XII
Новое знакомство
Бэйли, вероятно, полагал, что урок, данный им мне, и зрелище его ужасного «пантеона» окончательно выбили из моей головы мысль о побеге и примирили меня с положением. Во всяком случае, после нашего с ним путешествия мне была предоставлена большая свобода. Я получил доступ в те части городка, вход в которые раньше мне был запрещен. Только в машинное отделение и в арсенал, где хранились орудия, мне не удавалось проникнуть. Зато я смог завязать новое полезное знакомство — с радистом.
Это был довольно пожилой шотландец, сносно говоривший по-немецки. Когда-то он работал в Германии на заводе, изготовлявшем радиоаппаратуру. Мистер Люк, вопреки общему представлению об англичанах, был очень разговорчив, и это было мне на руку. Притом он оказался завзятым шахматистом, а так как я был игрок первой категории, то он поставил целью своей жизни обыграть меня, хотя играл значительно слабее.
Шахматы очень сблизили нас. Вечерами, когда Люк сдавал дежурство, он неизменно являлся ко мне со своими литыми чугунными шахматами в виде статуэток, изображавших английского короля и королеву, офицеров, похожих на Дон-Кихота, и пешек, напоминавших средневековых ландскнехтов.
Люк скоро входил в азарт, и его пешки при передвижении так громко стучали по деревянной доске, как будто по мосту шли настоящие ландскнехты. При этом он беспрерывно говорил:
— Пехота, вперед!.. Вы так? А мы вот так!
Я умышленно задумывался над его ходом и в это время задавал ему какой-нибудь вопрос, систематически выведывая от него все, что мне нужно и интересно было узнать. Таким способом я узнал, что мистер Люк — старый холостяк, совершенно одинокий; на родину его не тянет, и живет он у Бэйли, по-видимому, по своей охоте, прельстившись его хорошим жалованьем и неограниченной возможностью поглощать джин, до которого Люк был большой охотник.
— Где много джина, там и родина, — говорил Люк. — Но я пью умело. На работе я всегда трезв, как вода.
Я учел это новое обстоятельство, и в моей комнате появлялась перед приходом Люка бутылка джина, которую мне беспрепятственно выдавал буфетчик. Бэйли, по своим коммерческим соображениям, считал нужным удовлетворять по мере возможности желания своих вольных и невольных работников, чтобы заглушить в них тоску по свободе и не вызвать недовольства.
Для достижения своих целей я решил даже пожертвовать престижем игрока первой категории. От времени до времени я проигрывал последнюю партию Люку. Когда джин и упоение победой окончательно развязывали ему язык, я приступал к своим главным вопросам.
Признаюсь, это была не совсем честная по отношению к Люку игра. Но разве Бэйли поступал со мною честно? Я решил, что в борьбе с ним все средства хороши. Это была военная разведка применительно к условиям и обстоятельствам. Мои задачи были поважнее, чем этика приятельских отношений.
— Ну, что сегодня говорит радио, мистер Люк? — спрашивал я, позевывая.
И мистер Люк начинал мне рассказывать о новостях. Так я узнал, что вместо меня во главе экспедиции был поставлен мой друг, молодой ученый Ширяев. Несмотря на то что уже началась зима, экспедиция выступила в путь. Однако поднявшиеся бураны и ветер, достигавший силы десяти баллов, заставили экспедицию вернуться в Верхоянск. После доклада экспедиции о положении дела из центра был получен приказ отложить экспедицию до весны и заняться пока на месте метеорологическими наблюдениями.
Эта весть и обрадовала, и опечалила меня. Ширяев был осторожнее меня, — он не хотел жертвовать жизнью своих спутников и своей и потому избежал участи, уготованной ему Бэйли. Я радовался за моего друга. Но до весны мне уже не приходилось ждать помощи со стороны. «Впрочем, это тоже к лучшему, — успокаивал я себя. — Бэйли погубит всех, кто неосторожно приблизится к его подземным владениям. На борьбу с ним должны быть брошены мощные силы государства…»
Но для успеха необходимо предупредить правительство, чтобы оно отнеслось к задаче со всей серьезностью. Быть может, за зиму мне удастся так или иначе установить связь с внешним миром.
Я вооружился терпением, продолжая вместе с тем свою «шпионскую» работу.
С Люком мы все более сближались. И однажды в минуту откровенности он мне приоткрыл тайну «Арктика». Люк был один из немногих, посвященных в эту тайну, хотя Бэйли не сообщил и Люку всей правды о своих целях. По словам Люка, «Арктик» с разведенными парами был направлен в открытый океан, на север, для того чтобы инсценировать кораблекрушение. Бэйли и не думал продвигаться далее на восток. Он просто хотел «пособрать в вашем СССР кое-какие полезные ископаемые без возни со всякими концесскомами».
— О, он очень хитрый, мистер Бэйли! — почти с восхищением сказал Люк. — Коммерсант! Что же вы хотите? У вас богатства лежат даром, как собака на траве, а он сделает из них деньги. Хорошо вас провел мистер Бэйли! — и Люк захохотал. — Машинист развел пары, штурман укрепил колесо штурвала и — фьють! Когда «Арктик» пошел на всех парах, оставшиеся на ледоколе соскочили в моторную лодку и вернулись на берег, а пароход один продолжал путь. Ловко?
— На пароходе никого не осталось? — спросил я Люка.
— Никого, — ответил он.
Я боялся возбудить подозрение мистера Люка и потому не спросил его о судьбе двух исчезнувших профессоров. После некоторых колебаний я, однако, решился задать осторожный вопрос:
— И все сошло благополучно, без аварий и без потерь?
— Несколько человек погибли при перевозке с берега сюда, да еще на берегу мы потеряли двух профессоров. Говорят, они отправились на охоту и не возвратились.
— Но вы искали их?
— Как будто да. Тогда было не до этого. У всех было работы по горло. Зима надвигалась.
Или Люк не хотел мне сказать всего, или же он многого сам не знал. Во всяком случае, на него рассчитывать было нельзя. К Советской власти он, видимо, относился враждебно. Это был типичный служака. Его идеалы сводились к тому, чтобы получать хорошее жалованье, пить джин да собрать деньги, купить, вернувшись на родину, домик и жить, ничего не делая, на ренту.
Однажды я сказал ему, что очень интересуюсь радио, но, к сожалению, не имел возможности ближе познакомиться с этим замечательным изобретением.
— Это очень просто, — ответил Люк. — Приходите ко мне на станцию, лучше во время ночного дежурства, и я вам покажу.
Я воспользовался этим предложением и зачастил к мистеру Люку.
С каким волнением услышал я после перерыва в несколько месяцев знакомый голос диктора «Коминтерна»! Радиогазета!.. Последние известия…
«— Теперь послушаем, товарищи, какую зиму предсказывают наши метеорологи. Мы можем обрадовать дачников-„зимников“: им не придется мерзнуть в своих сквозных дачках. Ученые обещают, что зима в этом году будет теплой, гораздо теплее даже, чем была в прошлом году…»
«Еще бы! — подумал я. — Вентиляторы мистера Бэйли создают свой воздушный Гольфстрим. Теплые воздушные течения идут в северное полушарие от экватора и поднимают температуру».
«— …Но зато на юге Африки, в Южной Америке и в Австралии наблюдается значительное понижение температуры…» — продолжал диктор.
«Задышали ледяные пустыни Южного полюса!» — мысленно ответил я диктору… О, если бы я мог отсюда, через тысячи километров, крикнуть ему, что нечего радоваться теплой зиме, что огромное несчастье надвигается на человечество!
«— …Теперь послушаем музыку. Оркестр студии исполнит „Менуэт“ Боккерини».
Легкий, изящный менуэт зазвучал. Но от этой музыки мне стало еще тяжелее. Там жизнь идет своим чередом. Люди работают, развлекаются, живут как всегда, не зная, какая беда нависла над ними.
Я снял с ушей радиотелефон. Люк сидел, углубившись в прием, переводя точки и тире Морзе на буквы. Он быстро записывал телеграмму. Каждое утро эти телеграммы подавались мистеру Бэйли.
Наконец он оторвался от работы и, не снимая наушников, спросил меня:
— Интересно?
— Да. Но я принимал и у себя дома на радиоприемник. Мне интересно знать, как это делается и как производится не только прием, но и передача. У вас имеется передающая радиостанция?
Быть может, я сам был слишком подозрительным и осторожным, но мне показалось, что в лице Люка появилась какая-то настороженность.
— Вы хотите передать привет родным и знакомым? — спросил он меня с улыбкой. — Да, передающая радиостанция у нас есть, но мы не пользуемся ею. Мы не хотим обнаруживать нашего местопребывания.
В тот момент я поверил Люку. Но скоро выяснилось, что он сказал неправду. Однажды я зашел на радиостанцию позже обыкновенного и застал его за передачей.
— Вы решили открыть свое местопребывание? — сказал я с простодушной улыбкой. — Что, застал вас на месте преступления?
Мистер Люк нахмурился, но потом заставил себя рассмеяться.
— Уж не шпионите ли вы за мною? — сказал он шутливо. Но от этой шутки у меня заныло сердце.
— Какие глупости! — отвечал я. — Зачем мне шпионить? — И уже с хорошо разыгранной обидой в голосе сказал: — Если я помешал, то могу уйти.
— Оставайтесь, — ответил Люк. — Тогда я вас не обманул: наша большая передающая станция молчит. Но эта… Этакой станции нет во всем мире, кроме одного места, где принимается моя передача. Эта станция работает на таких коротких волнах, что обычные станции не могут принимать ее. Таким образом, тайна передачи сохраняется… Коммерческие тайны, — пояснил он. — Но только вот что, мистер Клименко: я вам очень много доверил, потому что вы мой друг. Но вам лучше не говорить о том, что вы видели меня за передачей. И не заходите в это время ко мне… Это служебная тайна.
Я успокоил Люка и вернулся к себе. Последнее открытие убедило меня в том, что Бэйли имеет союзников во внешнем мире. Это делало его еще более опасным. А Люк, по-видимому, начинает относиться ко мне с недоверием. Если бы не боязнь потерять шахматного партнера, он, пожалуй, воспретил бы мне вовсе доступ на радиостанцию. И теперь мне надо держать себя с удвоенной осторожностью.
