Финишная черта
Вдоль всего маршрута по Атланте, протяженностью в двадцать шесть миль, бегущих подбадривали зрители и болельщики, но именно у финишной черты людей было особенно много.
Когда Эмори пересекла ее и диктор объявил ее имя, представив доктора Шарбонно как организатора этого благотворительного марафона, раздался одобрительный рев толпы. Эмори тут же обступили репортеры телеканалов и агентств новостей, всем требовалось, чтобы она сказала пару слов. Ей все еще нужно было отдышаться, поэтому выступление было коротким.
Другие бегуны похлопывали ее по спине, обнимали. Один из ее пациентов, шестилетний мальчик, робко подошел к Эмори и попросил у нее автограф. Группа ветеранов войны, преодолевших расстояние в инвалидных колясках, выстроились в ряд, чтобы поприветствовать ее и пожать ей руку.
Тело Эмори болело. Правую ступню дергало так, что она едва ли не хромала. Она почти падала от усталости, но душа ее ликовала. По очень многим причинам добежать дистанцию до конца означало для нее победу разума, тела и духа.
За последние шесть месяцев в жизни Эмори многое изменилось.
Когда полиция завершила расследование последних часов жизни Элис, за телом приехали ее родственники, чтобы перевезти его в родной город в Теннесси и похоронить. Эмори с ними не контактировала.
Она кремировала то, что осталось от Джефа, обойдясь без какой бы то ни было церемонии прощания. Проявления горя были бы лицемерием. Эмори получила всего лишь несколько карточек с соболезнованиями. Ее вежливые ответы были такими же обязательными, как и сами карточки. Все вещи Джефа были упакованы в коробки и отправлены в приют для бездомных. Эмори жалела только самого Джефа: он жил – и умер – без радости и без любви.
Она быстро продала их дом и переехала в таунхаус в очаровательном охраняемом поселке в Бакхеде.
Эмори и доктор Нил Джеймс пригласили семейную пару – он акушер-гинеколог, она специалист по лечению бесплодия – стать партнерами в клинике. Они оказались весьма ценным приобретением, и клиника процветала.
Нормана и Уилла обвинили, судили и вынесли приговор за половую связь с лицом, не достигшим совершеннолетия. Они получили максимальные сроки. Главную роль в этом сыграла Лиза, храбро давшая показания в зале суда. Они с Полиной переехали в квартиру в Дрейкленде, за которую заплатила Эмори. Слишком гордая, чтобы принять благотворительность, «не заработав ее», как выразилась сама Полина, она работала по утрам в доме для престарелых, помогая приготовить и подать ленч.
Лиза продолжала по выходным работать в «Подземке». Ее встречи с психологом, специалистом по работе с жертвами сексуального насилия, также оплачивала Эмори. Она считала это своим вкладом в ту женщину, которой станет Лиза.
Эмори задержалась у финишной черты чуть дольше, поздравляя пересекавших ее бегунов. Она пообещала интервью ведущему местного утреннего ток-шоу.
– Я дам команду моим людям связаться с вашими людьми, – сказал он, и Эмори рассмеялась.
И вдруг услышала:
– Хороший бег, Док.
Она обернулась и увидела Хэйеса. Он стоял прямо у нее за спиной.
Карнавальная атмосфера, царившая вокруг финишной черты, отступила. Эмори слышала только его голос и видела лишь его лицо и необыкновенные глаза, которые, как всегда, прямо смотрели в ее зрачки.
Потертые голубые джинсы, белая рубашка с закатанными до локтей рукавами. Он выглядел потрясающе, непринужденным и красивым, и ей захотелось так же сильно поразить его.
Они так долго смотрели друг на друга, что привлекли внимание окружающих, и Эмори поняла это.
– Спасибо. Было мило с твоей стороны подойти ко мне и сказать об этом.
У нее разрывалось сердце, но она отвернулась и пошла прочь.
Мужчина пошел с ней рядом.
– Где припаркована твоя машина?
– В нескольких кварталах отсюда.
– Мой пикап стоит ближе.
Эмори не стала с ним спорить и пошла за ним, все еще не совсем веря, что это не сон.
– Сколько народу, – заметил Хэйес, когда они шли через парковку к его машине.
– Так как это первый благотворительный марафон, я удивлена и такой поддержкой, и числом записавшихся бегунов. Мы собрали семьсот пятьдесят тысяч долларов.
– Семьсот пятьдесят две.
Она посмотрела на него.
– Я внес деньги только сегодня утром.
– Спасибо.
– Пожалуйста. Все, мы пришли.
– Ты снова водишь свой пикап, как я посмотрю.
– Меня никто не ищет.
Он помог Эмори сесть на пассажирское место, потом обошел грузовичок и сел за руль.
– Когда будешь выезжать с парковки, поверни налево, – подсказала она.
Но Хэйес не стал включать зажигание. Он просто сидел и смотрел через ветровое стекло. Эмори скорее бы превратилась в камень, чем спросила, где он был, чем занимался, поэтому она ждала, чтобы мужчина заговорил первым. Спустя некоторое время Хэйес повернул к ней голову.
– Ребекка сказала мне, что она тебе написала.
– Джек Коннел дал ей мой адрес. Твоей сестре захотелось поблагодарить меня за то, что «привела тебя в чувство».
Он фыркнул.
– Очень на нее похоже, – Хэйес поднял бровь. – Ребекка нашла тебя через Коннела, да? Она упоминала о нем в своем письме?
– Несколько раз.
– Угу. Мне они тоже писали друг о друге. Думаю, между ними что-то есть.
– Правда?
Хэйес выругался сквозь зубы, но без злости.
– Думаю, так мне и надо, – помолчав немного, он продолжал: – Школьный оркестр Сары играл в городском парке в день святого Патрика. Я приехал на концерт.
– Я уверена, что девочка была счастлива.
– Кажется, так. Я остался на неделю. Съел много рыбы.
– Ты же не любишь рыбу.
– Теперь я люблю ее еще меньше. За эту неделю я получил столько омега-3, что мне хватит до конца жизни.
Эмори все еще не была готова улыбнуться. Она вежливо спросила:
– Значит, вы с Коннелом поддерживаете связь?
– Думаю, он хочет меня усыновить.
– Джек давно уже тебя усыновил.
– Единственный плюс в его опеке это то, что я все время был в курсе происходящего с тобой после возвращения из Северной Каролины.
После этого ей уже не удалось сдержать свой гнев.
– Значит, он настоящий сплетник.
– Практически бабка-болтунья.
– Если ты хотел знать, как у меня дела, почему ты не приехал и не увидел все сам?
– Послушай, я знаю, что ты злишься. У тебя есть полное право дать мне пинка и сказать, чтобы я убирался.
– Если бы у меня так не болела нога…
– Я не мог приехать к тебе, пока не будет покончено со всем этим дерьмом – твоим и моим. Ты можешь понять это, Док. Я знаю, что можешь.
Их взгляды боролись. Эмори первой отвела глаза.
– На это мне потребовалось время, но я все-таки поняла это. Ты был бы дополнительным осложнением, мне бы потребовалось объяснять твое присутствие, а мне и так все время приходилось что-то объяснять, что-то решать.
– Вот именно.
– Но это дало тебе очень убедительный повод снова исчезнуть и не появляться.
– Мне тоже нужно было разобраться с моим дерьмом. Мое возвращение не могло быть легким, и я не хотел, чтобы тебе тоже досталось.
– Я бы могла тебе помочь.
– Нет, не могла бы. Мне нужно было самому со всем разобраться. Для начала, мне следовало понять, что я собираюсь делать дальше.
– Вернешься в ФБР?
– Нет. Джек просил меня, но я отказался.
– И что же?
– Я, гм, занялся строительством. Делаю не только полки и сараи. Я присоединился к группе подрядчиков. Мы начинаем работать после природных катаклизмов. Торнадо, землетрясения. Все в таком роде. Мы быстро возводим убежища, ремонтируем дома, школы, больницы, все, что нужно.
– Строительство.
– Да.
Хэйес ничего не приукрашивал. Его интонации не слишком изменились, но Эмори все равно услышала, что он взволнован и счастлив. Эта работа идеально ему подходила. И все-таки она сдержала эмоции.
– Звучит неплохо.
– И ощущается тоже.
Он снова долго смотрел через ветровое стекло. Эмори дала ему время собраться с мыслями. Наконец Хэйес положил левую руку на руль и повернулся к ней всем телом.
– Сэм Найт связался со мной через Джека. Он сказал мне, что Грейнджу сейчас приходится нелегко из-за… Ну, ты знаешь почему. На прошлой неделе я ездил повидаться с ним.
– Грейндж тобой восхищался.
– Что ж, теперь он понимает, почему мне не хотелось, чтобы все смотрели на меня как на героя. Грейндж измучил себя и сначала отказывался говорить о том, что случилось в тот день. Мне знакомо это чувство, и я сказал ему об этом. Тогда он признался. Ему трудно выносить самого себя, потому что он нажал на спусковой крючок.
Хэйес замолчал, заглянул глубоко в глаза Эмори.
– И вдруг я спросил его: «А ты смог бы жить с самим собой, если бы ты этого не сделал?»
Он дал ей возможность осознать сказанное.
– Я не собирался этого говорить, Док. Эти слова появились неосознанно, словно ниоткуда. Честно говоря, я думаю, что они пришли от тебя. Но эти слова прозвучали. И то, что я произнес их вслух, заставило меня осознать, что я бы тоже не смог жить с самим собой, если бы в тот день, в Уэстборо, я бы не нажал на спусковой крючок. Я бы не смог жить с самим собой, если бы не остановил его. Вот так, спустя четыре года, я освободился от этого. И за это я должен поблагодарить тебя.
Какое-то время Эмори молчала, слишком взволнованная, чтобы говорить. Ей пришлось откашляться, прежде чем она сказала:
– А те люди, которые над ним издевались?
– Я оставляю их наедине с их нечистой совестью. Когда-нибудь они за это заплатят, а может быть, и нет. Но наказание придет не от меня.
Сердце Эмори переполнилось любовью, но ей нужно было выяснить еще кое-что.
– В тот день, тот ужасный день, пока не приехала «Скорая», ты что-то прошептал мне в волосы. Что ты сказал?
– Я просил тебя не отказываться от меня.
– Но потом ты исчез, Хэйес.
– В последний раз. Этого больше никогда не будет.
– Обещаешь?
– Обещаю. Что касается меня, то это последняя ночь и последний день без тебя. Но то, что случится потом, зависит от тебя.
Три или четыре секунды Эмори держала его в напряжении.
– Мне не хочется садиться за руль. Подбросишь меня домой?
– Буду счастлив.
Но Хэйес не двигался, просто сидел и не сводил с нее глаз.
– Ты собираешься завести мотор?
– Пока нет, Док.
Мужчина потянулся к ней, положил свою крупную ладонь ей на затылок и притянул ее к себе.
– О, я буду целовать тебя до тех пор, пока мне хватит дыхания.
Он всегда выполнял свои обещния.
notes
