ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
Мистер Шарп был в плохом настроении. Мерзком настроении. По мнению сержанта Харпера, он напрашивался на неприятности, а Харпер редко ошибался насчёт капитана Шарпа. Сержант Харпер достаточно хорошо знал, что пытаться заводить разговор с капитаном, когда он в таком мрачном настроении, опасно, но, с другой стороны, Харпер любил риск.
- Вижу, вы подлатали свою форму, сэр, – улыбаясь, заметил он.
Шарп проигнорировал это замечание. Он поднимался на голый склон холма, плавящийся под жгучим солнцем, словно в огромной печи. Стоял сентябрь 1810, почти осень, но было жарко, как летом. На вершине холма, в миле или около того впереди, стояло сараеподобное каменное сооружение, а рядом – хилая телеграфная вышка: чёрные деревянные подмостки, поддерживающие высокую мачту, на которой висели сигнальные шары, неподвижные в знойном воздухе.
- Швы на куртке очень аккуратные, – продолжал беззаботно Харпер. – И, смею заметить, шили не вы. Похоже на женскую работу, не так ли?
Последние слова недвусмысленно звучали, как вопрос. Шарп снова промолчал. Длинный кавалерийский палаш хлопал его по левому бедру при ходьбе. На плече висела винтовка. Офицеру она не полагалось, но Шарп когда-то был солдатом, и привык пользоваться на войне толковым оружием.
- Вы встретили её в Лиссабоне? – не унимался Харпер.
Шарп уже кипел от злости, но притворялся, что ничего не слышит. Его форменная куртка, как верно заметил Харпер, теперь аккуратно зашитая, была зелёной, как и положено стрелкам, одним из которых он, собственно, и являлся. Он продолжал думать о себе, как о стрелке, воине элитного подразделения, где на вооружение принята винтовка Бейкера, а форма тёмно-зелёная, вместо обычной, красной. Но прихотливая военная судьба забросила Шарпа и его стрелков в полк красномундирников. Теперь он командовал ротой лёгкой пехоты Южного Эссекского, которая поднималась за ним на холм. Большинство из них носили красные мундиры и были вооружены гладкоствольными мушкетами, но горстка стрелков, одним из которых был и сержант Харпер, упорно держались за старые зелёные куртки и воевали с винтовкой в руках.
- Так кто же она? – всё-таки спросил Харпер.
- Сержант Харпер! – рявкнул доведённый до белого каления Шарп. – Прекратите эти долбаные разговоры, если не хотите нарваться на чертовски крупные неприятности!
- Да, сэр, – ухмыльнулся Харпер.
Он был ирландцем, католиком, сержантом и просто не должен был дружить с англичанином, язычником и офицером, но Харпер всё же дружил. Он любил Шарпа, знал, что ему нравится и был достаточно мудр, чтобы не болтать лишнего. Вместо этого он стал насвистывать мелодию песенки: «Что б я делал, если б кончились все войны…»
Шарп, разумеется, сразу вспомнил продолжение песенки: «Однажды утром на лугу, среди жемчужных рос, рвала фиалки синие красивая девица…» - и громко расхохотался над хитроумной дерзостью Харпера, а потом выругался. Чёртов ирландец добился своего! Сержант победно улыбнулся.
- Это была Жозефина. – признался Шарп.
- О, мисс Жозефина! Как она поживает?
- Неплохо, – ответ был довольно туманным.
- Рад это слышать, – искренне отозвался сержант. – Значит, вы с ней попили чаю, сэр?
- Пил я с ней этот чёртов чай, сержант, верно.
- Разумеется, сэр, – сказал Харпер, помолчал немного, а потом снова закинул удочку. – И, думаю, вам всё ещё мила мисс Тереза, сэр?
- Мисс Тереза?
Шарп произнёс это имя так, словно не помнил его, хотя за те несколько недель, что прошли с их расставания, он вряд ли забыл девушку с ястребиным профилем, которая уехала за испанскую границу с партизанами. Он бросил взгляд на широкое лицо сержанта, на котором было написано выражение полнейшей невинности.
- Мне очень нравится Тереза, – защищаясь, произнёс Шарп, – но я не знаю, увижу ли я её снова когда-нибудь!
- Но вы бы хотели этого? – заметил Харпер.
- Конечно, хотел бы! Как же иначе? Есть девушки, которых хотелось бы увидеть снова, но это не значит, что в ожидании встречи надо жить, как долбанный святой?
- Это верно, – согласился Харпер. – И я теперь понимаю, почему вам не хотелось возвращаться, сэр. Там вы попивали чай, пока мисс Жозефина штопала вашу куртку. Наверное, вы прекрасно проводили время вдвоём.
- Я не хотел возвращаться, потому что мне обещали чёртов месяц отпуска! Месяц! А дали неделю! – резко сказал Шарп.
Здесь Харпер сочувствие проявлять не стал. Месячный отпуск должен был стать Шарпу наградой за возвращение золотого запаса из вражеского тыла, но вся рота лёгкой пехоты в этом тоже участвовала, а ведь никто не предложил тоже отправить их в отпуск на месяц! С другой стороны Харпер понимал состояние Шарпа: мысль о потере целого месяца, который он мог бы провести в постели Жозефины, и епископа заставила бы запить горькую.
- Всего одна проклятая неделя! – прорычал Шарп. – И опять ублюдочная, дьявол её побери, армия!
Он сошёл с тропы и подождал, пока рота догонит его. По правде говоря, причина его мерзкого настроения имела мало общего с неожиданно прерванным отпуском, но Шарп не мог признаться Харперу в том, что на самом деле его злило. Он смотрел на поднимающуюся по склону колонну, выискивая взглядом лейтенанта Слингсби. Проклятый лейтенант Корнелиус, чёрт бы его побрал, Слингсби – вот кто был настоящей головной болью.
Добравшись до того места, где их ждал Шарп, рота села у тропы. Теперь под командованием Шарпа, благодаря прибытию новобранцев из Англии, находились пятьдесят четыре рядовых, и недавно прибывшие выделялись на фоне остальных своими ярко-красными мундирами. Формы остальных выцвели на солнце и были настолько густо залатаны коричневой домотканой тканью, приобретённой у португальцев, что со стороны солдаты больше походили на бродяг. Слингсби, конечно, это возмущало.
- Благодаря новым формам, Шарп, люди будут выглядеть более нарядно, – с энтузиазмом тявкнул он. – Прекрасное новое сукно придаст им шику! Мы должны заказать новые формы!
Проклятый дурак! Новые формы прибудут в назначенное время, вероятнее всего, зимой, и не было никакого смысла требовать их раньше срока. К тому же людям нравились их старые, удобные куртки и французские ранцы из бычьей кожи. У новеньких были британские ранцы производства Троттерса, перехватывающие грудь ремни которых во время длинного перехода сжимают рёбра, словно раскалённые железные обручи. Французские ранцы намного удобнее.
Шарп подошёл к роте и приказал каждому из новичков показать ему фляжку. Как он и ожидал, все фляжки оказались пусты.
- Вы – чёртовы дурни! – заявил Шарп. – Вы должны знать меру! Пить по глотку! Сержант Рид!
- Сэр? – одетый в красный мундир сержант-методист Рид поклонился Шарпу.
- Не давать им воды!
- Так точно, сэр, так точно.
К концу дня новичкам будет трудно дышать, потому что в горле пересохнет, как в пустыне, но больше они не совершат подобной глупости. Шарп спустился вдоль колонны к арьергарду.
- Никто не отстал, Шарп, – доложил Слингсби с рвением, достойным терьера, вынюхивающего крысу и ожидающего награды от хозяина. – Мы с господином Илиффом их уговорили.
Шарп промолчал. Он знал Корнелиуса Слингсби, коренастого осанистого коротышку, пышущего энергией, всего неделю, но уже ненавидел настолько, что готов был убить. Никакой особой причины для ненависти не было, если, конечно, не считать серьёзным основанием внешность. Всё в Слингсби раздражало Шарпа: плоский, как лопата, затылок, выпуклые глаза, чёрные усы, полопавшиеся сосудики на носу, фыркающий смех и раскоряченная походка. Когда Шарп вернулся из Лиссабона, он обнаружил, что его лейтенанта, надёжного парня Роберта Ноулзаа назначили адъютантом полковника, а на его место прибыл Слингсби.
- Корнелиус имеет ко мне некоторое отношение, – неопределённо выразился о нём подполковник Уильям Лоуфорд. – Вы найдёте его прекрасным товарищем.
- На самом деле, сэр?
- Он поздно начал служить, поэтому он всё ещё лейтенант, – продолжал Лоуфорд. – Ему, конечно, присвоен чин капитана, но он остаётся лейтенантом.
- Я служу давно, сэр, но всё ещё лейтенант, – ответил Шарп. – Назначен капитаном, конечно, хотя остаюсь лейтенантом.
- О, Шарп! – рассердился Лоуфорд. – Никто не знает больше меня о ваших достоинствах. Если бы была капитанская вакансия…
Окончание фразы повисло в воздухе, но Шарп отлично знал, что не было досказано. Он стал лейтенантом, и это уже было чудом для неграмотного рядового; ему присвоили в качестве поощрения звание капитана, хотя на самом деле он оставался лейтенантом. Продвинуться по службе он мог, если бы купил освободившуюся капитанскую вакансию или при содействии Лоуфорда, что гораздо менее вероятно.
- Я ценю вас, Шарп, но также надеюсь и на Корнелиуса, - продолжал Лоуфорд. – Ему тридцать. Возможно, тридцать один. Он стар для лейтенанта, но командир дотошный и въедливый, и у него есть опыт.
Оказывается, до того, как попасть в Южный Эссекский, Слингсби служил в Вест-Индии, в 55-м полку, где жёлтая лихорадка косила офицеров, поэтому быстро получил капитанский чин, и командовал, как назло, лёгкой стрелковой ротой. В результате получалось, что он настолько же компетентен в военной службе, как Шарп. Может, это и было верно, но военного опыта Слингсби не имел.
- Я хочу, чтобы вы взяли его под своё крыло, – закончил проникновенную речь полковник, – помогли подняться, а, Шарп?
«Помог побыстрее лечь в могилу, ага!» - думал со злостью Шарп, но вынужден был оставить свои мысли при себе, и сейчас изо всех сил старался скрыть неприязнь, потому что Слингсби указывал на телеграфную станцию:
- Мистер Илифф и я - мы видели там людей, Шарп. Думаю, около дюжины. И на одном, вроде бы, синяя форма. Там ведь не должно никого быть, верно?
Что прапорщик Илифф, недавно прибывший из Англии, что-то там заметил, Шарп сомневался. Сам Шарп увидел на вершине людей и лошадей ещё пятнадцать минут назад и размышлял, что незнакомцы там делали, если официально телеграф считался заброшенным. Обычно на подобных станциях было несколько солдат, охранявших гардемарина из военно-морского ведомства, который с помощью чёрных воздушных шаров, поднимая их вверх или опуская вниз на высокой мачте, передавал сообщения от одного конца Португалии к другому. Но французы уже захватили цепь подобных станций на севере, британцы отступили далеко от этих холмов, а эта станция уцелела. Не было смысла оставлять телеграф лягушатникам, чтобы они использовали его в своих целях, и потому роту Шарпа выделили из состава батальона и дали простое задание сжечь телеграф.
- Это могут быть французы? – спросил Слингсби, имея в виду синюю форму.
Пяти футов и трёх дюймов роста, он насторожённо осматривался, горя нетерпением отдать приказ штурмовать гору.
- Неважно, если это проклятые «граппо» (по-французски «граппо» - «жаба»), – нехорошо ухмыльнувшись, заявил Шарп. – Нас больше, чем их. Я пошлю мистера Илиффа наверх, и он их перестреляет.
Илифф заволновался. Семнадцати лет от роду, выглядел он на четырнадцать. Это был тощий мальчишка, отец которого купил ему чин, потому что не знал, что с ним делать.
- Покажите мне свою флягу, – приказал ему Шарп.
Илифф теперь перепугался по-настоящему.
- Она пустая, сэр, – признался он и съёжился, ожидая наказания.
- Вы слышали, что я сказал солдатам, у которых фляги оказались пустыми? – спросил Шарп. – Что они идиоты. Но это не про вас, потому что вы – офицер, а офицеры идиотами не бывают.
- Совершенно верно, сэр, – вставил Слингсби и снова фыркнул: такая у него уж была манера смеяться.
Шарп подавил желание перерезать ублюдку горло и вернул флягу Илиффу:
- Берегите свою воду. Сержант Харпер! Вперёд!
Потребовалось ещё полчаса, чтобы достигнуть вершины. Сараеподобное здание, видимо, было часовней, потому что в нише над дверью стояла выщербленная статуя Девы Марии. Телеграфную вышку пристроили к восточной стене часовни: перекрещивающиеся толстые брусья служили опорой для платформы, откуда гардемарин передавал шифрованные секретные сведения посредством системы сигналов. На заброшенной теперь вышке верёвки, к которым привязывали сигнальные шары, постукивали о просмолённую мачту, развеваясь на свежем ветру, обдувавшем вершину. К одной кто-то прицепил квадратный лоскут белой ткани. Шарп подумал, не подняли ли присутствовавшие на вершине незнакомцы этот самодельный флаг как сигнал.
Незнакомцы, судя по одежде, гражданские, стояли у двери часовни, и с ними был португальский офицер, чей синий мундир очень напоминал по цвету французскую форму. Офицер выступил вперёд, чтобы встретить Шарпа.
- Я – майор Феррейра. - сказал он на хорошем английском языке. – Кто вы?
- Капитан Шарп.
- И капитан Слингсби, – лейтенант Слингсби настоял на том, чтобы сопровождать Шарпа во время переговоров с португальским офицером и назвался капитаном, хотя не имел на это никакого права.
- Я командир, – лаконично добавил Шарп.
- И какова ваша цель? – требовательно спросил Феррейра.
Это был высокий худощавый брюнет с тщательно подстриженными усами. Вёл он себя манерно и всячески подчёркивал, что выше их по положению, но Шарп уловил в его интонациях нотки беспокойства, прикрываемые бесцеремонностью, и едва не поддался соблазну надерзить, однако поборол искушение и ответил, как было на самом деле:
- Нам приказано сжечь телеграф.
Феррейра посмотрел на людей Шарпа, которые разбивали лагерь на вершине. Слова Шарпа ему не понравились, и он весьма неубедительно улыбнулся:
- Я сделаю это для вас, капитан. Это доставит мне удовольствие.
- Я привык сам выполнять то, что мне приказывают, – сказал Шарп.
Феррейра почувствовал дерзкие нотки в словах Шарпа и посмотрел на него с насмешкой. Шарпу показалось, что майор сейчас сделает ему выговор, но вместо этого Феррейра кивнул:
- Пожалуйста, если вы настаиваете. Но сделайте это быстро.
- Конечно, быстро, сэр! – вмешался с энтузиазмом Слингсби. – Нет смысла тянуть время! Сержант Харпер! Горючее, пожалуйста. Быстрее, парень, быстрее!
Харпер бросил взгляд на Шарпа, ожидая подтверждения отданного лейтенантом приказа, но Шарп безмолвствовал. Тогда великан-ирландец приказал дюжине человек тащить к вышке кавалерийские фуражные сетки, набитые соломой. Ещё шестеро поднесли фляги скипидара. Солому скинули возле четырёх опор вышки и пропитали скипидаром. Феррейра некоторое время наблюдал за ходом работ, потом вернулся к гражданским, которые казались обеспокоенными появлением британцев.
- Всё готово, сэр, – доложил Харпер. – Я зажигаю?
Слингсби не дал Шарпу возможности ответить.
- Не тяните резину, сержант! – быстро сказал он. – Зажигайте!
- Подождите! – рыкнул Шарп.
Офицерам положено в присутствии солдат разговаривать друг с другом вежливо, но Шарп оборвал Слингсби весьма резко, а взгляд, который он бросил на лейтенанта, заставил того потрясённо отшатнуться. Слингсби нахмурился, но ему пришлось смириться с резкой отповедью. Шарп забрался на сигнальную вышку, которая поднималась на пятнадцать метров над вершиной холма. Три выщерблины на досках настила показывали, где гардемарин ставил свою треногу, чтобы читать сообщения, посылаемые другими станциями. Та, что была дальше к северу, была уже разрушена. Взглянув на юг, Шарп увидел вышку за рекой Криз, пока ещё позади британских линий, которые, наверное, скоро отодвинутся ещё дальше к югу. Армия маршала Массена хлынула в Центральную Португалию, и британцы отступали к недавно построенным укреплениям в Торриш-Ведраш. В этот и состоял план: отступить к новым укреплениям, чтобы французы растратили силы в бессмысленных попытках штурма, испытывая трудности со снабжением продовольствием.
И, чтобы обеспечить им голодную жизнь, британцы и португальцы, отступая, не оставляли за собой ничего. Содержимое сараев, кладовых, складов вывозилось. Посевы зерновых сжигались на корню, ветряные мельницы разрушались, колодцы засыпались. Жители деревень и городов Центральной Португалии уходили из родных мест, забирая с собой домашний скот, или за линию Торриш-Ведраш, или в горы, где французы не смогут их преследовать. Враг должен был идти по выжженной, голой земле, где не найдётся ничего, даже телеграфных верёвок.
Шарп отвязал одну из верёвок и снял с неё белый флаг, который оказался большим носовым платком из тонкого, дорогого полотна с аккуратно вышитыми в уголке синими нитками инициалами «PAF». Ферррейра? Шарп посмотрел сверху на майора-португальца, внимательно наблюдавшего за его действиями.
- Ваш платок, майор? – спросил Шарп.
- Нет, – ответил Феррейра.
- Тогда будет мой, – сказал Шарп, засовывая платок в карман, и был удивлён гневным выражением, промелькнувшим на лице Феррейры. – Может быть, вам лучше увести лошадей, прежде чем мы подожжем вышку, – указал он на животных, привязанных возле часовни.
- Спасибо за совет, капитан, – ядовито ответил Феррейра.
- Так поджигать, Шарп? – нетерпеливо спросил снизу Слингсби.
- Когда я слезу с чёртовой вышки, – бросил Шарп.
Он бросил на окрестности последний взгляд и увидел маленькое облако грязновато-белого порохового дыма далеко на юго-востоке. Шарп вытащил свою драгоценную подзорную трубу, подарок самого сэра Артура Уэлсли, ныне лорда Веллингтона, опустился на колени, пристроил прибор на перилах и постарался рассмотреть что там, за дымом, происходит. Видно было немного, но он решил, что в бой вступил британский арьергард. Наверное, французская кавалерия слишком приблизилась, и батальон отстреливался при огневой поддержке Королевской конной артиллерии. Были слышны приглушённые расстоянием залпы орудий. Он сдвинул окуляр к северу, прослеживая чёткие очертания холмов, скал, пустынных бесплодных равнин, среди которых вдруг мелькнуло выделяющееся на этом фоне пятнышко зелёного цвета, быстро подкрутил линзу и, наконец, увидел чёткую картинку.
Кавалерия. Французская. Драгуны в зелёных мундирах. Солнечные блики вспыхивали на их пряжках, удилах и стременах. На расстоянии не больше мили, внизу, в долине, направляются к телеграфной станции. Шарп попытался пересчитать их. Их было сорок, возможно – шестьдесят, около эскадрона; они петляли между камней на дне долины, переходя из полосы света в глубокую тень, не торопясь, и Шарп подумал, не послали ли их, чтобы захватить станцию телеграфа, чтобы она служила наступающим французам, как раньше британцам.
- К нам движется компания, сержант! – обратился он к Харперу (конечно, надо было обратиться к Слингсби, но Шарп не смог себя заставить и потому заговорил с сержантом). – По крайней мере, эскадрон ублюдков в зелёном. На расстоянии приблизительно в милю. Могут оказаться здесь через несколько минут, – он сложил трубу, спустился вниз и приказал Харперу. – Сожгите это.
Пропитанная скипидаром солома вспыхнула высоким, ярким пламенем, а через несколько мгновений огонь охватил и толстые балки, из которых была сложена вышка. Рота Шарпа, обожавшая всё рушить и жечь, наблюдала происходящее с восторгом и разразилась приветствиями, когда, наконец, пламя добралось до платформы. Шарп отошёл к восточному краю вершины холма, но оттуда драгунов было не видно. Может, они повернули прочь? Вполне может быть. Если они собирались захватить вышку, то бросили бы это дело, увидев столб дыма на вершине. Лейтенант Слингсби присоединился к нему.
- Я не хотел этого говорить, - сказал он приглушённо. – Но вы очень резко говорили со мной сейчас, Шарп, действительно, очень резко.
Шарп ничего не ответил, с наслаждением представляя, как потрошит мелкого ублюдка.
- Дело не во мне, но это плохо действует на солдат, очень плохо, – продолжал весьма вежливо Слингсби. – Они перестают уважать офицеров Королевской армии.
Шарп знал, что поступил неправильно, но уступать Слингсби хоть на дюйм не желал.
- Вы считаете, что солдаты уважают офицеров Королевской армии? – вместо этого спросил он.
- Естественно! - Слингсби был потрясён самой постановкой вопроса. - Конечно!
- Я – нет, – ответил Шарп, думая, почудился ему в дыхании Слингсби запах рома, или нет. – Я не уважал офицеров Королевской армии, когда был рядовым. Я считал, что большинство этих тупоголовых ублюдков просто купили должности за очень большие деньги.
- Шарп… - начал было Слингсби, но моментально заткнулся, увидев появившихся на склоне внизу драгунов.
- Их примерно пятьдесят, и движутся в этом направлении, – заметил Шарп.
- Нам, вероятно, следует развернуться в линию? – лейтенант встал по стойке «смирно», выкатил грудь и щёлкнул каблуками. – Буду гордиться честью командовать атакой.
Слингсби имел в виду, что нужно двинуться навстречу противнику по восточному склону, густо усеянному валунами, которые мешают целиться в противника.
- Может, это и честь, чёрт её побери, – с сарказмом заметил Шарп, – но это ещё и самоубийство. Если я захочу драться с ублюдками, то буду делать это на вершине, а не в рассеянном строю на склоне. Драгуны любят стрелковые шеренги, Слингсби. Это даёт им возможность попрактиковаться в рубке мяса.
Он бросил взгляд на часовню. Два небольших, прикрытых ставнями окна могли служить неплохими бойницами, если действительно придётся обороняться.
- Сколько до заката?
- Часа три. Может быть, чуть меньше, – немедленно ответил Слингсби.
Шарп ругнулся. Он сомневался, что драгуны попытаются напасть, но даже если они это сделают, он сможет с лёгкостью продержаться до сумерек. Драгуны побоятся оставаться вне лагеря после наступления темноты из страха перед партизанами.
- Вы остаетесь здесь, – приказал он Слингсби. – Просто наблюдаете, ничего не предпринимаете без моего приказа. Вам ясно?
Слингсби принял оскорблённый вид, и он имел на это право.
- Естественно, мне всё ясно! – протестующее заявил он.
- Не уводите людей с вершины, лейтенант, – сказал Шарп. – Это приказ.
Он зашагал к часовне, думая, смогут ли его люди пробить в её древних каменных стенах ещё насколько бойниц. Никаких подходящих инструментов – ни кувалд, ни ломов – у него не было, но каменная кладка выглядела ветхой, известковый раствор, соединявший камни, крошился.
К его удивлению, путь к входу в часовню преградил майор Феррейра и один из гражданских.
- Дверь заперта, капитан, – сказал португальский офицер.
- Тогда я выломаю её.
- Это – святое место, – осуждающе заметил Феррейра.
- Я помолюсь о прощении моих грехов после, – ответил Шарп и попытался обойти майора, но тот поднял руку в запрещающем жесте.
Шарп разозлился:
- Пятьдесят французских драгун идут сюда, майор, и я воспользуюсь часовней, чтобы защитить своих людей.
- Ваша работа здесь закончена, – резко сказал Феррейра. – Вам пора уходить.
Шарп ничего не ответил и попытался прорваться к двери ещё раз, но эти двое снова преградили ему путь.
– Я приказываю вам, капитан, – настаивал португальский офицер. – Уходите. Сейчас же.
Гражданский, который стоял рядом с Феррейрой, снял сюртук и закатал рукава рубашки, обнажив мускулистые руки, на которых красовались грубо вытатуированные якоря. Сначала Шарп отметил внушительную комплекцию этого типа, сложенного, как боксёр-чемпион, но с моряцкими татуировками, а потом обратил внимание и на выражение его уродливого, покрытого шрамами лица с тяжёлым подбородком, сплюснутым носом, низкими бровями и звериными глазами, в которых читалась открытая враждебность и желание подраться, почесать кулаки. Он был разочарован, когда Шарп отступил назад.
- Вижу, вы разумный человек, – шёлковым голосом произнёс Феррейра.
- Известное дело, – ответил Шарп и громко позвал. – Сержант Харпер!
Подойдя поближе, великан-ирландец сразу оценил напряжённость ситуации. Увидев Харпера, одного из самых сильных парней в армии, моряк, более плотный и высокий ростом, сжал кулаки. Он был похож на бульдога, который ждёт, когда хозяин спустит его с поводка, а Харпер умел обращаться с бешеными псами. Он снял с плеча своё знаменитое залповое ружьё. Это необычное оружие изготавливалось для королевского флота и использовалось, чтобы очистить палубу вражеского судна от стрелков. Семь стволов, каждый полудюймового калибра, производили выстрел одновременно. Оружие было настолько мощным, что его отдача могла сломать плечо, но Патрик Харпер был крупным мужчиной: в его руках семистволка казалась игрушкой, и теперь он небрежно ткнул ею в сторону того огромного скота, который преграждал путь Шарпу.
- У вас неприятности, сэр? – с беззаботным видом спросил Харпер.
Феррейра заволновался. Кое-кто из гражданских вытащил пистолеты, громко защёлкали взводимые курки. Майор Феррейра, испугавшись кровопролития, приказал им опустить оружие, но никто не послушался, пока зверюга-великан не прикрикнул на них. Только тогда они, испуганно переглядываясь, поспешно убрали оружие в кобуры. Все в этой шайке выглядели натуральными бандитами, напоминая Шарпу головорезов, которые хозяйничали на улицах Восточного Лондона, где он провёл своё детство, а вот их вожак, тип с мощным телом и лицом убийцы, казался самым необычным и самым страшным из них. Он был в расцвете лет – около сорока - уверенный в себе; выглядел, как уличный бандит со своим сломанным носом и многочисленными шрамами, покрывавшими лицо, но одновременно – как богач: его льняная рубашка была прекрасного качества, брюки сшиты из лучшего тонкого сукна, ботинки с золотыми пряжками – из мягкой дорогой кожи. Громила смерил взглядом Харпера, очевидно, оценивая его как вероятного противника, неожиданно улыбнулся, поднял сюртук и обратился к Шарпу:
- То, что находится в часовне – моя собственность.
Он говорил по-английски с сильным акцентом, и голос был какой-то грохочущий, словно камни пересыпаются.
- Кто вы? – требовательно спросил Шарп.
- Позвольте вам представить сеньора… - начал Феррейра.
- Меня зовут Феррагус, – прервал его громила.
- Феррагус, – повторил Феррейра, представил Шарпа, – капитан Шарп, – и демонстративно пожал плечами, показывая, что не может нести ответственность за происходящее.
- Ваша работа здесь закончена, капитан. Вышки нет. Вы можете уходить, – прогрохотал Феррагус, возвышаясь над Шарпом, словно башня.
Шарп сделал шаг назад, обошёл громилу и двинулся к двери часовни. За спиной он услышал характерный звук взводимого курка.
- Поберегитесь, сэр, – произнёс ирландец. – Когда я отброшу ублюдка выстрелом из этой штуки, боюсь, вас сильно забрызгает.
Видимо, Феррагус попытался перехватить Шарпа, но угроза залпа из семи стволов остановила его.
Дверь часовни отперли. Через несколько мгновений, которые потребовались, чтобы глаза приспособились после яркого света различать что-нибудь в сумраке, Шарп рассмотрел, что внутри, и выругался. Он ожидал увидеть пустое помещение, а вместо этого оно было загромождено таким множеством мешков, что свободным оставался только узкий проход к грубо вытесанному алтарю, на котором стояла статуя Девы Марии в синем одеянии. На камнях алтаря лежали записочки, оставленные несчастными крестьянами, приезжавшими к часовне за чудесным избавлением от гнетущих их бедствий. Богоматерь печально наблюдала за тем, как Шарп вытащил палаш и проткнул один из мешков. На пол посыпалась струйкой мука. Он проткнул другой мешок, ниже, - и ещё больше муки просыпалось на земляной пол. Увидев это, Феррагус что-то сказал Феррейре, и майор неохотно вошёл в часовню и обратился к Шарпу:
- Мука находится здесь с ведения португальского правительства.
- Вы можете доказать это? – спросил Шарп. – У вас есть документы?
- Это касается португальского правительства. Уезжайте, – выдавил Феррейра.
- У меня есть приказ, и он касается всех, – возразил Шарп. - На территории, занятой французами, не должно остаться никакого провианта, – он проткнул ещё один мешок.
В часовне потемнело: огромная фигура Феррагуса заслонила дверной проём. Громила двинулся по узкому проходу, и Шарп, громко кашлянув и шаркнув подошвами, вжался в стену мешков, позволяя ему пройти мимо, но тот протянул широкую ладонь, в которой лежала примерно дюжина увесистых золотых монет, достоинством побольше английской гинеи, что составляло офицерское жалование Шарпа за три года.
- Мы можем договориться, – прогрохотал Феррагус.
- Сержант Харпер! – позвал Шарп, выглядывая из-за плеча громилы. – Чем занимаются чёртовы «граппо»?
- Держатся на расстоянии, сэр.
Шарп спросил Феррагуса:
- Вы не удивлены тем, что здесь оказались французские драгуны, верно? Вы их ждали?
- Уходите, пожалуйста. – Феррагус придвинулся ближе. – Я пока вежливо прошу, капитан.
- Это вредительство, верно? Что будет, если я не уйду? Если исполню приказ, сеньор, и уничтожу этот провиант?
Феррагус явно не привык к тому, чтобы ему противоречили, и с трудом овладел собой.
- Я доберусь до вашей армии, капитан, я найду вас и заставлю сожалеть о том, что вы сделаете, – сказал он своим низким голосом.
- Вы угрожаете мне? – удивился Шарп.
- Ш-ш-ш… - попытался снизить накал страстей майор Феррейра, стоявший позади Феррагуса, но и Шарп, и громила не обратили на него ни малейшего внимания.
- Лучше возьмите деньги, – сказал Феррагус.
Шарп недаром кашлял и шаркал: этим шумом он заглушил щелчок взводимого курка своей винтовки, которая висела у него на правом плече стволом вверх. Теперь он незаметно нащупал спусковой крючок, глядя при этом на монеты, и Феррагус, вообразив, что соблазнил Шарпа, ткнул ему золото почти в нос. Шарп посмотрел ему прямо в глаза и спустил курок.
Выстрел с грохотом и дымом ударил в черепичную крышу, оглушив Шарпа (ствол был у самого его уха), но Феррагус отвлёкся на какие-то доли секунды, и Шарп врезал ему коленом в пах, ткнул растопыренными пальцами левой руки в глаза, а кулаком правой – в кадык. Он понимал, что не имеет никаких шансов выстоять в честном поединке, но, как и сам Феррагус считал такие драки привилегией дураков. С Феррагусом надо было разделаться быстро, причинив ему настолько сильную боль, чтобы громила не имел сил сопротивляться, и это получилось: Феррагус скорчился, задыхаясь. Шарп столкнул его с прохода к свободному месту перед алтарём и прошёл мимо испуганного Феррейры.
- Хотите что-то сказать, майор? – спросил португальского офицера Шарп, и, когда в ответ онемевший Феррейра покачал головой, прошёл мимо, к выходу, залитому солнечным светом. – Лейтенант Слингсби! Чем занимаются чёртовы драгуны?
- Держатся на расстоянии, Шарп. – отозвался Слингсби. – Что это был за выстрел?
- Я показывал португальским товарищам, как действует винтовка. Какова дистанция до противника?
- По крайней мере, полмили. Они у подножия холма.
- Следите за ними, – сказал Шарп. – Тридцать человек ко мне. Мистер Илифф! Сержант МакГоверн!
Он поручил Илиффу чисто символически руководить выгрузкой мешков с мукой из часовни. Извлечённые наружу, мешки вспарывались, их содержимое рассыпалось. Подручные Феррагуса злобно смотрели на это самоуправство, но их было слишком мало, чтобы помешать происходящему. Как только к самому Феррагусу вернулась способность дышать, он выбрался из часовни, согнувшись от боли и резко переговорил с Феррейрой, но майору удалось что-то ему втолковать. Наконец португальцы сели на лошадей и, злобно оглядываясь на Шарпа, двинулись вниз по тропе на запад.
Шарп последил за их отъездом и вернулся к Слингсби. Позади него телеграфная вышка, прогорев, внезапно рухнула, рассыпаясь в вихре искр.
- Где там засранцы?
- В ложбине. – Слингсби указал на пустынный участок у подножия холма. – Спешились.
Шарп с помощью подзорной трубы углядел двух человек в тёмно-зелёной форме, присевших позади валунов. Один из них рассматривал вершину в подзорную трубу, и Шарп приветливо помахал ему рукой.
- Сидят там без толку, верно? – заметил он.
- Может быть, планируют напасть на нас? - взволнованно предположил Слингсби.
- Нет, если, конечно, им жить не надоело.
Шарп решил, что драгуны приехали, увидев на вышке сигнал – белый флаг. Теперь же, когда вместо флага на вершине поднимался столб дыма, они не знали, что предпринять. Он посмотрел вдаль, на юг, где по направлению главной дороги у реки ещё был виден орудийный дым. Арьергард пока держал позиции, но это ненадолго. На востоке, совсем далеко, плохо видимые даже через качественную оптику, по пустоши двигались тёмные колоны вражеской армии, которую французы называли L'Armee de Portugal. Они прибыли, чтобы вытеснить красномундирников из Центральной Португалии к Лиссабону и водрузить, наконец, над страной трёхцветный флаг, но впереди их ждал неприятный сюрприз: пустынная страна и укреплённые линии Торриш-Ведраш.
- Что видно, Шарп? – Слингсби подступил ближе, явно желая попросить подзорную трубу взаймы, и на Шарпа снова повеяло запахом рома.
- Вы пили сегодня?
Слингсби вначале вроде бы испугался, но потом принял оскорблённый вид.
- Я втирал ром в кожу, чтобы отпугивать мух, – огрызнулся он, хлопнув себя по щеке. – Способ такой, я научился ему на островах.
- Чёрт подери! – буркнул Шарп, сложил трубу и указал на юго-восток. – Там лягушатники. Тысячи долбаных лягушатников.
Он оставил лейтенанта выглядывать приближающегося врага, а сам вернулся проследить за солдатами, которые, выстроившись в цепочку, передавали из рук в руки мешки, содержимое которых высыпалось на склон холма. Мука рассеивалась, как пороховой дым, и тихо оседала сугробами глубиной почти до колена. Из дверей часовни выбрасывалось всё больше мешков. Шарп прикинул, что на всю работу уйдёт несколько часов, и приказал десяти стрелкам присоединиться к разгрузке, а десять красномундирников отправил в дозор под руководством Слингсби. Нельзя было допустить, чтобы в роте начались жалобы, будто стрелки отдыхали, в то время как остальные выполнили всю работу. Шарп и сам занял место в цепочке, бросая мешки через дверь. Рухнувшая вышка догорела, её пепел, раздуваемый ветром, смешивался с мучной пылью.
Когда принялись за последние мешки, подошёл Слингсби.
- Драгуны ушли, Шарп. – сообщил он. – Вероятно, увидели нас и уехали.
- Хорошо, – заставил себя вежливо ответить Шарп и пошёл к Харперу, который наблюдал за отъездом драгунов. – Они не захотели поиграть с нами, Пат?
- Значит, они поумнее, чем тот португальский приятель, – отозвался Харпер. – Вы задали ему взбучку, верно?
- Ублюдок хотел подкупить меня.
- Мир жесток, – заявил Харпер, вскидывая на плечо семистволку. – Мне вот взятку, пусть даже малюсенькую, предложить могут разве что во сне. Так что наши португальские приятели здесь делали?
- Ничего хорошего, Пат, – Шарп отряхнул руки и накинул куртку, всю перепачканную мукой. – Долбаный мистер Феррагус продавал муку засранцам-лягушатникам, а клятый португальский майор завяз в этих делах по самую задницу.
- Они вам это всё рассказали?
- Разумеется, нет, но как же иначе?! Господи! Да они подняли белый флаг, чтобы дать сигнал лягушатникам! Если бы мы не появились, они продали бы эту муку.
- Господь и его святые в своей мудрости уберегли нас от этого, – ухмыльнулся Харпер. – И всё же жаль, что драгуны не захотели поиграть.
- С чего бы это? Какого чёрта нам сдалась перестрелка с лягушатниками?
- Вы могли бы взять себе лошадь, сэр.
- И зачем мне эта долбаная скотина?
- Потому что мистер Слингсби обязательно получит лошадь. Он сам мне сказал об этом. Ему полковник пообещал.
- Это меня не касается, – буркнул Шарп, хотя сама мысль о лейтенанте Слингсби верхом на лошади взбесила его.
Хотел этого Шарп или нет, но лошадь была символом статуса. «Чёртов Слингсби!» - подумал он и, поглядев на опустившееся к вершинам холмов солнце, сказал:
- Пошли домой.
- Да, сэр, – отозвался Харпер.
Он теперь точно знал причину плохого настроения мистера Шарпа, но назвать её вслух не мог. Предполагалось, что все офицеры были собратьями по оружию, а не кровными врагами.
Они уходили в сумерках, оставляя за собой засыпанную мукой вершину холма и дым кострища. Впереди была британская армия, позади – вернувшиеся в Португалию французы.
Мисс Сара Фрай, которой ужасно не нравилась её фамилия, постучала рукой по столу:
- На английском языке. Скажите это по-английски.
Томас и Мария, восьми и семи лет, соответственно, скорчили недовольные рожицы, но послушно перешли с родного португальского на английский.
- «У Роберта обруч», - прочитал Томас. – Видите, обруч красный.
- Когда придут французы? – спросила Мария.
- Французы не придут, – твёрдо заявила Сара. – Лорд Веллингтон остановит их. Какого цвета обруч, Мария?
- Rouge, – ответила Мария по-французски. – А если французы не придут, почему мы грузим вещи в фургоны?
- Мы занимаемся французским по вторникам и четвергам, – Сара была настойчива. – А сегодня какой день?
- Среда, – ответил Томас.
- Продолжаем читать, – приказала Сара, а сама посмотрела через окно, как слуги укладывают в фургон мебель.
Французы наступали, всем приказали уехать из Коимбры на юг, к Лиссабону. Кто-то утверждал, что французское наступление – это всего лишь слухи, и отказывался уходить. Кто-то уже уехал. Она работала гувернанткой в доме Феррейра уже три месяца и, как теперь она понимала, совершила большую ошибку. Сара надеялась, что вторжение французов может помочь ей изменить эту ситуацию. Её размышления о своих неясных перспективах были прерваны хихиканьем Марии. Томас только что прочёл, что осёл был синим, а мисс Фрай была не настолько молода, чтобы терпеть подобную ерунду. Она постучала Томаса по макушке и требовательно вопросила:
- Какого цвета осёл?
- Коричневого, – ответил Томас.
- Верно, коричневого, – согласилась Сара и ещё раз постучала мальчика по макушке. – А вы кто?
- Тупица, – пробурчал Томас и тихо добавил. – Cadela.
По-португальски это означало «сука», а так как произнёс это Томас так, чтобы это слышали присутствовавшие в комнате, то был награждён вразумляющим подзатыльником
- Я терпеть не могу сквернословие, - сказала Сара сердито, добавляя ещё затрещину. - И терпеть не могу грубость. Если вы не способны проявлять хорошие манеры, я попрошу отца наказать вас.
Упоминания о майоре Феррейра хватило, чтобы призвать детей к послушанию, и уныние воцарилось в классной комнате, когда Томас возобновил борьбу с английским текстом.
Для португальских детей дворянского происхождения было важно изучать английский и французский языки. Сару интересовало, почему они не изучали испанский, но, когда она задала этот вопрос майору, то была поражена выражением дикой ярости, отразившейся на его лице. Он ответил, что испанцы – ублюдки коз и обезьян, и его дети не будут засорять свой язык их языком дикарей. Поэтому Томаса и Марию учила английскому и французскому их гувернантка, двадцати двух лет, голубоглазая, светловолосая и чрезвычайно озабоченная перспективами своего будущего.
Ее отец умер, когда Саре было десять, мать скончалась год спустя, и Сару воспитывал дядя, который неохотно оплатил её обучение, но отказался выдать ей хоть какое-нибудь приданое, когда ей исполнилось восемнадцать. Лишившись возможности конкурировать с другими претендентками на рынке невест, она стала гувернанткой в семье английского дипломата, командированного в Лиссабон. Именно там супруга майора Феррейра встретила Сару и предложила удвоить её зарплату, если она согласится учить двоих её детей. «Я хочу придать нашим детям лоск» - заявила Беатрис Феррейра. Теперь Сара в Коимбре наводила лоск на детей и отсчитывала по громкому тиканью часов в зале, когда должна наступить очередь Марии читать отрывки из книги «Ранние радости детской души».
- «Корова – как сабаль», - прочла Мария.
- Соболь, - поправила Сара.
- Какого цвета соболь?
- Чёрный.
- Тогда почему не написано: «Корова – чёрная»?
- Потому что написано «как соболь». Продолжаем читать.
- Почему мы не уезжаем? – спросила Мария.
- Это вы должны спросить у своего отца, – сказала Сара, хотя ей хотелось бы знать ответ на вопрос.
Коимбру, видимо, собирались отдать французам, и власти требовали, чтобы в городе не осталось ничего, кроме пустых домов. Всё содержимое складов, кладовых и магазинов должно быть вывезено полностью, чтобы французам пришлось голодать среди бесплодных полей Португалии. Однако когда Сара отправилась со своими двумя юными наказаниями на прогулку, она увидела, что большинство складов всё ещё забито товарами, а на прибрежных причалах громоздятся ящики со снаряжением для британской армии. Кое-кто из богачей уже покинул город, увозя имущество в фургонах, но майор Феррейра, очевидно, решил ждать до последнего. Лучшая мебель уже была погружена, но он почему-то не давал разрешение уезжать. Перед тем, как майор отправился на север, чтобы присоединиться к армии, Сара спросила его, почему он не отсылает семью в Лиссабон. Он холодно и пронзительно посмотрел на неё, вроде бы удивлённый её вопросом, а потом посоветовал не волноваться.
Но она всё же волновалась, в том числе и из-за самого майора Феррейры. Он был щедрым работодателем, но не принадлежал к элите португальского общества: в его родословной не было аристократических предков, титулов и поместий. Его отец был профессором философии, который неожиданно получил богатое наследство от дальнего родственника, что позволило семье Феррейра жить в достатке, но не в роскоши. Гувернантку они ценили не за её умение воспитывать детей, а за высокий статус семьи, на которую она прежде работала. В Коимбре майор Феррейра не считался представителем местной аристократии, никто не отдавал должное его уму и образованности. А его брат?! Мать Сары, упокой, Господь её душу, назвала бы Феррагуса навозной лепёшкой. Чёрная овца в семье, своенравный сын, он убежал из дома ещё ребёнком, а вернулся богачом, но не остепенился, а принялся терроризировать город, словно волк, пробравшийся в овечий загон. Сара боялась Феррагуса, все боялись его, кроме майора. В Коимбре говорили, что Феррагус – негодяй, бесчестный человек; это порочило репутацию майора Феррейра, а вместе с ним – и репутацию Сары.
Она попалась в ловушку: у неё не хватило бы денег, чтобы заплатить за проезд в Англию, и даже если бы она вернулась домой, кто взял бы её на работу без положительных рекомендаций от ее последних работодателей? Но Сара Фрай не была робкой юной девицей, она привыкла смотреть в лицо тем трудностям, которые возникали перед ней. Даже наступлению французов. Она понимала, что должна это пережить. Жить нужно так, чтобы не терпеть её обстоятельства, а использовать их себе во благо.
- «Рейнеке - лис рыжий», – читала Мария.
Часы громко тикали.
Это не было войной в понимании Шарпа. Отступая на запад в Центральную Португалию, Южный Эссекский шёл в арьергарде армии, хотя позади них находились два полка кавалерии и полк конных стрелков, сдерживая вражеский авангард. Французы не напирали, и у Южного Эссекского было время, чтобы уничтожать всё, что они встречали на своём пути: урожай на полях, сад или стадо скота. Врагу ничего не должно было достаться. Вообще-то все жители должны были уже уйти на юг, за линии Торриш-Ведраш, увозя своё добро, но просто удивительно, сколько же осталось! В одной деревне они нашли спрятанное в сарае стадо коз, в другой - большой чан оливкового масла. Коз закололи штыками и поспешно закопали в канаве, масло вылили наземь. Французы жили, как тля, высасывая соки из земли, по которой проходили; значит, земля должна быть опустошена.
Не было никаких свидетельств наступления французов. Никто не стрелял, не сталкивались в коротких рукопашных кавалеристы, никто не был ранен. Шарп постоянно поглядывал на восток. Ему казалось, что он видел завесу пыли, поднятой ботинками марширующей пехоты, но вполне вероятно, это в горячем воздухе дрожало лёгкое марево. Утром они услышали взрыв - впереди, где британские инженеры снесли мост. Южный Эссекский ворчал, что вот, мол, придётся идти вброд, хотя, если бы мост не взорвали, они тоже ворчали бы, но из-за того, что им не дали возможности набрать воды во время переправы.
Подполковник Уильям Лоуфорд, командир первого батальона Южного Эссекского полка, провёл большую часть дня в тылу колонны верхом на своей новой лошади, черном мерине, которым он ужасно гордился.
- Я отдал Порту Слингсби, – пояснил он Шарпу.
Портой звали его предыдущую лошадь, кобылу. Теперь на ней красовался Слингсби, и у случайного зрителя могло сложиться впечатление, что именно он командует ротой лёгкой пехоты. Лоуфорд это тоже понимал и намекнул Шарпу, что офицеры должны ездить верхом:
- Людям так легче видеть командира, Шарп. Вы ведь можете позволить себе лошадь, не так ли?
То, что Шарп мог или не мог себе позволить, он не собирался обсуждать с подполковником. Вместо этого он сказал:
- Я предпочел бы, что они смотрели на меня, а не на лошадь, сэр.
- Вы понимаете, что я имею в виду, – не обиделся Лоуфорд. – Если хотите, Шарп, я обдумаю и подберу вам что-нибудь подходящее. Майор конных стрелков Пирсон говорил, что собирается продать одну из своих лошадей, и я могу договориться с ним о сходной цене.
Шарп не ответил. Лошадей он не любил, но чувствовал себя задетым тем, что чёртов Слингсби на лошади, а он – нет. Лоуфорд, не дождавшись ответа, заставил своего мерина встать на дыбы и проскакать немного вперёд.
- Так, что вы думаете, Шарп, а? – требовательно спросил подполковник.
- О чём, сэр?
- О Молнии! Его зовут Молния, – подполковник погладил шею лошади. - Разве он не превосходен?
Шарп посмотрел на лошадь и молча пожал плечами.
- Ну, Шарп! – попытался добиться отклика Лоуфорд. – Разве вы не видите, как он хорош?
- У него четыре ноги, сэр, – отозвался Шарп.
- В самом деле, Шарп! – запротестовал подполковник. – Это всё, что вы можете сказать? – Лоуфорд обернулся к Харперу. – А что скажете вы, сержант?
- Он великолепен, сэр, – с восхищением заявил Харпер. – Ирландец?
- О, да! Из графства Мит. Вижу, вы узнаёте лошадей вашей родины, сержант. – Лоуфорд с восторгом погладил уши мерина. – Он перелетает над изгородью, как ветер. Будет великолепен на охоте. Не могу дождаться, когда привезу его домой и выставлю, дьявол меня побери, в соревнованиях по преодолению препятствий, – он склонился к Шарпу и, понизив голос, доверительно сообщил. – Могу сказать, он кое-что мне стоил…
- Уверен, что так оно и было, – ответил Шарп и спросил. – Вы передали в штаб моё донесение о телеграфной вышке?
- Да, но они там чертовски заняты и сомневаюсь, что будут переживать из-за нескольких фунтов муки. Однако вы поступили правильно.
- Я не про муку, а про майора Феррейру. – напомнил Шарп.
- Я уверен, что всему этому можно найти вполне невинное объяснение, – беззаботно пожал плечами Лоуфорд и ускакал вперед.
Шарп нахмурился. Ему нравился Лоуфорд, с которым они были знакомы ещё в Индии. Он был умным, приветливым, разве что слишком старался избегать неприятностей. Нет, от драки с французами Лоуфорд ни в коем случае не уклонялся, но не любил вступать в конфронтацию в отношениях среди своих. По своей природе он был дипломатом, всегда пытался пригладить углы и найти возможность для компромисса, поэтому Шарп не удивился, что полковник ловко уклонился от необходимости обвинить майора Феррейру в непорядочности. Лоуфорд считал, что чересчур бдительной собаке лучше ночью спать.
Шарп постарался отвлечься от мыслей о вчерашнем происшествии, и его одолели такие глубокие размышления о своей роте, а также о Терезе и Жозефине, что он не обращал внимания на всадника, который проскакал навстречу в облаке пыли, пока тот не обратился к нему со словами:
- Опять неприятности, Ричард?
Грубо вырванный из мира грёз, Шарп посмотрел на Хогана, который откровенно веселился, глядя на него:
- А разве я попал в беду, сэр?
- Вы на самом деле выглядите ужасно мрачным, – заявил Хоган. – Встали не с той ноги?
- Мне обещали отпуск на месяц, сэр. Целый проклятый месяц! А дали неделю.
- И я уверен, что вы не потратили её впустую, – сказал Хоган.
Он был ирландцем, военным инженером по специальности, который благодаря своей проницательности выполнял при Веллингтоне обязанности по сбору информации о противнике. Он методично просеивал слухи, принесённые коробейниками, торговцами и дезертирами, проверял каждое сообщение, присланное партизанами, которые изматывали французов с обеих сторон границы между Испанией и Португалией, расшифровывал депеши, перехваченные партизанами у французских курьеров, некоторые – с ещё влажными пятнами крови. Кроме того, он был старым другом Шарпа, и теперь нахмурился, глядя на стрелка:
- Вчера в штаб приехал джентльмен, чтобы подать на вас официальную жалобу. Он хотел видеть Веллингтона, но тот был слишком занят, и, к вашему счастью, его отправили ко мне.
- Джентльмен?
- В некотором, весьма растяжимом смысле. Его звали Феррагус.
- А-а… Тот ублюдок.
- Вот в том, что он родился не на той стороне постели, его уж никак нельзя обвинить, – сказал Хоган.
- Так, что он говорил?
- Что вы его избили.
- Это он верно заметил, – признал Шарп.
- Боже, Ричард! – Хоган присмотрелся к Шарпу. – Синяков на вас не видно. Вы что, правда его избили?
- Врезал ублюдку, – пожал плечами Шарп. – Он сказал вам, за что?
- Не совсем, но я догадался. Он хотел продать провиант французам?
- Около двух тонн муки. И с ним был чёртов португальский офицер.
- Его брат, - сказал Хоган - Майор Феррейра.
- Его брат?!
- Невероятно, верно? Но да – они братья. Педро Феррейра остался дома, получил образование, вступил в армию, пристойно женился, живёт прилично. Его брат убежал из дома и связался с подонками. Он взял прозвище Феррагус – так звали какого-то португальского гиганта, кожу которого не мог проткнуть меч. Очень полезное качество. Его брат тоже весьма способный парень. Майор Феррейра выполняет для португальского правительства то, что я делаю для Веллингтона, хотя, как мне кажется, у него это получается похуже. Зато у него есть друзья во французском штабе.
- Друзья? – скептически ухмыльнулся Шарп.
- Довольно много португальцев встало на сторону французов, – сказал Хоган. – В основном - идеалисты, которые думают, что борются за свободу, правосудие, братство и прочую ерунду. Майор Феррейра так или иначе поддерживает отношения с ними, а это, черт его побери, приносит определённую пользу. Но вот Феррагус… - Хоган, прищурившись, посмотрел на ястреба, кружившегося над высохшей травой на вершине холма. – Он преступник, Ричард, и то, что Феррейра поддерживает с ним связь – очень плохо. Знаете, где Феррагус научился говорить по-английски?
- Откуда ж мне знать?
- Когда он сбежал из дома, он нанялся моряком на корабль; потом попался вербовщикам и был приписан к британскому королевскому флоту, – продолжал Хоган, не обращая внимания на неприветливый тон Шарпа. - Английский язык он выучил на нижней палубе и заслужил репутацию самого жестокого кулачного бойца в Атлантике. В Вест-Индии он дезертировал, присоединился, очевидно, к работорговцам и там сколотил капитал. Он перевозил бедняг от побережья Гвинеи до Бразилии. Сейчас он живёт в Коимбре, слывёт богачом и непонятно на чём зарабатывает деньги. Называет себя купцом, но я сомневаюсь, что его деятельность можно назвать торговлей с юридической точки зрения. Феррагус – весьма влиятельный человек, вам не кажется? И он может быть полезен.
- Чем?
- Майор Феррейра утверждает, что у его брата есть связи в Португалии и западной Испании, и это кажется весьма правдоподобным.
- И поэтому вы отмоете его от обвинения в измене?
- Вроде того, – спокойно согласился Хоган. – В общей картине две тонны муки, согласитесь, мелочь. Майор Феррейра убеждал меня, что его брат – на нашей стороне. Независимо от этого, я принёс извинения нашему гиганту, объяснил, что вы человек грубый, невоспитанный, что вам сделают строгое внушение – можете считать, я уже его сделал – и пообещал, что он никогда больше вас не увидит. Таким образом, вопрос закрыт, – и Хоган улыбнулся Шарпу.
- Как обычно, я выполняю свою работу, и оказываюсь весь в дерьме, – подвёл итог Шарп.
- Наконец-то вы ухватили самую суть военной службы, – рассмеялся Хоган. – Надеюсь, маршал Массена окажется там же.
- Но почему? Он ведь наступает?
- Есть три дороги, которые он может выбрать, Ричард: две очень хорошие, а одна – просто жуть. Он весьма мудро выбрал как раз её, – улыбаясь, Хоган показал на дорогу, по которой они двигались, на самом деле плохую, изрытую глубокими колеями, заросшую травой и сорняками и усеянную камнями, достаточно большими, чтобы сломать колесо фургона или пушки. – И эта дорога приведёт его прямо к месту под названием Буссако.
- Я предположительно должен о нём был что-то слышать?
- Очень плохое место для того, кто попытается атаковать. Веллингтон собирает там войска, чтобы расквасить мсье Массена нос. Нас ждёт кое-что интересное, Ричард, – Хоган поднял руку, прощаясь, и двинулся дальше, приветствовав подъехавшего майора Форреста.
- В следующей деревне две печи, Шарп, – сказал Форрест. – Полковник хочет, чтобы ваши парни занялись ими.
В больших, сложенных из кирпича печах сельские жители выпекали хлеб. С помощью кирок рота лёгкой пехоты искрошила их в щебень, чтобы французы не смогли их использовать, и двинулась дальше, к местечку под названием Буссако.
