Недавно в архивах замка Шатонеф-ла-Форе среди бумаг монаха Франсуа Крозэ, приближенного Екатерины Медичи, библиотекарь обнаружил запись о визите Нострадамуса в королевский замок Шомон. Королева никогда ничего не предпринимала, не посоветовавшись с астрологами. Она верила им безоговорочно, тем более что предсказанное ей сбывалось с завидной точностью. Страх, поселившийся в душе с детских лет, – после картин, увиденных в «волшебном зеркале», уже никогда не отпускал ее и руководил всеми поступками. Желание выжить любой ценой и царствовать стало смыслом ее жизни. Усилиями романистов XIX и кинематографистов XX века Екатерина Медичи превращена в коварное и изощренное чудовище, в этакую «черную вдову», хотя существует множество исторических свидетельств, что в своих поступках она мало чем отличалась от любого другого монарха.

Трудно воссоздать объективный образ королевы-матери, пробираясь сквозь путаные воспоминания современников Медичи, абсолютно не совпадающие версии историков (кроме дат) и, конечно, трактовки событий многовековой давности со стороны служителей различных вероисповеданий. Как любой смертный, она была наделена положительными и отрицательными качествами характера, но в историю вошла как эгоистичная властолюбица, жестокая убийца, честолюбивая лицемерка, хитрая интриганка. Наверное, лучше всего 28-летнее царствование Екатерины Медичи отражено в эпитафии неизвестного автора, приведенной историком Л’Этуаль:

Казалось, Екатерине с детства была предначертана райская жизнь. Она была правнучкой Лоренцо Великолепного, оратора, художника, правителя, миротворца тогдашней Италии, которому удалось дать свое имя веку. Медичи правили флорентийской республикой как подлинные короли, и ее отец герцог Урбинский Лоренцо II, доводившийся племянником папе Льву X, пользовался во Флоренции почти абсолютной властью. Его союз с французской принцессой Мадленой де Ла Тур д’Овернь, графиней Булонской, из рода Бурбонов, считался одним из самых блестящих и к тому же счастливых. Но 13 апреля 1519 года герцогиня произвела на свет дочь Екатерину, а через две недели скончалась в родовой горячке. Следом за ней последовал в могилу и молодой отец. В возрасте двадцати двух дней от роду Екатерина уже была круглой сиротой. Знатное происхождение сделало хорошенькую, пухленькую крошку заложницей династических и государственных игр. Знаменитый поэт Ариосто написал о малютке-наследнице могущественного рода: «Лишь ветвь одну озеленит листва. Меж страхом и надеждой вдохновенной, кто знает, умертвит ее зима или воскреснет плод весной благословенной». Поначалу окруженная роскошью и заботой, Екатерина уже с 1525 года ощутила на себе угрозу интриг против семейства Медичи. Ее спокойное детство закончилось, когда папа Лев X, а затем и Климент VII стали рассматривать политически независимую Флоренцию как свою вотчину. Чтобы обезопасить жизнь Екатерины, ее фактически заточили в монастырской обители бенедиктинцев Мурате (или Замурованных). Монахини сочувственно относились к мягкой и приветливой девочке.

Когда 6 мая 1527 года Рим был взят войсками коннетабля де Бурбона, а папа Климент VII пленен, граждане Флоренции решили воспользоваться случаем: 11 мая весь город восстал, решив навсегда избавиться от власти Медичи, старшую ветвь семейства которого теперь представляла только восьмилетняя Екатерина. Боясь будущих претензий на власть с ее стороны, вместо того чтобы изгнать наследницу, ее оставили в качестве заложницы, перемещая из одного монастыря в другой. Но даже в таких условиях Екатерина имела особый талант никого не задевать, не оскорблять и не ранить ничьего самолюбия. С детских лет она овладела искусством смирять свой и укрощать вражеский гнев словом, избегать неприятностей посредством неизменного спокойствия и осторожности, постигая тайну выживания среди политических страстей.

Первые воспоминания Екатерины были связаны с громом оружия, криками ярости и местью восставшей черни. А когда папа и император Священной Римской империи примирились друг с другом и участь Флоренции была предрешена, горожане решили выместить на беззащитном ребенке свою ненависть к Медичи. В осажденном городе юную герцогиню грозили то поместить в дом терпимости, чтобы у папы пропала охота подыскивать ей подходящую партию (некоторые историки уверенно заявляют, что ее все же отдали на усладу солдат, но тогда бы это исключило последовавший династический брак), то обнаженную выставить на крепостную стену под пули. Когда один из знатных горожан Салвестро Альдобрандини с тремя комиссарами явились, чтобы из обители Мурате перевезти ее к монахиням-доминиканкам Святой Лючии для пострига, они натолкнулись на сопротивление, но не со стороны Екатерины, а аббатисы и монахинь, которые были уверены, что их кроткую девочку ведут на смерть. И тогда наследница великого рода потрясла представителей республики, сказав: «Идите и сообщите моим хозяевам, что я стану монахиней и проведу всю свою жизнь в кругу этих достойных уважения женщин». Они не увидели ни страха, ни слез, а только невероятную грацию и умение сдерживать чувства.

В монастыре Святой Лючии она оставалась вплоть до капитуляции города 12 августа 1528 года. Затем была вызвана в Рим Климентом VII и два года жила в пышном Дамском дворце. Великолепие, созданное гением не одного поколения художников и архитекторов, сформировало ее утонченный художественный вкус, а богатейшая библиотека Ватикана развила интеллект. Екатерина никогда не забывала, чем была обязана монахиням из обители Замурованных, и, уже будучи королевой, поддерживала монастырь в знак глубокой благодарности и почтения. Не пыталась она мстить и потревожившему ее покой Альдобрандини. Екатерина помнила почтение, выказанное им, и однажды спасла его от смерти, а его сыну помогла вступить на папский трон под именем Климента VIII.

Екатерине было 11 лет, когда посол республики Венеции при папском дворе, Антонио Суриано, написал на родину: «Этот ребенок и в самом деле отличается удивительной живостью и восприимчивостью к окружающему». Но для Климента VII внучка представляла собой крупную козырную карту в политической игре. Живая, общительная, с яркими выразительными глазами, невысокая, худощавая, с красивыми миниатюрными ножками, из богатого и знатного рода, она стала самой заметной невестой Европы и хотя редко появлялась в свете, о ее красоте уже ходили легенды в светских кругах. Сама Медичи рано поняла, что ее чувства и желания никогда и ничего не будут значить: ее взаимная любовь к кузену Ипполиту нарушала «стройную систему» планов Климента VII. На ее руку и сердце претендовали герцоги Мантуи, Урбино, Милана, но победил французский король Франциск I, видвинув кандидатуру своего младшего сына Генриха, герцога Орлеанского. Жениху и невесте только исполнилось по 13 лет, и свадьбу отложили на год. Но контракт был тщательно разработан и подписан. Екатерина понимала, что ее желают повыгоднее продать, но не противилась сделке. Тяжелое детство научило ее холодному расчету, недоверию к окружающим и скрытности. Те, кто знал Екатерину уже в папском дворце, отмечали в ее взгляде острый ум и металлический холод.

Ученый и дипломат Альфред Реймонт, полномочный посол королевства Пруссии во Флоренции, посвятивший детству Екатерины Медичи целое сочинение, писал: «Она была еще совсем юной, когда покинула Италию, но тревоги ее семьи, бури, разразившиеся вокруг стен монастыря, в котором она нашла убежище, характер тех, кто был ее покровителем, не могли не оказать решающего влияния на неокрепшие дух и разум девочки».

Свадебные торжества состоялись в Марселе 23 октября 1533 года в кафедральном соборе и длились больше месяца. Ватикан и королевский двор Франции состязались в роскоши и богатстве. Екатерина в подвенечном платье была похожа на итальянских мадонн. Но угрюмый, нерешительный и слабовольный мальчик, Генрих Орлеанский, детство которого тоже было безрадостным (во исполнение Мадридского договора он провел в Вальядолиде в монастыре среди монахов на положении пленника четыре года), не замечал прелести супруги. Он отдал предпочтение блистательной красавице, вдове сенешаля Нормандии Диане де Пуатье, которая была на целых двадцать лет старше его и поначалу занималась воспитанием королевского отпрыска, а затем прочно заняла место любовницы. Она была первой и единственной страстью Генриха.

Как только Екатерина ступила на земли своего супруга, ей потребовались вся ловкость и осторожность, чтобы не попасть в силки, уже расставленные для нее. Французская аристократия считала бракосочетание герцога Орлеанского с представительницей рода торговцев, хоть и украшенных папской тиарой, мезальянсом. Джустиньяно, посол республики Венеция во Франции, писал в те годы: «Герцог Орлеанский женился на мадам Екатерине Медичи, и это не доставило удовольствия никому, а скорее можно сказать, вся нация недовольна. Здесь находят, что папа Климент обманул короля». Хотя Екатерине, вышедшей замуж за второго сына Франциска I, судьбой вовсе не предназначалось играть сколь-нибудь заметной политической роли. Единственным честолюбивым притязанием супругов было получение прав на владение герцогствами Миланским и Урбинским.

Двор столь просвещенного и столь могущественного Франциска I не был школой добродетели и высокой морали. Здесь были те же интриги, страсти и преступления, а король к тому же покровительствовал амурным похождениям своих подданных. Юной принцессе предстояло снискать расположение тестя и мужа. Екатерина стала тенью Франциска I, его прилежной ученицей, прислушивалась к советам, сопровождала в государственных поездках по стране и на охоте. «Она просила у короля, – пишет Брантом, – позволения никогда с ним не расставаться. Говорят, она, такая изящная и ловкая, хотела присутствовать при всех его охотах или поездках, дабы извлечь из них полезные секреты и познания как в области охоты, так и в области науки управлять… Среди его спутников в этом она была первой». Он же свидетельствовал, что «молодая обаятельная флорентийка вскоре приобрела новых друзей не только в свите короля и принцев крови, но и среди всех, кто с нею сближался, и была с ними в добром согласии». И это при том, что придворные были разбиты на два воинственных лагеря. Одни поддерживали группировку Дианы де Пуатье, другие были на стороне любовницы короля Анны д’Эстамп. Царедворцы, поэты и художники охотно вмешивались в соперничество двух женщин, но только не Екатерина. Такая неосмотрительность была вовсе не в ее духе. Она понимала, что гораздо выгоднее на первых порах оставаться в одинаково добрых отношениях с обеими враждующими сторонами, ожидая, когда они сами обессилят друг друга. Екатерина предпочла отступить в тень и оказалась подлинным образцом сдержанности и простодушия. Так что истинный образ юной Екатерины Медичи даже отдаленно не напоминал тот тип людоедки, которой ее изображают в большинстве современных романов.

Не существовало и в более поздние годы женщины, напоминающей зловещий призрак. Екатерина Медичи запомнилась современникам великолепным самообладанием, холодной расчетливостью, элегантной надменностью, невозмутимым спокойствием, скрывающим вечный страх в душе. Размеренность и уравновешенность поведения придавали ее облику необычную оригинальность. Нежная кротость в преступлении, всякое отсутствие гнева посреди самых кровавых трагедий и вежливость палача к своим жертвам, ничему не удивляющийся, ничего не страшащийся макиавеллизм, ловко и спокойно играющий законами и человеческой моралью, – таким был подлинный характер Екатерины.

В 1536 году Генрих неожиданно стал наследником престола. Его брат Франциск, сопровождавший короля в Прованс во время военных действий, в жаркий летний день выпил стакан воды со льдом и тотчас же умер. В исторических летописях французского двора виновник не назван, хотя в отравлении никто не сомневался, но спустя годы в этом почему-то обвинили Медичи и верных ей венецианцев. Даже если она и стремилась к власти, то в тогдашнем ее положении это было не выгодно. Будучи уже три года замужем, Екатерина оставалась бездетной, еще через год она испытала позор удочерения незаконнорожденной дочери дофина, а затем еще семь лет жила в страхе получить развод и быть заточенной в монастыре. Тем более, что надежда вместе с супругом взойти на престол после смерти короля ничего не изменила в ее положении при дворе. Сердцем Генриха распоряжалась любовница. Даже когда в 1544 году Екатерина родила первого сына Франциска, о затем еще девять детей (трое из них умерли во младенчестве): Елизавету, Клод, Карла-Максимилиана (будущий Карл IХ), Эдуарда-Александра (Генрих III), Маргариту (знаменитая королева Марго), Франсуа-Эркюля, затем взявшего имя Франциска (герцог Алансонский и Анжуйский), она все также играла роль Золушки, которой «разрешалось принимать ласки хозяина и рожать ему детей». После смерти Франциска I (1547 г.) страной вместе с королем-любовником управляла Диана де Пуатье. Личная камеристка королевы была могущественнее ее самой. Иногда обе женщины объединялись, чтобы дать отпор третьей, как в случае с леди Флеминг, родившей от Генриха сына.

И пока король развлекался или воевал, Екатерина вникала в государственные дела и придворные интриги, обрастала сторонниками. Она преследовала одну цель: ни в чем не отрекаясь от своих прав, сохранить для своих детей наследство, находящееся на территории двух стран. Это развило в ней ответственность и властность. Она лучше мужа представляла, как трудно будет это сделать в государстве, расколотом враждой на два лагеря – протестантов и католиков.

Суеверная Екатерина всегда верила предсказаниям и приметам и никогда ничего не предпринимала, не посоветовавшись с астрологами. В 1559 году сбылось пророчество Нострадамуса. Накануне свадьбы ее старшей дочери Елизаветы с испанским королем Филиппом II состоялся рыцарский турнир, в котором принял участие Генрих. Копье капитана Монтгомери сломалось о шлем короля и вонзилось в глаз. Спасти жизнь короля медикам не удалось. Екатерина до конца своей жизни не снимала траурных одежд в знак глубокой скорби о муже, которого, несмотря ни на что, любила. Но теперь, когда власть фактически оказалась в ее руках, она собиралась ею сполна воспользоваться. И хотя трон официально занял ее 16-летний сын Франциск II, вдовствующая королева-мать фактически руководила государством.

Главенствующим для Екатерины стало сохранение династии Валуа. «Будь что будет, а я хочу царствовать!» – скорее это было ее девизом, чем выбитые на гербе слова: «Свет и покой». От своих предков Медичи унаследовала все добродетели и пороки и шла к своей цели всеми законными и незаконными способами. Ее жизнь была полна страха за свою судьбу и детей. «Волшебное зеркало» предсказало Екатерине, что на престоле она увидит всех своих сыновей. Франциск II совершил в нем по залу лишь один круг (умер в 1560 году), Карл IX сделал 14 кругов, Генрих III – 15, «молнией промелькнул и исчез» герцог де Гиз и его место занял Генрих Наваррский (так что Екатерина была уверена, что выдает свою дочь за будущего короля, с которым та была обручена с четырехлетнего возраста, и знала, какой кровью омоется их свадьба). Королева пыталась при помощи интриг, умиротворения, сталкивания противников лбами, всевозможных козней, вплоть до ядов, подкупа и убийств неугодных, сохранить власть сыновей, а значит, и свою. Екатерина создала агентурную сеть не только во Франции, но и во всей Европе. Повсюду были у нее шпионы. Она зорко следила за всеми выдающимися лицами и перехватывала частную корреспонденцию. Ведя благочестивый образ жизни вдовы, других она проверяла на прочность всевозможными соблазнами. Одним из ее любимых детищ стал «летучий эскадрон любви», прозванный так историками, состоявший из двухсот фрейлин королевского двора, «разодетых, как богини, но доступных, как простые смертные». Писатель и историк Анри Эстьен писал: «Чаще всего с помощью девиц из своей свиты она атаковала и побеждала самых грозных противников. И за это ее прозвали “великой сводницей королевства…”». Перед прекрасной мадемуазель Изабель де Линней пал даже лидер реформации принц Конде и, не прислушиваясь к мнению своих советников, подписал договор, выгодный для Медичи.

Но как ни пыталась королева-мать навести порядок в королевстве, все попытки оказались тщетными. Ей и ее сыновьям выпало «штормовое» для Франции время правления. Глухая вражда между католиками и гугенотами грозила полностью уничтожить страну. Екатерина почитала себя спасительницей трона, но ее лавирование между двумя партиями, временные уступки вызывали только недовольство и в результате заканчивались резней и религиозными войнами. Государственная казна была полностью истощена, народ голодал, а Екатерина, выводя страну из одного тупика, тут же попадала в другой. Воспитанная при папском дворе, она, конечно, стояла на стороне католиков, но, боясь влияния могущественного рода де Гизов, часто брала сторону протестантов. Ее «миротворческая» политика не устраивала ни одну из сторон. Лавируя и стравливая религиозных врагов, королева пыталась укрепить свою власть. Частично это ей удалось: с ее авторитетом считались и католики и гугеноты. Исполняя обязанности регентши при малолетнем короле Карле IX (1550–1574 гг.) и оставаясь просто королевой-матерью при Генрихе III (1551–1589 гг.), Екатерина фактически самостоятельно строила государственную политику Франции.

В отличие от своих сыновей-королей она была деятельной, энергичной, умела веселиться, работать, и часто именно ей приходилось разрешать проблемы, созданные ее отпрысками. Детей своих любила, но любовь ее была властной: за неповиновение она могла и побить, интересы династии ставила выше их собственных. Династические браки, которые Екатерина устраивала, не принесли счастья ни одному из рода Валуа. А свадьба Маргариты с ненавистным ей королем Генрихом Наваррским закончилась жуткой Варфоломеевской ночью. О любовных похождениях королевской дочери ходила масса нелицеприятных слухов. Это не особо волновало королеву (ведя добропорядочный образ жизни, она откровенно поощряла разврат), пока Маргарита не обратила внимание на Генриха де Гиза. Впустить в свою семью отпрыска ненавистных Гизов было для Медичи равносильно утрате трона. Чтобы не закончить свою жизнь от яда или кинжала, юноша быстренько объявил о своем браке с Екатериной Клевской и покинул Париж. Медичи сделала все, вплоть до подделки папского разрешения на союз католички и протестанта. Впоследствии многие уверенно заявляли, что она отравила мать Генриха Наваррского, долгое время сопротивляющуюся его браку, с помощью посланных ей пропитанных ядом перчаток, хотя собственные придворные врачи королевы Наваррской Жанны д’Альбре утверждали, что она болела туберкулезом, а вскрытие обнаружило абсцесс правого легкого и опухоль мозга. Недаром Бальзак, в отличие от Дюма и Мериме, писал в философском этюде «О Екатерине Медичи», что флорентийка даже после смерти супруга не отравила его любовницу, хотя по понятным причинам ненавидела ее и вполне могла бы это сделать. Так что львиную часть злодейств Медичи историки относят к фантазиям литераторов.

Конечно, брак с католиком был бы предпочтительней, но Карл Х, временно попавший под влияние гугенота Колиньи, встал на сторону протестантов. Колиньи с настойчивостью маньяка склонял короля объявить войну Испании, а главное, не боялся открыто угрожать королеве. Война с Испанией была бы безумием и обещала закончиться для Франции катастрофой. Медичи стремилась удержать своего венценосного сына от столь губительного шага. Екатерина понимала, что одна чаша весов сильно перевесила, и задумала (естественно, согласовав все с сыном) сразу после свадьбы Маргариты с Генрихом Наваррским убить несколько протестантских лидеров, дабы ослабить их движение. Сделать это было не трудно: все видные дворяне-гугеноты, прибывшие на торжество, «компактно» разместились в Лувре и вокруг него. Бойня началась в 3 часа ночи 24 августа 1572 года, накануне праздника св. Варфоломея. К пяти утра спланированная акция была успешно завершена, но получила неожиданное для королевы продолжение: парижская беднота еще три дня «резала горло» всем подряд, не спрашивая вероисповедания, грабя и бесчинствуя. В первое же утро резни произошло чудо: на кладбище Невинноубиенных Младенцев расцвел засохший боярышник и стал сочиться кровью. Чудесное происшествие подлило масла в огонь. Бог был «на стороне католиков». Убийства, как водится, сопровождались грабежами и сведением личных счетов. «Эпидемия» жестокости растеклась по всему королевству: по разным свидетельствам, было уничтожено от 5 до 30 тысяч человек. «Французы спятили, им отказали разом и чувства, и душа, и мужество, и разум». Так коротко и убийственно красноречиво описал Варфоломеевскую ночь гугенот Агриппа д’Обинье в «Трагических поэмах». Но всю вину за пролитую кровь переложили на плечи Медичи.

Не успела Екатерина «восстановить» мир и отправить сына Генриха править Польшей, как истек срок, отведенный «зеркалом» Карлу IХ. Королева-мать не пожелала отдать трон амбициозному и вечно недовольному герцогу Алансонскому и Анжуйскому. Она сохраняла его для любимого сына Генриха, который же, решив править самостоятельно, допускал один просчет за другим. Дошло до войны между родными братьями, не говоря уже о короле Наваррском. Генрих III пытался показать свою власть, Екатерина спешила исправить его ошибки, используя свой авторитет и государственную казну. В течение полутора лет 60-летняя королева колесила по стране в попытках разрешить проблемы и спасти род Валуа. Силы она растрачивала впустую. К 1585 году в живых оставались только Маргарита Наваррская и Генрих III, ненавидящие друг друга.

Власть Валуа подтачивали Гизы, они образовали фанатичную Священную Лигу. Постаревшая, страдающая от многочисленных болезней, королева не могла спасти авторитет сына. Генрих то предавался чрезмерным удовольствиям, то впадал в депрессию и крайнюю религиозность. Во время пятой гражданской войны, пришедшейся на время ее правления, Екатерина взвалила на себя обязанности военного интенданта, во время осады Парижа следила за строительством фортификационных сооружений, организовывала разведку. Современники свидетельствовали, что при осаде Руана Екатерина Медичи вела себя как истинный воин: «Орудийные залпы и пальба аркебуз со всех сторон сыпались на нее, а она не обращала на это никакого внимания. Когда коннетабль Франции де Гиз упрекнул ее в желании накликать на себя несчастье, она всего лишь рассмеялась и сказала, что столь же бесстрашна, как и он; приучена ко всем воинским трудам в такой же степени, в какой и любой из сопровождающих ее спутников мужчин». К ней всегда относились с должным почтением. Когда в мае 1588 года королевское правительство было свергнуто, Генрих III в страхе бежал, оставив мать и свою жену заложницами у Гизов, королева сумела сохранить свое достоинство во время переговоров. Она с болью пережила отставку правительства, которое сама создавала, позор сына, который, хотя и остался на троне, но королем в полном смысле слова не был.

15 декабря 1588 года Екатерина слегла с сильным воспалением легких. Напоследок сын «порадовал» мать коварным и зверским убийством герцога де Гиза. Она поняла, что династия Валуа лишилась королевства. 5 января 1589 года королева, которая в течение 28 лет, спасая семью, сумела сохранить и единство нации, скончалась. Даже ее смерть подтвердила предсказание Нострадамуса: «Сен-Жермен первый узнает о ее смерти». Хотя она постоянно избегала мест, носящих такое название, пророчество сбылось: Екатерина Медичи скончалась на руках королевского проповедника по имени Сен-Жермен. Бедняки шептались: «У нас больше нет королевы-матери, которая даст нам мир». А ее даже не похоронили по-человечески, и лишь спустя годы отдали королевские почести.

Шли годы. «Добрые» короли сменялись на престоле, и личность Екатерины Медичи обрастала зловещими подробностями: отравлениями, колдовством, убийствами неугодных. Многие забыли, что, по свидетельству современников, под ее черными одеждами скрывалась привлекательная жизнелюбивая женщина с незаурядным характером и веселым темпераментом, с изящными манерами и строгим умом. Она с удовольствием устраивала празднества и представила своим гостям первый в истории публичный балет – «Комичный балет королевы», строила дворцы (Тюильери, Суассонский отель), разбивала прекрасные парки и много читала, легко разбиралась в чертежах и сметах. Ее личная библиотека насчитывала 4500 томов, а при дворе королевы были «штатные» поэты и художники. Екатерина покровительствовала искусствам, прививала изящество манер придворным, и королевский двор при ней прославился на всю Европу.

Едва ли можно с легкостью постичь мотивы ее поступков и причины, породившие их. Тем более что по поводу ее жизни и деятельности было провозглашено много взаимоисключающих приговоров. На взгляд одних, она была всего лишь интриганкой без всякого признака таланта и цели, жившей желаниями текущего дня, не способной видеть перспективу и часто запутывавшейся в собственных силках. На взгляд других – представляла личность незаурядную, трагическую, которая поставила перед собой задачу объединения Франции – подлинно великую и общенациональную – и все силы направляла к достижению этой цели.