Глава 17
На рассвете в лагере царила неразбериха. Как Шарп и предполагал. Офицеров и сержантов Фаулниса, казалось, ставила в тупик любая мелочь.
— Сэр?
Шарп обернулся. Лейтенант Мэттингли беспомощно глядел на него влажными собачьими глазами:
— В чём дело, лейтенант?
— Котлы, сэр. Нам нечем их транспортировать.
Он потерянно указал на огромные посудины, в каждой из которых можно было целиком сварить быка:
— Нечем, сэр.
— Лейтенант Мэттингли, — терпеливо начал Шарп, представьте, что в двух километров от нас десять тысяч французов, что спят и видят, как бы ловчее выпустить нам с вами кишки, а у вас приказ отступить. Немедленно. Как бы вы поступили с котлами в этом случае?
Мэттингли поморгал и неуверенно произнёс:
— Бросил, сэр?
— Отличное решение, лейтенант. — подбодрил его стрелок, отъезжая, — Выполняйте.
Палатки тоже оставляли вместе с половиной снаряжения. Мулов не хватало. Карета, в которой приехал Шарп и его спутники, превратилась в писчебумажный склад: в неё напихали все ведомости и документы, найденные в лагере, надеясь разобрать их в Челмсфорде. В карету же поместили сундук. Кроме денег, в нём теперь хранились солдатские контракты.
— Сэр! — Шарпу козырнул капитан Смит.
Роза, продетая в петлицу мундира стрелка, удивила Смита, но он был не из тех, кто суёт нос не в своё дело.
— Слушаю вас, капитан.
— Лейтенант Райкер уехал, сэр.
Райкер — единственный офицер, которому отставка показалась предпочтительней неизвестности.
— И, сэр…
— Ну-ну?
— Подполковник тоже исчез, сэр. — то, что Гирдвуд нарушил слово, шокировало Смита.
— Ничего страшного, Смит. — мягко сказал Шарп.
Ранняя побудка никогда не располагала майора к благодушию. Как по собственному опыту знал старшина Харпер, Шарп в таких случаях брюзжал и раздражался по пустякам, пока солнце и заботы не прогоняли дурное настроение. Однако сегодня майор Шарп был образцом учтивости и дружелюбия, ибо в хаосе, который овладел лагерем, должен же был быть хоть кто-то спокоен и рассудителен?
— Гуртовщиков нашли, капитан?
— Да, сэр.
— Пусть выдвигаются первыми.
Солдатам, бывшим в мирной жизни пастухами, Шарп собирался поручить гнать скот, необходимый для прокорма батальона.
— Капитан Смит?
— Да, сэр?
— Четвёртая рота ваша.
— Спасибо, сэр!
Шарп вывел свой батальон с Фаулниса. Тьма на востоке начала отступать, когда они достигли брода через Крауч, и Харпер, шагая впереди колонны, надумал учить головную роту петь «Барабанщика».
— Смелее, охламоны! Песня простая!
Покуда батальон переправлялся и ждал отставших, первая рота затвердила три начальных куплета. Такие песни дороги Британии слышали редко. Офицерам обычно нравилось что-то более патриотичное и менее фривольное. Но мелодия «Барабанщика» легко запоминалась, текст изысками не отличался, и солдаты с удовольствием распевали про то, как юный барабанщик обольстил полковничиху.
За Краучем, на околице безвестной деревушки, Шарп скомандовал передышку. Гуси махали крыльями в посветлевших небесах. Мельник поворачивал лопасти ветряка в надежде поймать дуновение воздуха. Солдаты расселись у обочины. Будут сражаться, решил Шарп в тысячный раз. Дай им возможность, будут сражаться не хуже, чем другие в Испании.
А уж к тому, чтобы у них появилась возможность проявить себя, Шарп приложит все силы. Жаль, с Джейн вышло глупо. Она хотела помочь, однако некстати прорезавшийся любовный пыл майора отпугнул девушку. Конечно же, Джейн не поедет в Лондон. Шарп не успел сказать ей, где она может найти ночлег и содействие. Десять гиней, вероятно, прикарманили слуги.
— Значит, с доказательствами у нас туго, сэр? — Шарпа нагнал д’Алембор.
— Туго, Далли.
Д’Алембор покосился на розу в петлице Шарпа, но спросил о другом:
— Может, попробовать выдавить признания из этих?
Он коротко кивнул на офицеров впереди.
— Их свидетельства ничего не изменят. У меня есть идея получше.
Шарп поведал капитану задумку, родившуюся у него ночью, и д’Алембор закатился хохотом, оборвавшимся, когда до капитана дошло, что командир не шутит.
— Это сумасшествие, сэр.
— Оно самое. — невозмутимо подтвердил Шарп, — Ты можешь не участвовать.
— Конечно, я буду участвовать! В конце концов, худшее, что с нами могут сделать — это повесить.
Шарп ухмыльнулся, благодарный за поддержку. Джейн Гиббонс не выходила у него из головы. Снова и снова он клял себя за глупую самонадеянность. А время шло, и враги стрелка не дремали. Гирдвуд, наверняка, уже в Лондоне, и Феннер выправил бумаги на арест Шарпа. Сначала они сунутся в Фаулнис, никого там не найдут, и лишь тогда вспомнят о Челмсфорде. Шарп поймал себя на том, что вглядывается в дорогу впереди колонны, силясь разглядеть гипотетического гонца с приказом от военного министра. Батальон двигался медленно, и каждая минута приближала Шарпа к поражению.
Шарп знал, что до добра такие мыслишки не доведут. Чтоб отвлечься, он отыскал в рядах идущих Горацио Гаверкампа. Шарп позвал сержанта. Они чуть отстали от роты, с которой тот шагал, не настолько, впрочем, чтоб их догнала следующая.
— Сэр?
— Сколько ты имел, Горацио?
— Э-э… Сколько чего, сэр?
— Горацио Гаверкамп, я в армии не первый день, как свои пять пальцев я знаю все твои уловки и ещё такое же количество тех, о которых ты и не подозреваешь. Сколько ты имел, сержант?
Гаверкамп ухмыльнулся:
— Ну, жалованье олухов мы делили между собой, сэр…
Неудивительно, хмыкнул про себя Шарп, что сержанты с такой болезненной щепетильностью относились к малейшему огреху во внешнем виде новобранца, учитывая, что отчисления шли в их кошелёк.
— В цифрах, пожалуйста.
— Фунта три в неделю. В удачную неделю.
— А, может, пять?
— Сойдёмся на четырёх, сэр. — оскал Гаверкамп стал шире, — И у нас было разрешение подполковника. Так что это, сэр, считай, безгрешные доходы.
— Ты же сам знаешь, что не безгрешные.
— Чем плохо-то, сэр? Армии люди нужны всегда, значит, и рекрутов будут продавать всегда. Если на этом всё равно наживаются, мы чем хуже?
— Неужели ты не задумывался, что с тобой будет, когда всё раскроется?
Сержант покряхтел и честно сказал:
— Вы же раскрыли, сэр. А мы — на свободе. Значит, для чего-то вам нужны. Что же до меня лично, сэр… Где вы отыщите лучшего вербовщика, чем я?
Он подмигнул Шарпу и, едва уловимым движением выхватив из кармана две гинеи, пустил их меж костяшек пальцев:
— Да и потом, не каждый вербовщик может похвастать, что нанял самого майора Шарпа!
Лукавое нахальство сержанта развеселило Шарпа:
— А вдруг мне покажется, что ты нужней мне в Испании?
— Сомневаюсь, сэр. О вас идёт молва, как о человеке умном, а рекруты вербуются здесь, не там.
— Тебя не волнует, что кормушка приказала долго жить?
— Нет, сэр. — беспечно пожал плечами сержант.
Разъяснений Шарпу не требовалось. У сержанта-вербовщика, разъезжающего с некоторой суммой казённых наличных, всегда найдётся лазейка выкроить что-то в свою пользу. Два несуществующих «попрыгунчика» в неделю — две гинеи в мошну сержанта и его помощников-капралов. Даже если с партией пошлют офицера (а такое бывало частенько), сержант Гаверкамп без труда подберёт и к нему золотой ключик.
— Могу вам ещё чем-то помочь, сэр?
— Последний вопрос. Из чистой любознательности. Как поживает мамаша Гаверкамп? Заезжает ли к ней тот легковерный генерал?
— А чёрт её знает, сэр. — осклабился сержант, — Я старую ведьму не видал много лет. И слава Богу!
Шарп расхохотался.
В Челмсфорд они прибыли к полудню, и заботы, одолевавшие Шарпа на рассвете, казались ему детской игрой по сравнению с теми, что навалились на него теперь. Теперь-то и началась настоящая работа.
Он считал, что предусмотрел всё. Тем не менее, каждую минуту всплывали какие-то мелочи, упущенные им, и решать их приходилось чаще всего самому, потому что, кроме Харпера, Прайса и д’Алембора, положиться ему было не на кого.
Неопровержимых улик против Феннера Шарп не имел. Принеси Джейн Гиббонс бухгалтерию аферистов, пусть даже в последний момент, Шарпу не было бы необходимости рисковать. Без книг же ему приходилось сделать то, что перед тем сделали его враги: спрятать батальон.
Не весь, конечно. Четыре обученные роты, которые по его приказу дополучили обмундирование и оружие. Новобранцев Шарп намеревался оставить в челмсфордских казармах, уповая на то, что в ближайшие четыре дня его врагам будет не до рекрутов.
— Сэр! — Чарли Веллер выбежал из строя, — Пожалуйста, сэр!
— Слушаю, Чарли. — Шарп настороженно зыркнул на арку ворот, страшась узреть там гонца из Лондона.
— Я хочу с вами, сэр! Пожалуйста! — Чарли умоляюще махнул рукой в сторону красномундирных рядов, — Они же отправятся в Испанию, сэр?
— Однажды ты тоже окажешься там, Чарли.
— Сэр! Пожалуйста! Я не подведу!
— Ты же ещё мушкета в руках не держал. Рано тебе с французами тягаться.
— Я справлюсь, сэр! Честно-пречестно! — парнишка чуть не плакал, — Я умею стрелять, сэр! Могу показать!
— Верю, Чарли. Умеешь. Только французы — не кролики на огороде твоей матушки, они будут палить в ответ.
— Ну, пожалуйста, сэр.
Перед внутренним взором стрелка вдруг ожила картинка из недавнего прошлого: полуодетый Чарли догоняет их рекрутскую партию. Майор смягчился:
— Ладно. Скажи старшине Харперу, что ты в роте лейтенанта Прайса.
Унылая гримаса на лице мальчишки сменилось ликующим выражением:
— Спасибо, сэр!
— Смотри, чтоб тебя не ухлопали в первой же стычке, Чарли!
Эх, если бы все проблемы решались так легко! Не хватало котелков, топоров, множества пустяковин, но пустяковин, без которых не обойтись. К счастью, в конюшнях обнаружились мулы, принадлежащие ополчению, и Шарп с чистой совестью реквизировал их. Надо было спешить, пока в Челмсфорд не добрались посланцы военного министра. Гаверкампа Шарп решил с собой не брать, предоставив тому возможность и дальше делать то, что у сержанта выходило лучше всего: вербовать. Казармы и необученных новобранцев Шарп оставлял на попечение Финча с Брайтвелом, в будущем намереваясь заменить их кем-то более достойным. Линча майор перевёл в одну из красномундирных рот. Доверия ирландец-перевёртыш стрелку не внушал.
Скот батальона ещё волокся где-то по дорогам. Кучер наёмной кареты бузил и клялся, что новой поездки оси не выдержат. Пришлось сунуть ему гинею. Капитан Карлайн, и без того сбитый с толку кутерьмой, окончательно очумел, когда Шарп приказал ему готовиться к маршу.
— Вечером, сэр?!
— Да. А что?
— Меня пригласили на ужин, сэр…
— Шевелитесь, капитан!
У половины солдат ботинки после дневного похода просили каши. Заменить обувь было нечем. Прайс наладил починку силами бывших сапожников из числа рядовых. Вывезенные из Фаулниса бумаги Шарп распорядился выгрузить из экипажа. Исключение составили лишь контракты. В них чёрным по белому указывалось, что солдаты поступили на службу в первый батальон Южно-Эссекского полка. В армии, где бумага с печатью была важнее человека, такой контракт дорогого стоил.
В семь часов, когда мошкара вилась над крышами казарм и ласточки ныряли за добычей, чёрными стрелами пронзая небо, четыре роты построились походным порядком с оружием и снаряжением. Самые смелые предположения нижних чинов и офицеров не простирались далее марш-броска до окраин городка Челмсфорда и обратно. Правду знали, кроме Шарпа, лишь д’Алембор, Прайс и Харпер.
— Батальон! — прогудел Харпер, — Шагом марш!
Следуя за каретой, роты прошли под аркой ворот и пошагали на запад, к Челмсфорду. За городком колонна повернула на север. Когда крыши Челмсфорда скрылись за горизонтом, надежда на благополучное завершение предпринятой авантюры проклюнулась в сердце Шарпа. Шарп разрешил идти не в ногу. Батальон бодро двигался по дороге мимо низких холмов; полей, окаймлённых живыми изгородями; зелёных садов.
Солнце коснулось края земли на западе, и Шарп, выбрав подходящий луг меж рощиц дубов и буков, приказал располагаться на ночлег.
Капитан Карлайн, чья нарядная (а теперь изрядно запылённая) форма указывала на то, что её хозяин час-другой назад ещё надеялся воспользоваться после марш-броска приглашением на ужин, разинул рот:
— Ночлег, сэр? Без палаток?
— Привыкайте, капитан.
И они привыкали.
Следующие два дня Шарп вёл их на запад, понемногу готовя к тому, что ожидало их в Испании. Он учил их не шагистике, а навыкам выживания на войне.
Ночевали в чистом поле, обязательно выставляя пикеты. Двое ротных, Смита и Карлайн, понимали пикеты, как группу нижних чинов, единственное предназначение которых вытягиваться во фрунт и козырять проходящим офицерам. Шарп это заблуждение развеял в первую же ночь способом жестоким, но действенным. Харпер, засевший в зарослях смородины, влепил пулю в ствол дерева рядом с проверяющим дозорных зевающим Смитом. Капитан подскочил, как ужаленный, дико озираясь по сторонам.
Шарп, сидевший с Харпером, поманил Смита к себе:
— Будь на месте старшины французы, и вы, и часовые были бы уже мертвы. Представьте, что вы — француз, откуда вы наступали бы на наш бивуак?
Смит задумался, затем указал на десяток вязов у подножия холма:
— Пожалуй, оттуда, сэр.
— Вот и поставьте там пикеты. А я позже проверю.
На привалах Шарп присаживался к кострам и рассказывал о войне. Он не хвастался, он делился опытом. Как по запаху определить близость кавалерии, как чистить мушкет на поле боя, как находить места для переправы. Харпер делал то же самое. Его ирландское обаяние было таково, что на марше он мог ругмя-ругать своих ночных слушателей, а они виновато ухмылялись и лезли вон из кожи, лишь бы заслужить его одобрение.
— Хорошие ребята, сэр.
Рассказы Шарпа и его боевых товарищей с каждым днём всё более разжигали в «хороших ребятах» воинственный пыл. Хорошие ребята жаждали, наконец, дорваться до настоящего дела, и Шарп обливался холодным потом при мысли о том, что его отчаянная затея сорвётся и поставит на всех надеждах, и его, и этих парней, жирный крест.
Вовсе без муштры обойтись не удалось. Когда позволяла местность, Шарп выкрикивал приказ, и колонна рассыпалась в цепь или строилась в каре, с каждым днём всё увереннее и увереннее. Росло умение, росло и самоуважение. А много ли человеку надо для счастья? Тёплое солнышко над головой да неистраченные шиллинги, приятно позвякивающие в кармане. У Шарпа же в сундуке позвякивало всё меньше и меньше. Полковые средства стремительно таяли, уходя мельникам за муку, трактирщикам за пиво.
На третий день майор устроил полевые учения. По внешнему виду его солдаты ничем не отличались от тех, кого Шарп оставил в Испании: грязные, кое-где рваные мундиры; запылённые физиономии. Хотелось думать, что и боевой дух у солдат не ниже, чем у ветеранов Талаверы и Виттории. Две роты соревновались с двумя другими. Игра на местности, где требовалось застать пикеты противника врасплох, скрытно занять позицию, замаскироваться в лесу. Большая часть этих премудростей едва ли понадобится им (исключая тех, кто попадёт в роту лёгкой пехоты), но и лишним не будет. Вечером, к ужасу офицеров с сержантами, Шарп разрешил рядовым навестить таверну в ближайшем селении, предупредив, что выпорет всякого, кто вздумает буянить там или попытается сделать ноги.
— Грязи. С ними можно распрощаться. Они не вернутся. — презрительно высказался сержант Линч.
Обещанное наказание так и не последовало, и коротышка за последние дни заметно осмелел.
Чарли Веллер метнул в его сторону полный ненависти взгляд. Смерти Пуговки он сержанту не простил.
Шарп холодно произнёс:
— Хотя я не спорщик, сержант, могу предложить пари на сумму, которая тебя не разорит — на один фунт. Спорю, что вернутся все, до единого. А?
Линч пари не принял. Вернулись все.
Дважды колонна встречала старших офицеров, спешащих в свои загородные имения. Офицеры благожелательно кивали проходящим солдатам и без вопросов приняли доклад Шарпа о внеочередных учениях, из чего стрелок сделал вывод, что Феннер шума из-за пропажи полубатальона пока не поднимал, хотя, наверняка, по-тихому обшаривались окрестности Челмсфорда, и были посланы люди в казармы портовых городов, вроде Четэма, откуда отправлялись транспорты в Испанию.
В пятницу утром, повернув колонну на юг, Шарп вызвал к себе лейтенанта Мэттингли. Костлявый и несуразный Мэттингли, подобно Смиту, был готов на что угодно, только бы заслужить прощение. Полный тревожных предчувствий, лейтенант подъехал к командиру. Тот улыбался, и у Мэттингли отлегло от сердца.
— Сэр?
— Сегодня пятница, Мэттингли.
— Да, сэр. Пятница.
— На ужин я хотел бы курицу.
— Курицу, сэр? У нас только говядина, сэр.
— Нет, Мэттингли, нужна курица. — Шарп беззаботно помахал крестьянке, хлёстко осаживающей зубоскалов из числа марширующих мимо солдат, — Обязательно белая, лейтенант, и не одна. Кур мне надо шестьдесят штук.
— Шестьдесят белых кур? Я вас правильно понял, сэр?
— Абсолютно. Белые вкуснее. Купите, а не хватит денег, стяните, но на ужин мне нужно шестьдесят белых кур.
Мэттингли озадаченно взирал на Шарпа:
— Так точно, сэр.
— Перья сохраните. Набью себе перину.
Мэттингли, без сомнения, решил, что Шарп маленько тронулся. Видимо, пересражался.
— Конечно, сэр. Перина, а как же.
Тем же вечером, Шарп заставил отужинавшие тушёной курятиной роты отработать артикул, который, насколько стрелок знал, в истории войн дотоле не применялся. Артикул, который солдаты выполняли с хохотом. Артикул, который полубатальон отрабатывал до тех пор, пока Шарп не остался доволен слаженностью действий подчинённых.
Странный артикул кого-то привёл в недоумение, кого-то (лейтенанта Мэттингли, например) окончательно уверил, что майор сбрендил. Старшина Харпер загадочно ухмылялся, выкрикивая команды. Ему настроение командира безошибочно подсказало, что развязка близка.
Субботним рассветом, явившим плоскую лепёшку смога в небе на юге, Шарп натянул свою старую, штопаную-перештопанную куртку без знаков различия. Он попросил Чарли Веллера, ловко управлявшегося с иглой, перешить на неё обратно лоскут с лавровым венком.
— В этой куртке я захватил Орла, Чарли.
— Правда, сэр? — парнишка широко распахнутыми глазами следил, как стрелок пристёгивает к поясу палаш, — Особенный день, сэр?
— Особенный, Чарли. Суббота, двадцать первое августа. — Шарп вытащил палаш из ножен и оглядел клинок, — Особенный.
— Чем, сэр?
— Сегодня особенный день, Чарли. Сегодня ты встретишься с принцем Уэльским.
Шарп подмигнул мальчишке, спрятал палаш в ножны и вскочил на коня.
Особенный день. День битвы.
