Эпилог
– Так что же случилось, Ричард?
– Ничего, сэр.
Хоган тронул повод, и конь направился к островку сочной травы.
– Я вам не верю.
Шарп поерзал в седле – он терпеть не мог верховой езды.
– Там была девушка.
– И это все?
– Все? Особенная девушка.
С моря в лицо дул прохладный бриз, вода искрилась миллионами отблесков, словно огромная армия улан со сверкающими пиками, а на фрегате, шедшем к северу, в сторону Ла-Манша, ставили серые паруса, и за его кормой тянулся белый след.
– Посыльный, – сказал Хоган.
– Новости о победе? – спросил Шарп с иронией.
– Они не поверят. Очень уж странная победа. – Хоган смотрел на далекий морской горизонт с вершины холма. – Видите вон там флот? Конвой возвращается на родину.
Шарп крякнул – в заживающей руке стрельнула боль.
– Новые деньги для чертовых купцов. Почему бы им сюда не прислать деньжат, а?
Хоган улыбнулся.
– Ричард, денег всегда не хватает. Всегда.
– А сейчас лучше бы хватило. После всех наших подвигов.
– Каких еще подвигов?
– Да никаких, я же вам рассказывал. – Стрелок с вызовом посмотрел на вежливого ирландского майора. – Нас послали, мы добыли, ну и принесли.
– Генерал доволен, – произнес Хоган ровным тоном.
– Еще бы он не был доволен, черт его дери!
– Он уж было решил, что вы погибли. – Конь Хогана снова двинулся вперед, щипля траву. Майор снял треуголку и, как веером, помахал у лица. – Вот только Альмейду жаль.
– Вот только Альмейду жаль. – Шарп состроил горестную мину.
Хоган терпеливо вздохнул.
– Мы думали, что все кончено. Услышали взрыв, а золота все нет и нет. Без золота у нас бы не было ни малейшего шанса.
– Ну, шанс всегда есть, – произнес Шарп, точно сплюнул.
Хоган пожал плечами.
– Нет, Ричард. На сей раз не было.
Шарп позволил злости поулечься. Он смотрел, как полощутся паруса, как фрегат ложится на новый галс.
– А что вам было нужнее, сэр? – холодным, равнодушным тоном спросил он. – Золото или Альмейда?
Хоган натянул повод, и конь вскинул голову.
– Золото, Ричард.
– Вы уверены?
Хоган кивнул.
– Еще бы! Не будь его, погибли бы тысячи людей.
– Но мы-то этого не знали.
Хоган повел вокруг себя рукой.
– Зато мы знали.
Их окружало чудо, возможно, самое величайшее достижение военного строительства – холмы, превращенные в крепость. Генералу и впрямь до зарезу нужно было золото, иначе укрепления остались бы недостроенными и десяти тысячам тружеников (многих из них Шарп видел по пути) пришлось бы сложить лопаты и кирки и дожидаться французов. Шарп смотрел, как волы и люди поднимают на холмы громадные волокуши с грузом.
– Как вы это назовете?
– Линии Торрес Ведрас.
Три линии отгородили Лиссабонский полуостров, три ряда мощных укреплений на господствующих высотах, рядом с которыми неприступная цитадель Альмейды показалась бы карлицей. Передняя линия, вдоль которой они ехали, протянулась на двадцать шесть миль от Атлантического океана до реки Тежу; за ней лежали две такие же. Шарп глядел на рукотворные обрывы, увенчанные батареями, на затопленную низину. С тыла к гребням холмов вели широкие траншеи – это означало, что двадцать пять тысяч солдат гарнизона смогут выйти к позициям незаметно для французов, а глубокие долины, где нельзя было построить войска, перегородили завалами из тысяч колючих деревьев, так что сверху ландшафт показался бы пляжем, на котором ребенок-великан с буйным воображением строил замки из мокрого песка.
Шарп посмотрел на восток, на линию укреплений, теряющуюся вдали. То, что он видел перед собой, казалось немыслимым. Столько труда, столько высоченных насыпей, созданных человеческими руками, а на них – сотни пушек в каменных фортах, глядящих амбразурами на север, откуда придется наступать Массена.
Хоган ехал рядом.
– Мы не сможем его остановить, Ричард. Не сможем, пока он не придет сюда. Но здесь ему и остаться.
– А мы подождем там. – Шарп показал назад, на Лиссабон, стоящий в тридцати милях южнее.
Хоган кивнул.
– Все просто. Массена вовек не прорвать этих линий, не по зубам орешек. И в обход никак – флот не пустит. Он останется тут, а осенью начнутся дожди, и месяца через два у него кончится провиант, и мы пойдем отвоевывать Португалию.
– А потом Испанию?
– А потом Испанию. – Хоган вздохнул и указал на гигантский шрам невиданных доселе укреплений. – А у нас кончались деньги. И негде было их раздобыть.
– Но все-таки раздобыли.
Хоган поклонился.
– Благодаря вам. Расскажите про девушку.
Шарп рассказал все по пути к Лиссабону, пересекая второй или третий ряд укреплений, которым, вероятно, не суждено было увидеть врага. Ему вспомнилось расставание после беспрепятственного ухода из речной крепости – английские пехотинцы, неумело сидевшие на испанских конях, тряслись позади немцев Лассау. По дороге к ним приблизился французский патруль, но легионеры веером развернулись навстречу, сабли со свистом вылетели из ножен, и французы поспешили ретироваться. Перед Коа кавалькада остановилась, и Шарп вручил Терезе обещанную тысячу золотых монет.
Она улыбнулась.
– Этого хватит.
– Хватит?
– На самое необходимое. Мы будем драться.
С холмов тянуло гарью и мертвечиной. Шарп смотрел на девушку, любовался ее ястребиной красотой.
– Если хочешь, оставайся с нами.
Она улыбнулась вновь.
– Нет. Но ты можешь вернуться. Когда-нибудь.
Он кивком указал на винтовку, висевшую у нее за плечами.
– Отдай Рамону. Я обещал.
На лице Терезы появилось удивление.
– Она моя!
– Нет. – Шарп снял собственную винтовку, проверил, цела ли накладка на торце приклада, на месте ли все принадлежности для чистки, и протянул ее девушке вместе с подсумком. – Вот твоя. С моей любовью. Я себе возьму другую.
Она улыбнулась и покачала головой.
– Жаль расставаться.
– И мне. Но мы еще встретимся.
– Знаю. – Тереза повернула коня и помахала рукой.
– Убей побольше французов, – крикнул он ей вдогонку.
– Все – мои!
И она скрылась с глаз, унеслась галопом вместе с отцом и его людьми. Ее людьми. По тайным тропам они вернутся домой, и вновь разгорится война ножа и засады.
Шарп тосковал без нее.
Он улыбнулся Хогану.
– Вы уже слышали о Харди?
– Печально. У него остался брат, вы знаете?
– Нет.
Хоган кивнул.
– Лейтенант военно-морского флота. Жиль Харди. Весь в брата. Сущий безумец.
– А Жозефина?
Хоган улыбнулся, нюхнул своего зелья, и Шарп подождал, пока он чихнет. Майор вытер слезы.
– Она здесь. Хотите навестить?
– Да.
Хоган рассмеялся.
– У нее сейчас праздник. – Он не стал объяснять.
Тени домов удлинялись, двое всадников ехали по мощеным улицам Лиссабона. На них было тесно от повозок со строительным камнем и работников, создающих одно из величайших чудес военного света – крепость на пять тысяч квадратных миль, которая в 1810 году остановит французов и с тех пор ни разу не подвергнется нападению. Шарп благоговел перед гением Веллингтона, ибо никто за пределами Лиссабона, судя по всему, не ведал о существовании линий Торрес Ведрас.
Полковник Лоуфорд встретил Шарпа с распростертыми объятьями и потряс стопкой депеш.
– Пополнения, Ричард! Уже в пути! Скоро сможешь забрать их из Лиссабона! Офицеры, сержанты и двести семьдесят солдат! Хорошие новости!
Корабли уже вышли из Плимута, но когда они придут, оставалось лишь гадать. Может, через семь дней, а может, через семь недель.
Шарп с радостью слез с седла и отдал поводья Хогану.
– Завтра увидимся, сэр?
Майор кивнул и написал несколько слов на листке бумаги.
– Ее адрес.
Шарп с благодарностью улыбнулся и отошел, а Хоган сказал ему вслед:
– Ричард!
– Сэр?
– Золото было необходимо. Хорошая работа.
Шестнадцать тысяч монет. Из них двести пятьдесят украл Эль Католико, тысяча досталась Терезе, четырнадцать тысяч взял генерал, а остальные получили в счет денежного довольствия рота легкой пехоты и немецкий эскадрон.
Шарп приказал своим людям напиться и найти баб, и если какой-нибудь хлыщ из военной полиции будет допытываться, откуда они взяли золото, – пускай кивают на Шарпа. Полицейским отчего-то не хотелось спорить с высоким израненным стрелком, попросту отвечавшим, что золото украдено. А у Шарпа завелся даже личный счет в Лондоне, и он, разыскивая дом, указанный Хоганом, гадал, что это за зверь такой – четырехпроцентный акционерный капитал. Когда капитан признался сотрудникам лиссабонского филиала лондонского финансового агента Хопкинсона, что деньги украдены, те лишь вежливо рассмеялись. Он им отдал не все монеты.
Дом выглядел богато, и Шарпу представилось, как Харди входил через парадную дверь, как о нем докладывал Агостино, слуга Жозефины, – он теперь носил смешной напудренный парик и ливрею с уймой золотых пуговиц и галунов.
– Сэр?
Шарп оттолкнул его и направился в мраморную гостиную, изобиловавшую пальмами, коврами и решетчатыми ширмами. Стрелок подумал о Терезе и тут же отогнал эти мысли, чтобы с новой силой не разгорелось желание; даже запахи этой гостиной вызвали бы у нее презрительное негодование.
Большой зал с арками выходил на террасу, под которой далеко внизу струились воды Тежу. Террасу обрамляли ряды апельсиновых деревьев, их аромат смешивался с запахами благовоний.
– Жозефина!
– Ричард!
Она стояла под аркой, заходящее солнце светило ей в спину, и Шарп не видел лица.
– Что ты здесь делаешь?
– Пришел тебя навестить.
Она двинулась навстречу, и Шарп разглядел улыбку. С тех пор, как они расстались, Жозефина слегка располнела. Она дотронулась пальцем до его лица, окинула взглядом мундир и состроила неодобрительную гримаску.
– Ты не можешь остаться.
– Почему?
Она повела рукой в сторону террасы.
– Он пришел первым.
Шарп глядел на Жозефину и вспоминал ее совсем другой. И ушел бы, если бы Патрик Харпер не заявил утром, что окрутил чернявую горничную из «Америкен-отеля».
Шарп прошел на террасу, где за бокалом вина сидел томный кавалерийский лейтенант.
Лейтенант поднял глаза.
– Сэр?
– Сколько ты ей платишь?
– Ричард! – Жозефина подбежала сзади, потянула его за рукав.
Шарп рассмеялся.
– А, лейтенант?
– Черт побери, сэр! – Лейтенант вскочил, в бокале всколыхнулось вино.
– Ну, так сколько?
– Как вы смеете, сэр?! Попрошу удалиться!
Жозефина уже смеялась – она обожала такие сцены.
Шарп улыбнулся.
– Ну так попроси. Моя фамилия Шарп. Слыхал? А теперь пшел вон.
– Шарп? – Лейтенант стушевался.
– Вон!
– Но, сэр…
Шарп выхватил палаш – огромный стальной клинок.
– Вон!
– Мадам! – Лейтенант поклонился Жозефине, поставил бокал, бросил короткий взгляд на Шарпа и исчез.
Жозефина легонько ударила Шарпа по щеке.
– Негодник! Разве так можно?
– А разве нельзя? – Он убрал палаш в ножны.
Она надула губки.
– Он богатый и щедрый.
Шарп рассмеялся, открыл новенький подсумок (черная жесткая кожа еще похрустывала), и на узорчатых плитках пола зазвенели тяжелые золотые монеты.
– Ричард! Что это?
– Золото, дура. – Пускай конвой придет хоть через месяц. По террасе рассыпалась новая горсть монет, толстых, как поросята. – Золото для Жозефины. Твое золото, наше золото, мое золото. – Он снова расхохотался и привлек ее к себе. – Золото Шарпа.
