Глава третья

— Черт возьми, не могу поверить, сэр. Скажите мне, что вы пошутили. — Сержант Патрик Харпер покачал головой.

Он стоял рядом с Шарпом и наблюдал за тем, как рота легкой пехоты Южного Эссекского по приказу лейтенанта начала стрелять.

— Отправьте этот батальон в Ирландию, сэр. Через две недели мы будем свободной страной! Им не победить и церковный хор!

Шарпу оставалось только мрачно согласиться. И не то чтобы солдаты не знали, как заряжать мушкеты и как из них стрелять; просто они делали это крайне медленно и тщательно, в соответствии с инструкциями, за выполнением которых со всей строгостью следили сержанты. По инструкции, чтобы перезарядить мушкет и выстрелить из него, солдату надлежало сделать двадцать движений, причем пять из них приходились на стальной шомпол, которым пуля и заряд заправлялись в дуло, а это означало, что на каждый выстрел уходило не меньше тридцати секунд. У лейтенанта было самое большее три часа, чтобы научить солдат делать выстрел за двадцать секунд — ничего удивительного, что Харпер открыто выражал свои сомнения.

— Не дай нам Бог когда-нибудь сидеть в засаде с этими придурками! Французы съедят их на завтрак!

«Он совершенно прав», — подумал Шарп. Рота была не готова участвовать в сражении, не говоря уже о том, чтобы занимать переднюю линию обороны, перед самым носом врага, как положено легкой пехоте.

Шарп жестом приказал Харперу замолчать, когда к ним подъехал капитан Леннокс, командир роты легкой пехоты, а тот усмехнулся, глядя на Шарпа сверху вниз:

— Ужасающе, верно?

Шарп не знал, как ответить. Его согласие будет означать критику в адрес немолодого шотландца, который казался ему человеком доброжелательным. Пришлось пробормотать что-то неразборчивое. Леннокс, спрыгнув с седла, встал рядом с лейтенантом.

— Да ладно, Шарп. Я знаю, насколько они плохи, но высшее командование настаивает, чтобы все делалось по инструкции. Если бы мне дали свободу действий, я бы заставил этих ублюдков стрелять как следует, но стоит кому-нибудь нарушить хоть одно положение инструкции — и надо в качестве наказания устраивать трехчасовой марш-бросок в полной экипировке. — Он с интересом посмотрел на Шарпа. — Вы были в Ассаме? — Шарп кивнул, и Леннокс снова усмехнулся. — Да, я вас помню. В тот день вы сделали себе имя. Я служил тогда в Семьдесят восьмом полку.

— Ваш полк тоже сделал себе имя.

Леннокс был явно доволен комплиментом. Шарп вспомнил поле битвы в Индии и шотландский полк, который стройными шеренгами атаковал линии маратхи. Огромные бреши были пробиты в рядах шотландцев, но они продолжали хладнокровно маршировать вперед, сквозь шквал артиллерийского огня, и в результате сделали свое дело — уничтожили артиллеристов и сумели развернуть пушки прямо в лицо огромным массам вражеской пехоты, у которой не хватило мужества пойти в контратаку на этот бесстрашный полк.

— Я знаю, о чем вы думаете, Шарп. — Леннокс покачал головой. — Какого дьявола я делаю среди этих недоносков? — Он не стал дожидаться ответа. — Я старый человек, ушел в отставку, но жена умерла, на половину жалованья прожить совсем не просто, а тут понадобились офицеры для проклятого сэра Генри Симмерсона. Поэтому я здесь. Вы знаете Лероя?

— Лероя?

— Томас Лерой. Он тоже служит здесь капитаном. Хороший офицер. И Форрест — достойный человек. Но остальные!.. Считают, что достаточно надеть яркий мундир — и ты уже настоящий военный. Вот, посмотрите на этого!

Он кивнул в сторону Кристиана Гиббонса, скакавшего на черной лошади через поле.

— Лейтенант Гиббонс? — спросил Шарп.

— Значит, вы уже встречались? — Леннокс рассмеялся. — Тогда я, пожалуй, ничего не стану вам говорить про мистера Гиббонса, кроме того, что он племянник Симмерсона. Его интересуют лишь женщины, а сам он наглый ублюдок. Проклятый англичанин! Прошу прощения, Шарп.

— Ну, не все мы такие паршивцы. — Шарп рассмеялся.

Он наблюдал за тем, как Гиббонс аккуратно остановил лошадь в нескольких шагах от них. Лейтенант надменно посмотрел на обоих офицеров, а Шарп подумал: «Племянник Симмерсона, да?»

— Мы нужны здесь, сэр? Леннокс покачал головой.

— Нет, мистер Гиббонс, не нужны. Я оставлю Ноулза и Денни с лейтенантом Шарпом, пока он будет творить свои чудеса.

Гиббонс изящным жестом коснулся шляпы и пришпорил коня. Леннокс проводил его взглядом.

— От этого типа особого вреда нет. Полковник своей вонючей души в нем не чает. — Он повернулся и помахал рукой солдатам. — Лейтенант Ноулз и прапорщик Денни в вашем распоряжении: они неплохие ребята, только набрались дерьма от полковника Симмерсона. В роте есть несколько опытных солдат, это вам поможет. Желаю удачи, Шарп, она вам пригодится! — Леннокс фыркнул, забираясь в седло. — Добро пожаловать в наш сумасшедший дом, лейтенант!

Шарп остался с полком и младшими офицерами — на него смотрели пустые, ничего не выражающие глаза, словно солдаты боялись, что Симмерсон придумал какое-то новое издевательство. Он подошел к ним поближе, глядя на красные, блестящие от пота лица над сжимающими шеи ошейниками. Солнце палило немилосердно. Мундир Шарпа был расстегнут, так же как и рубашка, шляпу он не надел. Солдатам из Южного Эссекского офицер казался выходцем с другого континента.

— Здесь у нас идет война. Когда вы встретитесь с французами, многие умрут. Большинство. — Слова Шарпа привели солдат в ужас. — И я скажу почему. — Лейтенант указал рукой на восточный горизонт. — Французы вон там, они вас поджидают. — Кое-кто из солдат стал бросать на восток опасливые взгляды, точно они боялись, что вот сейчас, среди оливковых деревьев, на окраине Каштелу-Бранку появится Бонапарт собственной персоной. — У них в руках мушкеты, и они умеют делать три или даже четыре выстрела в минуту. А стрелять они будут в вас. И перебьют ваше подразделение только потому, что вы так медленно всё делаете. Если вы не застрелите их первыми, они застрелят вас. Это очень простой закон. Ты. — Шарп показал рукой на солдата, стоявшего в первом ряду. — Дай-ка мне твой мушкет!

Шарпу по крайней мере удалось привлечь их внимание. Некоторые наверняка поняли простую истину: та сторона, которая выпускает больше пуль, имеет все шансы на победу.

Лейтенант взял в руки мушкет, горсть пуль и разрядил оружие. Затем поднял мушкет над головой и принялся объяснять с самого начала:

— Посмотрите на это! Такими мушкетами мы воевали в Индии. Длина — пятьдесят пять с четвертью дюймов, дуло — тридцать девять. Из него стреляют пулями размером в три четверти дюйма, это примерно равно вашему большому пальцу, такие пули великолепно убивают французов! — По рядам пробежал нервный смешок, но Шарпа слушали внимательно. — Однако вам не удастся прикончить ни одного француза. Потому что вы делаете все чертовски медленно! За время, потраченное на то, чтобы выстрелить два раза, ваш враг сделает, вероятно, три выстрела. И поверьте мне, французы ужасно медлительны. Сегодня я научу вас делать три выстрела в минуту. Через некоторое время вы сможете выпускать четыре пули, а если действительно на что-то годитесь, то и пять!

Рота наблюдала за тем, как офицер заряжает мушкет. Прошло много лет с тех пор, как Шарп держал в руках такое оружие — в сравнении с винтовкой Бейкера мушкет был совсем простой штукой. Дуло не имело нарезки, поэтому не возникало необходимости с силой проталкивать шомпол. Мушкет быстро заряжался, его использовали в армии гораздо охотнее, чем медленные, но гораздо более эффективные штуцера. Шарп проверил кремень — новенький, надежно закреплен на месте. Он вставил запал и поднял мушкет.

— Лейтенант Ноулз?

Молодой лейтенант вытянулся по стойке «смирно».

— Сэр!

— У вас есть часы?

— Да, сэр.

— С минутной стрелкой?

Ноулз вытащил из кармана огромные золотые часы и открыл крышку.

— Да, сэр.

— Я начну стрелять, вы будете смотреть на часы и скажете, когда пройдет минута. Вам понятно?

— Да, сэр.

Шарп отвернулся от роты солдат и прицелился в каменную стену, расположенную на другом конце поля. «О Господи, — взмолился он, — только бы не было осечки!» — и нажал на курок. Кремневый боек щелкнул, запальный порох вспыхнул, а через мгновение занялся основной заряд. Шарп почувствовал тяжелую отдачу, и свинцовый шарик в клубах густого белого дыма вылетел из дула мушкета.

Теперь все зависело от инстинктивных действий; этот набор движений Шарп уже никогда не забудет. Правая рука снята со спускового крючка, ружье зажато в левой, приклад падает на землю, в то время как правая рука тянется за следующим зарядом. Откусить пулю. Порох засыпать в дуло, не забыть оставить щепотку для запала. Выплюнуть свинцовый шарик. Шомпол в правой руке, быстрое движение вниз и обратно, мушкет снова поднят, взведен курок, прицелиться в стену и выстрелить, прямо сквозь нерассеявшийся дым от первого выстрела. И снова, и снова, и снова... Он опять стоит в шеренге рядом с обезумевшими от напряжения товарищами, потными и страшными, повторяющими одни и те же движения, словно в ночном кошмаре. Не обращая внимания на клубы дыма, стоны и крики, сдвигаясь влево или вправо, чтобы заполнить места погибших, заряжая и стреляя, заряжая и стреляя, так что пламя ныряет в густой пороховой дым, а свинцовые пули устремляются к невидимому врагу в надежде, что тот не выдержит и обратится в бегство... Потом следует команда прекратить огонь, и ты останавливаешься. У тебя почернело лицо, кожа болит от бесчисленных взрывов пороха в ружейном замке, всего лишь в нескольких дюймах от правой щеки, глаза слезятся от дыма и пороховой пыли, ветер постепенно относит клубы дыма в сторону, открывая взору убитых и раненых, а ты опираешься на мушкет и молишься, чтобы в следующий раз не заклинило затвор, не отвалился кремень или ружье просто не отказалось бы стрелять.

Шарп нажал на спуск в пятый раз, и пуля улетела в поле; мушкет опущен прикладом на землю, порох засыпан в дуло... В этот момент Ноулз крикнул:

— Время вышло!

Солдаты радостно закричали, засмеялись и зааплодировали — ведь офицер нарушил правила и показал, на что способен. Харпер широко ухмылялся. Уж он-то хорошо знал, как трудно сделать пять выстрелов в минуту; сержант наверняка заметил, что лейтенант схитрил, зарядив мушкет для первого выстрела до того, как пошла минута. Шарп поднял руку и заставил всех замолчать.

— Вот как нужно пользоваться мушкетом. Быстро! А теперь пришла ваша очередь.

Наступила тишина. Шарп почувствовал, что его охватило отчаянное возбуждение. Разве Симмерсон не предложил ему использовать свой собственный метод?

— Снимите ошейники! — Несколько секунд никто не шевелился. Солдаты удивленно таращились на Шарпа. — Ну, давайте! Поторапливайтесь! Снимайте ошейники!

Ноулз, Денни и сержанты с сомнением наблюдали за тем, как солдаты, зажав между колен мушкеты, начали двумя руками стягивать жесткие кожаные воротники.

— Сержанты! Соберите ошейники. Давайте их сюда.

Батальон задавили до последней степени. У Шарпа не было ни единого шанса научить их быстро стрелять, если он не даст им возможность отомстить системе, которая не раз приговаривала каждого к унизительным, жестоким поркам.

Сержанты неуверенно подошли к нему, держа охапки ненавистных ошейников в руках.

— Складывайте вот здесь. — Шарп велел сложить семьдесят с лишним ошейников в сорока шагах перед ротой. Потом показал на блестящую в лучах солнца кучу: — Вот ваша цель! Каждый получит три пули. Только три. У вас будет одна минута, чтобы отправить их в цель! Тот, кто сумеет это сделать дважды подряд, получит возможность заняться своими делами. Остальные будут тренироваться до тех пор, пока не добьются нужного результата.

Он предоставил офицерам организовать стрельбы. Солдаты широко улыбались, по шеренгам прокатился гул разговоров, но Шарп не стал делать замечаний. Сержанты посмотрели на него так, словно он совершил предательство, однако ни один не осмелился перечить высокому стройному стрелку с тяжелым палашом на боку. Когда все было готово, Шарп подал команду, и пули начали врезаться в кучу кожаных ошейников.

Солдаты забыли прежнюю муштру и сосредоточились на стрельбе по ненавистным ошейникам, превращавшим их шеи в кровавое месиво; эти проклятые удавки олицетворяли Симмерсона и его тиранию. К концу первых двух серий только двадцати солдатам сопутствовал успех, почти все они оказались опытными воинами, для которых служба в армии не была в новинку, но через два часа, когда солнце начало краснеть на небе, последний солдат сделал последний выстрел в ошметки кожи, валявшиеся на траве.

Шарп построил роту в две шеренги и с удовлетворением наблюдал за тем, как по команде Харпера солдаты сделали три залпа. Он смотрел в сторону восточного горизонта сквозь белый дым, клубившийся в неподвижном воздухе. Там, в Эстрамадуре, их ждут французы, они готовятся к сражению, а в это время сзади, за спиной Шарпа, на дороге, ведущей из города, появился сэр Генри Симмерсон, чтобы насладиться плодами своей победы и забрать очередные жертвы для оставленных на площади треугольников.

— Ну, интересно, что теперь будет, — негромко проговорил Харпер.

— Тихо! Пусть заряжают. Мы покажем ему, как они научились стрелять. — Шарп наблюдал за глазами Симмерсона, которые медленно скользнули по расстегнутым воротникам разгоряченных солдат. До полковника постепенно дошло, откуда взялись кожаные ошметки на земле.

Шарп увидел, что Симмерсон сделал глубокий вдох.

— Давай!

— Огонь! — По команде Харпера последовал мгновенный залп, громом прокатившийся по долине.

Если Симмерсон и успел что-нибудь выкрикнуть, его слова утонули в грохоте, так что полковнику оставалось только молча наблюдать за тем, как его солдаты обращаются со своими мушкетами, словно ветераны, подчиняясь командам сержанта стрелков, чье широкое, уверенное лицо принадлежало к той категории лиц, которые приводили сэра Генри в ярость, — когда он сидел в кресле мирового судьи в Челмсфорде, в адрес именно таких людей из его уст звучали самые жестокие приговоры.

Грохот последнего залпа стих, и Форрест засунул часы обратно в карман.

— До конца минуты осталось две секунды, сэр Генри, они произвели по четыре выстрела.

— Я умею считать, Форрест.

Четыре выстрела? Симмерсон был поражен. В глубине души он страдал оттого, что не мог научить своих людей стрелять быстро и уверенно; его солдаты почему-то начинали нервничать, когда к ним в руки попадало оружие. Но кожаные воротники целой роты? По два с лишним фунта за штуку? И в тот самый день, когда от его племянника пахнет как от конюха?

— Да будь ты проклят, Шарп!

— Да, сэр.

Едкий пороховой дым заставил лошадь сэра Генри вздернуть голову, и полковник наклонился вперед, чтобы успокоить ее. Шарп смотрел на Симмерсона, прекрасно понимая, что выставил полковника идиотом в глазах его собственных солдат, — не вызывало сомнения, что он совершил грубую ошибку.

Да, Шарп одержал победу, но в результате получил врага, обладающего властью и влиянием. Полковник подъехал к Шарпу и сказал на удивление спокойно:

— Это мой батальон, мистер Шарп. Мой батальон. Не забывай об этом.

Сэр Генри некоторое время смотрел на лейтенанта, казалось, вот-вот его гнев вырвется наружу, но он сумел взять себя в руки и крикнул Форресту, чтобы тот следовал за ним.

Харпер ухмыльнулся, солдаты выглядели довольными, и только Шарпа охватило предчувствие беды, словно его окружил невидимый злобный враг. Он постарался отбросить эти мысли. Пора было чистить мушкеты и раздавать пайки. Там, за горной грядой, хватало врагов для всех.