Глава 13 
    
     
    Рядовой Баттен был встревожен и всем своим видом показывал это:
    – Наплевать ему, а? Понимаете? – никто не ответил. Они так и сидели на гласисе у Сан-Винсенте. Лейтенант Прайс глянул на часы и снова уставился на пустой Сан-Каэтано. Баттен ждал ответа, потирая локоть. – Сам был нищим рядовым, да, и должен был им оставаться, черт возьми! Заставить нас столько ждать! – никто снова не ответил, но молчание подстегнуло Баттена: – Всегда куда-то сваливает, вы заметили? Наша рота недостаточно хороша для него, для нашего мистера Шарпа. Понимаете? – он оглянулся в поисках поддержки.
    Хакфилд пошел искать капитана, красный мундир сержанта виднелся на другой стороне оврага: он почти дошел до форта. Двое рядовых уснули. Прайс присел на крупный каменный блок, положив рядом куртку Шарпа. Он волновался.
    Рядовой Баттен поковырялся в носу и слизнул с ногтя то, что достал оттуда:
    – Мы можем тут сидеть всю чертову ночь, а ему, мать его, наплевать!
    Дэниел Хэгмен приоткрыл один глаз:
    – Он твою шею от петли спас два года назад. Чего ему теперь-то о тебе беспокоиться?
    Баттен расхохотался:
    – Меня нельзя было вешать: я же был невиновен. Но ему плевать, Шарпу-то. Он о нас забывает, пока мы ему не понадобимся. Наверное, напивается сейчас с Харпером. Это нечестно!
    Сержант Макговерн по-шотландски медленно поднялся, размял руки, подошел к Баттену и пнул того в колено:
    – Поднимайся!
    – Зачем это? – голос Баттена стал обиженным: обида всегда была его единственной защитой от жестокости окружающего мира.
    – Чтоб я мог тебе морду разбить.
    Баттен отскочил от шотландца и умоляюще глянул в спину лейтенанту Прайсу:
    – Эй! Лейтенант, сэр!
    Прайс не обернулся:
    – Продолжайте, сержант.
    Все расхохотались. Баттен перевел взгляд на Макговерна:
    – Сержант?
    – Заткни пасть.
    – Но сержант...
    – Заткнись или подымайся!
    Баттен принял вид оскорбленной невинности и занялся правой ноздрей, продолжая бурчать себе под нос. Сержант Макговерн прошел к лейтенанту и вытянулся по стойке смирно, ожидая реакции. Прайс поднял голову:
    – Сержант?
    – Это несколько странно, сэр.
    – Да, – они одновременно нашли взглядом Хакфилда, только что прыгнувшего в ров центрального форта. Прайс вдруг осознал, что Макговерн, всегда питавший уважение к уставу, все еще стоит навытяжку:
    – Вольно, сержант, вольно.
    – Сэр! – Макговерн опустил плечи на четверть дюйма. – Спасибо, сэр.
    Прайс снова посмотрел на часы: половина четвертого. Он не знал, что делать: без Шарпа и Харпера он чувствовал себя беспомощным. Конечно, сержант-шотландец всем своим видом подсказывал ему решение – и, конечно, Макговерн был прав. Лейтенант снова глянул на Сан-Каэтано: красный мундир Хакфилда мелькнул на парапете и скрылся из виду. Прошло минут пять, пока Хакфилд не появился снова, уже внизу, в бреши; сержант виновато развел руками. Прайс вздохнул:
    – Ждем до пяти, сержант.
    – Да, сэр.
    Майор Хоган тоже ждал Шарпа: сначала на краю оврага, потом в штабе. Но ирландца занимала не только судьба полковника Леру: Веллингтон горел желанием поскорее покинуть город, раз форты были взяты. Он ждал донесений с севера и востока, и Хогану пришлось поработать подольше.
    Только в половине шестого лейтенант Прайс, благоговевший перед штабом, но сознававший свою ответственность, явился в кабинет Хогана. Майор поднял глаза, нутром почувствовав неприятности, и нахмурился:
    – Лейтенант?
    – Шарп, сэр.
    – Капитан Шарп?
    Прайс грустно кивнул:
    – Мы его потеряли, сэр.
    – Леру не нашли? – Хоган почти забыл о французском полковнике: теперь это была забота Шарпа, а сам он сконцентрировался на войсках, которые собирал Мармон.
    Прайс покачал головой:
    – Не нашли, сэр, – и подробно описал события дня.
    – Что вы делали с тех пор?
    Добавить было особенно нечего: лейтенант Прайс лично обыскал Сан-Каэтано, потом Ла-Мерсед, после чего увел роту на квартиры в надежде, что Шарп может ждать там. Но ни Шарпа, ни Харпера там не оказалось, и лейтенант Прайс совсем растерялся. Хоган взглянул на часы:
    – Боже! Вы ничего о нем не знаете уже четыре часа!
    Прайс кивнул. Хоган крикнул:
    – Капрал!
    В дверь засунулась голова:
    – Сэр?
    – Ежедневные рапорты прибыли?
    – Да, сэр.
    – Есть что-нибудь необычное, не считая фортов? Поживее!
    Просмотр рапортов не занял много времени: итак, перестрелка и рукопашная схватка в госпитале, один француз бежал. Городская стража уже предупреждена, но следов беглеца пока не обнаружено.
    – Пошли! – Хоган натянул сюртук, схватил шляпу и повел лейтенанта Прайса к Ирландскому колледжу.
    Сержант Хакфилд, сопровождавший Прайса до дверей штаба, присоединился к ним и вскоре уже барабанил в ворота, все еще закрытые из опасения мести горожан. Часовые в привратницкой быстро рассказали, что знали: была схватка, один человек ранен и, вероятно, в верхних комнатах.
    – А что с другим?
    Сержант только пожал плечами:
    – Не знаю, сэр. 
    Хоган ткнул пальцем в Прайса:
    – Офицерские палаты. Обыщите их. Сержант?
    Хакфилд застыл:
    – Сэр?
    – На вас палаты нижних чинов. Найдите сержанта Харпера. Действуйте!
    Итак, Леру на свободе. Эта мысль терзала Хогана: он не мог поверить, что Шарп допустил ошибку. Нужно найти стрелка, подумал он: Шарп может пролить свет на эту темную историю. Невозможно, чтобы он упустил Леру!
    Хирурги все еще работали: зашивали легко раненных, доставали из французов осколки камня и щепки, отлетевшие в результате бомбардировки. Хоган переходил из комнаты в комнату, но никто не мог вспомнить капитана. Наконец, один вспомнил сержанта Харпера:
    – Он вряд ли вас узнает, сэр.
    – Он что, сошел с ума?
    – Нет, просто без сознания и очень слаб. Бог знает, когда очухается.
    – А офицер?
    – Не видел никакого офицера, сэр.
    Может, Шарп все еще идет по следу Леру? Это была хоть какая-то надежда, и Хоган ухватился за нее. Сержант Хакфилд нашел Харпера, потряс здоровяка за плечо, но Харпер не приходил в сознание и только хрипел.
    По витой лестнице спускался лейтенант Прайс, на нем не было лица, он часто моргал. Хоган нетерпеливо кинулся к нему:
    – Что там?
    – Его там нет, сэр.
    – Уверены?
    Прайс кивнул и сделал глубокий вдох:
    – Но его подстрелили, сэр. И серьезно, сэр.
    Хоган почувствовал холод в груди. На секунду повисла тишина.
    – Подстрелили?
    – Очень плох, сэр. Но ни в одной палате его нет.
    – О Боже! – Хакфилд покачал головой, не в силах в это поверить.
    Хоган считал, что Шарп жив и преследует Леру, что Шарп поможет ему. Известие сразило его: если Шарпа подстрелили, а в офицерских палатах его нет, то он...
    – Кто это видел?
    – Дюжина раненых французов, сэр. Они рассказали британским офицерам. И еще священник.
    – Священник?
    – Наверху, сэр.
    Хоган взлетел по лестнице, как до него Шарп: через две ступеньки, лишь ножны простучали по камням. Он бросился в кабинет Кертиса. Прайсу и Хакфилду, оставшимся снаружи, показалось, что его не было целую вечность.
    Кертис рассказал, что знал: как он открыл дверь и увидел французского офицера:
    – Ужасная рана – во всяком случае, так показалось. Весь в крови, с головы до ног. Оттолкнул меня, повернулся и выстрелил. Потом закрыл дверь и ушел через окно, – он кивнул в сторону высоких окон, выходивших на задворки. – Там его ждал человек с запасным конем и плащом.
    – Итак, он сбежал?
    – Совершенно верно.
    – А Шарп?
    Кертис всплеснул руками, потом молитвенно сложил пальцы:
    – Он кричал, ужасно кричал. Потом перестал, и я снова открыл дверь...
    Хоган только теперь отважился произнести нужное слово:
    – Мертв?
    Кертис пожал плечами:
    – Не знаю, – в голосе старика не было надежды.
    Хоган попросил снова рассказать историю от начала до конца, как будто какая-то забытая деталь могла изменить концовку, но лицо его, когда дверь кабинета Кертиса закрылась за ним, было суровым. Он медленно спустился по витой лестнице, ничего не объясняя Прайсу, и прошел к хиругам. Он приказывал, запугивал их, используя весь авторитет штабного начальства, но ничего не добился: один занимался офицером с пулевым ранением, и тот выжил, но он был из португальских частей. Британских офицеров с огнестрельными ранами не было.
    – Но у нас есть несколько рядовых.
    – О боги! Офицер-стрелок! Капитан Шарп!
    – Он? – хирург пожал плечами. – Мы о нем слышали. Что случилось?
    – Подстрелили, – Хоган пытался сохранять терпение.
    Хирург покачал головой, от него пахло вином – похоже, он пил весь день:
    – Если бы его здесь подстрелили, сэр, мы бы его видели. Единственное объяснение – что ему наша помощь была уже не нужна. Сожалею, сэр.
    – Имеете в виду, что он мертв?
    Хирург снова пожал плечами:
    – А наверху смотрели? Там его нет? – Хоган отрицательно мотнул головой. Хирург махнул скальпелем в сторону двора: – Спросите у могильщиков.
    По одной стороне колледжа располагался дворик, где в лучшие времена жили слуги: колледж был тогда полон студентов-ирландцев, изучавших запрещенное англичанами католичество. Во дворике Хоган нашел могильщиков: они заколачивали гробы и зашивали мешки-саваны на французах. Шарпа они не помнили. Вонь в маленьком дворике стояла чудовищная: тела лежали там, куда их бросили, а сами могильщики, похоже, сидели на ромовой диете. Хоган обратился к самому трезвому из тех, кого смог найти:
    – Расскажи, в чем твоя работа.
    – Сэр? – человек был одноглазым, с разрубленной щекой, но, казалось, понимал, о чем его спрашивают. В глазах его светилась гордость: как же, им заинтересовался офицер! – Мы их зарываем, сэр.
    – Я знаю. Расскажи, как это происходит, – если Хогану удастся хотя бы найти тело Шарпа, главный вопрос будет решен.
    Человек чихнул. В руках его была игла и суровая нитка.
    – Зашиваем всех лягушатников, сэр, если они, конечно, не офицеры – тем гроб положен. Хороший гроб, сэр.
    – А британцы?
    – О, тем гроб, конечно, сэр. Если найдется, конечно, – иначе зашьем так же. А если кончатся мешки, сэр, просто протыкаем и зарываем.
    – Протыкаете?
    Могильщик моргнул здоровым глазом, разгоряченный собственными объяснениями. У ног его лежал французский солдат, лицо его уже осунулось, мешок был наполовину прошит крупными стежками. Могильщик взял иглу и проткнул ею нос француза:
    – Глядите, сэр: не кровавит. Значит, он и не живой уже, понимаете ли, сэр. А был бы, так дергался. Был такой дня четыре назад, – он взглянул на одного из своих омерзительных дружков. – Четыре дня назад, да, Чарли? Того шропширца еще кровью рвало, – он снова поднял глаза на Хогана. – Не особенно приятно, когда тебя заживо зароют, сэр. Малость спокойней, сэр, знать, что мы здесь и приглядим, чтобы вы и в самом деле умерли.
    Благодарность Хогана была далека от искренней. Он указал на груду грубо сколоченных гробов:
    – В них хороните?
    – Храни вас Бог, сэр, нет. Французов вот мы прямо в яму сваливаем. Ну, иногда еще табличку ставим, сэр. Я имею в виду, сэр, чего с ними церемониться? Вы бы видели, сэр, как они с нашими обращаются, если понимаете, о чем я. А вот их офицеры – другое дело. Они могут и получить...
    Хоган прервал его:
    – Британцы, идиот! С ними что делают?
    Могильщик-перфекционист обиженно пожал плечами:
    – Их приятели забирают, нет? В смысле, батальон, сэр. И настоящие похороны, сэр. Чтоб священник был. Вон они, там, ждут, пока за ними придут.
    – А если неизвестно, кто они?
    – Зашиваем, сэр.
    – А где те, кого сегодня привезли?
    – По-разному, сэр. Кого-то уж увезли, кто-то ждет, пока за ним придут, а кого-то, как того джентльмена, готовим вот, – он вложил в эти слова все свое достоинство.
    Шарпа не было ни в одном из гробов. Сержант Хакфилд откинул все крышки, но лица были ему незнакомы. Хоган вздохнул, глянул на приютившихся под крышей ласточек и кинул Прайсу:
    – Может, он уже похоронен? Я не понимаю: здесь его нет, в палате тоже, – Хоган и сам не верил своим словам.
    – Сэр? – Хакфилд рылся в груде снятых с трупов мундиров, сложенных в углу дворика. Наконец, он вытащил рейтузы Шарпа, безошибочно узнаваемые зеленые рейтузы, снятые Шарпом с мертвого французского офицера из Императорской гвардии. Хоган опознал их так же быстро, как и Хакфилд.
    Он повернулся к одноглазому, чьи стежки в присутствии офицера стали мельче и аккуратнее:
    – Чья это одежда?
    – Мертвых, сэр.
    – Помнишь, с кого вот это?
    Тот прищурил единственный глаз:
    – Мы их получаем голыми, сэр, всех, а одежду потом. Ее уж до нас всю проглядят, мы только сжигаем, – он уставился на рейтузы: – А французские вроде?
    – Откуда ж ты знаешь, где тела французов?
    – Нам говорят, когда приносят, сэр.
    Хоган повернулся к Хакфилду и ткнул пальцем в сторону мешков с телами французов:
    – Открывайте, сержант, – присмотревшись, он разглядел на рейтузах огромное кровавое пятно. Бесполезно: с такими ранами не живут.
    Могильщик возмутился, когда Хакфилд начал вспарывать серые мешки, но Хоган прикрикнул на него. Вместе с Прайсом они вглядывались в каждое открывающееся лицо: никто из мертвых не был Шарпом. Хоган повернулся к могильщику:
    – Кого-то уже похоронили?
    – Господи, конечно! Две телеги привезли сегодня днем, сэр.
    Значит, Шарп похоронен в общей могиле с врагами. Хоган чуть не разрыдался. Он нервно сглотнул, постучал ногой об ногу, как будто замерз, и глянул на Прайса:
    – Теперь это ваша рота, лейтенант.
    – Нет, сэр!
    Хоган мягко произнес:
    – Да. Завтра утром уходите. Батальон найдете у Сан-Кристобаля. Придется все объяснить майору Форресту.
    Прайс упорно качал головой:
    – Мы же не нашли его, сэр. По крайней мере, ему нужны приличные похороны!
    – Хотите разрыть уже похороненных?
    – Да, сэр.
    Хоган покачал головой:
    – Завтра дадите залп над общей могилой. Это все.
    Да, это все, думал Хоган, направляясь к штабу, все, чего мог желать Шарп. Нет, не так: он не знал, чего мог желать Шарп, кроме успеха. Он всегда хотел доказать, что человек, поднявшийся из низов, может быть столь же хорош, как и любой из привилегированного класса. Пусть лучше покоится с миром, чем поймет, сколь несбыточна его мечта. Но Хоган тут же отмел и эту мысль: нет, не лучше. Шарп был беспокойным, честолюбивым, но однажды, думал Хоган, его честолюбие могло быть удовлетворено. Хоган даже немного обижался на Шарпа за то, что тот был убит: друзья так не поступают. Представить себя без Шарпа было сложно: стрелок всегда мог перевернуть все с ног на голову, привнести азарт в скуку – а теперь все кончилось, друг погиб.
    Хоган устало поднялся по ступеням штаба. Офицеры как раз собирались в столовую. Веллингтон заметил лицо Хогана и остановился:
    – Майор?
    – Ричард Шарп мертв, сэр.
    – Нет.
    Хоган кивнул:
    – Простите, милорд, – и рассказал все, что знал.
    Веллингтон слушал молча. Он помнил Шарпа сержантом, они много миль прошли вместе, давно знали друг друга. На лице Хогана он видел боль и разделял ее, но не знал, что сказать, и только покачал головой:
    – Мне очень жаль, Хоган, очень жаль.
    – Да, сэр, – Хоган вдруг понял, что жизнь отныне будет серой и неинтересной: Ричард Шарп был мертв.