Но был и еще один претендент на московский трон.

Речь идет о крещеном татарине Симеоне Бекбулатовиче.

Под 1570 г. Саин-Булат (имя Симеон он получит три года спустя при крещении) упоминается как «царь Касимовский». Касимовское царство как вассальное по отношению к Москве татарское ханство было основано еще Василием II Темным (прадед Ивана Грозного, годы правления 1425–1462) в 1430-х гг., однако до сих пор правители его именовались «царевичами», и лишь Саин-Булат – Симеон Бекбулатович становится «царем». Не исключено, что это тоже показатель – с учетом того, что мы выше говорили о возможном «золотоордынском» характере Опричнины.

О реальном влиянии Симеона Бекбулатовича при дворе Ивана Грозного, благодаря которому оставались безнаказанными многие его явные провалы, говорят хотя бы такие факты. За сожжение крымским войском Девлет-Гирея Москвы в 1571 г. тесть Симеона, князь И. Ф. Мстиславский, как уже сказано, попал в опалу, пусть и символическую, поскольку он «признал вину и спас свою голову», так что был всего лишь назначен наместником Новгорода– уже 2 сентября 1571 г. он занимал эту должность.

Однако как-никак он официально был объявлен изменником! Тем не менее карьере самого Симеона проблемы тестя нисколько не помешали, напротив, он пошел в гору. Хотя не исключено, что Мстиславский и в самом деле изменил, поскольку, как уже говорилось, вполне мог, как и многие другие русские люди, поначалу видеть в крымском хане избавителя от новой Орды; а вот Чингисид Симеон, прямой потомок Ахмат – хана (того самого, при котором было в 1480 г. свергнуто иго Орды), естественно, видел в потомке Менгли-Гирея смертельного врага.

В следующем, 1572 г. уже сам Симеон Бекбулатович потерпел неудачу при Лоде (в Ливонии), однако не только не был наказан, но и назначен воеводой Большого полка. При упоминавшемся штурме Вейсенштейна, стоившем жизни Малюте Скуратову, как раз он был главнокомандующим. Еще раньше, в 1570 г., Симеон Бекбулатович получает один из высших титулов – «слуга государев»; после него до Смуты такое звание получали только князь Воротынский (за победу на Молодях, спасшую Россию как таковую, причем, как мы видели, недолго он его носил…) и Борис Годунов уже при Федоре Иоанновиче, опять-таки за отражение крымского набега на Москву в 1591 г. Несколько позднее, в 1581 г., Симеон в звании Тверского удельного князя числится главнокомандующим армии, действовавшей (вернее, как мы увидим, бездействовавшей) против Стефана Батория.

Но последний эпизод – уже закат карьеры Симеона Бекбулатовича, по крайней мере, официально. А вот пик ее приходится на годы более ранние: сначала Иван Грозный поставил его во главе Земской боярской думы, после того как после смерти другого крещеного татарина Михаила Кайбулатовича (который также был женат на сестре Марии Темрюковны) он стал самым знатным татарином в Московском царстве.

Но и это – не самый пик карьеры: после того, с 1574 по 1576 г., Симеон числится… царем всея Руси; сам Иван Грозный, оставшийся всего лишь удельным князем Московским, ездит по Москве «просто, что бояре», в Кремлевском дворце (откуда он сам переехал жить на Арбат) садится поодаль от царя Симеона и смиренно выслушивает его указы, а также наравне с прочими подданными пишет челобитные на его имя: «Государю, Великому Князю Симеону Бекбулатовичу холоп Ивашка с детишками Ивашкой да Федькой челом бьет».

В свете всего этого новое значение приобретает тот факт, что все планы Ивана IV относительно престола Польши провалились (каковой провал и ознаменовало избрание королем Генриха Валуа) как раз в 1574 г. Оно и понятно: русского царя, хотя бы и такого, как Грозный, литовские паны на троне еще могли стерпеть, хотя бы теоретически. Своему-то тирану (а русский Великий Князь Московский для литовцев того времени, как мы уже могли убедиться, был свой) «когти обстричь» можно, пример Швеции, подданные которой несколькими годами ранее свергли полубезумного короля Эрика XIV – тому подтверждение. Но Чингисиду… Пример Московии не вызывал на подражание ему!

Расхожее мнение состоит в том, что царский титул Симеона Бекбулатовича – это был маскарад, что Ивану Грозному для чего-то нужно было временно перестать быть царем. Например, для того же избрания на польский престол (мнение некоторых историков). Хотя мне лично ближе другое мнение, которого придерживается, например, Р. Г. Скрынников: он считает, что царь хотел каким-то образом без согласия боярской думы возродить опричный режим. И есть основания думать, что с «воцарением» Симеона возобновилось деление страны на Опричнину и Земщину, хотя и под другими названиями. Вопрос только, была ли подвластна новому «царю» новая Земщина или новая Опричнина. В самом деле, власть Симеона Бекбулатовича не распространялась на всю Россию, например, на Казанское царство (надо думать, и вообще на бывшие земли Золотой Орды. —Д. В.).

Однако В. Куковенко полагает (и, зная теперь то, какие выводы он сделал из имеющейся информации об Опричнине, в это верится), что имело место реальное отстранение Ивана Грозного от власти и реставрация ига Золотой Орды. Симеон Бекбулатович, Чингисид, внук Ахмат-хана (того самого, при котором Русь свергла ордынское иго в 1480 г.), становится, как его предки, царем (вспомним, что именно так называли ханов Золотой Орды на Руси), а московский князь, внук победителя Ахмата Ивана III – его вассалом, князем Московским…

Но есть и еще один аспект. Вспомним еще раз, кем был Иван Грозный по женской линии? Правильно, потомком Мамая. Но ведь узурпатор Мамай был разбит Тохтамышем – законным ханом-Чингисидом. Отметим, что Тохтамыш мог разбить Мамая еще весной 1380 г. – к апрелю того года он взял Сарай и овладел всей территорией Орды, кроме земель западнее Азова (где был родовой улус Мамая). Кстати, обратим внимание на то, что этот улус практически совпадал с территорией будущего Крымского ханства. Про совпадение названий Мамаева рода «кият» с древнетюркским «киян», которому, возможно, обязан названием Киев, уже говорилось.

К лету 1380 г. Мамай фактически не имел этого тыла. Однако Тохтамыш ждал исхода Куликовской битвы: кто бы ни победил, он будет измотан и обескровлен, после того можно будет справиться и с ним. И справился ведь Тохтамыш с Дмитрием Донским в 1382 году (хотя победа получилась очень непрочная)! Теперь, в 1570-х гг., ситуация была другая: «Мамай» не проиграл, а победил, точнее, в самом Иване Грозном Мамай победил Дмитрия Донского, после того «Мамаево нашествие» опричников 1567–1570 гг. разорило и погромило Русь. Теперь, похоже, пришла очередь и самого «Мамая № 2».

Однако не исключено и то, что Симеон Бекбулатович все-таки был подставным ханом. Вспомним, что, реставрировав «новую Золотую Орду», Иван Грозный сам себя делегитимизировал: как Рюрикович и Мономахович, он был законным Царем и Великим Князем Всея Руси, как Мамаевич же (тем более по женской линии) он стал узурпатором, который имел на трон куда меньше прав, чем любой хан-Чингизид. Вспомним: на «Московскую Орду» претендовали и законные ханы – со всех сторон от Крыма до Сибири. Так, может быть, Симеон и понадобился как подставной хан – подобно тому, как и правил от имени зиц-ханов из потомства «Потрясателя Вселенной»?

Р. Г. Скрынников прямо называет Симеона «слабым и заурядным человеком», с которым царь делал что хотел. При этом, служа прикрытием Ивану Грозному как хану (царю), он не мог как не-Рюрикович претендовать на трон Великого Князя Всея Руси. Далее этот же автор называет назначение Симеона Бекбулатовича «результатом непреложных законов исторического развития (закономерности)», не уточняя, однако, каких именно законов и какой именно закономерности. Как выразился по аналогичному поводу Солженицын, можно только восхищаться, как быстро и правильно он это понял, но вот самой-то закономерности никто не объяснил. А я попробую. Если имеется в виду закон дальнейшей эволюции реставрированной Орды, то не согласиться с подобным утверждением нельзя! В самом деле: нагоняют в страну «очингисханенных» опричников, превращают Московское царство в новую Орду, после чего и приходится прикрываться подставным ханом-Чингисидом (а может быть, и не подставным, и не прикрываться).

С другой стороны, известно, что царь казнил тех бояр, которые выступили против передачи трона Симеону вместо законного наследника – царевича Ивана.

Не исключено, что уже в 1570 г. царь думал о том, чтобы напугать боярскую думу перед своим будущим отречением от трона в пользу чужестранца (ну, чтобы никто не возражал. – Д. В.).

Вопрос о подставной или настоящей царской роли Симеона Бекбулатовича остается открытым (я еще буду к нему возвращаться), но в любом случае ясно: созданное Иваном Грозным государство – это была не Русь и не Россия, а новая Орда. Применительно к этому государству вполне правомерно, как нам представляется, употребить термин из известного историко-фантастического романа: «Ордусь».

Но вот что интересно. Выше я говорил, что до 1570 г. нет сведений о казнях ордынцев, но с оговоркой – «с начала Опричнины». Так вот, 1565–1566 годы отмечены смертями многих казанских татар, находившихся на государевой службе – царь Едигер (2 августа 1565 г.), царевич Бекбулат и царевич Тохтамыш (1566 г.) и т. д. 20 апреля 1567 г. умирает бывший промосковский казанский хан Шиг-Али, примерно тогда же из русских летописей исчезают имена царевичей Ибака и Кайбулы. О казнях татар в 1570 г. уже упоминалось. И я обещал разъяснить, что они могли означать. Так вот, помимо тех объяснений, которые давались выше, как мне представляется, можно дать и другое: это – казни «новым Мамаем» сторонников Чингисидов. По донесениям польских агентов того времени, «без таких приемов царь не смог бы удержаться на престоле». Что же, сделав ставку на новую Орду и попав таким образом в зависимость «от глуподерзия простых… стрельцов», Иван действительно теперь мог продолжать свое правление только в условиях перманентной чрезвычайщины! Еще одна закономерность…

Да, кстати, уже говорилось, что и восстания в Поволжье, которые теперь, в 1572–1573 гг. с таким трудом были подавлены, – не исключено, что это восстания носителей традиционной степной политической культуры, сторонники которых стали поднимать голову после того, как Иван Грозный вывел на Русь и поверстал в Опричнину такое большое число их «очингисханенных» земляков.

Далее, интересен еще один аспект. Еще до опричной экзекуции Новгорода, в 1569 г., Иван Грозный проинспектировал возведенную в вологодских лесах крепость – чудо современной ему фортификации. Строилась крепость еще с 1565 г., туда было, в частности, доставлено 300 артиллерийских орудий – огромная огневая мощь для того времени (примерно вдвое больше, чем имелось при осаде Казани или Полоцка). Строительство идет «ударными темпами», на него согнаны тысячи крестьян и ремесленников. Отметим еще, что огромные средства были потрачены на строительство опричных резиденций, причем в таких местах, откуда, как у Гоголя, «три года скачи – ни до какого государства не доедешь», а вот московские посады остались беззащитными, в том числе и перед крымским нашествием 1571 г.

Одновременно, явно не надеясь и на столь мощную крепость, царь, как уже упоминалось, с сентября 1567 г. просит политического убежища в Англии. «На случай мятежа», если и эта твердыня не выдержит… Там же, в Вологде, строятся верфи, корабли, чтобы сокровища вывезти в Англию. Интересно, что, желая спасти лицо, царь настаивал на том, чтобы текст договора с Англией содержал взаимное обещание предоставления убежища, чего Елизавета категорически не хотела.

Помимо этого, с 13 марта 1570 г., то есть почти сразу после опричного разгрома, в Новгороде «на Торговой стороне от Волхова все дворы очистили (227 дворов пошло на слом)… а ставили на том месте двор Государев», новую укрепленную резиденцию. Р. Г. Скрынников считает, что поскольку старая, оппозиционная Опричнине новгородская знать, в отличие от московской, была полностью искоренена, то Новгород стал после погрома 1570 г. безопаснее, чем Москва. Ну а после крымского разгрома 1571 г. все средства ушли на восстановление Москвы, и на резиденции в Новгороде и Вологде просто не хватило средств. Более того, в это время в Москву с целью скорейшего восстановления столицы свозили купцов со всей страны, в том числе из Новгорода – чуть ли не всех поголовно.

Однако не все так просто. Прежде всего: и в 1572 г. всем, кто селился в Опричной слободе в Новгороде, давали по пять рублей подъемных (немалые по тем временам деньги для простолюдинов), а также на пять лет освобождали от налогов. Это одно говорит о том, что на Новгород деньги были.

Но еще интереснее другой вопрос: а от кого хотел спасаться в Англию царь? От своего народа, раздавленного опричным погромом? Именно так считает А. Л. Янов. Но ведь на тот момент опасности восстания народа явно не было: русское общество было раздавлено и запугано. Сопротивление опричному террору, конечно, было, но – сопротивление оборонительное, о восстании с целью свержения царя речи не было.

А вот от «Нового Тохтамыша» – Симеона Бекбулатовича царь искать спасения вполне мог! Даже если тот и был подставным, то, опираясь на поддержку ордынцев, вполне мог, хотя бы в теории, стать реальным. Ну, или предпочесть Ивану Грозному другого хозяина, например, хана-Чингисида. Напомню, что подставной Чингисид, от имени которого правил Мамай, в 1380 г. предпочел сдаться Тохтамышу. Так или иначе, есть намеки на нечто подобное еще в 1569 г.: одна из версий смерти Марии Темрюковны гласит, что она организовала партию, чтобы свергнуть мужа с престола (а в чью пользу – не в пользу ли мужа своей сестры, Чингисида Михаила Кайбулатовича. – Д. В.), после чего была посажена под домашний арест в Кремле, где вскоре и скончалась…

Именно в эти годы – 1575–1576, когда «царствовал» Симеон Бекбулатович, – царь снова порывается бежать в Англию: осенью и зимой того года возобновляются переговоры о политическом убежище, а Дж. Горсей видел на Двине «много судов и барок, построенных с помощью английских мастеров». Это подтверждает и русская летопись: царь «помышлял в поморские страны и того ради строил лодьи и другие суды многия». Вспомним, что и Мамай ведь после Куликова поля и «второй Калки» (это когда на том же самом месте, где в 1223 г. произошло первое сражение русичей с татаро-монголами, зимой 1380 г. остатки Мамаева воинства перешли на сторону Тохтамыша) пытался найти убежище у своих союзников – генуэзцев в Крыму. Тут, правда, ничего не вышло – они его не то сами убили, не то выдали Тохтамышу на казнь, не то просто не пустили в свою колонию Кафу. Но генуэзцев можно понять: боясь за свои владения в Крыму, они решили не портить отношения с новым ханом. А вот Англия, несмотря на большие торговые интересы в России, согласилась…

Еще более странно, что именно в это время, прося политического убежища у королевы Елизаветы, царь тем не менее одновременно пишет ей цитированное выше письмо, в котором обзывает ее «пошлой девицей». Непонятно это… Если только не предположить, что его же ордынцы (может быть, и сам Симеон Бекбулатович…) на него «цыкнули» – ишь, мол, чего удумал, в Англии убежища просить! Ну, или, если Симеон был все же подставным ханом, царю почтительно внушили, что так надо написать. А королеве написали в любом случае от его имени в таком духе, чтобы отвадить ее от предоставления убежища неуверенному ли в будущем царю, бегломули вассалу нового царя. Точнее, тогда, в 1570 г., еще Симеон не был царем, но, как с большой долей вероятности можно предположить, какую-то огромную власть уже имел. Это, конечно, в том случае, если Симеон Бекбулатович все-таки был настоящим ханом или хотя бы претендовавшим на то, чтобы стать настоящим со временем, а не подставным, каковой вопрос, как уже сказано, остается открытым.

Продолжим о внутренней политике Грозного. Как мы видели, в 1572 г. Опричнина была отменена, однако, как считает Р. Г. Скрынников, в середине 1570-х гг. возник новый раскол придворной верхушки, в результате которого власть оказалась у «крайних» элементов, требовавших возврата к Опричнине. Как доносил имперский посол Д. Принц, осенью 1575 г. царь лишил жизни 40 дворян, составивших заговор против него. Раскрытие очередного «заговора» – почти наверняка признак того, что теперь Иван Васильевич начал восстанавливать Опричнину – теперь под названием «Удел». Правда, как уже сказано, не вполне понятно, что (территориально) было новой Опричниной и что Земщиной и какая часть страны была подвластна Симеону Бекбулатовичу. Попробуем разобраться.

Указы о создании «Удела» Грозный обратил в форму челобитных на имя нового «царя». Так, тотчас после казни новгородского архиепископа Леонида (о ней дальше) последовала челобитная, чтобы «людишек перебрати, бояр и дворян и детей боярских и дворовых людишек». По новому законодательству, «князь Иван Московский» (так теперь официально именовался царь) мог принять себе любого из подданных Симеона, обратный же переход воспрещался категорически. «Удельная» армия стала римейком «опричной гвардии», взятые в Удел дворяне получали там поместья вместо земских. В общем, все как десять лет назад… Вот только новые выселения носили куда меньший масштаб, чем тогда, в частности, многие земские дворяне оставались в Уделе.

Похоже, что «земщиной» стали все же владения Симеона. Как уже говорилось, собственно ордынские земли ему не отдали (что косвенно подтверждает все-таки подставной характер его «царствования» – едва ли настоящий царь-хан не оставил бы за собой коренные земли Орды). Сам же Иван Грозный стал не только «удельным князем Московским», но и Псковским, и Ростовским, а также продолжал себя именовать «царем Казанским», а кроме того, взял в непосредственное владение удельные княжества Дмитровское и Старицкое и «венцы» (Кремли?) Зубцова и Ржева. После «сведения» Симеона с трона в «Двор» (как снова стал именоваться «Удел») забрали также бывшие опричные земли – Поморье с Двиной, Козельск, Вологду, Каргополь. Управление «Уделом» осуществляла «Удельная боярская дума» в составе Нагих, Годуновых и Бельских. Дмитрий Годунов возглавил политический сыск и, несмотря на «худородство», вскоре получил боярский чин. Его племянник Борис (будущий царь) вошел в удельную думу, кравчий Афанасий Нагой (дядя последней жены Грозного Марии) был назначен послом в Крым и там, кстати, «разоблачил» очередную высосанную из пальца «боярскую измену».

Интересно, что, в отличие от Опричнины, «Удел» имел границы с иностранными государствами (на западе, а если власть Симеона не распространялась на ордынские земли, то и на востоке); возможно, это было связано с тем, что царь готовил новые наступательные операции в Ливонии (о них речь впереди) и при этом собирался «осчастливить» введением Опричнины и соседние страны: мы увидим, что амбиции, вызвавшие 15–20 лет назад «поворот на Германы», никуда не делись. Так что едва ли можно согласиться с Р. Пейном и Н. Романовым (применительно к этому времени), что «измученный царь отдал себя на волю волн».

Это утверждение опровергается хотя бы новой волной репрессий: перед «воцарением» Симеона Бекбулатовича Грозный казнил «многих бояр, чудовского архимандрита и благовещенского протопопа – своих прежних любимцев». Тогда же был убит архиепископ

Новгородский Леонид, казнен игумен Псково-Печерского монастыря Корнилий за то, что построил «подозрительно мощные» укрепления вокруг монастыря; та же участь постигла князя П. Куракина, князя Н. Р. Одоевского, боярина И. Бутурлина, нескольких окольничих и т. д. А между тем именно Куракин в 1572–1573 гг., не получая помощи от Центра, своими силами подавил восстание в Поволжье. Может быть, «перестарался» и задел интересы ордынцев, например, того же Симеона Бекбулатовича? Или самого царя, «перегнув палку» относительно его основной опоры?

Был ограблен до полной нищеты брат первой жены царя Никита Романов Юрьев (дед первого царя из династии Романовых), схожая участь постигла и дьяка Щелкалова, из которого «выбили» (буквально правежом) 5000 рублей и заставили разойтись с красавицей женой, отпустив еле живого, был казнен (посажен на кол) и глава первого послеопричного правительства князь Борис Тулупов, а его вотчина в Старице отошла «за бесчестье» Борису Годунову. Какое оскорбление нанес Тулупов Годунову, мы не знаем, зато знаем, что вместе с Тулуповым – в один день, но чуть раньше, на его глазах – была казнена (по другим данным – запытана насмерть, а перед тем изнасилована) его старуха мать (2 августа 1575 г.).

Короче говоря, после «воцарения» Симеона прошла новая волна репрессий. Р. Г. Скрынников, опираясь на очередной синодик казненных, говорит о десяти знатных репрессированных (включая князя Данилу Друцкого, бывшего опричника), трех подьячих (например, упоминаются Дружина Володимиров и Иосиф Ильин) и… пяти крестьянах. Однако эти цифры (особенно последняя) выглядят, мягко говоря, недостоверными.

Помимо всего прочего, жертвой этих репрессий пал в том числе и личный медик царя Елисей Бомелий (уроженец Фландрии). Кроме собственно врачебных дел в отношении монарха и тех, кого последний разрешал или приказывал лечить, Бомелий выполнял и такую функцию, как «залечивание до смерти» неугодных тирану. Таубе и Крузе сообщают (возможно, преувеличивая), что он отравил до 100 военных и приказных по поручению царя.

При этом был он не только врачом, но и стукачом. Иван Грозный ему верил. Однако в конце концов «врач-вредитель» запутался в собственных интригах и вынужден был бежать. У самой границы, в Пскове, он был схвачен и доставлен в Москву, где царь сначала приказал вывернуть ему руки из суставов и высечь проволочной плетью, а потом чуть ли не собственноручно зажарил его на медленном огне. Впрочем, не дожарил, а бросил в тюрьму, где тот тотчас и умер. Под пыткой Бомелий оговорил многих, в том числе троюродного брата царевича Ивана – Протасия Юрьева-Захарьина. Тот был обезглавлен 24 октября 1575 г. Но и самого сына отец заподозрил… Не отсюда ли тянется ниточка к загадочной смерти Ивана-царевича, последовавшей шесть лет спустя?

Есть мнение, что царь посадил вместо себя Симеона именно для того, чтобы пресечь претензии на трон сына, и казнил бояр, посмевших сказать: «Не подобает тебе, государь, вместо своих чад иноплеменника на государство поставляти». Не исключено, что дело Бомелия было специально задумано в том числе и для дискредитации наследника. В народной песне поется, что царевича спас дядя, брат матери, боярин Никита Романов Юрьев. Однако, как мы видели, тому, ограбленному до нитки, в тот момент было не до этого.

Тем не менее, продолжает Р. Г. Скрынников, царь считал царевича Ивана соправителем, все распоряжения писались от имени царя и его сына. Так что о причинах неприязни царя к сыну надо поговорить еще раз, более подробно, что я несколько ниже и сделаю.

А пока – более подробно о некоторых вышеупомянутых расправах. Так, чуть раньше расправы с Бомелием, 20 октября 1575 г., «преставился к государевой опале» новгородский епископ Леонид, преемник Пимена. Он полностью подчинил Церковь Опричнине, но это и его не спасло. Его не то зашили в медвежью шкуру и затравили собаками, не то удавили перед Успенским собором Кремля. Что касается самого Пимена, то Дж. Горсей сообщает нам, что царь заменил казнь вечным заточением на хлебе и воде, и Пимен скончался в тюрьме. Таким образом, сбылись слова митрополита Филиппа – что Пимен сеял, то и пожал.

Кстати, примерно тогда же «царь» Симеон отобрал у монастырей все льготные грамоты и потребовал огромной платы за их возвращение. А что, логично: предки – ханы Золотой Орды – дали, потомок отнял!

Однако с приходом «хана Симеона Бекбулатовича» даже забитая и «зачмыренная» Опричниной Россия пусть тихо, но непреклонно возроптала, выразила пусть негромкое, но единодушное неприятие. Два года спустя Иван Грозный возвращает себе трон. Если, конечно, Симеон был реальным, а не подставным ханом. Тот факт, что при «сведении» Симеона с трона изменений в установленном в его царствование порядке не произошло, говорит против этой части концепции В. Куковенко. Р. Г. Скрынников высказывает предположение, что царь сознательно воскресил «татарщину», чтобы сделать Симеона «пугалом» в глазах подданных, сотворив новые зверства от его имени. Однако и в этом есть как минимум некоторые сомнения. Хотя бы потому, что и после 1576 г. зверства продолжались.

После «сведения» с трона Симеону Бекбулатовичу по-прежнему дают высокие должности, например, сразу после «сведения» с престола делают «Великим князем Тверским», но потихоньку спускают его на тормозах.

Если исходить из того, что Симеон Бекбулатович был не подставным, а всамделишным царем, то возникает вопрос: как Ивану Грозному удалось его отстранить? Опять-таки прибегнем к исторической аналогии: а сумел бы Тохтамыш так легко победить Мамая, если бы тот сподобился выиграть Куликовскую битву и подчинить Русь? Другой вопрос, что тогда Мамаю пришлось бы все больше опираться на «Русский улус», а не на Орду – с учетом того, что влияние в Орде он все больше терял: так, в 1361 г. была свергнута власть его родичей-киятов в Синей Орде (нынешний Западный и Центральный Казахстан), в 1375 г. узурпатор лишился Сарая, где воцарился (от имени подставного хана) эмир Каганбек, в следующем году потерял свою власть в Волжской Булгарин, на которую совершили поход московско-суздальские рати по ярлыку Каганбека (вошедший в историю русский поход на Булгар 1376 г.). В 1377 г., правда, Мамай разбил московское войско на р. Пьяне, упредив собиравшегося сделать то же самое нового законного хана Арабшаха (именно так – не Арабшах разбил московское войско, как принято считать, а сам Мамай), но уже в следующем году московские войска по ярлыку Арабшаха разгромили союзных Мамаю мордовских князей, а сам Арабшах разгромил Мамаева наместника в этих краях. Наконец, в начале 1380 г. и Сарай подчинился Тохтамышу – чингисид Арабшах, как мы уже говорили, отказался отханства в его пользу в обмен на наследственные права в своем улусе.

Так может быть, и теперь, два века спустя, на Руси и в Степи было так? В степях набирали силу противники потомков Мамая и противники традиций Чингисидов, сторонники «расчингисханивания» – мы уже видели, что восстания в Поволжье вполне могли быть их рук делом. А в русских землях потомок Мамая и реставратор Орды Иван Грозный с какого-то момента стал, возможно, и против своей воли, знаменем борьбы против окончательной «ордынизации» Руси? И, может быть, с середины 1570-х гг. в стране установилось двоевластие – были де-факто два царя, Иван Васильевич и Симеон Бекбулатович (не считая «расчингисханивающихся» кочевников Степи)? И именно это имел в виду А. Л. Дворкин, говоря, что в последние годы правления Грозного «контроль царя над страной… неуклонно слабел, а меры, употреблявшиеся для его поддержки, казалось, лишь усугубляли развал»? И победить окончательно ни тот ни другой не могли? И разрешить их спор могла только новая, внешняя сила?