Книга: Продавец воздуха
Назад: ХIX Развязанные руки
Дальше: XXI «Лопнул купец»

XX
Обреченные

Мы вбежали в пещеру, смежную с трубой, и поспешили закрыть дверь.
Это было еще не оконченное отделкой помещение, в котором предполагалось хранить запасы сгущенного воздуха. Холодильники еще не были установлены, и в пещере была сносная температура. Временно здесь хранились запасные вагонетки и инструменты. Пещера не освещалась.
— Подвозите вагонетки! — скомандовал Энгельбрект, — загораживайте вход.
Мы подкатили к железной двери вагонетки, навалили на них кирки, лопаты, все, что оказалось под рукой и что могли нащупать в кромешной тьме. Вход был забаррикадирован.
— Так, — сказал профессор, окончив работу. — Здесь мы можем продержаться.
Шаги наших преследователей глухо доносились из-за двери.
Скоро мы услышали удары в дверь. Мы молчали. Через некоторое время удары прекратились и все затихло. Убедились ли наши враги в невозможности открыть дверь или изменили план атаки, мы не знали, но рады были этой передышке. Мы едва стояли на ногах от усталости.
Энгельбрект лег в вагонетку и потянулся.
— Глупо вышло, — сказал он. — Выдержки не хватило. Такой уж у меня характер. Терпишь долго, а потом прорвется…
Он замолчал.
— Вы считаете меня соучастником преступлений мистера Бэйли? — заговорил он потом.
— Но ведь вы не могли… — поспешил я его успокоить.
— Нет, я мог. Я мог предупредить катастрофу, спасти людей, пожертвовав жизнью своей и жизнью дочери. Нелегко принести такую жертву. Но лучше погибнуть двум, чем тысячам, не правда ли?
— Зачем заниматься самобичеванием? — пожал я плечами.
— Это не самобичевание… Ваше мнение обо мне для меня не безразлично. Дочь не написала последнего письма мне, но написала вам. Она любила вас. Разве я не видел?..
Я промолчал. Энгельбрект, этот большой, сильный человек, тяжело мучился и не мог уже таить своего горя.
— Но не подумайте обо мне слишком плохо, — сказал он. — Если я и виновен перед человечеством, то и наказан за это тяжко. Я ночи не спал в поисках выхода. Я искал способ пустить фабрику мистера Бэйли «на воздух», но так, чтобы это не вызвало катастрофы. Последнее время мы с Норой как раз работали над этим. Ваша совесть может быть спокойна: вы работали не на Бэйли, а против него. И опыты были очень удачны.
Они подходили к концу. И если бы Нора не поспешила… Бедная девочка!.. Но я долго не мог разрешить задачу. Бывали дни, когда я приходил в отчаяние. И тогда я решал: сегодня должно все кончиться. Я убью Нору, потом Бэйли, а затем себя… Но когда Нора входила ко мне, сияющая свежестью и молодостью… Ах!.. — Энгельбрект тяжело вздохнул. — У меня не поднималась рука. Потом у Норы появилось недоверие ко мне. Разве я не видел этого страшного вопроса в ее глазах? Не преступник ли ее отец, человек, которого она так любила и в честности которого никогда не сомневалась?
Энгельбрект вдруг поднялся и сделал шаг ко мне:
— Умерла моя девочка. Мне очень трудно… Но знаете, какая гигантская тяжесть спала с моей души! Кончилось «раздвоение личности»… Мы с вами обречены. Не о себе я теперь думаю. Я сожалею только об одном… что мне не удалось удушить бандита… Нас, вероятно, хотят уморить голодом. К счастью, они не могут нас заморозить. Впрочем, не все ли равно? Разве Нора не заморозила себя?..
Смерть девушки сильно поразила и меня. Я любил ее и лишился в тот момент, когда узнал, что и она любит меня. Но на моей душе не было того тяжкого груза, который давил Энгельбректа. Притом я был молод, и мое настроение не могло быть так безнадежно, как у Энгельбректа. Мне хотелось жить.
— Скажите, а отсюда никак нельзя выйти на волю? — спросил я Энгельбректа.
Профессор был слишком погружен в свои мрачные думы, и мой вопрос не сразу дошел до его сознания.
— Выйти на волю? — наконец переспросил он. — Да, это нелегко. Вот эта стена выходит наружу.
— Так за чем же дело стало? — сказал я. — У нас есть кирки. Правда, здесь совершенно темно, но мы можем работать впотьмах.
— Можем, — безучастно ответил Энгельбрект. — Но, прежде чем мы пробьем скалу, мы сдохнем с голоду. Напрасный труд. Ложитесь, как я, и ждите спокойно смерти.
Но в мои расчеты вовсе не входило спокойно ожидать смерти. Отдохнув, я поднялся, ощупью разыскал кирку и подошел к стене.
Звенящие удары послышались во тьме.
— Не здесь, возьмите левее, — донесся голос Энгельбректа. — Там стена тоньше.
Я перешел на несколько шагов влево и приступил к работе.
Утомившись, я присел отдохнуть и услышал кряхтенье Энгельбректа и лязг железа, — профессор спрыгнул с вагонетки.
— Я слишком устал, устал душою, чтобы долбить скалу ради спасения своей жизни. Но вы молоды и еще найдете свое счастье. Я должен помочь вам ради Норы…
Загремело железо, — это Энгельбрект выбирал кирку.
— Разве так рубят скалы? — услышал я голос профессора уже вблизи себя. — Посторонитесь. Вот как это делал старый рудокоп Энгельбрект.
И я услышал мощные ровные удары.
Мы проработали несколько часов. Я уже бросил, в полном изнеможении, свою кирку, а удары «старого рудокопа Энгельбректа» еще долго раздавались в обширной пещере. Эхо гулко отдавало эти удары.
— На сегодня довольно, — сказал наконец Энгельбрект.
Он отбросил кирку. Но, прежде чем лечь спать, мы оттащили от двери вагонетки и установили их на рельсах в ряд через всю пещеру, так что первая вагонетка упиралась в дверь, а последняя — в противоположную стену.
— Так. Если теперь еще навалить на вагонетки инструменты и насыпать камней, то сам черт не откроет двери.
Наконец, совершенно утомленные, мы улеглись и крепко уснули.
Я проснулся от холода. Хотелось есть. Из темноты послышался продолжительный зевок Энгельбректа.
— Проснулись? — спросил я.
— Давно не сплю. Есть хочется, но ничего не поделаешь, — придется приниматься за работу, не позавтракав.
И он взялся за кирку. Вначале удары были неуверенные и неравномерные. Потом Энгельбрект втянулся и работал со вчерашней энергией. Я также взялся за кирку.
Голод давал себя чувствовать, обессиливая нас. Перерывы для отдыха мы делали все чаще и чаще. Время тянулось бесконечно долго. Казалось, скалы сегодня стали крепче, чем были вчера.
Наконец я бросил кирку в бессильном отчаянии и мешком свалился на груду камней. Энгельбрект работал еще некоторое время, потом замолкли и его удары.
— Плохие дела, — сказал он мрачно. — Так мы долго не протянем, а углубились едва на одну треть. Мы работали неэкономно. Надо рубить шахту поменьше и бить по очереди.
Так прошел еще один день, если только мы не ошибались во времени. Мы вновь постарались уснуть, лежа в одной вагонетке, чтобы согревать друг друга. Холод ощущался все сильнее и мучительнее. Мне не спалось. Желудок сжимался в голодных спазмах. Ноги холодели, голова горела, все тело ныло. Мрачные мысли, как ни боролся я с ними, не давали покоя. Я терял надежду выбраться отсюда. Мне хотелось поговорить с Энгельбректом, но он лежал тихо и, быть может, спал. Мне жалко было будить его… Потеряв всякую надежду уснуть, я поднялся, добрался во тьме до дыры, которую мы пробивали в стене, и начал измерять пройденное нами расстояние. Камни покатились из-под ног и загремели.
— Кто там? — услышал я голос Энгельбректа.
— Это я. Вы не спите?
— Нет, — ответил профессор. Думы проклятые одолевают… И холодно… Давайте погреемся.
Энгельбрект поднялся и взял кирку.
— Черт, тяжелая какая стала! — выбранился он. Послышались удары киркой, потом вдруг наступило молчание, и я услышал тяжелый вздох.
— Не могу, — сказал Энгельбрект. — Руки не держат кирки… Но я заставлю их работать! — И он вдруг начал молотить с необычайной силой, так что из-под кирки посыпались искры.
Это была последняя вспышка энергии. Кирка отлетела в сторону, и Энгельбрект растянулся на груде камней.
— Отдохните, я заменю вас, — сказал я, принимаясь за работу.
Но у меня дело пошло еще хуже. Мне казалось, что я размахивался изо всей силы, а кирка только царапала скалу, отбивая мелкие осколки. При таком темпе работы мы и в десять дней не пробьем скалы! Голодная смерть должна наступить гораздо скорее…
Мне кажется, что я уснул или впал в забытье с киркою в руке. Я не знаю, как долго продолжалось это. Быть может, так пролежал я целые сутки, а может быть, всего несколько минут. И я не могу с уверенностью сказать, во сне или наяву я принимался несколько раз за работу, бил с ожесточением отчаяния и вновь падал на землю.
От времени до времени я чувствовал невыносимые приступы голода. Но постепенно это ощущение притуплялось. Я начал впадать в оцепенение. Время стало, и я не знал, сколько дней прошло с тех пор, как мы заперли себя в этой мышеловке. Я все больше погружался в темную пропасть забытья. Иногда мелькала мысль о смерти, но и она уже не волновала меня.
Тупое безразличие засасывало меня, как тина. Но критическое чувство еще не совсем погасло. Помню, я с некоторым интересом наблюдал за теми процессами умирания, которые происходили во мне. В этом «умирании» наблюдался определенный ритм. Периоды коматозного состояния сменялись некоторыми просветлениями чувств и сознания, как будто последние запасы жизненных сил собирали остатки «горючего», чтобы еще и еще раз осветить сознание… Ибо только сознание могло найти выход и спасти умирающий организм. И организм отдавал последние соки, последний трепет клеток моему мозгу, — последней надежде на спасение…
В один из таких светлых промежутков я услышал очень слабые, отдаленные удары кирки.
«Вероятно, заработал Энгельбрект. Неужели у умирающих с голоду так ослабевает слух? — подумал я. — Или это бред?»
— Это вы стучите, профессор? — спросил я Энгельбректа.
— Я о том же самом хотел спросить вас, — ответил он слабым голосом, который, однако, я слышал совершенно отчетливо и ясно.
— Я не глохну, и это не галлюцинация, — размышлял я вслух. — Что же могут означать эти удары? Кто производит их? Откуда они?..
— Я уже несколько минут или часов думаю об этом, — ответил Энгельбрект. — Мне казалось, что это вы работаете, но я начал глохнуть. Звуки несутся из проделанного нами отверстия, я лежу около него. — Помолчав немного, он продолжал: — Очевидно, мистеру Бэйли не терпится прикончить нас, и он отдал распоряжение пробить стену. Он большой законник и, вероятно, хочет судить нас по всей форме, чтобы потом заморозить и поставить в «пантеон».
Мы замолчали, прислушиваясь. А звуки все усиливались, приближались. Потом внезапно прекратились. Их заменил новый звук — скрежет вращающегося сверла.
— Бурава пустили в ход, — спокойно сказал Энгельбрект. — Этак они скоро доберутся до нас…
Новая опасность как будто вернула нам силы. Не скажу, что я боялся смерти, — я уже находился в ее преддверии, но эти новые звуки нарушили однообразие нашей жизни и ритм нашего постепенного умирания. Сознание окончательно вернулось к нам.
— Что же мы будем делать? — спросил я.
— Встретим врага и умрем в борьбе, как подобает мужчинам, — ответил Энгельбрект.
Я иронически улыбнулся, не опасаясь того, что Энгельбрект увидит мою улыбку.
— Вы в силах поднять руку? — спросил я.
— Мне хватит сил, чтобы опустить камень на голову первого, кто просунет ее сюда, — сказал он. — Ползите ко мне.
Мы подползли к краю проделанной нами маленькой шахты и улеглись по обеим ее сторонам, положив возле себя камни с острыми краями. Однообразный скрежет бурава усыплял меня, но я всячески боролся с сонливостью. Когда же звуки послышались совсем близко от нас, прошел и сон. Я насторожился, как кошка, готовая изловить мышь.
— Еще несколько минут — и они будут здесь, — шепнул Энгельбрект.
И в эту минуту я понял, что давало нам новые силы: ненависть к нашим врагам!
Бурав взвизгнул, стена затрещала, мелкие камни посыпались в нашу сторону. Визги и скрежет сменились жужжанием. Дыра и еще дыра в тонкой стене, отделявшей нас от врагов… Удары кирки. Дыра увеличилась настолько, что в нее мог пролезть человек. Так решил я, потому что работа сверла и кирок прекратилась и в темноте послышалось шуршание, которое мог производить человек, пролезающий в отверстие. Напрягая ослабевшие мышцы, мы с профессором подняли камни. Я прислушивался к каждому шороху. Ближе, ближе… Совсем близко…
«Можно!» — подумал я и размахнулся. Но камень вдруг выпал из моих рук, когда я неожиданно услышал знакомый шепот…
Назад: ХIX Развязанные руки
Дальше: XXI «Лопнул купец»