Глава 14
Граф Акбриджский, изготовившись к битве, поручил слуге принести поднос с серебряными стопками шерри. Когда выпалила первая пушка, граф махнул слуге рукой и смотрел, как тот разносит офицерам его штаба рюмки.
Граф дождался выстрела второй пушки, и, будто им предстояла охота на лис, поднял рюмку.
— Поохотимся на лиса.
Всадники выпили. Лорд Джон Розендейл с трудом подавил желание залпом проглотить спиртное.
Выпалила третья пушка. Лиса выбежала из норы, помчалась прочь и охота началась.
Все пушки на французском гребне открыли огонь.
Залп выглядел просто как извержение вулкана. Огромные клубы серо-желтого дыма заволокли гребень холма, и сквозь дым пробивались огненные молнии.
Через два удара сердца звук выстрелов пересек долину. Громоподобные раскаты объявили на всю Европу, что Император ведет войну.
Большинство пушек были заряжены гранатами. Холодные стволы не добили до позиций британцев и снаряды либо не взорвались, ибо грязь потушила запалы, либо взорвались в самой грязи, не причинив вреда. Только несколько снарядов срикошетило от склона, перелетело через гребень холма и упало среди батальонов, укрытых за гребнем.
Появились первые жертвы, немногочисленные, ибо чтобы убить многих, снаряду надо было взорваться в самом скоплении людей. Несколько снарядов были обезврежены шустрыми солдатами, догадавшимися и осмелившимися затушить запалы или выдернуть их из снаряда. Дым от первого залпа французских пушек откатился в долину, но после второго залпа вновь затянул весь склон. Выстрелы стали неравномерными, но постоянными. Стволы пушек нагревались, и снаряды летели все выше и выше. Некоторые перелетали через гребень холма и взрывались где-то в лесу, но изредка снаряд падал среди скрывающихся за гребнем людей. Разрывы звучали по-разному, это зависело от расстояния от снаряда до уха. Некоторые свистели звонко, как детский голосок, а некоторые — басом. Уже даже звуки заставили бельгийские части потихоньку начать отступать к лесу; к каждому раненому сразу подбегал десяток других, чтобы якобы отнести его в безопасное место.
Один снаряд разорвался поблизости от штаба графа Аксбриджа и офицеры, все еще произносящие тосты за лисицу, метнулись врассыпную, как овцы от волка. Маленькая серебряная рюмка упала в грязь, но никакого урона не было нанесено, кроме урона достоинству молодых людей. Они обуздали своих лошадей и теперь наблюдали за каждым выстрелом.
На правом фланге британцев, там, где французские пушки были ближе всего к Угумону, французы стреляли картечью, чтобы прогнать британских стрелков из леса к югу от фермы.
В ответ выстрелили британские девятифунтовки и нарвались на выговор штабных.
— Прекратить огонь, черт вас раздери! Не стрелять! — герцог хотел сохранить пушки от изнашивания, ведь частая стрельба расширяла запальные отверстия и могла даже разорвать ствол. Ему нужны были пушки для наступающей пехоты и кавалерии.
Снаряд ударился в колесо гаубицы, подскочил и взорвался где-то позади гребня холма. Пушкари быстро принесли запасное колесо и отремонтировали орудие. Французы начали стрелять ядрами, и один из железных шаров оторвал голову офицеру штаба, его тело мгновение еще держалось в седле, затем лошадь в испуге дернулась вперед и обезглавленное тело сползло вниз; нога застряла в стремени и тело потащилось за лошадью. Затем нога вывернулась, тело остановилось. К нему сразу метнулись пехотинцы и начали обыскивать карманы.
В вершину холма ударился снаряд, подскочил, и взорвался в двадцати ярдах слева от Шарпа. Раскаленный докрасна кусок железа упал неподалеку от него.
— Отойди назад, — сказал Шарп Харперу.
— Я останусь тут.
— Ты же обещал жене! Вали отсюда!
— Не напрягайся! — Харпер остался стоять, где стоял. Канонада была сильной, но не очень опасной. Французским пушкарям все время что-то мешало; сначала стволы были холодные, затем точный прицел затруднял дым от собственных же выстрелов, потом британцы присели за гребнем холма, так что снаряды, в основном, взрывались, не причиняя вреда, если вообще взрывались. Много запалов потухали в сырой грязи, хотя артиллерия и производила невероятный шум, устрашая бельгийские войска, которые пригибались от звуков каждого залпа, свиста снарядов или взрывов.
Шарп сдвинулся вправо, подыскиваю позицию, с которой было лучше всего видно местность поблизости от британского правого фланга. Собственно, этим же занимались и остальные офицеры британских штабов: наблюдали за возможным обходным маневром французов. Мужчина в голубом мундире и меховой гусарской шапке кивнул Шарпу и достал записную книжку.
— Я отметил десять часов, а у вас что?
— Десять часов? — не понял Шарп.
— Время, когда Бонапарт открыл огонь. Следует аккуратно фиксировать такие вещи.
— Зачем это?
— Пэр любит пунктуальность. Я ведь из его семьи, — молодой человек с крестьянским лицом имел ввиду, что он один из помощников герцога. — Меня зовут Витерспун.
— Шарп. А это мой друг Харпер из Ирландии.
Капитан Витерспун вежливо кивнут Харперу, затем посмотрел на небо.
— Полагаю, небо скоро прояснится. Барометр сегодня явно вырос. Для меня честь познакомиться с вами, Шарп! Вы ведь в штабе Юного Лягушонка, верно?
— Да.
— Ну и как, годен он на что-нибудь?
Шарп улыбнулся в ответ на хитрый тон капитана.
— Годен, только не знаю, на что.
Кавалерист рассмеялся.
— Я учился вместе с ним в Итоне. У него толком ничего не получалось, хотя о себе он был чрезвычайно высокого мнения. Я помню, что он всегда был так вульгарен! Ему нравились девушки, и к вину он испытывал не меньшую любовь.
— Сколько сейчас времени? — спросил Шарп, специально проигнорировав слова Витерспуна.
Витерспун достал из кармашка часы и откинул крышку.
— Четыре минуты первого, без нескольких секунд.
— Напишите тогда, что французы начали наступление.
— Что? Где? О, боже! Вот они! Спасибо, приятель! Боже мой, они наступают, совершенно точно наступают! — и он начал стремительно что-то писать в записной книжечке.
К Угумону бежала туча французских стрелков. Они бежали, останавливались, стреляли, и бежали снова. Большинство двигалось среди деревьев, растущих от подножия их холма почти до стен фермы, но некоторые обошли открытый фланг. Британские стрелки из Колдстримской стражи откатились назад, явно имея приказ не вступать в драку среди деревьев. С британскими войсками были и голландские, и немецкие, немецкие солдаты были вооружены длинноствольными охотничьими ружьями. Шарп увидел как минимум двоих солдат голландско-бельгийского полка, бежавших навстречу французам, явно желая дезертировать.
Гвардейцы спрятались в фермерских постройках или за стены в саду неподалеку от фермы. Французы дошли до самой опушки, и из-а зданий фермы Шарп перестал их видеть.
— Я иду туда, — сказал он Харперу, показывая пальцем на поле, где французские стрелки прятались среди снопов сена.
— Я иду с тобой, — настойчиво сказал Харпер.
— Осторожнее там, — крикнул капитан Витерспун двум стрелкам.
Шарп поскакал вниз по тропе, миновал стог сена у задних ворот фермы, затем направился в поле, лежащее к западу. Несколько французов, прятавшихся в стогах сена, отошли обратно к лесу, не выдержав мушкетного огня из бойниц, пробитых в стенах фермы. Шарп находился лишь в ста ярдах от места сражения, но был в такой же безопасности, как если бы был на луне. Для французов существовал только один объект для атаки — ферма. Захватив ее, они смогут стрелять по гребню британского холма из пушек практически в упор. Французы заняли рощу и сейчас готовились к штурму фермы. У некоторых французов были топоры, которыми они пробили бреши в примыкающей к лесу ограде. К лесу стекались все новые и новые батальоны, и они ждали лишь звука трубы, который бросит их вперед.
И вот труба прозвучала; французы издали боевой клич и ринулись в пробитые бреши.
Защитники фермы открыли огонь.
Обороняющиеся находились позади канав и оград, в безопасности за каменными стенами; они вели огонь из бойниц и окон на верхних этажах. Море огня обрушилось на французов, и каждый выстреливший мушкет сразу заменялся другим, заряженным. Треск мушкетных залпов был непрерывным и даже заглушил пушечный грохот позади гребня холма. Дым заполнил всю южную часть фермы, и сквозь пелену дыма пробивалось пламя очередного выстрела. Несколько французов выжило в этом потоке огня, они добрались до стен и начали выдергивать мушкеты из бойниц, хватаясь за дула, однако и они были убиты или отброшены назад.
Легче всего было преодолеть стену огорода, там она была чуть выше человеческого роста. Некоторые французы просто поднимали мушкеты и вслепую стреляли через стену. Другие стреляли прямо через бойницы, а самые смелые взбирались на стену и кололи защитников длинными байонетами.
Но гвардейцы знали, как защищаться. На каждый французский выстрел в бойницу отвечала дюжина британских, а те французы, что взобрались на стену были застрелены или стянуты вниз и заколоты байонетами среди примятых кустов гороха. У подножия стены уже скопилась груда мертвых и умирающих французов. Внутри огорода британцы выстраивались в очередь перед бойницами, чтобы выстрелить, так что мушкетный огонь не затихал ни на секунду и тяжелые свинцовые шарики врезались в массу французов, бегущих от леса к стенам. Звук горна гнал их вперед.
Сад фермы не был огражден стенами, лишь живой изгородью. Защитники фермы стреляли сквозь нее и поверху, но французы принесли топоры и защищали каждого «лесоруба» и казалось, что здесь они добьются успеха за счет количества. Топоры рассекали ветви и корни, прорубая изгородь насквозь. Красномундирник воткнул байонет во француза, рубящего изгородь, но воткнул слишком сильно и его самого пронзила дюжина штыков.
И вдруг над французами взорвался снаряд.
Шарп взглянул вверх. В небе виднелся дымный след, ведущий от британского холма: это вступило в действие спрятанное секретное оружие: круглые полые емкости, изобретенные генерал-майором Шрапнелем. Это были снаряды диаметром в пять с половиной дюймов, заполненные мушкетными пулями и порохом так, что если отмерить запал определенной длины, то снаряд взорвется в воздухе прямо над головами. Трудность состояла в том, чтобы отмерить точно длину запала, ведь на горение влияла и влажность воздуха и расстояние стрельбы, но если угадать с запалом, эти снаряды становились чрезвычайно смертоносным оружием. Обычные гранаты разрывались на несколько крупных кусков, а снаряды Шрапнеля буквально засыпали врага дождем из мушкетных пуль, и вот сейчас снаряд за снарядом разрывался над головами французов, выкашивая их ряды градом пуль.
— Отлично! Черт меня раздери, вот это великолепно! — восторгался капитан Витерспун, последовавший за Шарпом и Харпером, аплодируя мастерству пушкарей, укладывающих снаряд за снарядом точно на позиции французов; ни один снаряд не задел британцев.
Со стен фермы продолжался мушкетный огонь. Французы теперь подвергались атаке и по фронту и сверху. Некоторые уже начали отступать, прячась среди деревьев, однако и гаубицы тоже перенесли прицел и теперь снаряды разрывались в ветвях. Еще в Испании Шарп заметил, что круглый полый снаряд больше ранит, чем убивает, но вид раненых и вопящих от боли людей, отступивших в лес, поколебал уверенность французов, спешащих на помощь первой волне атакующих.
С северной стороны фермы на поле, где стояли Шарп с Харпером, выбежали британские стрелки. Они перебежали на южную сторону и добавили огня. Французы уже стремительно отступали, спасаясь от шрапнели и мушкетного огня.
— Ну что ж, герцог повел в счете, — Витерспун записывал свои комментарии в записную книжку.
— Еще не вечер, — предостерег его Шарп.
— Пустяки. Я уверен. Блюхер идет к нам. Скоро уже прибудет. А вы слышали, в какую переделку попал старина Блюхер?
— Нет. — Шарпа это не особо интересовало, но Витерспун был дружелюбным малым и было бы невежливо не выслушать его.
— Он, кажется, лишился лошади и едва убежал, попав под атаку французской кавалерии у Линьи. Ему повезло, что он вообще остался в живых, ведь парню уже лет семьдесят. Но теперь он намазался мазью из чеснока и ревеня и спешит сюда. Дай бог нам поскорее услышать его зловоние!
— Аминь, — сказал Шарп.
Гаубицы прекратили стрельбу, последний снаряд упал куда-то в лес и взорвался. Французская атака сорвалась, между лесом и фермой всё было усеяно телами в голубых мундирах. Кто-то кричал, взывая о помощи. Сильно пахло протухшими яйцами, обычным запахом сгоревшего пороха, а также кровью и свежескошенной травой.
Британские стрелки снова двинулись к лесу, готовясь к новой атаке. Позади фермы, в долине, которая сейчас была скрыта от Шарпа, продолжала раздаваться французская канонада. Но и не видя поля боя Шарп мог бы сказать, что там ничего не изменилось. В бою зачастую приходится полагаться на слух больше, чем на зрение, из-за того, что поле боя затягивает дымом.
— Мне кажется, — сказал Витерспун, — что нам пора убираться отсюда. — Он показал рукой направо, где французы тащили к полю батарею восьмифунтовых орудий. Французские стрелки выходили из леса на скошенное поле. Ясно, что этим войскам предстояло пойти в повторную атаку, и также ясно, что многим из них предстоит быть скошенными, как и эта трава.
Шарп, Харпер и Витерспун не стали терять время и поднялись на вершину холма по той же тропе, по которой и спустились. За гребнем стояла с задранными вверх почерневшими стволами британская гаубичная батарея, причинившая французам такой большой урон. Шарп поздравил командира батареи, им оказался тот самый офицер, который вместе с Шарпом следил за временем перед началом битвы. Несколько осколков от французских снарядов дымились в траве и нескольких пострадавших оттаскивали к хирургам, но никакой новой угрозы не было. Казалось, что Император затеял канонаду по позициям британцев лишь чтобы его войска заняли бастион Угумон.
Подкрепление из гвардейской бригады поставили на гребень холма позади фермы. Гвардейцы были частью из расформированного корпуса Принца Оранского, и он не смог отказать себе в том, чтобы посмотреть как батальоны поротно встают в колонны. Под огромными знаменами и под звук оркестра они выглядели довольно браво. Принц поприветствовал их и пожелал удачного дня. Юный Лягушонок был в хорошем настроении, возможно, от звуков труб и барабанов, перемежающихся звуками выстрелов французских пушек и взрывов снарядов. Мрачное настроение, в котором он пребывал ночью, рассеялось с началом битвы. Он оживленно беседовал с командиром гвардейцев, затем увидел Шарпа, стоящего на гребне холма.
— Что вы здесь делаете? — прокричал ему Принц.
— Выполняю ваш приказ, сэр. Наблюдаю за правым флангом.
— Полагаю, вы можете бросить эту идею, Шарп! — Принц произнес это таким тоном, что становилось понятно — любой, кто считает, что французы могут обойти правый фланг британцев — идиот. — Они пойдут прямо вперед. Это можно понять по расположению их орудий. Теперь тут начнется настоящая потасовка. — Принц изобразил пару боксерских ударов, иллюстрируя свои слова, затем указал рукой на ферму. — Я хочу, чтобы вы были в Угумоне.
— Для чего, сэр? — Шарп подъехал поближе к Принцу, лошадь которого от разрыва снаряда в испуге отскочила.
— Чтобы я был в курсе происходящего, разумеется. Мне надо знать, когда следует послать резерв.
Шарп считал, что защитники фермы вполне способны определить это самостоятельно, но вспомнил лекцию Ребека о дипломатии и лишь кивнул.
— Хорошо, сэр.
Принц вдруг взглянул мимо Шарпа.
— Витерспун! Это ты? Дорогой Витерспун! Мы же не встречались с самого Итона! Я думал ты стал священником! Ну разве не великолепный день сегодня? Отличный день!
Шарп не стал ждать и направился к ферме. Харпер, несмотря на свои обещания жене не подвергать свою жизнь опасности, последовал за ним. Они слышали выстрелы мушкетов в лесу позади фермы, это свидетельствовало, что французы собираются в повторную атаку. Шарп с Харпером быстро проскакали мимо большого стога сена, сложенного возле северных ворот и Шарп прокричал защитникам фермы, чтобы те открывали ворота. Какой-то сержант осторожно поднял голову над стеной, увидел двух скачущих всадников, и приказал открыть ворота. Оказавшись внутри, Шарп слез с седла и вынул из кобуры винтовку. Харпер взял поводья и привязал обеих лошадей к железному кольцу, вделанному в стену.
Капитан, встревоженный внезапным появлением стрелка, выбежал из дома поприветствовать Шарпа.
— Вы доставили приказы?
— Не обращайте на нас внимания.
— Охотно! — капитан вернулся в дом, стоящий фасадом к лесу, где собиралась французская пехота.
В крышу фермы ударился французский снаряд, обрушив на внутренний двор дождь черепицы. Шарп посмотрел на это и иронично сказал:
— Один Бог ведает, что мы здесь делаем.
— Вы делаете малютку счастливым, сэр. — Харпер оглянулся на ближайших солдат. — Боже, мы тут попали в неплохую компанию, скажу я вам. Никогда раньше не дрался рядом с колдстримской гвардией. Надо бы пойти начистить сапоги.
— Ты бы лучше ушел подальше отсюда, — Шарп затолкал заряд в ствол винтовки и положил шомпол на место. Узкая и длинная мостовая пролегала между строениями фермы. Также тут была и небольшая часовня, в которой разместили раненых во время первого штурма. Возле часовни возвышалась огромная куча навоза, рядом со свинарником стояли бочки с незрелыми яблоками, а сами обитатели свинарника куда-то исчезли, по всей вероятности найдя приют в котлах колдстримской гвардии. Кошка, явно чувствовавшая, что тяжелые времена могут стать еще тяжелее, унесла своих котят из амбара в дом. На крыльце часовни сидели трое обмотанных бинтами гвардейцев. На виду были только гвардейский лейтенант с группой солдат, которые, очевидно, были в резерве, готовые прийти на тот участок, который находился в наиболее угрожающем положении.
— Неплохое местечко, — Харпер одобрительно оглядел фермерские здания. С верхних этажей фермы начали стрелять, и звук мушкетных залпов эхом отражался от каменных стен. Шум пальбы вынудил Харпера говорить громче. — Им надо немало земли, чтобы заполнить все эти амбары!
— Ну, здесь земля плодородная, — кивнул Шарп.
Выстрелы раздавались совсем близко с ними, из конюшни на западной стороне фермы. Шарп вбежал в конюшню и увидел, что гвардейцы встают в очередь у бойниц. Другие неуклюже примостились на балках под крышей, и стреляли сквозь дыры в кровле.
Шарп забрался на ясли, затем вскарабкался на пустую балку и пробил прикладом винтовки бойницу в крыше. Французские стрелки подбегали к конюшне через поле, с которого Шарп и Харпер наблюдали за первой атакой. Он просунул винтовку в проделанную бойницу, прицелился в человека, судя по сабле, офицера, и выстрелил.
Из-за дыма винтовки он не увидел результатов своего выстрела. Раздался громкий пушечный залп, Шарп пригнулся, а восьмифунтовое ядро пробило крышу и убило двух гвардейцев. Другое ядро с громким звоном ударилось в противоположную стену, но не причинило никакого вреда. Шарп, скрючившийся под крышей, не мог перезарядить винтовку и крикнул Харперу, чтобы тот кинул свою.
Ответа не было.
Шарп повернулся. Харпер стоял возле ворот конюшни и смотрел в направлении ворот, через которые они с Шарпом въехали в ферму.
— Патрик! Дай мне свою винтовку!
Харпер и сейчас не ответил. Не сводя глаз с ворот, он снимал с плеча семиствольное ружье.
Шарп спрыгнул с балки и подбежал к входу в конюшню.
Ворота фермы дрожали от ударов. Французы каким-то образом добрались до фермы с тыла и теперь пытались выбить или сломать ворота, которые удерживались двумя массивными деревянными засовами и железными петлями. Ворота были старые, и каждый удар все сильнее и сильнее расшатывал их. Сквозь брешь между створками ворот раздался мушкетный выстрел, затем в бреши появилось лезвие топора. Топор с силой опустился на деревянный засов. Лейтенант повел резерв к воротам, но прежде чем они добрались до них, топор перерубил засов, ворота распахнулись, и масса вопящих людей ворвалась во внутренний двор. Атаку возглавлял лейтенант огромного роста, который был даже выше Харпера. Это именно он перерубил засов огромным, под стать своему росту, топором.
— Огонь! — закричал колдстримский лейтенант, но французы уже поглотили его. Замелькали байонеты. Топор сокрушил ребра гвардейца.
Харпер поднял свое ружье и выпалил в массу людей. Шарп бросил пустую винтовку и вынул свой палаш. Из дома, амбара и конюшни бежали на помощь гвардейцы. Трещали мушкеты. От удара саблей упал француз, затем офицера закололи сразу двое французов. Сквозь открытые ворота вбегали все больше французов.
Шарп не видел, как можно привести к порядку такой хаос. Надо было просто драться. Французы, наполовину сбитые с толку незнакомым окружением и отсутствием организованной обороны, искали проходы в фермерские строения. Двое забежали в часовню, где раненые попытались поймать их. Французы уже занесли над ними байонеты, как вдруг услышали позади себя боевой клич. Шарп набросился на них, дико размахивая палашом. Высокий французский сержант отступил на шаг и затем с силой ткнул в Шарпа байонетом. Шарп уклонился от штыка, чуть не споткнувшись о сломанную ногу гвардейца, вскрикнувшего от боли, и воткнул палаш в живот сержанта. Второй француз поспешил на помощь сержанту, но его отбросила назад пуля, попавшая в горло. Это был Харпер, который, бросив разряженное семиствольное ружье, снял с плеча винтовку, выстрелил во француза, затем повернул ее и впечатал обитый медью приклад в лицо француза. Огромный офицер-француз с топором стоял возле стены конюшни, рубя и кромсая красномундирников страшным оружием. Кто-то уже опрокинул бочку с яблоками, они рассыпались и хрустели под ногами сражающихся. Группа французов побежал к дому, но мушкетный залп из окон повалил их на землю. Кобыла Шарпа, напуганная выстрелами, пятилась назад и дико била копытами.
— А, чтоб тебя! — Харпер поднял французский мушкет и воткнул байонет в сержанта. Двор был полон орущими людьми, но позади французов Шарп увидел организованную группу гвардейцев, закрывающих ворота. Бог знает, как небольшому отряду гвардейцев удалось пробраться к воротам, но они это сделали и, несмотря на напор французской пехоты, ворота все же закрывались. Чудом никто из уже ворвавшихся во двор французов не заметил, что происходит у них за спинами. Гвардейский сержант поднял перерубленный засов и вложил его в петли. Большинство из них были офицерами, которые теперь повернулись, обнажили сабли и ринулись на французов.
— Убить всех!!! — прокричал команду голос с шотландским акцентом. — Убить ублюдков!
Мимо Шарпа с криком пробежал французский мальчик-барабанщик. За ним последовал капрал, увидел стрелка и повернулся, чтобы выстрелить из мушкета. Кремень ударил по пустой полке. Глаза капрала расширились от страха, но Шарп уже сделал выпад. Француз схватился за палаш, пытаясь вынуть его из своих ребер, но Шарп протолкнул палаш дальше, провернул его в теле, а когда француз рухнул на мостовую, вытащил клинок и полоснул по горлу. Оружейник, точивший палаш Шарпа, хорошо поработал, лезвие было чрезвычайно острым, а сейчас, когда у людей не было времени перезаряжать мушкеты, исход драки должна решить сталь. Все осознавали важность этой фермы, и из-за этого драка была такой жестокой. Пока британцы удерживают ферму, они удерживают и весь западный фланг британской обороны. Британцы сражались ради исхода сражения, а французы — ради славы.
Но их надежды угасали. Закрытые ворота лишали их помощи и теперь, оказавшись в ловушке во внутреннем дворе, они отступали, сформировавшись в мини-каре под командованием великана-лейтенанта, стоящего с огромным топором над телами четырех гвардейцев. И с ними надо было побыстрее заканчивать, ибо за пределами фермы раздавались залпы мушкетов как доказательство того, что ферма снова осаждается французами.
— Заканчиваем с ними! — отдал приказ британский офицер. Гвардейцам надо было защищать стены от нападавших, поэтому не было времени для церемоний и призывов французов сдаваться.
Гвардейцы ринулись на французов. Один красномундирник упал от удара байонета, но затем французы скрылись под массой гвардейцев. Британский офицер воткнул саблю во француза, пнул его по ноге и снова ударил саблей. Двор наполнился лязгом стали, стуком сапог по булыжнику мостовой и воплями людей. Патрик Харпер, забыв о данном жене обещании, крича боевые гэльские кличи, орудовал трофейным байонетом с профессионализмом старого солдата, нанося короткие точные уколы. Один из гвардейских офицеров в гуще сражения оказался полковником: дорогие золотые галуны на его мундире были покрыты кровью, он с хирургической точностью наносил уколы и удары своей саблей.
Гигант-лейтенант с топором заметил полковника и закричал своим людям, чтобы они пропустили его. Он пробился сквозь своих солдат, подняв сверкающий топор над головой, и Шарп увидел, как огромное лезвие опустилось. Полковник отступил назад, уклоняясь от удара, и сделал выпад саблей. Лейтенант отбил лезвие рукой, как будто это была соломинка. Затем он взревел и обратным движением топора снизу вверх хотел разрубить полковника от паха до груди, но сам упал на колено от внезапной боли в ноге. Это Шарп рубанул его по ноге, затем пнул по ране и лейтенант завалился набок. Лейтенант ощерился и махнул топором в сторону своего нового противника, но Шарп снова ткнул палашом вперед и превратил оскал француза в кровавую маску. Полковник тоже не медлил, а воткнул саблю в ребра лейтенанту. Но француз все еще пытался сражаться. Он нащупал топор и потащил его к себе, но два гвардейца с силой опустили свои байонеты и он затих, подергавшись еще пару секунд.
Загнали и добили последних французов. Сержанта закололи в навозной куче, а капрал, отступив к стене, запросил пощады, но получил в живот два байонета.
Внутренний двор был заполнен кровью, растоптанными яблоками и трупами. Избежал резни лишь французский барабанщик, совсем еще маленький мальчик. Возле него стоял огромный гвардеец и защищал его.
— Не знаю кто вы, но спасибо вам.
Шарп повернулся и увидел того самого полковника.
— Шарп, — представился он. — Из штаба Юного Лягушонка.
— Макдоннел, — полковник вытер платком свою весьма недешевую саблю. — Простите, но я должен идти, — он побежал обратно в дом, мушкетная стрельба становилась все громче.
Шарп тоже вытер свой палаш и увидел Харпера с лицом, запачканным кровью.
— Что-то ты не очень свое обещание выполняешь.
— Я забыл, — ухмыльнулся Харпер, бросил французский мушкет и отыскал свое оружие. — Я вам одно скажу. Когда надо, гвардейцы драться умеют.
— Как и французы.
— Да уж, это точно. — Харпер с облегчением вздохнул. — Как, черт возьми, гвардейцам удалось захлопнуть ворота?
— Бог знает.
— Да, Бог, видимо, сегодня на нашей стороне, — перекрестился Харпер.
Второй штурм французов, чуть не закончившийся успехом, откатился в сад. С гребня холма вновь открыли огонь гаубицы, но в этот раз атака французов шла широким фронтом, они проломились сквозь живую изгородь и отогнали защитников за стены сада. Несколько гвардейцев, не успевших перелезть через стены, закололи байонетами, но затем мушкетный огонь из бойниц вновь заставил французов отойти.
С гребня холма наступали другие части колдстримских гвардейцев. Они атаковали в колонне с примкнутыми к мушкетам байонетами, прошли через северную изгородь сада и прогнали французов от стены огорода. Лес к югу от фермы все еще был полон французской пехоты, но гвардейцы уже построились в шеренги вдоль ограды и проделывали мушкетными залпами огромные бреши в шеренгах наступающих французов. Не было войск, стреляющих быстрее, чем британские, и французам впервые в этот день пришлось испытать на себе их убийственные повзводные залпы. Гвардейцы работали шомполами с огромной скоростью, выпуская во врага залп за залпом. Каждый взвод стрелял через секунду после предыдущего.
Французы сломались. Все больше и больше их бежало от беспощадного огня.
— Прекратить огонь! — прокричал гвардейский офицер. Пространство перед лесом было заполнено убитыми и ранеными, однако гвардейцы видели, что в лесу французы готовятся к новой атаке.
Единственный гражданский человек на ферме чуть не плакал. Это был садовник, он бегал от огорода к огороду, пытаясь спасти насаждения от вытаптывания. Это у него плохо получалось. Саженцы груши, растущие возле стены, были вырваны, а розовые кусты безжалостно вытоптали. Садовник вздрагивал как от боли, когда смотрел, как трупы французов тащат прямо через кусты спаржи.
Вторая французская атака провалилась. Полковник Макдоннел с покрытым кровью лицом, отыскал Шарпа когда затихли мушкетные выстрелы.
— Вы могли бы мне пригодиться, — робко сказал он, не желая командовать офицером из другого подразделения.
— Сделаю, что смогу.
— Нужны боеприпасы. Вы бы могли отыскать телегу с боеприпасами и привести ее сюда?
— С удовольствием.
Макдоннел оглядел внутренний двор.
— Думаю, мы можем удерживать здесь оборону до тех пор, пока не кончится порох. О, отлично! Она выжила! — сказал он, увидев кошку, несущую последнего котенка через внутренний двор. Заплаканный французский барабанщик, приложив ладошки к лицу, с ужасом в глазах смотрел, как гвардейцы в поисках добычи обыскивают тела его соотечественников. Раздавленный барабан валялся возле двери в часовню, а за пояс все еще были заткнуты барабанные палочки.
— Веселее, парень! — сказал Макдоннел по-французски, — мы больше не едим маленьких французов.
Мальчик снова разревелся. Колдстримский сержант с уэльским акцентом прикрикнул на своих людей, чтобы те убрали тела подальше.
— Сложите сволочей у той стены! Живее!
Шарп с Харпером вывели лошадей, непонятно как выживших в этой бойне, во внутренний двор. Ворота распахнулись, и стрелки поехали искать боеприпасы, без которых ферму удержать было невозможно.
* * *
А на дальнем гребне Император отвел взгляд от фермы Угумон. Он посмотрел на левый фланг британцев, на заманчивый пустой склон к востоку от главной дороги. Он считал, что Веллингтон уже послал все свои резервы на помощь осажденному гарнизону Угумона, и теперь можно нанести удар по незащищенному левому флангу британцев. Теперь корпус Маршала д`Эрлона, еще не участвовавший в этой кампании, должен ее выиграть. И когда корпус прорвет британскую оборону, Император пустит кавалерию, свежую и жаждущую побед, которая покончит с бегущим врагом.
Было уже пол-второго пополудни. День становился жарким и толстые шерстяные мундиры, наконец, высохли. Облака уже почти рассеялись, и лучи солнца пробивались сквозь дым от французских пушек, но на востоке, откуда должны прийти пруссаки, просвета не было. Гнейзенау отлично поработал, и британцы остались одни.
