Общая могила у кладбищенской стены очищена и засыпана свежей землей. Две другие раскопаны. Инженер совершенствует методы работы. По мере весеннего убывания ночи он заставляет горняков трудиться усерднее, добавляет часы к рабочему дню. Убегает уже второй горняк, но через три дня возвращается, молчаливый и голодный. Что до остальных, кто знает? С виду кажется, что они примирились с такой работой, с ее особенностями, внутренне закалились. Жан-Батисту очень хотелось бы услышать, о чем они говорят, когда остаются одни. Он восторгается ими, их мужеством, ощущением независимости. Разве они не кажутся менее порабощенными, чем он? Не кажутся более свободными? Один горняк его особенно занимает, особенно волнует его воображение. Тот, с обрубком пальца и лиловыми глазами, который появляется и исчезает, точно призрак. Заметно, что остальные вежливы в общении с этим человеком, слушаются его и, находясь рядом, неизменно показывают уважение. Лекёр – надежный источник информации о рабочих – немногое может о нем рассказать, кроме того, что он примкнул к ним вскоре после их отъезда из Валансьена: заменил одного шахтера, который заявил, что не может ехать дальше. Зовут Хоорнведер. Возможно, Хоорнведер. Хоорнведер или Тант, а может, Моэмус. Часто рабочие просто придумывают себе имена. У инженера есть какие-то основания для недовольства? Нет-нет, говорит Жан-Батист. Никаких оснований. Одно любопытство.

К середине месяца к Вратам ада уже отправляют по пять партий в неделю, и какое-то время эти процессии – завывающие священники, свечи, телеги с их скорбным грузом – входят в перечень городских развлечений. «Французский меркурий» печатает небольшой путеводитель, где указываются время выхода процессий и места, где их видно лучше всего (особенно рекомендуется переход через реку). Молодые парочки, чаще всего принадлежащие к высшим сословиям, торопятся насладиться этим зрелищем. Скрестив руки на груди, с суровой ухмылкой следят за ним моралисты. Путешественники-иностранцы пишут на родину письма, изыскивая подходящие метафоры, дабы представить всю Францию как петляющий караван костей. Потом город пожимает плечами. И ищет иные способы развлечься. Кафе. Политика. Возможно, очередной бунт.