейниками-ходоками, можно сказать, жеребёнком-стригунком, а вернулся настоящим Стригуном – крепким, широкоплечим, хорошо знающим людей и жизнь. Плечи обтягивал заморского кроя плащ, на боку висел не нашенской работы нож, а в тугом кошеле безошибочно угадывалось серебро… Совсем другим человеком вернулся Стригун. Однако Брониславку не забыл. Всё помнил: и как уводил её из хоровода в ночную тьму, и первое прикосновение губ, и как яшмовую бусину при расставании подарил… Видимо, сердцем чуял, что дождётся его Соболюшка, не устанет греть каменную каплю на груди, будет видеть его, Стригуна, в своих девичьих снах. Только вот ни о Лосе, ни о намеченной свадьбе знать ему было неоткуда…
Деваться некуда, решили парень с девкой бежать. Куда? А куда глаза глядят. Вначале всё лесом, до большой реки, на берегу которой можно достать лодку, затем вниз по течению до портового города Ансалана, ну а там уж… Мир велик, говорил Стригун, моря судоходны, а серебра в кошеле на первое время хватит.
Изо всех сил торопились они с Брониславкой лесными звериными стёжками, и в спину их словно подгонял ветер счастья и надежды.
На другом конце тропы, где-то за полдня пути, тоже торопились. Хрустко топтали тропу, отшвыривали в стороны ветки.
Трое: обманутый жених Лось, его дядька Ваддей – и Злынько, Ваддеев пёс. Погоня была шумной, яростной, – казалось, вдогон беглецам ломилось стадо секачей. Правду сказать, сам Лось шагал без желания, нехотя, и голову поднимал редко. А что, спрашивается, особо ноги сбивать? Мила Брониславка, пригожа и со всех сторон хороша… да только, хоть ты тресни, нелюба. Это дядька Ваддей спит и видит породниться с Соболями. У тех и достаток, и известность, и кузнечное мастерство…
Где ж ты, где, Мышка Остроглазка… милая, желанная, недоступная… Как же, так и позволила многочисленная родня первому на всю округу усмарю породниться со знахаркой. Как в спину вступит или злая лихорадка случится, бегут небось к ним, а вот сватов засылать…
Может, правильнее было бы бежать сейчас по тропе не с Ваддеем, а с той, что по ночам является во сне? Вот бы к широким плечам да ещё и душу орлиную…
– А ну наддай! А ну-ка живее!
Дядька Ваддей шагал яро, нетерпеливо, глаза так и горели. Правда, движению мешало брюхо, зато помогал пёс. Огромный брехливый цепняк тащил хозяина вперёд с изрядным усердием. Догнать, схватить, поженить! И потихонечку выведать, отчего это у кузнецов из рода Соболей получаются такие искромётные мечи, надёжные кольчуги и ножи, которыми хоть быка разделывай, а стали не затупишь. И почему у самого Ваддея так не выходит?
Осенний день тем временем близился к полудню. Сквозь густой смарагд еловых лап золотым дождём проливалось солнце, лес был полон жизни, тайны, неприметного чужому взгляду движения. На укромной полянке, где пробивался родничок, Соболюшка и Стригун остановились, скинули обувь, давая отдых ногам, развели маленький, но жаркий костерок. Вытащили хлеб второго дня пути, глиняный горшок с топлёным салом, накрошили пару головок чеснока, согрели в котелке вкусную родниковую воду. В кипяток Стригун щедро добавил мёду и с бережением какого-то чёрного порошка, отчего получился духовитый, радующий душу янтарный взвар. Целый пир – вдвоём, на зелёном ковре, среди трав, под свадебные гимны птиц и пение родника…
– Любый мой…
Наевшись, Соболюшка положила голову Стригуну на плечо, замерла, чувствуя руку на своём бедре, крепко смежила ресницы… и близко ощутила, как бьётся в широкой груди его сердце. О боги, счастье – вот оно! Так бы и сидела здесь в объятиях милого дружка, пока не разлучит Смерть-Морана. Чтобы только руки, губы, его плечи… бьющиеся в едином ритме сердца. Чтобы только он. Единственный, родной…
Однако настоящая жизнь мазана не мёдом, а по большей части слезами и кровью. Нужно было идти, пока солнце высоко. Ибо ночь в лесу, если хочешь встретить утро, лучше проводить у костра, не смыкая глаз, держа верный нож наготове…
– Пошли, милая. – Стригун со вздохом поднялся, поправил добрую, с костяными пуговицами рубаху, посмотрел на солнце. – Если всё будет ладно, завтра к полудню выйдем к реке. Ну а там уж… Найдётся на этом свете местечко и нам. Хотя бы и такое, где пальмы вместо ёлок.
Ага, хочешь насмешить богов, поведай им свои планы! Не прошли они и двух полётов стрелы, как Соболюшка подвернула ногу. Поскользнулась при переходе сонной лесной речушки. Всего-то невзрачный узенький ручеёк, а поди ж ты. Стройная нога в опрятном поршеньке начала синеть и опухать на глазах. Ещё хорошо, что водица в ручейке была как с ледника. Остудили больную ступню, перебинтовали туго… и всё равно куда с такой уйдёшь?
– До зимы далеко, – улыбнулся Соболюшке Стригун. – Река небось завтра не встанет.
Вытер с девичьей щеки досадливую слезинку, коротко кивнул и отправился хлопотать по хозяйству – ставить шалаш из еловых лап, собирать изобильные грибы.
Двигался он неспешно, без лишней суеты, чувствовались сноровка, уверенность и умение. Вечер они встречали возле уютного костерка, и в котелке совсем по-домашнему закипала похлёбка. А в просторном, построенном на совесть шалаше ждала роскошная, воистину свадебная постель. Всё-таки счастье – вот оно. Какая такая нога, какое что?
К утру опухоль спала, однако ступня болела нисколько не меньше.
– Завтра дальше пойдём, – успокоил Соболюшку Стригун.
Выскреб котелок и отправился на промысел – добывать обед. Удача не оставила его, камнем из пращи он зашиб глухаря. Однако в полдень, когда он с добычей вернулся к шалашу, всё хорошее кончилось. В лесу послышался собачий лай.
– Никак по наши души, – нахмурилась Соболюшка. – Это ж погоня…
Про себя она решила твёрдо: чем за Лося, лучше в гроб. Если не понимает, что насильно мил не будешь, пускай приходит. Руки у неё крепкие, зубы острые… конечно, не против мужских пудовых кулаков, но глаза выцарапать как-нибудь уж сумеет…
– Пускай приходит, – словно прочитал её мысли Стригун и тоже нахмурился, весьма нехорошо. – Уж мы встретим.
Отдавать любимую он не собирался. На поясе – острый нож в локоток, в левом голенище – засапожничек, в правом – плетёный кнут. Да не простой, а с трёхгранным железком на конце. Правильно ударить, так и броню прошибёт.
Лай между тем приближался, тревожил дремучий лес, становился всё отчётливей и злей. Наконец послышались пыхтенье, топот, ругань, треск… и из-за деревьев выскочил пёс. Он тащил за собой огромного рыжебородого мужика, державшего цепь. Тот был шириной с дверь, брюхат и зол, а на боку имел в ножнах меч в полторы руки. Во как!
Последним возник здоровенный угрюмый парень. Соломенные волосы слиплись от пота, васильковые глаза смотрели куда-то в землю, вроде бы даже со стыдом.
– А-а-а, женишок Лось с дядькой Ваддеем, – сквозь зубы прошептала Соболюшка.
Ваддей с ходу повысил голос:
– Что ж ты, вор, а? Чужих невест…
Пёсий лай заглушал его голос.
– А ну цыц! – пнул его Ваддей. Рык сменился визгом. – Я те дам, чужих невест… Тать полнощный!
На Стригуна он смотрел с ненавистью. Какая невеста, это у него, у Ваддея, украден был секрет кузнечного мастерства. За такое ответ один – голову с плеч!
Однако Стригун за словом в карман тоже не лез.
– Ты бы потише, любезный, – проговорил он с ухмылкой. – Бывает, длинный язык делает шею короче. Ещё раз откроешь рот, уж не обессудь.
А сам поставил поудобнее ногу, чтобы в случае чего легко вытащить кнут. Тот самый, с трёхгранным железком.
– Потише? – оценивающе глянул Ваддей. Ещё круче нахмурился и властно повернулся к Лосю. – А ну-ка дай ему раза, чтоб повылезли глаза! Испеки пирог во весь бок! Давай, паря, давай, он у тебя невесту украл! – Мгновение помедлил, не дождался ответа и требовательно дёрнул поводок: – Тогда ты давай, Злынько! Куси, рви!
Дворняга-пёс, всю жизнь проведший на цепи, после удара сапогом перестал понимать, чего от него хотят, и лишь с мольбой глядел на хозяина. В глазах тлел испуг – больше по рёбрам получать ему не хотелось. Что делать-то? Что не так?..
– Помощнички, чтоб вам! – страшно выругался Ваддей, бросил цепь и решительно стал поддёргивать рукава. – Ну тогда сам пойду. Держись, ворюга, чтобы без обид!
Широко размахиваясь, мощно повёл плечом и… грузно приземлился на траву, потерявшийся, с расквашенным носом. Стригун не стал ждать, пока прилетит кулак, сам сунул хитрым вывертом от «подола» снизу вверх. Очень даже хорошо сунул – челюсть у Ваддея так и отвисла. Впрочем, дядька жениха тут же вскочил, опять выругался и, уже совсем ошалев, выхватил из ножен меч. Всё, шуточки кончились! Полтора локтя пусть и скверной, но стали – это не молодецкий кулак…
– Дядька, ты чего, дядька, охолони, – бросился к Ваддею Лось.
Соболюшка закричала, а Стригун, не мешкая, отступил и выдернул из-за голенища кнут. Сдержанной яростью горели синие глаза, ярко сверкнуло на солнце бритвенно-отточенное железко…
В воздухе, напоённом ароматом хвои, стал слышен запах смерти.
И в этот миг из-за деревьев вышел человек. Он был не мал ростом, статен и широкоплеч, а шёл так легко, словно из милости касаясь подошвами земли. Капюшон откинутого на спину плаща позволял рассмотреть безбородое лицо, собранные в косицу волосы и большие глаза под чёрными густыми бровями. Пронзительно-зелёные, словно осколки малахита. От всей фигуры чужака веяло таким спокойствием и силой, что с первого взгляда хотелось поклониться ему в пояс.
Он с укоризной посмотрел на Ваддея и негромко сказал:
– Не торопись искать смерть. Скоро она будет везде… Думай лучше, как сберечь жизнь.
Голос у незнакомца был негромкий, но раскатистый, пробирающий до самого сердца.
